Итак, самостоятельное турне по эдуардоскому дому. И еще – тщательное обдумывание двух негласных соглашений, которые я по своей тупости умудрилась с ним заключить. Не с домом, а с Эдуардом, разумеется. Хотя, вполне возможно, что и с домом. Первое: я не должна заходить туда, куда заходить мне нельзя. Эдуард предоставил мне практически полную свободу и этим выбил из колеи – я не ожидала, что мне будет разрешено целыми днями разгуливать на свободе. Из этого пункта вытекал другой – телефона в доме мне было не найти. Эдуард не тупой. Он наверняка как следует позаботился обо всем.
Если бы он привязал меня к батарее цепями и пытал, мне, наверное, было бы проще. Я только отчасти догадывалась, зачем ему нужен весь этот фарс. Я должна была почувствовать себя в безопасности. Эдуард все делал для того, чтобы вновь заслужить мое доверие, и это было страшнее всего. В моем представлении маньяки и психопаты так не поступали. В моем представлении убийца сначала всячески измывался, а затем препарировал вою жертву, как в «Техасской резне бензопилой» или в «Хостеле», который я умудрилась досмотреть вместе с Ленкой только крепко зажмурив глаза и сцепив зубы, дабы удержать наполовину переваренный попкорн. Что, если украсть с кухни нож? Спрятать под подушку, а затем ночью прокрасться к Эдуарду и... и что? Перерезать горло? От одного слова «перерезать» меня начинает тошнить. Я слабая и всегда прогуливала уроки физкультуры, подсовывая учителю липовые справки и записки о том, что у меня месячные, начерканные на обрывках тетрадных листов в раздевалке на подоконниках. Эдуарду будет достаточно толкнуть меня рукой, я упаду, ударюсь головой о пол и умру. А еще, сдается мне, я попросту не смогу поднять на него руку.
Я принялась медленно взбираться по лестнице на второй этаж. Рука скользила по ровной и гладкой поверхности серебристых перил. Тонкие железные лианы, заполняющие пространство между перилами и ступенями, отливал холодным металлическим светом. Я нагнулась и осторожно коснулась одного лепестка. Холодный.
Где-то наверху раздался хлопок. Я вздрогнула, резко отняла руку от железной лианы и едва не рухнула с лестницы, опасно перегнувшись спиной вниз. Голова сама повернулась в сторону кухни. Я ожидала, что Эдуард вот-вот выйдет из кухни на звук, но никто так и не появился. Ладони мгновенно похолодели, а желудок словно бы распух и прибавил в весе, принявшись посылать мне угрозы выблевать заботливо приготовленную Эдуардом яичницу и вернуть ее ему назад.
На ум пришла очередная дурацкая мысль.
Вдруг я здесь не одна?
Вдруг кроме меня здесь есть еще кто-то?
«Не дури, - мрачно произнес появившийся откуда ни возьмись внутренний голос. – Еще немного, и ты станешь параноиком. Вас тут только двое. Был бы кто еще – ты бы узнала об этом вчера».
Ноги точно вросли в пол. Одна стояла на одной ступеньке, а вторая была занесена над другой. Неимоверным усилием воли я заставила окаменевшие от ужаса мышцы разогнуться и продолжила подниматься наверх. В памяти тут же всплыл образ вчерашней тени. Вернее, фигуры. Или чего-то еще. Я так и не решила, что именно видела, а подумать над этим как-то не удалось. Вполне возможно, я просто запрещала себе этого делать. Вполне возможно, что мне померещилось. От наркотика, вколотого Эдуардом. От шока. От усталости. От того, что начинала сходить с ума.
На втором этаже было тихо. Жуткая инсталляция американской художницы молчаливо поприветствовала меня, сверкнув зияющей дырой. Я остановилась напротив нее и, протянув руку, осторожно коснулась черного крыла сидящей на цветке бабочки. Крыло трепыхнулось, и я вздрогнула. На какое-то мгновение мне показалось, что сейчас насекомое оживет и вспорхнёт к потолку, а лианы цепко обовьют мою руку и утащат в находящийся по ту сторону стены мир монстров и привидений.
Ничего подобного не случилось. Крыло сделало еще одно плавное движение вверх-вниз и замерло.
«Материал», - запоздало догадалась я.
Бабочка, как и, судя по всему, практически вся работа, была сделана из какого-то очень мягкого и легкого материала, чем-то напоминающего папье-маше. Я нервно потопталась на месте, но руку отводить не стала, принявшись аккуратно поглаживать пальцем один из острых и длинных черных шипов и вспоминая, как Эдуард с силой и нежностью одновременно держал мою ладонь, заставляя ощущать остроту жестких колючек. Теперь, находясь в полном одиночестве, я не ощущала давления со стороны картины и не могла взять в толк, почему вчера она сумела напугать меня до мурашек. Потому, что рядом со мной находился ее хозяин? Если так, то сейчас для меня все изменилось с точностью да наоборот. Дурацкую инсталляцию я могла победить одним взмахом руки. Стоит только посильнее ухватиться в эти черные сгустки лиан, сжать пальцы и выдрать их из стены прямо с корнями, вернее, с клеем, скотчем или на что там они были прикреплены. Устранить таким способом Эдуарда у меня не получится никогда.
Я еще раз внимательно посмотрела на картину и пошла дальше. В лицо дунул ветер, и я ускорила шаг, пока не оказалась перед распахнутой настежь дверью в какую-то комнату. Нерешительно оглядевшись через плечо и помявшись пару секунд (мне действительно можно заходить куда я захочу или все-таки нет?) я перешагнула порог.
Комната была совсем маленькой и, как и весь дом, была выполнена в пастельных тонах. Пол был покрыт светлым ковром со странным витиеватым узором. У стен стоял застекленный шкаф, несколько табуреток в ряд и широкое кресло-качалка со сложенным на сиденье клетчатым пледом. Кресло медленно покачивалось из стороны в сторону. На полу возле него были разбросаны книги. Я замерла, не зная, что предпринять.
- Кто здесь? – хриплым от испуга голосом прошептала я и тут же поморщилась, обругав себя с ног до головы. Лучше молчать, чем спрашивать «кто здесь?» таким тоном полувековой и сто раз успевшей разложиться утопленницы.
Пульс бешено стучал где-то в висках, а живот вновь скрутило так сильно, что я с трудом подавила в себе инстинктивное желание согнуться пополам и все-таки выблевать завтрак.
За спиной с оглушительно громким хлопком закрылась дверь, и я, подпрыгнув на месте, издала истошный и едва не разодравший горло вопль. В лицо снова подуло. Я вихрем обернулась к окну и обнаружила, что оно было распахнуто настежь, а тонкая серебристая занавеска наполовину вырвалась из длинного оконного разъёма наружу и теперь трепыхалась на ветру, словно раненая птица, грозясь вот-вот зацепиться за находящиеся наготове острые ветки и разорваться напополам.
Сквозняк. Всего-навсего сквозняк, а я уже успела накрутить себя и испугаться до мелкой дрожи.
Подбежав к окну, я кое-как втащила вырвавшуюся на волю занавеску обратно в комнату и закрыла окно.
- Мне отсюда нельзя, и тебе тоже, - серьезно проговорила я переливающейся на свету тонкой ткани. – Придется нам обеим потерпеть. Ты не одна так сильно хочешь оказаться на воле.
Отчитав занавеску и наконец оставив ее в покое, я на нетвердых ногах сделала несколько шагов назад и плюхнулась в кресло. Вытащила из-под задницы плед и закуталась в него, обхватив себя руками, чтобы дрожь и частое сердцебиение. Такими темпами меня скоро должен схватить инсульт.
На миг я задумалась над тем, что будет, если я действительно серьезно заболею. Рискнет ли Эдуард отвести меня в больницу или ж сам попытается меня вылечить? Или не станет ничего делать вообще? Простуда не в счет. Вот если бы случилось что-нибудь действительно серьезное...
Несколько лет назад я смотрела фильм «Комната страха» с маленькой Кристен Стюарт в главной роли. У ее героини был диабет, и каждые несколько часов она нуждалась в потреблении сладкого, без которого впадала в состояние комы. Если бы у меня было нечто подобное... Я бы либо спаслась, либо умерла мучительной смертью.
«Либо Эдуард съездил бы в аптеку и купил все необходимые лекарства, - недовольно пробурчал внутренний голос. – Тебе не кажется, что ты страдаешь хренью? Тратишь драгоценное время зря».
- Отлично, - громко произнесла я и испугалась собственного голоса, прозвучавшего хрипло и одновременно слишком звонко. – Что предлагаешь мне ты?
«Я предлагаю тебе посмотреть на то, что ты вот уже минуту как старательно топчешь ногой».
Я машинально опустила вниз голову и увидела валяющиеся на полу книги, про которые уже успела благополучно забыть. Одну из них я действительно «топтала», закинув на корешок ногу и постукивая по нему пяткой.
- Предлагаешь убить время за чтением? – поинтересовалась я, но голос мне не ответил.
Я наклонилась и, придерживая одной рукой то и дело норовящий сползти с плеч плед, другой подняла с пола первую попавшуюся и находившуюся ко мне ближе всего книгу. Откинулась на спинку и, оттолкнувшись мысками от пола, забралась в кресло-качалку с ногами, с трудом сумев разместиться на сиденье в любимой мной позе лотоса.
Я положила книгу перед собой и раскрыла посередине. Из горла вырвался изумленный вздох.
Это был старый фотоальбом со старыми черно-белыми фотографиями. Прямо с разворота на меня смотрел Эдуард, вернее, его более молодая копия. На снимке моему похитителю было лет пятнадцать или около того. Он внимательно, без улыбки глядел в объектив камеры. Длинные черные волосы падали ему на лоб. Даже тогда он был невероятно красивым. Кончиком пальца я дотронулась до поверхности снимка и провела по щеке мальчика, потом по волосам. Легонько коснулась губ и тут же отстранила руку, словно бы Эдуард на фото был настоящим и мог почувствовать мое прикосновение.
Внизу снимка простым карандашом было написано несколько строк. Я прищурила глаза и попыталась вчитаться в мелкий бисерный почерк, скорее всего, принадлежавший женщине: «Новосибирск, 1965 год».
В голове что-то щелкнула, и я наконец сообразила, что тут было не так.
Эдуард никогда не говорил мне, сколько ему было лет, но вряд ли он годился в старшие братья моей матери. Мальчик на фото был не он, хотя сходство было чудовищным. Какой-нибудь близкий родственник?
Я оглянулась на закрытую дверь и напрягла слух. Почему-то мне совсем не хотелось, чтобы Эдуард внезапно зашел в эту комнату и обнаружил меня внимательно рассматривающей то, что я рассматривать, скорее всего, была не должна.
- Он не войдет, - твердо сказала я сама себе. Мой голос разлетелся по комнате и стих, так что мне стало немного жутко. – Только сделать все нужно как можно быстрее.
С этими словами я решительно закрыла альбом и снова открыла, но уже как положено, на первой странице.
На меня смотрела какая-то женщина. Она позировала у полуразрушенного здания, уперев руки в бока и стоя вполоборота к камере. На пухлых и явно сильно накрашенных губах играла насмешливая улыбка. Волосы женщины были туго стянуты на затылке, а полы пальто, в которое она была одета, трепались на ветру. «Жанна, Италия, Ватикан», - все тем же бисерным почерком было выведено в нижнем правом углу картинки.
Я перевернула страницу.
Снова незнакомые люди. Мужчины, женщины. Кто-то из них улыбался, кто-то наоборот, внимательно и сосредоточенно смотрел в камеру. Я перелистнула еще несколько фотографий. Какой-то снимок вылетел из-за страниц и спикировал к моим ногам. Я захлопнула альбом и отложила его в сторону. Снова нагнулась, подняла с пола фотографию и поднесла ее к глазам.
На ней была изображена группа людей. Из-за плохого качества и черно-белого изображения их лица было практически невозможно разглядеть, но я все равно сумела узнать из стоящих в первом ряду женщину с другой фотографии и мальчика – копию Эдуарда. Каждый был одет в странное темное одеяние, чем-то похожее на мантию из «Гарри Поттера», только с капюшоном. Пальцы, сжимающие снимок, нащупали на его обратной стороне какую-то неровность. Я перевернула карточку и обнаружила уже знакомый мне бисерный почерк. На сей раз надпись была сделана черными чернилами и явно второпях. Ручка так сильно нажимала на бумагу, что оставила в ней вмятины и глубокие следы.
«Надеюсь, наша встреча была не последней. Мы достигли невероятный успехов, и операция непременно должна продолжаться. Пусть в трудные минуты эта фотография поможет вам вспомнить то, ради чего мы все когда-то собрались. Марго».
До конца не осознавая того, что делаю, я аккуратно сложила фотографию пополам и запихнула за пояс юбки. Я не знала, зачем мне было нужно это фото, но чувствовала, что оно определенно может не помочь. Зачем Эдуард хранит эти снимки? Кто эти люди? Он знаком с ними? Наверняка знаком, особенно с тем мальчиком, его родственником, как я для себя решила. Возможно, я даже смогу спросить у Эдуарда, кто это. Когда-нибудь. Если пойму, что это не вызовет с его стороны агрессии или каких-либо подозрений.
Я встала с кресла и сложила в стопку все раскиданные по полу книги, специально запретив себе открывать хотя бы одну из них. Казалось, у меня начинала разыгрываться паранойя.
«Ты просто не в себе, - пробурчал внутренний голос, но я постаралась не обращать на него внимания. Он уже порядком мне надоел. – Творишь все себе в убыток. Нахрена тебе эта фотка, скажи мне? Вдруг ему приспичит тебя обыскать?»
- Вдруг ему приспичит меня изнасиловать? – передразнила я голос и тут же прикусила язык, ужаснувшись этой мысли.
Эдуард был сумасшедшим, в этом можно не сомневаться. Он считает, что я тяжело больна и хочет меня «излечить». В чем будет заключаться это так называемое лечение? И посмеет ли он...
Я вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь. Раздался сухой щелчок замка. Бумага больно царапала поясницу, и мне хотелось как можно скорее добраться до какого-либо укромного места, чтобы можно было переложить украденный снимок в место получше.
Я спустилась по ступенькам вниз и прошла на кухню. Эдуарда там не оказалось. Наверное, он уже ушел в свой подвал. Я взобралась на ближайший стул и уставилась в окно. На улице поднялся ветер. Листья деревьев бесшумно шелестели и трепыхались, изредка отрываясь от ветвей и улетая куда-то вдаль. Выцветшая от солнечных лучей трава на поляне низко клонилась к земле.
Я вспомнила наш утренний разговор с Эдуардом и почувствовала, как в глубине живота шевельнулось нечто, похожее на злость. И зачем я перед ним откровенничаю? Все равно это ничего не даст. Чего я добиваюсь? Только делаю себе больно. Глупо ожидать, что Эдуард, наслушавшись моих глупых рассказов о прошлом, пожалеет меня и решит отпустить на все четыре стороны. Или сам возьмет и довезет прямо до полицейского участка.
Подперев щеку рукой, я принялась внимательно разглядывать темноту между стволами деревьев. Пару секунд я безотчетно наблюдала за тем, как чья-то фигура вдалеке протиснулась из-за ветвей и вышла на поляну, остановилась и, сделав ладонь козырьком, уставилась на дом.
На меня.
Я изо всех сил напрягла зрение. Фигура стояла по направлению солнечны лучей, и я не могла разглядеть ничего, кроме темных очертаний и какого-то предмета в ее или его руках. Предмета, похожего на корзинку. Сумку. Чехол. Заблудившийся грибник, ушедший слишком далеко от шоссе и набредший на эту поляну и на этот дом, служивший моей тюрьмой.
Я ахнула и едва не рухнула со стула.
В какой-то сотне метров от меня находился человек, у которого, скорей всего, была связь с внешним миром.
Был мобильный телефон.