Когда я открыла глаза, было совсем темно. Голова сильно кружилась, и тошнило. Было трудно дышать. Я моргнула несколько раз, но, вопреки ожиданиям, в помещении не стало светлее.
Я осторожно шевельнула ногой, по ощущениям, накрытой тяжелым одеялом. Несколько минут лежала, прислушиваясь и считая собственные выдохи и вдохи.
Я находилась не в спальне, это было ясно. Слишком темно. Во всех комнатах дома Эдуарда были большие окна, сквозь которые каждую ночь проникал лунный свет. Сейчас же не было ничего. Да и кровать, на которой я лежала, казалась значительно уже и не такой мягкой.
Я осторожно приподнялась на локтях и вгляделась в темноту так внимательно, что от напряжения заболели глаза, но все равно не смогла ничего разглядеть.
«Вставай давай», - тихо произнес в голове металлический голос, и я неожиданно для себя обрадовалась его приходу. Хоть одна душа рядом, как говорится, пусть и не совсем живая.
Я откинула в сторону одеяло и села, спустив ноги. Босые ступни дотронулись до холодного, как лед, пола. Я вздрогнула и поджала пальцы ног. Кровать заскрипела и прогнулась под моим весом.
«Не кровать, - поправил меня голос, - раскладушка».
Это действительно была раскладушка, теперь, после догадки голоса, я могла сказать об этом с полной уверенностью. Несколько лет назад одна моя одноклассница в честь своего дня рождения решила устроить на родительской даче огромную и шумную вечеринку и пригласила туда всех-всех-всех. Многим не хватило места, кто-то спал на диванах, кто-то на полу. Мне и еще двум девочкам досталась раскладушка, далеко не такая удобная, как эта, и я всю ночь не могла заснуть, ощущая сквозь тонкий и старый матрас врезающиеся в спину пружины.
Я слезла с раскладушки и, несмотря на ледяной пол, сделала несколько шагов вперед, инстинктивно вытягивая перед собой руки. Сердце гулко билось в груди, в горле пересохло, а на лбу появилась испарина.
Я ненавидела темноту. Руки уперлись во что-то твердое, и я едва не взвизгнула от неожиданности, в последний момент сумев понять, что нащупала не чей-то хладный труп, а всего-навсего стену.
Я осторожно провела по ней рукой. Шершавая, необлицованная, сделанная то ли из кирпича, то ли из бетона. Прижав обе ладони к стене, я аккуратно двинулась вперед. С опорой идти было легче, и я даже немного ускорила шаг, пока не натолкнулась на очередную стену. Несколько секунд ушло на то, чтобы ощупать угол и повернуть вслед за стеной направо. Теперь я принялась считать шаги. Ноги успели окоченеть, так что приходилось идти на цыпочках.
Я досчитала до семи, прежде чем стена снова повернула направо. Пошла еще быстрей. С каждым шагом воспаленный мозг все ближе и ближе подбирался к разгадке, но я, ускоряя шаг, словно бы пыталась убежать от этого неминуемого, уже зародившегося у меня в голове знания. Пальцы за что-то зацепились, и я резко сбавила шаг. Принялась ощупывать разъем в стене, вести по трещинам ладонями, покуда хватало рук. Передо мной находилась дверь. Вырезанная прямо в стене, такая же бетонная и, скорее всего, сделанная специально так, чтобы казаться как можно менее заметной.
Пальцы нащупали маленькую замочную скважину где-то на уровне моей талии. Ручки не было. Я несколько раз навалилась на дверь, но она не поддалась. Попробовала зацепиться за выемки руками и едва не пообрывала себе с мясом все ногти. Ударила в дверь ногой.
Не знаю, сколько раз мне потребовалось обойти комнату и ощупать неприступную дверь для того, чтобы окончательно сдаться и рухнуть прямо на ледяной пол, свернувшись калачиком и закрыв заплаканные глаза руками. Тело мелко сотрясалось от беззвучных рыданий.
Я не была благодарна Эдуарду за его лечение, и он решил меня наказать. Показать, что такое настоящая тюрьма, и что такое настоящее похищение. Наверно, я находилась в подвале дома. А, может, это уже был и не дом, а какое-то другое место. Может, он решил, что оставаться в одном помещении так долго небезопасно. Может, взволновался, когда я рассказала ему про этот треклятый выпуск новостей. Может, до него дошла какая-нибудь другая информация. Может, Лена решила рассказать все, что знает. Может, полицейские уже составили его портрет и объявили в розыск.
- Какая же ты дура, - просипела я и изо всех сил саданула кулаком по полу, содрав кожу в кровь. Ладонь тут же неприятно запульсировала. Поврежденные в неравной борьбе с дверью пальцы саднило. Я закашлялась и с трудом поднялась с пола. С третьей попытки нашла раскладушку, легла на нее и накрылась одеялом с головой. Согнулась пополам, с трудом сдерживая слезы, зная, что, если разревусь сейчас, потом ничем хорошим это не обернется.
- Лена, - тихо позвала я, но мне, разумеется, никто не ответил. – Лена, мне очень страшно. Пожалуйста. Помоги мне, пожалуйста.
Безуспешно. Голоса покинули меня, даже мой механический пришелец спрятался где-то на задворках сознания и не отзывался.
А ведь я могла попытаться сбежать. Когда была там, в доме Эдуарда. Лениво расхаживала по комнатам, смотрела телевизор и читала книжки. Я могла бы вновь попробовать выйти на улицу, своровать ключи, если бы дверь оказалась закрыта, и убежать в лес, без разницы куда, лишь бы подальше отсюда. Возможно, я бы снова встретила там ту тварь, что и в первый день, а, возможно, все бы обошлось и я бы вышла к шоссе, встретила попутку и доехала до ближайшего пункта полиции или больницы. Вместо этого я послушно играла по эдуардовским правилам игры и между делом старательно закатывала истерики, вывод из себя и так психически неуравновешенного человека.
«Все мы любим думать задним числом», - так говорила моя мама, когда я получала двойки и признавалась, что весь вечер болтала по телефону с Ленкой вместо того, чтобы готовиться к контрольной. С каждой секундой я все больше и больше убеждалась в том, что свобода была совсем рядом – рукой подать, а я малодушно и глупо оставила ее незамеченной.
Я подумала про найденные мной в комнате с книжными стеллажами фотографии. Эдуард наверняка нашел ту, что была запрятана в кармане моей юбки. Наверно, он решил, что я что-то узнала о нем, и перестраховался, запрятав меня туда, откуда выхода уж точно не существовало. Я вспомнила женщину, изображенную на одной из фотографий, вспомнила фото маленького Эдуарда или мальчика, очень похожего на него. Кеми были все эти люди? Знают ли они, чем в свободное время занимается Эдуард? Не захотят ли они его навестить?
Вдалеке раздались чьи-то шаги. Я вздрогнула и напряглась. Все мысли разом улетучились, оставив меня наедине со страхом, напрочь лишающим возможности думать. Я сжалась в комок, затаила дыхание и зажмурила глаза.
Шум шагов стих, и в следующее мгновение раздался звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Что-то пронзительно заскрипело и заскрежетало, и спустя несколько секунд ощупываемая мной получасом ранее дверь отворилась. В помещение проник слабый свет и, приоткрыв один глаз, я увидела собственную тень на тускло освещенной стене возле раскладушки.
Раздался щелчок выключателя, и комнатушка озарилась более ярким флуоресцентным светом.
- Ну привет, - раздался за спиной голос Эдуарда. Я не пошевельнулась.
- Не хочешь разговаривать? – Эдуард закрыл за собой дверь и, подойдя ко мне, легонько коснулся моего плеча, укрытого одеялом. – Как ты себя чувствуешь?
Он снова не дождался никакого ответа и усмехнулся.
- Думаю, ты сейчас чувствуешь тошноту и небольшое головокружение. Вчера мне пришлось вколоть тебе снотворное, чтобы успокоить. Препарат то же, что и в прошлый раз, так что никаких осложнений возникнуть не должно – только легкое недомогание. Пройдет через пару часов, я уверен.
Я зажмурилась еще крепче.
- Извини, что так вышло, - тихо проговорил Эдуард. – Я думал, что можно будет сделать все по-другому. Думал, есть другой способ, гораздо менее болезненный, но вчера понял, что ничего подобного не существует, и если я хочу тебя вылечить, то должен действовать по проверенной схеме, так, как поступали задолго до меня.
Эдуард замолчал. Несколько минут мы провели в полной тишине, так, что я могла слышать только собственное сердцебиение.
- Олеся. Посмотри на меня, пожалуйста.
Я не пошевелилась, внезапно позабыв обо всех своих обещаниях больше его не раздражать и не злить.
- Олеся. Прошу тебя. Не могу с тобой говорить, когда ты лежишь, отвернувшись к стене.
«Сделай то, что он говорит, - бесстрастно произнес механический голос. – Тебе надо это услышать. Он не хотел бы тебе рассказывать то, что сейчас собирается рассказать. Тебе нужно это услышать, если ты еще хочешь выжить».
Выжить, как ни странно, я все еще хотела. Изо всех сил сжав руки в кулаки, я отдернула одеяло и села на кровати, развернувшись к Эдуарду лицом и глядя куда-то поверх его головы, старательно избегая его взгляда. Смотреть на него я бы точно не смогла. Все тело трясло, точно я находилась в лихорадке.
Вокруг были только грязно-серые стены, и ничего больше. Моя раскладушка стояла в углу, а прямо напротив находилась дверь такого же цвета с болтающейся в замке связкой ключей. На оголенном проводе, змеей извивающемся на шелушащемся, покрытом старой облицовкой потолке, уныло висела одна-единственная лампочка.
Словно бы почувствовав мою неприязнь, Эдуард отодвинулся подальше и переместился на самый край раскладушки, аккуратно свернув сброшенное мной старое клетчатое одеяло так, чтобы оно разделяло нас, будто крепость. На постельном белье можно было отчетливо разглядеть темные пятна грязи.
- Что случилось? – просипела я. Горло жутко болело, а ком, мешавший нормально дышать и не думал никуда деваться. Я боролась с тошнотой, одновременно лениво отгоняя размышления о потерянном шансе на побег. Пыталась позвать Ленку, но она не приходила. Даже если ее голос и все, что он успел мне наговорить, было простым сном, я бы все равно хотела, чтобы тень одноклассницы сейчас была рядом. Как-то раз я вычитала в Интернете, что некоторые люди, попав в катастрофу, аварию или пережив несчастный случай, начинают выдумывать себе вторых личностей и проецировать частичку своей боли на них. Существовали сайты, на которых была указана даже подробная инструкция того, как искусственно создать выдуманную личность – тульпу – и сойти с ума. Инструкции обычно прилагались к цитаткам про неразделенную любовь, одиночество и предательство. Но кому, как не мне, теперь можно судить о том, что иногда ты попадаешь в такие ситуации, где сумасшествие начинает казаться куда более симпатичным уделом, чем жестокая и беспощадная трезвость.
- Все это время я был не прав, вот что случилось, - бормотал себе под нос Эдуард, точно безумный. Я молча сидела на кровати, согнув ноги и поставив на колени подбородок, и следила за ним. Голова все еще кружилась после вчерашнего укола. Мысли текли медленно и неспешно. – Вылечиться просто так нельзя, вот что я упускал. Не хотел, не желал, отказывался замечать.
- Где я?
Эдуард вскинул голову, и я вздрогнула, когда встретилась с его горящим, темным взглядом. Еще совсем недавно ухоженные и аккуратно причесанные волосы были растрепаны и падали ему на лицо, оттеняя и без того неестественно бледную кожу. Он все еще был красивым, но теперь это была уже совсем другая красота, не такая, что обычно сбивает вас с ног на обложках глянцевых журналов или с кадров из голливудских фильмов. Может, если бы я встретила Эдуарда в таком виде тогда, когда он едва меня не задавил, то ни за что бы не села к нему в машину, не стала бы мечтать о том, о чем мечтать мне было не положено, не рискнула бы сбегать с уроков и подговаривать Ленку и не чувствовала бы распирающие живот счастье каждый раз, когда, протягивая мне ведерко с попкорном в кинотеатре, он случайно касался моей руки.
Возможно, если бы он тщательно не подготовился, я бы сейчас сидела у себя в комнате над разложенными учебниками и жаловалась маленьким вырезанным из молодежных журналов портретам Эндрю Гарфилда и Зака Эфрона на противных и любящих вечно ставить мне двойки учителей.
- В подвале дома. Я оборудовал это помещение всем необходимым еще давно, на случай... - Эдуард на мгновение запнулся. – На случай, если все пойдет так, как и пошло.
- Что ты хочешь? – тихо и устало проговорила я. С каждой секундой шансы на спасение таяли на глазах, а внутри появлялась какая-то тупая опустошенность. Я думала, что со мной продолжают играть в игрушки – в страшное и загадочное похищение – а потому каждый раз томно вздыхала и проходила мимо пусть и запертых, но ведущих на свободу дверей и окон. Которые можно было вскрыть. Разбить. Сломать.
- Духовных мук недостаточно, - произнес Эдуард. – Твой мозг слишком хорошо с ними справляется, и это не дает нам нужный результат. К тому же, я думал, ситуация скажется на тебе сильнее, но твой организм с легкостью поборол последствия пережитого стресса. Я никак не пытался вмешаться в ситуацию, но это вряд ли чем-нибудь помогло. Первый проблеск возник еще на второй день, я подумал, что ты начала поддаваться излечению и решил пустить все на самотек, и это только моя ошибка. Только вчера я понял, что никакого излечения и не намечалось – мы с тобой просто старательно водили друг друга за нос.
Наверно, я бредила, но мои губы сам собой растянулись в оскале, лишь отдаленно напоминающем улыбку.
- Что ты хочешь? – тем же тоном повторила я.
Не отвечая, Эдуард пододвинулся ко мне и нежно дотронулся до моей щеки кончиками пальцев.
- Кое-что попробовать. Когда-то это помогло мне, но я не хотел, чтобы ты испытала то же самое. Думал, есть другой способ, но его не оказалось. Вчера я понял это окончательно. Извини, что ты из-за меня потеряла столько времени, но я правда хотел, чтобы было как лучше. Теперь у нас его совсем не остается.
Лицо Эдуарда потемнело, и тут я испугалась по-настоящему. На мгновение мне показалось, что ему сейчас станет плохо, он упадет рядом со мной замертво, и я навсегда останусь в этом проклятом месте, потому что замок обязательно заклинит, ключ переломится посередине, останется в замочной скважине и...
- Ты же видела фотографии?
- Что? – я непонимающе посмотрела на Эдуарда.
- Фотографии, - терпеливо повторил он. – Одну даже спрятала под диваном в одежде. Думаешь, я не знал? Я ведь специально подложил тебе этот альбом, чтобы ты смогла хоть в чем-нибудь разобраться.
- В чем разобраться? – я медленно покачала головой. Я ему, что, Шерлок Холмс? – Кто все эти люди? Это должно меня как-то волновать?
Тупой вопрос, но мне было и вправду плохо, я с трудом следила за тем, что делаю и что говорю.
- Это люди, которые разрешили мне провести лечение. Они наблюдают за нами, и, если что-то пойдет не так, вмешаются, а это одна из самых худших вещей, что только может произойти. Тебя должно волновать все, что я тебе рассказываю или показываю.
Я шумно сглотнула слюну. Кажется, я сильно его рассердила. Мне слабо верилось, что все те люди, увиденные мной на страницах фотоальбома, были задействованы в моем похищении, но вот Эдуард свято в это верил.
Не говоря ни слова, он встал с раскладушки и направился к выходу. Выдернул ключ из замочной скважины, открыл дверь и повернулся ко мне. Из-за его спины выглядывали тусклые лучи света, идущие откуда-то сверху.
- Пора бы тебе запомнить, Олеся, это не игра. Я действительно полюбил тебя, когда увидел, но не так, как ты думаешь. И сейчас происходит совсем не то, что творится у тебя в голове.
Эдуард вышел из комнатушки и принялся запирать за собой дверь.
- Подожди! – пронзительно взвизгнула я, подалась вперед и едва не грохнулась с раскладушки вниз.
Дверь на секунду замерла.
- Тебя должно волновать все, что я тебе рассказываю или говорю.
Дверь захлопнулась.
Я снова осталась одна.