Она никогда не курила, но Пустошь подсунула ей единственную сигарету как знак чего-то особенно важного. Она не понимала. Не хотела понимать – слишком устала от всего этого дерьма. Сигарета была одна, но огня не было. Нечем зажечь. Никак не попробовать единственный раз в жизни.
Долго крутила между пальцами, длинными, элегантными, если смотреть с тыльной стороны руки и уродливыми со стороны ладони. Сухая изодранная кожа всегда была ее проклятьем. Легко перекатывающаяся между пальцами сигарета будто бы была привязана к руке невидимыми веревками. Движения были методичные, слаженные, они затягивали ее сознание в бесконечный цикл повторяющихся событий.
Она не выдержала. Выбросила сигарету в пропасть и проследила за ней взглядом. Сидеть на краю скалы было холодно и безрассудно, но ей, на самом деле, было все равно.
Послышался лай, и внутри что-то встрепенулось. Она будто бы очнулась от долгого сна и тут же вскочила на ноги, отойдя подальше от края, чтобы мчащийся на нее пес не снес их обоих в бездну.
Лучшее, что существовало в каждом из миров – это объятия с другом, она это знала. И теперь, когда пес вился у ее ног, не находя себе места и изо всех сил виляя хвостом, она закрывала глаза, позволяя шершавому языку касаться ее щек и лба и забывала обо всем, потому что во всем ее почерневшем уставшем сердце оставалось одно единственное место.
– Хороший мальчик, Воланд, – сказала она, улыбнувшись искренне впервые за много лет. – Я тоже скучала по тебе. Пойдем домой?
Пес затрусил впереди, она же едва перебирала ногами, хотя не изменяла королевской осанке. Тонкие длинные пальцы барабанили по воздуху, отбивая мелодию, известную лишь ей самой.
Домик стоял на пустыре. Каждому он виделся по-разному, но ей одной в нем было по-настоящему хорошо. Она раскладывала вдоль стен картины, пробовала разные порядки и последовательности: верила, что все они – части истории, и если сложить их вместе, получится сюжет и разгадка тайны всей ее жизни. Но ключ все время ускользал. Она так долго всматривалась в картины, что терла глаза до красноты, и теперь неприятно саднило кожу век, но эта боль была совершенно ничтожной по сравнению с той, что таилась в картинах.
Начинало темнеть. Она не хотела затягивать разговор до темноты, она действительно боялась так, что все внутри сжималось и пульсировало вместе с колотящимся сердцем. Поэтому она быстро сложила картины в стопку и обернула плотной черной материей. Таким же полотном было закрыто и зеркало. Одним движением руки она сдернула занавеску и замерла, видя, что людей в отражении, как и всегда, стало двое.
– Привет, Странник, – сказала она, и призрак в отражении чуть повернул голову.
– Привет, Марго, – впервые подал голос он, и она обернулась, прижавшись спиной к стене, не в силах пошевелиться.
Странник был столь же реален, как и она сама. Они впервые встретились в Пустоши.
***
– Устойчивые во времени схемы адаптивного поведения принято относить к расстройствам личности. Если характеристики личности становятся негибкими, неадекватными, значительно снижают способность индивида вести повседневную жизнь, имеет место быть расстройство личности. Расстройства личности включают несовершенные и неадекватные способы справляться со стрессом и решать проблемы. Обычно они становятся очевидны в раннем подростковом возрасте и могут длиться всю взрослую жизнь. Итак, запишите подтему...
Соседка по парте задела Маргариту рукой, и та вздрогнула.
– Извини?
Соседка лишь махнула рукой.
Во рту пересохло. После бессонной ночи Марго не могла прийти в себя и сконцентрироваться на лекции. Она опустила глаза в тетрадь и, совершенно пропустив мимо ушей тему, перевернула страницу, чтобы открыть чистый разворот. Марго рисовала всех. Головы студентов, которые лишь изредка переводили взгляд на лектора, который на них точно так же не обращал никакого внимания. Он будто бы разговаривал с самим собой, разбирая всевозможные расстройства социального поведения, и был как бы ходячим примером деменции прекокс.
Снова опустив глаза в тетрадь, Марго удивилась тому, что уже набросала контуры для его портрета в профиль. Она склонилась над столом и закрыла рисунок рукой, чтобы соседка справа не узнала в рисунке прототип. По сути, Маргарите было все равно: с этой девчонкой они никогда в жизни не общались, виделись раз в две недели на лекциях, если вообще приходили на эти пары. Маргарита предпочитала ни с кем не общаться и не заводить знакомств. Единственный контакт с людьми она проводила через рисунки на страницах тетрадей.
В ближайшие полтора часа рисунки заполнили собой весь разворот.
– Людям с пограничным расстройством личности часто ставят диагноз острого расстройства, включая токсикоманию, депрессию, общее беспокойство, простые фобии, агорафобию, посттравматический стресс, паническое расстройство или соматизацию. Долгосрочное изучение людей с этим заболеванием показывает, что около шести процентов из них умирают в результате самоубийства. Наибольший риск самоубийства приходится на первые год-два после диагностирования пограничного расстройства личности. Возможно, так происходит потому, что это расстройство часто не диагностируется, пока кризис не приводит человека к психотерапии...
Особенно сильно Марго цепляли его руки, плавно рассекавшие воздух. Разводящиеся, словно мосты, и сводящиеся в лодочку из ладоней. Он был уверен в себе, красив и молод для профессора. Может, и не был профессором вовсе, но вид у него был ученый, внушал доверие.
Его слова снова терялись в аудитории, пробегали мимо нее, огибали ее парту, как незначимую преграду на пути знания, к которому она не стремилась. Ей не нужна была эта теория, терминология, ученый бред. Маргарите были нужны ответы, и когда она вновь подняла голову и встретилась взглядом с лектором, поняла, где их найти.
***
– Червоточина, – выдохнула Лу. Они с Сашей сидели на облезлых ступенях лестничного пролета. – У меня есть идея насчет того, как все это работает.
– О чем ты?
Саша был близко. Их плечи едва соприкасались друг с другом, Лестничный пролет был довольно узкий, но спиной Лу продолжала чувствовать чужое присутствие. К этому можно было привыкнуть, и ощущение присутствия призрака Даниэля уже не пугало ее так сильно, как в первый раз, но вспоминать о нем снова и снова было больно.
– Червоточина, кротовая нора... это своего рода портал. В фантастике их используют как «туннель в пространстве». Вот ты здесь, а потом попадаешь в червоточину, и ты уже в другом месте и в другом времени, и может, ты – это не ты вовсе. Такая вот дыра в полотне вселенной.
– Ты думаешь, мы провалились в такую?
Лу пожала плечами.
– Может быть, и Соня тоже провалилась. Ты рассказывал... про ту воронку. И автобус.
– Ты права, похоже.
– Что же нам делать? Ждать, пока появится очередной портал? Бродить по домам?
– Я знаю, кто точно понимает, как это устроено.
– Анатолий? Он бросил нас!
– Может, у него есть другой план. Нужно ждать.
– Просто ждать?
– Да.
Лу выдохнула и прислонилась лбом к холодной стене.
– Лу?
– Что?
– О каком черве ты говорила во сне?
***
Червь появился еще до их знакомства, но у него не было имени. Червь проявлялся время от времени. Даниэль мог неделями не выходить из комнаты, и ни Лу, ни его мать, которая всегда казалась ей хоть и странноватой и легкомысленной, но хорошей женщиной, не могли ему помочь.
Иногда в моменты таких обострений Лу заходила к Даниэлю, но ему было все равно. Он лежал на спине и выглядел словно восковая фигура. Его глаза могли быть закрыты или открыты, руки были по швам. В такие моменты Даниэль был не живым и не мертвым – всего лишь тело, а сознание витало где-то за пределами разума Лу.
– Поговори со мной, – просила она и опускалась на самый краешек кровати, но он даже не поворачивал головы. – Посмотри на меня, – она касалась его вечно холодной руки, он вздрагивал и выходил из оцепенения, но лишь для того, чтобы перевернуться на бок спиной к Лу и больше не возвращаться.
Шли дни, и однажды Даниэль появлялся сам, поджидая Лу у подъезда. Он был тенью на стене, ее вечным спутником, и если в первые разы затяжных приступов Лу находила в себе силы обижаться на них, кричать и возмущаться, то после уже не чувствовала ничего.
Червя они тоже придумывали вместе, лежа на крыше в полночь.
– Как он выглядит, по-твоему? – спросила Лу.
– Как что-то большое и малое одновременно. Это воронка размером с целую Вселенную, которая сужается в ничто. Она крутится и засасывает меня внутрь себя. Она живая и дышащая. Изнутри она пульсирует и сжимается, она гладкая и склизкая, как... как дождевой червь. Она внутри меня и снаружи. Проедает плешь в моей голове в то время, как я падаю, падаю, падаю внутрь нее.
– И что ты видишь, когда падаешь?
– Ничего. Я ничего не вижу.
В этот момент он был настоящим. Лу видела боль и страх на его лице. Лу слышала, как в ночной тишине колотилось его сердце, как тяжело он сглатывал комок в горле.
Лу вслепую нащупывала его руку и переплетала его пальцы со своими. Глядя в черное небо, которое очень низко нависало над ними, они оба чувствовали червя внутри. Они оба проваливались в склизкую мерзкую воронку и не чувствовали ничего.
***
Марго знала, что значит быть чьей-то тенью. В ее голове рождались и угасали миры, о которых не ведала ни единая душа во всем необъятном мире. Она приходила в свою маленькую квартирку практически совсем без мебели и рисовала на белых стенах. В ее жилище почти всегда пахло краской, потому что Марго свои художества на дух не переносила и каждое утро стремилась закрасить несуразные пятна и линии, возвращаясь в свой излюбленный аскетический минимализм.
Лежа на холодном полу теперь, она смотрела в потолок. Да, у нее не было кровати – в углу комнаты лежал матрас, ей этого хватало, но касаться лопатками и позвоночником твердого паркетного пола было ее тайным ритуалом. Она смотрела в потолок, на котором не было ни-че-го, ни единой трещинки, ни единого пятнышка, и будто бы взлетала. Творчество в ней было похоже на зуд внутри головы. В отсутствии звуков – подобным медитациям Марго придавалась ранним утром – и света – окна были плотно зашторены – она существовала в над-реальности. Стоило в таком состоянии закрыть глаза, и Марго обретала совершенно иную жизнь.
«Примитивная изоляция или аутистическое фантазирование – один из защитных элементов человеческой психики, – возник в голове знакомый менторский голос. – Бредоподобное фантазирование, как и феномены перевоплощения, является как бы предельной, смыкающейся с психотическим нарушением формой патологического фантазирования. В литературе встречаются и такие названия расстройства, как бред воображения и фантастическая псевдология. Так, К.Ясперс к проявлениям pseudologia phantastica относит «фантазии, которые могут начинаться со случайной мысли или идеи, а затем разворачиваться в условиях осознанного отождествления фантастического мира с действительностью».
Она знала, что расставляя руки в стороны в своем реальном мире, в вымышленном взлетала, словно птица. Она знала, что становясь частью этого холодного твердого пола, где-то в своих фантазиях она становилась бестелесным духом, призраком, путешествовавшим по мирам.
Она закрывала глаза и садилась на колени. Вслепую шарила по полу, и, найдя черный маркер, так же вслепую проводила черточку на белой, совсем недавно заново выкрашенной стене. Черта за чертой, причудливые знаки без трактовки, улетающие за границы мира слова и обрывки фраз, фигуры, будто бы нарисованные ребенком, наслаивались друг на друга, заполняя всю стену.
Марго не знала, что она пишет и о чем. Она была далеко.
Ее дух исследовал Пустошь.
***
– Вы говорили про эскапизм, – Марго так давно не слышала своего собственного голоса, что он показался ей чужим. Взглядом она следила за тем, как последний студент выходит из аудитории. – И про аутизм тоже. Эскапизм – не болезнь, лишь витание в облаках, аутизм – невозможность различить фантазию и реальность. Но что если человек абсолютно нормален и чувствует свою реальность так же, как и все, но может оказываться в такой своей фантазии, в которой может чувствовать вплоть до дуновения ветра? Этому есть какое-то объяснение?
Лектор молчал. Марго подняла глаза, встретившись с ним взглядом, и не нашла в нем ни удивления, ни страха, ни шока, не неприязни. Он был заинтересован.
–Толкин в своих работах рассматривал бегство от реальности во «вторичные миры», порождённые воображением и литературой, как явление сугубо положительное, дающее утешение.
– Но что если однажды ты не сможешь вернуться из вторичного мира в первичный?
– Нужно иметь якорь, который задержит на этой стороне.
«На этой стороне», – повторила Марго про себя, и ее губы тронула улыбка. Преподаватель улыбнулся в ответ.
– Я вижу, что вы много изучаете, Маргарита. Почему никогда не участвуете в обсуждении?
– Хочу услышать разные точки зрения и уже после сформировать свою.
Внутри опадало и поднималось, дыхание становилось легче. Говорить с людьми спустя столько времени оказалось легко и приятно, Марго чувствовала себя открытой книгой. Она хотела, чтобы человек перед ней сделал еще одну запись.
– На следующей лекции я принесу вам одну книгу, она добавит пищи для размышлений, а после прочтения хотел бы услышать ваше мнение. Согласны?
Маргарита снова улыбнулась и едва заметно кивнула.
– До свидания, Анатолий Владимирович, – сказала она и быстро вышла из аудитории. Марго не терпелось вернуться в ее комнату со свежевыкрашенными стенами.