Сидя в машине, я, отвернувшись, смотрела в окно и пыталась считать промелькивающие мимо деревья. На коленях лежал потертый и загнутый по уголкам дневник. Под ним находилась стопка моей школьной одежды - тщательно выстиранная и высушенная, я не досчиталась только колготок, но, видимо, капрон порвался настолько сильно, что колготками они уже не считались.
Эдуард отдал мне все, что когда-то отобрал. Школьный рюкзак с учебниками тоже был со мной - лежал на сиденье рядом, и иногда мы переглядывались, словно бы волнуясь друг за друга и каждый раз ожидая, что не найдем соседа на месте.
Я по-прежнему была одета в розовый костюм. Эдуард извинился, сказав, что больше одежды у него нет, но мне было неважно. Все происходило как в тумане. Я не верила, что он меня отпустит, и не верила до сих пор, даже сейчас, зная, что с каждой секундой то страшное место удаляется, а я приближаюсь к дому.
Мы молчали. Я не знала, о чем думал Эдуард, и не хотела даже попробовать догадаться. Все, что ни пришло бы мне на ум, так или иначе было бы связано с каким-либо новым заговором, с новой интригой и - в конце концов - с новой болью. Деревья проносились за окном. В какой-то момент я решила начать их считать, но быстро запуталась в сливающихся в одно стволах и кронах. В машине было холодно, и я мерзла, потому что не могла попросить Эдуарда включить печку. Я вообще старалась смотреть куда угодно, только не на него, боясь пересечься с ним взглядом в зеркале заднего вида. Он и сам, кажется, не горел желанием заговаривать со мной и даже смотреть в мою сторону, а потому вел машину, ни на мгновение не отрывая взгляда от дороги. Я подумала, что не отказалась бы от того, чтобы послушать музыку - все, что угодно, только не классику. Можно Ван Дирекшен или Ариадну Гранде. Просто чтобы нарушить звенящую тишину и хотя бы немного расслабиться.
Как на зло я вспомнила свой приезд в дом Эдуарда. То, как он забрал меня из школы, какой проливной дождь шел в этот день. Как я отдавала перед уходом заботливо приготовленные мамой бутерброды Ленке, а та, смеясь, брала с меня обещание держать ее в курсе событий. Могла ли я тогда хотя бы на мгновение предположить, чем все обернётся? Нет, безусловно, нет. Никакое похищение мне и в голову не приходило и никогда бы не пришло. Мне казалось, что я нахожусь в какой-то волшебной сказке, и я и думать не желала о том, что будет, если меня заставят проснуться. Впрочем, чувство нереальности происходящего оставалось со мной до сих пор - даже сейчас на задворках сознания продолжала теплиться мысль, что все это - лишь дурной сон, разыгравшееся воображение, и что это вот-вот должно подойти к концу. Я проснусь, и все раны окажутся залеченными. Я не увижу ни шрамов, ни бинтов, потому что на самом деле их никогда и не существовало. Окажется, Эдуард никогда не приглашал меня ни в кино, ни к себе в гости. Может, он всего-навсего спас меня, вовремя заметив под колёсами собственной машины, и отвез в «Бургер-кинг» перекусить. А потом я вернулась домой, легла в постель и придумала эту историю. С кем не бывает.
Мы выехали на МКАД и влились в неровный строй из машин. Я прислонилась разгорячённой щекой к прохладной поверхности стекла. Мне нельзя было думать о том, что я видела. Я запретила это себе почти сразу же, как Эдуард заговорил о доме. Решила
что лучше просто не вспоминать и не думать, чем думать и вспоминать и в конце концов все-таки оказаться сумасшедшей. Я вернусь домой и вычеркну то, что произошло, из своей жизни. Пусть даже меня будут долго допрашивать, выяснять, что случилось и куда я могла исчезнуть на столь длительный промежуток времени. Пока что я еще не решила окончательно, что скажу, только подметила про себя, что нуждаюсь в единой, стройной и ровной истории. Рассказать все как есть не выйдет - я не собиралась сообщать не единой живой душе ни о Твари в лесу, ни о Даше, ни о фотографиях, найденных в комнате наверху, ни о зловещей инсталляции Валери Хегарти, ни о Сарамаго. Ни о том, что случилось в подвале и что случилось тогда, когда Эдуард вывел меня в гостиную. Сказать по правде, я чувствовала, что кое-что уже начала забывать. Например, я с трудом могла вспомнить, какого цвета был пододеяльник в подвале. Или что на мне было надето до того, как Эдуард принес эти розовые тряпки. Мозг блокирует ненужную информацию, приносящую ему вред, и я надеялась, что через несколько дней забуду все, что связано с Эдуардом, а еще через неделю не вспомню его лица.
Мы съехали с шоссе и завернули на придорожную заправку. Эдуард аккуратно припарковался на пустующей автостоянке и выключил двигатель. Я бросила последний взгляд в окно и заметила, как в небе сгустились свинцовые тучи и начал накрапывать мелкий дождь. Все возвращается на круги своя, словно бы погода тоже хочет поскорее распрощаться с темным прошлым, закольцевать момент и убежать восвояси.
Несколько минут мы просто сидели, прислушиваясь к тому, как дождевые капли ударяют о крышу автомобиля. Как и ожидалось, первым молчание нарушил Эдуард.
- Я знаю, что ты совершаешь неправильный выбор. Понимаю, что другого ты и не могла выбрать, учитывая все произошедшее с тобой.
Я ничего не ответила, только сильнее съежилась в кресле. Поставила обутые в кроссовки ноги на край сиденья и обхватила руками согнутые колени, тщетно пытаясь унять дрожь и согреться. В зеркало я по-прежнему не смотрела, устремив взгляд куда-то в пол. Я и так с трудом удерживала самообладание, и пока что мне хватало одного его голоса – я бы ни за что не выдержала еще и его взгляд.
- Я только хочу, чтобы ты знала - когда тебе понадобится моя помощь, когда ты передумаешь, я сразу же приду и сделаю все, что нужно. Ты не остаешься одна, Олеся, поверь мне.
Последние слова он произнес хрипло, с таким жаром, что мне внезапно стало не по себе. Он редко так говорил - обычно его голос был тихим и ровным - и это заставляло сердце учащенно забиться. Я тянула время, упускала шанс, в который уже раз и неизвестно почему. Он сам мог передумать в любой момент, заблокировать все двери и увести меня обратно туда, где бы нас никто не нашел. То, что он говорил про безопасность - глупости. Меня уже не могли найти столько недель. Эдуарду под силу сделать со мной все, что угодно. Он может не бояться наказания, потому что нам всегда есть, где скрыться.
«Но ты же не собираешься ему об этом говорить?».
Я вздрогнула. Впервые за долгое время со мной заговорил не металлический голос, а Ленка. Вернее, то существо, что представлялось ею и разговаривало со мной на поляне. Я замерла и плотно сжала губы, тщетно стараясь приостановить биение сердца - оно было настолько громким, что за ним ничего не было слышно.
Эдуард едва заметно прищурился, будто бы почувствовав что-то. Да и не заметить моего состояния было сложно - как только Лена заговорила, мои глаза против воли расширились, и я глубоко вдохнула носом воздух.
- Тебе нелегко, я понимаю. - Кивнул сам себе Эдуард и, открыв дверцу, вылез из машины.
«Он скоро оставит тебя в покое. Я подожду пока здесь. Не смей показывать, что ты меня слышишь, поняла?».
Я в последний момент удержалась от того, чтобы кивнуть, и вместо несколько раз повторила про себя нужное слово, с таким нажимом и так громко, точно бы хотела, чтобы оно разорвало мне череп.
«Поняла».
Эдуард обошел машину спереди и снова открыл дверцу, на сей раз уже с моей стороны.
Что-то мне это напоминало.
Он протянул мне руку. Я осторожно вложила в нее перебинтованные пальцы и, пригнувшись, вылезла из салона. Тут же сделала несколько шагов в сторону и спрятала обе ладони у себя за спиной. Эдуард вытащил из автомобиля рюкзак и протянул его мне, на ходу расстегивая молнию и запрятывая внутрь одежду и дневник.
- Извини, учебники пришлось оставить, но я надеюсь, что ты не будешь по ним плакать. Вместо этого я положил туда кое-что другое, и это будет для тебя гораздо важнее.
Я взяла рюкзак и тут же едва не выронила его - слишком тяжелый, куда тяжелее, чем в любой учебный день. Что он туда напихал, кирпичи?
- Подожди, - Эдуард подхватил одну из лямок и помог мне водрузить рюкзак на плечи. Кажется, я тут же прогнулась под его весом. - Тебе не придется далеко его тащить. Если позволишь, я отъеду, а потом ты пойдешь в то кафе, - Эдуард кивком головы указал на придорожный магазинчик с яркой неоновой вывеской – «Данкин Донатс» - посередине, - и попросишь вызвать полицию. Скажешь, кто ты. Думаю, они сразу поймут. А если даже и не поймут, то позвонят в полицию, и там им точно скажут, кто ты такая. Сюда приедут полицейские и увезут тебя в участок. Вызовут твою маму. Скорее всего, рюкзак тут же заберут, и то, что лежит внутри, тоже, так что ты не сможешь посмотреть его содержимое Хотя при таком раскладе оно тебя больше и не понадобится.
Я поправила лямки, больно впивающиеся в исстрадавшуюся кожу.
- А разве есть другой расклад?
Реплика прозвучала так тихо, что я даже успела подумать - наверно, я произнесла это исключительно в своей голове.
Однако Эдуард меня услышал и криво улыбнулся, словно бы до последнего надеясь, что я произнесу нечто подобное, и теперь радуясь, что я оправдала его надежды.
- Есть. Разумеется, есть и другой расклад. Есть много раскладов. Например, как вариант, ты можешь дождаться, пока я уеду, достать из правого заднего кармана штанов три тысячи рублей и доехать на эти деньги до дома. Можешь вызвать такси, там же, где можешь вызвать полицию, а можешь доехать на автобусе номер шестьсот пятьдесят девять. Останавливается чуть дальше по дороге и едет до нужной тебе станции метро, думаю, ты знаешь. Существуют и другие варианты. Ты можешь позвонить маме. Можешь никому не звонить и посмотреть то, что лежит у тебя в рюкзаке, прямо сейчас. Можешь уехать вместе со мной и продолжить то, на чем остановилась.
Я подняла на него взгляд, оторвавшись от рассматривания подошв своих кроссовок. По всему тел пробежал легкий холодок.
- Я всегда давал тебе выбор, Олеся, и ты всегда была вольна выбирать. Помни это.
Я переминалась с ноги на ногу. Кроссовки тоже были не мои, а купленные Эдуардом, и правую ступню постепенно начинало натирать. Проведу на ногах еще хотя бы полчаса – и боль из слабой сделается нестерпимой.
- Я выбрала. Уже. Я хочу домой.
Эдуард удовлетворенно кивнул, будто бы и не сомневался, что я приму именно это решение.
- Я не хочу никому ни о чем рассказывать. Хочу поскорее забыть все, что тут произошло и то ты со мной сделал. Поэтому можешь не бояться, я никому не расскажу. Я просто тебя забуду. Ты и все, что ты сотворил, перестанет для меня существовать.
- Твой дар никогда не перестанет существовать. Я помог тебе начать видеть, и больше ты уже, даже при всем желании, не ослепнешь.
Я промолчала, не найдя, что на это ответить. Только сделала еще один шаг в сторону, борясь с желанием развернуться и убежать от него вприпрыжку со всех ног.
Эдуард кивнул мне в последний раз, сел в машину и захлопнул за собой дверцу.
- Мы увидимся совсем скоро, - проговорил он, глядя прямо перед собой.
Заурчал мотор. Машина медленно тронулась с места, выехала с автозаправки и, развернувшись, направилась в ту сторону, откуда и прибыла.
Я осталась стоять на заправке в полном одиночестве.
Подул холодный ветер, заставив меня поежиться. Я вскинула голову и посмотрела на темные, тяжелые тучи. Дождевая капля тут же упала мне прямо в глаз, и мне пришлось судорожно тереть веко.
«Он уехал».
Голос Ленки прозвучал серьезно и как-то жестоко, словно бы она не констатировала факт - и весьма для меня хороший - а зачитывала приговор о смертной казни.
- И что мне теперь делать? - я не боялась говорить с ней вслух, потому что поблизости никого не было. Дождь усиливался, стоянка пустовала, а за окнами закусочной я могла разглядеть только несколько фигурок, склонившихся над своими подносами с едой и абсолютно не обращающих на меня никакого внимания. Я тупо подумала о том, как эти люди могли добраться до заправки, если у них не было машины.
«Вероятно, что-то из того, что он тебе сказал».
Я пожала плечами и завела обе руки за спину. Нащупала на загривке капюшон и натянула его на голову как можно дальше, стараясь помимо волос прикрыть еще и лоб. Тяжело людям в очках. Они же, наверное, совсем ничего не видят, когда дождик. Тяжело им.
- А я прошу у тебя совета. Я думала, ты тут как раз для того, чтобы сказать мне, что делать.
Молчание. Я решила, что Ленка обиделась и исчезла, и уже начала корить себя за дерзкие слова, как вдруг услышала ее голос.
«Поверь, я здесь совсем не для этого. Пока ты и не догадываешься, почему меня слышишь, но это и не важно. Тебе сейчас необязательно это знать. В этом прямая ошибка Эдуарда, кстати. Он думает, что тебе нужно понять все и сразу, и хочет, чтобы ты до всего доперла сама. У него извращенные представления. Он считает, что если ты сама до всего дойдешь, то на этом все и закончится. Но на этом ничего не закончится, и в этом-то вся и проблема».
Я глубоко вздохнула и, поправив лямку рюкзака и сгорбив спину, побрела ко входу в кафе.
Над головой мелодично прозвенел колокольчик, оповещающий о продавцов и официантов о приходе нового клиента. Я боязливо окинула взглядом все помещение – колокольчик меня напугал, так, что у меня чуть не выпрыгнуло сердце. Теперь я не любила громких и неожиданных, привлекающих чужое внимание звуков.
Магазинчик был совсем небольшим. В правом углу у окна стояло несколько столиков и стульев, где посетители могли съесть купленные сэндвичи и выпить кофе. Чуть дальше шли ряды с выставленными товарами – чипсы, упаковки орехов и сухофруктов, мармелад, баночки с фантой и кока-колой. Слева находились кассы и витрины, на которых лежали различные сдобы и горячие бутерброды на выбор. За прилавком стояла скучающего вида девушка, немногим старше меня – наверное, ей было лет шестнадцать. Подперев рукой щеку, она склонила голову над книгой в мягкой обложке и, нахмурившись, шевелила губами, выговаривая себе под нос прочтенные слова. Когда-то давно я делала также, чтобы сосредоточиться. Один пожилой мужчина прогуливался вдоль полок с чипсами, придирчиво выбирая подходящие. За столиками у окна сидела пара средних лет – мужчина и женщина – и маленький мальчик. Мальчик ковырялся пластмассовой ложечкой в стаканчике с мороженым, а его родители тихо переговаривались межу собой. Вопреки опасениям, на меня не обратили никакого внимания.
«Ты пойдешь в то кафе и попросишь вызвать полицию. Скажешь, кто ты. Думаю, они сразу поймут. А если даже и не поймут, то позвонят в полицию, и там им точно скажут, кто ты такая. Сюда приедут полицейские и увезут тебя в участок».
«А разве есть другой расклад?».
«Есть много раскладов».
Я сжала руки в кулаки, так, чтобы те места, где раньше находились ногти, заныли, и зашагала прямо к девушке на кассе, одновременно пытаясь справиться с разбухающим в горле комком, который, скорее всего, не даст мне сказать ничего, стоит мне раскрыть рот. И я буду стоять столбом, пока вместо полиции мне не вызовут психушку.
Я подошла к кассе и замерла. Девушка за прилавком по-прежнему отказывалась меня замечать, утыкаясь в книгу. Я попыталась наклониться, чтобы зачем-то разглядеть название на форзаце или на титульном листе, но ничего не получилось, и я увидела только неразборчивые красные буквы. Я опустила голову и окинула взглядом витрины с едой. В желудке тут же предательски заурчало. Сколько дней я уже не ела нормальной пищи? Сколько дней я уже вообще в принципе не ела? Я скосила глаза и уставилась на ценники. Минимальная сумма, которую мне удалось найти, превышала четыреста рублей. У мамы никогда не было машины, следовательно, я никогда раньше не бывала в закусочных (только с Ленкой и ее семьей, когда мы все месте ездили к ним на дачу), но мне все равно было ясно, что это определенно недешевое заведение. В нормальной заправке не стали бы продавать булочку за половину косаря.
Эдуард сказал, что в заднем кармане штанов у меня лежит три тысячи рублей. Я могу попросить кассиршу позвонить в полицию, купить что-нибудь поесть и перекусить вместе с той семьей за столиком, ожидая приезда полицейских.
Могу. Могла бы. Вместо этого я принялась переминаться с ноги на ногу.
Девушка дочитала последний абзац, перевернула страницу и наконец-таки подняла голову, встретившись со мной взглядом. Вздрогнула и тут же спрятала книжку за спину, перед этим загнув в нужном месте уголок. Видимо, ей не разрешалось читать в рабочее время. В последний момент я успела рассмотреть обложку – Марсель Пруст, «В поисках утраченного времени». Я не знала такого автора и такой книги, но название к сложившейся в моей жизни ситуации вполне себе подходило.
- Прошу прощения, - девушка неловко улыбнулась. – Мне нельзя отвлекаться во время рабочего дня, папа так сказал, это его заправка, но я его временно подменяю. Раз уж никого нет, я решила... - она пожала плечами и кинула взгляд на книгу, теперь убранную под прилавок и видимую только ей.
- Ой, да ничего страшного, - выдавила я из себя, с трудом проглатывая комок. Что-то в ее словах показалось мне неправильным, но что именно это было, я смогла осознать только через секунду. – Ты... Вы... Вы сказали, никого? Но...
Не оборачиваясь, я указала на сидящую за столиком пару и на мальчика.
Вежливая улыбка на губах девушки застыла.
- Простите? Я не понимаю.
- Ну, - я запнулась, начав корить себя за то, что вообще завела этот глупый разговор. Может, она не посчитала их потому, что уже обслужила, а, может...
Я развернулась, встав к кассирше полубоком, и почувствовала, как что-то оборвалось где-то в районе груди.
Заправка была абсолютно пустой, и за столиками никого не было.