С самого утра всё пошло под откос.
Андрей с трудом продрал глаза и, обнаружив маленькую кухню пустой, не сразу вспомнил, что мать вчера отбыла в Петербург, чтобы уладить какие-то дела с отцом мальчика, которого так никто и не нашёл.
Андрей вновь поплёлся в комнату и там был вынужден столкнуться с очередным неприятным фактом, ещё не успевшим улечься в голове. Этот самый факт с порога огрел его, словно тяжёлой палкой, краткой приветственной речью:
– Господи, в кого же ты такой неряшливый уродился? Говорила я Надьке: не брезгуй ремнём, если ребёнка хочешь человеком вырастить! А она, глупая, всё вас жалела!
Андрей закатил глаза и вымученно пробормотал себе под нос что-то о том, что разберётся с уборкой после. Фурию в человеческом обличье его невразумительные обещания, однако, не могли сбить с толку. Она имела приличный опыт обращения с детьми и, как говорится, собаку на этом деле съела. Не приходись она Андрею бабушкой, у него не было бы и шанса выстоять в неравном бою. Впрочем, Екатерина Львовна и без того спуска ему не давала. Хотя Андрей, само собой, отчаянно сопротивлялся заключённой в ней властной силе и временами умудрялся найти с бабушкой компромисс. Одержать над ней победу в споре казалось решительно невозможным делом.
Впервые Екатерина Львовна нагрянула с инспекцией в новый дом дочери в середине октября. Она хлопала крыльями над внуками, как встревоженная наседка, с пристрастием изучала плоды трудов строителей и раздавала указания, которые, как ей казалось, необходимо было соблюдать неукоснительно. Гостила у Орловских она в тот раз долго – по крайней мере, по меркам одного из внуков, – зато в полном одиночестве.
Теперь же Екатерина Львовна вознамерилась прихватить с собой почётную свиту в лице дочурки своего сына – и, по совместительству, маминого старшего брата. Вклад этой самой дочурки в жизнь Андрея заключался в прививании ему горячей нелюбви к имени Людмила, которое, как нетрудно догадаться, и носила юная гостья.
Люда была старше Андрея на пару лет, стрижку носила такую, будто укорачивала волосы собственными силами и старательно избегала при совершении этой процедуры зеркал. У неё был совершенно несносный характер, из-за которого они никак не могли ужиться с Андреем, которого также трудно было упрекнуть в излишней покладистости. Этим Людины достоинства, справедливости ради стоит заметить, не ограничивались. Появись Люда на свет во времена существования Союза, её бы наверняка назвали если не отличницей и комсомолкой, то по меньшей мере спортсменкой. Ушибы и растяжения были её лучшими друзьями с детства. Наверное, свободолюбивая безбашенная натура служила лучшим гарантом Людиного успеха на этом поприще.
И весь дом ходуном ходил с начала недели, собственно, из-за того, что вот эта самая Люда должна была со дня на день объявиться на Лесной улице, в доме, которому подарили вторую жизнь.
Вообще говоря, нельзя было не подивиться тому, что она не составила компанию Екатерине Львовне сразу же. По какой-то неведомой, абсолютно необъяснимой причине бабушка души не чаяла в Люде и потому нередко умудрялась вырвать её из городских оков и отвезти то туда, то сюда. Теперь, правда, Люда задержалась, как гласила легенда, по собственному желанию. Андрей был этому рад и предпочёл бы не видеть её в глаза вовсе. Счастье, однако, обещало быть недолгим. И Андрею оставалось смириться с неизбежным – разумеется, в разумных пределах.
Собственно говоря, бабушка сегодня как никогда сильно походила на сжатую, готовую резко распрямиться пружину как раз потому, что Людино прибытие было запланировано на этот треклятый день. И, что хуже всего, Андрея успели, минуя его желания, записать в ряды встречающих.
Идея, отвратительная во всех смыслах, пришла на ум маме потому, что в ней проснулось сострадание к старости. Вообще говоря, Екатерину Львовну жалеть не имело ни малейшего смысла. Она была из той породы людей, о которых вне зависимости от возраста говорят: «Этот ещё на наши могилы цветы носить будет». Екатерине Львовне, бесспорно, достало бы сил не только на цветы, но и на ритуальные танцы и всё прочее причитающееся. Единственной причиной её недомогания могли послужить шаловливые внуки, да и то лишь потому, что порой она добровольно срывала голос, вбивая в их пустые головы простые житейские истины.
Андрей всегда удивлялся тому, как у кого-то вроде Екатерины Львовны могла родиться такая дочь, как его мать – удивительно терпеливая женщина, питавшая самые тёплые чувства к, как бы ни было порой грустно это признавать, детям от обоих браков и повышавшая голос на них только в исключительных случаях. Видимо, ведьмы появляются на свет не в каждом поколении. Или, создавая бабушку, боги так щедро присыпали перцем её характер, что на собственную её дочь ядрёных приправ да специй не хватило.
Как бы то ни было, вскоре Андрей смог ответить по крайней мере на один из ещё недавно казавшихся неразрешимыми вопросов. Он понял, почему бабушка Катя так благоволила к Люде.
Они, чёрт возьми, обе были самыми что ни на есть настоящими ведьмами.
***
– Андрюша, зайка, какой ты стал большой! – умилялась Люда по пути к дому, восторженно хлопая ресницами в лучших традициях актрис захудалых провинциальных театров. – Скоро наконец сможешь достать до верхней полки холодильника без табурета!
Андрей с самым обречённым и мрачным выражением на лице, какое нашлось у него в запасе, вышагивал на расстоянии вытянутой руки от Людмилы и тратил остатки выдержки на то, чтобы держать язык за зубами. Если бы не мысль о матери, которую подкосило исчезновение младшего брата, он бы давно выплюнул ей пару комплиментов в обветренное лицо, обрамлённое прядями неровно подстриженных волос. Но мать Андрею было жаль. И, хотя её пока не было рядом, он отчаянно боролся с желанием произвести на Люду впечатление. Впечатление отнюдь не положительного свойства.
– Мне так тебя жаль, бедняжка! – между тем соловьём заливалась Люда. Очевидно, на неё снизошло вдохновение, и, окрылённая его нежданным приходом, она была сама не своя. – Потерял любимого братишку – подумать страшно! Кто же теперь будет смотреть на тебя такими восторженными, влюблёнными глазками?
– Закрой уже рот, – процедил Андрей, не сдержавшись.
– Что-что? – театрально вскинула брови Люда. – Наш малыш ругается? Ой, как нехорошо! И кто только тебя воспитывал?
Андрей чувствовал, как в нём закипала бессильная злоба. Ему хотелось наброситься на Люду, беззаботно выдувавшую пузыри из мятной жвачки, схватить её за волосы, за эти лихорадочно срезанные пряди, и встряхнуть что есть силы – хотелось заставить её замолчать (маму, наверное, хватил бы удар, если бы она узнала, какие мысли бродили в этот миг в голове её очаровательного, доброго сына).
Но в то же время Андрей знал, знал наверняка, что в жизни ничего подобного не сделает. Что злоба продолжит бурлить в нём, разъедая душу изнутри, но вырвется наружу разве что в виде слов, которые он будет бросать в Люду, как мелкие камешки. И Люде, конечно, они покажутся чем-то вроде пыли, от которой в худшем случае чихнуть можно. Да и то чести много.
– Думай, что говоришь. Исчезновение человека – не повод для шуток, – мрачно констатировал Андрей, пряча в самых дальних закоулках сознания свои жестокие неосуществимые планы.
– А кто шутит? – удивлённо захлопала ресницами в ответ Люда. Сама невинность, вы только посмотрите на неё! – Я и не думала шутить, Андрюшенька! Я так за тебя переживаю, все нервы истрепала!
Очевидно, причёска Люды от ветра растрепалась сильнее, чем пресловутые нервы – от беспокойства за судьбу дорогих родственников. И, хотя сейчас она воздержалась от широкой улыбки, в словах её сквозила нескрываемая издёвка. С каждым мгновением Андрею становилось всё труднее держать буйный нрав в узде. Люда бы смогла расшевелить камень, если бы ей того захотелось, а Андрей, к несчастью, представлял собой куда более ранимое создание.
– Представление-то на "троечку", – ядовито процедил он. – Давно не практиковалась?
– Неблагодарный мальчишка! – с видом оскорблённого достоинства парировала Люда. – Я искренне пытаюсь его подбодрить, а он бросается оскорблениями.
– Что-о-о?
Андрей был так возмущён, что остановился посреди тротуара и загородил Люде дорогу.
– Грубиян, – заключила та. Пузырь из жвачки лопнул с тихим хлопком у мальчика под носом. – Бабушка преподаст тебе урок хороших манер.
– Пусть сперва сама узнает, что это такое!..
– Ой, ты на кого зуб точишь, Моська? Мы все прекрасно понимаем, кто в доме хозяин, а? Уж точно не ты. И не твоя расчудесная мамочка, которая не может уследить за парой мелких спиногрызов вроде вас. А теперь отойди, не хочу состариться на этой клятой улице.
Андрей собрал остатки воли в кулак и перевёл дыхание, надеясь прийти в себя. Не помогло.
– Послушай, Людочка, дорогая... – начал он, бессовестно подражая неоценённому таланту, сверлившему его взглядом. Теперь Люда даже не пыталась отыгрывать сочувствие, и лицо её скривилось в презрительной гримасе. – Не смей отравлять наш дом своим ядовитым дыханием. Говори гадости об Артуре, обо мне – пожалуйста. Только не смей выливать помои на мою мать. Это наш дом. Наш. Не твой. Не бабушкин. Наш. Так что хватит прикрываться своей драгоценной бабулей, как щитом. Иначе я выживу тебя отсюда, чего бы мне это ни стоило. Ясно?
Люда поморщилась, и её губы вновь искривила усмешка.
– Ты мне угрожаешь? Серьёзно? Плевать мне на твою семью, рыцарь, – Люда подалась вперёд и нависла над Андреем. Она обогнала его в росте ещё пару лет назад, и с тех пор Андрею так и не удалось вытянуться. Маска благодушия спала с Люды окончательно, и она стала похожа на бабушку сильнее прежнего. Настоящая фурия, только юная. – Поверь, мне не намного приятнее делить с тобой кров, чем тебе – со мной. Но, увы, обстоятельства требуют моего присутствия в вашем захолустье. Так что советую тебе смириться с тем, что в ближайшее время я буду мозолить тебе глаза. Ну, что затих, петушок?
– Не буду я с этим мириться, – тихо и зло ответил Андрей. Его слова походили скорее на шипение змеи, чем на человеческую речь. – И какие это обстоятельства "требуют твоего присутствия"? Ты тут только потому, что всё время за бабкой ходишь хвостом.
– Ой, ты такой милашка, когда пытаешься строить из себя умника! – воскликнула Люда и рассмеялась. – Вот только плохой из тебя Шерлок, Ватсон. Это наше с Сашей дело, а бабушка тут совершенно ни при чём.
– Что ещё за Саша? – насторожился Андрей.
Люда фыркнула и резко отвела в сторону взгляд.
– Не твоего ума дела, – неожиданно выпалила она. Кажется, не только у Андрея развязался в пылу спора язык – Люда, разумеется, не собиралась посвящать его в свои планы, но по неосторожности сболтнула лишнего. И, конечно, Андрей тут же уцепился за брешь, пробитую в обороне драгоценной родственницы.
– Так уж и не моего, Людочка? – злорадно полюбопытствовал он. – Бабуля вряд ли обрадуется, если ты станешь водить в дом чёрт знает кого. Неужели Чудовище нашло своего принца не белом коне?
Глаза Люды сузились. Толкнув Андрея плечом, она заспешила по улице. Андрей сомневался, что без его помощи она вскоре найдёт нужный дом, но чертёнок нашептывал ему на ухо какую-то ерунду, а Андрею не хотелось сопротивляться его вкрадчивому голоску.
– Заблудишься – никто с собаками искать не будет! – бросил он Людмиле в спину. Она не остановилась и даже не снизошла до привычного набора жестов.
– И пожалуйста. Скатертью дорога! – воскликнул Андрей напоследок, и двое прохожих, семенивших по мостовой на противоположной стороне улицы, с удивлением обернулись на звук его голоса.