1
Деревья впереди словно расступились. Знакомая тропка - узкая, еле видимая - шагнула к ним и обернулась хоженой дорогой. Еще не ступив на нее, Яшка приметил и колодец, и белый дом на отшибе, и ряды крыш.
Да неужто снова? Не может быть! Вот же шальное наваждение!
Яшка и глаза потер - обоими кулаками для надежности - но деревня по-прежнему смотрела на него. И, как и десять лет назад, казалась совершенно обычной. И даже знакомой: тот дом, что с краю, и тогда тонул в зарослях толстостволых подсолнухов.
Нет уж, больше Яшка на такое не купится! Теперь-то он точно знает: либо солнце напекло темя, вот и мерещится, либо и в самом деле добрел до самой Зуевки.
Но до какой, к черту, Зуевки? Едва пара часов минула, как из дома вышел - а до Зуевки той все десять, да и то, если бегом бежать, а не плестись еле-еле, как Яшка.
Ладно, бред - не бред: не выяснить, если не осмотреться.
Колокольчик, оставленный в кустах запутавшейся коровой, нервно звякнул, когда Яшка сжал его в ладони - сильно сжал, был бы не из металла, так лопнул. Сжал - и пошел к деревне.
Пахло травой. Лугом, не жильем. Из труб не шел дым. Никто не кашеварил, и бани по случаю субботы тут не топили. Не видать ни живой души, даже скотины. Хоть бы псина бросилась под ноги или кошка свернулась где на завалинке - ни тут-то было. И тихо так, что слышно только шаги яшкины да его громкое дыхание.
Он продолжал щипать себя за руку. Краснота уже превратилась в синяк и все разрасталась.
Это точно сон, пусть и кажется, что взаправду. И тот раз - тот прошлый раз, когда здесь, в деревне, точно живой кто-то был - тоже сон. Тогда Яшка так же, как и сегодня, пошел в лес за дурой-коровой, да видно, прилег отдохнуть. Вот и проснулся за полночь в груде еловых веток. Сломя голову бросился домой, не разбирая дороги - как только не заблудился?
А дома уже хватились. Едва Яшка через порог ступил, как отец его затрещиной встретил.
- Где ты был, паскудник?
- Всех соседей пообежали! - подхватила мать. - Ушел с рассветом - а уже полночь! А ну, признавайся!
Старший брат, Коля, кривился с неодобрением, свысока так поглядывал, как взял себе за привычку. Сестры пересмеивались ехидно - так и прыскали. Только младший, Егорка, послушал громкие да злые голоса, да как разревется. Может, и напугался - больно мал был. Но Яшка тогда решил, что из жалости. Добрая он душа, Егорка-то.
- Да я это... В деревню забрел случайно, - повинился Яшка.
- В Зуевку, что ли? И как тебя занесло?
- Не, туда б я не дошел - далеко больно. Тут, от нас поблизости. Прямо в лесу, точнее, как через лес идти...
Отец - он вообще драться любит - прервал рассказ очередной плюхой.
- Нет в лесу никакой деревни!
Мать кивнула:
- Совсем нас дураками держит.
- Еще раз спрашиваю: где был? И не вздумай врать!
Гнев-то Яшка мог понять, а почему не верят - никак.
- Так в деревне, говорю ведь! Зашел да и время забыл.
- Баек наслушался и нас дурить вздумал. Нет там ничего, понял? Нет и не было никогда! - сильнее повысила голос мать.
- Есть! Точно - есть! - из глаз постыдно брызнули слезы.
Отец неожиданно отступил:
- Ну, хорошо. Раз есть - то ты меня завтра и отведешь.
- Ладно, - легко согласился Яшка.
Отец и дядьку взял зачем-то, и соседа. Да только сколько по лесу они не шастали, а деревни той не нашли. И потешались же взрослые над Яшкой! И врун он, и в бабкины сказки верит - а что за сказки, он и в толк не мог взять.
Тут дружок помог. Когда отец подостыл - хотя, по правде, скорее, разгорячился: как вернулись, так дядьки за самогон и сели - Яшка на улицу выскользнул и Ваньку там встретил.
Пошли к лесу, по дороге сшибая палками дождевики.
Сперва Яшка молчал, но так гадко было, что не смог удержаться - рассказал о своей обиде. «Не поверит - уж врежу», - решил.
Не пришлось - у Ваньки и глаза разгорелись, и даже конопушки серые краской налились:
- Так ты деревню, выходит, видел!
- Точно видел. Деревня и есть, - хмуро подтвердил Яшка. То правде не верят, то таким обычным вещам дивятся.
- А какая она?
Яшка пожал плечами, запустил палец в нос.
- Ну... Тихая. Подсолнухи там, - они первыми в глаза бросились.
- А еще? - торопил Ванька.
Он хотя бы не спорил, что в лесу вообще есть деревня.
- Дома. Белые, зеленые. Синие, кажется.
- Ну? А еще что?
- Дорога. Луг, - старательно перечислял Яшка. - Заборы.
- А ведьма? Ведьму ты видел?
Яшка даже слегка напугался.
- Ведьму?
- Так в той деревне ведьма ж живет.
- Какая еще ведьма?
- Самая настоящая. С жабами. Она душу может украсть - это все знают.
- Да что ж там за деревня-то?
- Как, ты не знаешь? - теперь удивлялся Ванька. - Все про нее говорят. Мне вот бабуля...
- Как она хоть называется? - перебил Яшка.
- Да кто ж теперь скажет. То призрачная деревня, невзаправдашняя. Не каждому и явится - только тому, до кого дело ей есть, - вдруг Ванька замолчал, а потом стал своим же последним словам противоречить: - Яш! А мне-то ее покажешь? На ведьму жуть хочу поглядеть!
- Угу, - удрученный недавней неудачей с отцом, Яшка согласился не особо охотно.
Долго блуждали - деревни не нашли.
Дома снова влетело.
- Где шлялся, подлец? - на сей раз плюху отвесила мать.
- С Ваней Чижом играл, - пролепетал Яшка.
Позже вернулся пьяный отец. Из-за коровы, так и не найденной, чуть ремень о сыновью задницу не порвал.
О деревне Яшка больше не заикался, даже с Ванькой не обсуждал. А потом и вовсе о ней забыл и не вспоминал до сегодня - пока она опять не явилась.
Но только теперь Яшке уже не восемь: второго июня совершеннолетие справил. Теперь-то он уж одурачить себя не даст! Всю правду выяснит о проклятой деревне.
По спине стекал пот. Жарко просто, ничего не со страху. Чего тут бояться? Деревня и деревня себе, подумаешь - пустая.
Дома закончились. Дальше дорога пробегала обратно в лес через усеянный обломками пустырь. Как видно, здесь тоже стояли здания - прямо какое-то большое, а чуть поодаль, справа, поменьше - и землю покрывали их разорванные на части останки.
- Пора возвращаться, - сказал Яшка вслух.
Звук голоса словно оскорбил тишину - до того он был неуместным.
Да, больше похоже на явь, а не сон. Ну и что? Мало ли бывает брошенных деревень? Тогда он просто маленький был, вот и не сумел найти до нее дорогу.
Повернув обратно, Яшка высматривал первый дом на отшибе. Его вид воскрешал смутные образы, изгнанные годами. Скатерть с кружевами до самого пола. Цветочный венок на стене. Ряд банок на полке. Что-то липкое в ладанке, свисающей с потолка. Пес - черно-белый, и глаза у него: один на черном, другой на белом. Он точь в точь, как соседский, тот, что в капкан угодил. Словно узнал, лизнул руку. Кто-то вошел...
Образы вдруг оборвались: будто чья-то рука забралась в голову и разом их отключила. Яшка вздрогнул.
Ладно, будущий солдат. До осени всего ничего осталось - скоро родину защищать, а ты от страха едва штаны не мочишь. Да и чего боишься? Домов? Подсолнухов? Слов восьмилетнего Ваньки, годом позже сгинувшего в болоте? Не веришь же, в самом деле, во всю эту бабкину чушь. А если бы Любка тебя сейчас видела?
Яшка усмехнулся - посмеялся сам над собой - и прибавил шаг.
Эх, дождется ли Любка? Все же два года - немалый срок.
Вот и дом на отшибе. Тихий, безжизненный, как все вокруг. Яшка обошел его - не слишком смело - но затем все же решил приблизиться.
Краска на стенах растрескалась, вся пошла паутиной. Одно из окон - открыто. Так и манит: загляни. А разве не за тем Яшка ближе к дому-то подбирался?
Заглянул. Успел увидеть и стол под кружевной скатертью, и ладанку, и венок - и отпрянул с криком, едва не столкнувшись с чужим лицом.
Сперва оно удивилось, но в тот же миг рассмеялось.
Белое-белое лицо, белее чистой промокашки, брови тонкие. Через плечо - распущенная русая коса.
- Заходи, раз пришел.
Но Яшка не просто отшатнулся - начал пятиться, делая назад шаг за шагом.
Трещины на том белом лице, как на стенах дома. Глубокие, черные. Губы красные, и над ними красно, словно в крови вымазано, и застряли в ней... Комья земли?
Но черт с ними, и кожей, и с губами: глаза! Что за чудовищные глаза! В них как будто до краев налили чернил.
Яшка обернулся и припустил туда, где за деревьями дорога - как он отчаянно надеялся - обращалась тропинкой.
2
Дед тесал колышек - хотел поправить забор.
- Деда?
Старый, сгорбленный как тот дом, увязший в земле, точно в болоте. Глуховат. Трижды пришлось крикнуть во все горло прежде, чем обернулся. Лицо, зажаренное на солнце, все в морщинах, скукоженное, точно печеная картошка.
- Чего, сынок?
Улыбнулся сердечно, обнажив пустые десны - только два передних зуба, желтые, смешно торчали вперед - и Яшка устыдился сравнения.
Дед его любил.
- Деда, ты же раньше карты чертил?
- Карпыча? Нее, не заходил, - дед продолжил работать. Руки худые, старческие, но не вровень молодым Яшкиным: не дрожали, не тряслись предательски, когда не надо.
- Карты, дед! Карты! Ну?
Когда-то он был... Черт. Яшка забыл, кем. Да и где - забыл. Такое вообще ни в жизнь не упомнишь: букв пять согласных подряд, если не все семь.
- Давно не видал, сынок. А с чего ты вдруг? - дед шамкал, когда говорил. Попробуй еще, пойми.
Досада брала. Ну вот на что Яшке мог сдаться дедов дряхлый сосед Карпыч?!
- Карты! Карты! Ты их чертил! Ты ведь раньше работал, помнишь?
Яшка готов был отчаяться, когда дед понимающе закивал:
- Карты мои, что ли? Пойдем, глянем.
После смерти бабули дом опустел. Казалось, что покрыт пылью, хотя на деле ее и не было. Сестры Яшкины каждый день к деду захаживали. Хлеб приносили, сметану свою, молоко, картоху да репу. И всякий раз прибирались.
Дед снял со шкафа толстые папки и трехлитровую банку. В нее карты воткнуты, свернутые в рулоны.
- Какую?
Яшка только одну хотел: ту, на которой деревня их, Красная горка, и ее окрестности. Попробуй теперь, объясни.
Наконец, дед понял.
- В масштабе надо, чтобы видно все было. Сейчас... В школе задали, что ли?
Лето на дворе, да и школу Яшка два года как кончил. Десятый класс ему ни к чему - и семилетки хватит. А в техникум так и не поступил. В первый год, оставшись один в городе, не заробел, а разгулялся, в итоге экзамены подчистую и провалил. На другой год мать с ним поехала, вместе и жили у дальней родственницы, но сдать физику это не помогло.
- Да. На осень.
- Тогда вот, эту погляди. Я сам ее и чертил. Когда ж это было? Году в 1923? Нет, погоди: в 1925. Мы с матерью как раз сюда перебрались.
Почти тридцать лет прошло - а не устарела ли карта?
В них Яшка смыслил еще меньше, чем в физике.
- Деда, а тут ведь еще деревня есть? - ничего не поняв в линиях и точках, рискнул он наудачу.
- Ревеня? Нет, сынок, нету.
- Деревня! Тут, рядом с нами. В лесу.
Дед понял не сразу - а когда понял, вдруг посмотрел задумчиво, как будто сквозь Яшку.
- Верно. Была здесь раньше деревня.
- А что с ней стало?
Дед то ли не допонял, то ли не захотел сразу ответить: за шкаф полез. Там у него что-то вроде тайника. Привык с тридцатых годов там разное держать, только Яшка и знал.
- Вот, глянь-ка, - развернул драную, выцветшую холстину. - Старая карта, еще при царе чертили. Тут она, деревня твоя.
Он ткнул пальцем. Яшка сравнил обе карты: и ту, что перед ним лежала, и ту, что перед дедом. На царской не было их Красной горки, зато немного выше имелась точка.
- А наша-то где?
- Так нет ее еще, - усмехнулся дед. - Вот как найдут выше уголь, так люди и явятся, а будет это аж в 1925 году. А карта - глянь - еще в 1907 черчена.
Дед оставался зорким: даже мелкие цифры видел, те, что и Яшке нелегко рассмотреть.
- А та деревня куда делась?
Дед миг подумал, а потом заговорил странно, как по учебнику.
- Там, сынок, скверные люди жили. На добре своем помешанные. Советскую власть отрицали. Социально чуждые элементы, то есть. К агитпросвещению глухие, все на своем стояли. Но ничего, холуев этих буржуйских всех поприжали к ногтю. Барскую усадьбу, где сброд разный прятался, да часовню, подорвали, бар тех пустили в расход, а саму деревню сожгли. Так что нет ее больше, сынок. Еще в 1919 один пепел от нее и остался.
- А ты ведь, говоришь, в 1925 приехал? - Яшка нахмурил брови, хотя и не понял толком, в чем именно чудилось противоречие.
Дед тоже помрачнел, принялся крутить самокрутку - не любил, когда пальцы не заняты. Яшка не думал, что он еще что-то скажет - поблагодарил и собрался идти.
- Васильевское она звалась, - добавил дед.
3
С Любкой встретились за амбаром. Сегодня танцы - вот все и там, на улице, хоть и вечер субботний, пусто. Позже сюда понабегут, но пока еще рано - трезвые.
Яшка пришел позже, и Любка, пока ждала, набрала поблизости последних одуванчиков. Он наклонился, поцеловать ее хотел, а она как сдует всю охапку пуха прямо в лицо. Яшка громко чихнул. Оба расхохотались.
- Идем в клуб? - спросила Любка.
- Не, устал я чего-то, - он и вправду устал так, словно весь день огород копал, не разгибая спины.
- Устал? Это с чего так? - светлые глаза смеются, но смотрят внимательно-изучающе: что кроется за внезапным отказом?
Да и сам Яшка ведь отказываться не хотел. Мало таких вечеров до осени осталось, да и в глубине где-то неприятная мысль кусалась: он не пойдет, так мигом сыщутся другие кавалеры. Мила Любка: и лицом симпатична, и в общении хороша, и во всем остальном, что еще от девчонки требуется.
- Деду помогал, - соврал Яшка и махнул в сторону, где дедов дом, для правдоподобия. - А может, так пройдемся? На реку сходим.
- Знаю я твою реку, - Любка шлепнула по руке, но взглянула кокетливо: не против.
По дороге она, как обычно, щебетала без умолку. О колхозе, где, говорили, несун завелся. О подруге, какая замуж собралась в один день с братом Яшкиным - едва переубедили: две свадьбы в один день играть - и себе праздник портить, и людям. О ткани в полоску зелено-белую, что видела в городе и платье из нее сшить мечтала - на подарок так намекала. Яшка зарубку в уме сделал: купит, обязательно в город съездит. А так он не вслушивался особо, угукал только - и снова ощущал тоску скорого расставания. Очень уж ясно, что будет сильно недоставать там, в армии этой, Любкиного щебетания.
Прошлись по берегу, держась за руку. Камешки в воду покидали. Яшка ловко бросал: получались «блины». Камень несколько раз подскакивал, ударяясь о поверхность воды, прежде, чем навеки скрыться на дне.
- Никакие это не блины, а лягушки, - сказала Любка. Она так бросать не умела.
Потом в лодочный сарай заглянули, как часто делали. Темный, он пах сырым деревом. Замок на двери висел только для виду: и захотели бы запереть, да не смогли - так проржавел.
И не заметили, как стемнело совсем. Любка чмокнула на прощанье и, поправляя одежду, домой поспешила. Яшка постоял еще немного, выкурил тайную, запретную и оттого вдвойне вкусную папиросу, и тоже к себе пошел.
Мать еще не ложилась.
- Что-то я корову рыжую и вечером не видала.
Отрицать смысла нет: не сегодня, так завтра все выяснится.
- Не нашел я ее, - вздохнул он. - Весь день искал. В болоте, видно, завязла.
Мать не поверила:
- Искал, говоришь? Ну-ну. В лодочном сарае искал?
Яшка фыркнул: видно, кто-то из сестер тоже нащупал туда дорогу, да не постеснялся за себя, лишь бы брата выдать.
- Скажи спасибо, что отец уехал... Уж вернется - задаст тебе...
Отец - заведующий сельским складом - с пятницы закупался в городе солярой да газом. По случаю задержится, как всегда, с товарищами, так что раньше, чем через неделю, не жди. Да и взрослый уже Яшка, чтобы влетало ему. Поругается, да и только. Так что он снова фыркнул, и все на этом - в голову брать не стал.
Хотя неладно с коровой вышло, конечно.
Яшка забрался на печь - там хоть и душновато, а куда уютней, чем во времянке на дворе, где братья по лету ночуют. А в летней кухне сестры допоздна секретничают, там же и спят.
Совесть из-за коровы отпустила, снова подумалось про Любку. Яшка усмехнулся, засыпая, удобнее устроил руку под головой - и тут увидел кровавые губы, в пузырьках и комьях земли. Он дернулся и едва не вскрикнул - опомнился вовремя.
Весь день он изо всех сил старался гнать мысли о деревне, и приятный вечер тому помог. Но теперь им уже ничего не могло помешать.
Деревня на самом деле была: он видел ее не только своими глазами, но и вместе с дедом, тому свидетелем, на карте. И пусть отец раньше говорил, что нет там никакой деревни, а дед даже ее историю знал.
Хотя чем-то эта история внимание Яшкино и царапнула - что-то в ней нескладным почудилось - а она точно значила, что деревню эту, черт бы ее побрал, он не выдумал.
Ладно, пусть так - но Яшка был там сегодня, а дед сказал, что деревни нет уже больше тридцати лет. И?..
Попасть в прошлое он не мог ну никак. Такое только в сказках бывает. Значит, пусть деревню и сожгли, но кто-то остался и со временем отстроился на прежнем месте. И те, кто там теперь жил, старались держаться особняком - ну так, еще бы! Иначе советская власть снова с предателями разберется.
Да, все наверняка так и есть - но что делать с той жуткой женщиной?
Хотя, если так подумать - она бы вряд ли так впечатлила бы Яшку, если бы не давнишние Ванькины россказни. «Ведьма» - про себя передразнил Яшка приятеля. Наверное, с ней случилось несчастье: машиной какой, к примеру, лицо посекло и глаза выбило. Либо обварило чем. Да мало ли бывает несчастий?
И если Яшке в самом деле хочется одолеть эти детские страхи - и если он не щенок какой-то трусливый на самом деле - он снова пойдет в ту деревню и расспросит о ней ту самую женщину.
Доводы были убедительны, а ощущение решимости - приятно. Яшка снова подумал о Любке и стал засыпать, и уже в полусне в голове прозвучал голос Ваньки:
- Не каждому и явится - только тому, до кого дело ей есть.
4
Назавтра у Яшки решимости не убавилось. Наоборот, при свете утра все былые переживания совсем уж нелепыми показались. Да только не смог он найти деревню. Зуб бы дал, что именно тут вчера околачивался, и что именно эта тропинка вчера изгибалась, переходя в дорогу - но сегодня ничего подобного не было: деревья стояли плотной стеной.
Яшка долго смотрел на лес, обводя глазами - до тех пор, пока не заметил, что в траве за стволами что-то поблескивало. Протиснувшись между ними, Яшка наклонился и поднял оброненный им в панике колокольчик.
Страх, было отступивший перед доводами рассудка, сжал ледяными пальцами за самое горло, под рубаху прокрался, схватив за ребра. Снова бросился Яшка к деревне - к своей Красной горке - на сей раз с колокольчиком.
Дома он бросил его на стол и жадно выпил воды - опустошил две кружки подряд, черпая из ведра.
- Что, гнались за тобой? - насмешливо спросила старшая сестра, Катька, отвлекшись от чистки картошки.
- Угу, - буркнул Яшка.
Нет, все же выходит - сон. В самом деле: о деревне он знал, уснул в лесу, как и в детстве - вот она и приснилась. Да еще и отчетливо как - один в один, как прежде.
- Кать?
- Чего?
Катька, как говорили, гадания девкам в летней кухне устраивала. Но от родни пряталась, да и как иначе? Какой атеист может такую глупость антинаучную одобрять?
Да даже не атеист. Бабуля вот тоже не одобряла - а она под конец жизни вспомнила о религии. И Яшку в городе крестила украдкой лет десять назад. Точно: десять - как раз в тот год, когда ему деревня впервые приснилась. Это летом было, а в церковь бабуля его ближе к зиме затащила - снег уже лег. Она болела в тот год, да и в целом Яшке расстраивать ее не хотелось, а она так просила: «Ну что тебе станется, внучок? А мне покой будет. Порадуй старую». Он и согласился, да и семье говорить не стал. К чему лишняя свара?
- А может один и тот же сон человеку сниться?
- Может. Еще как может, - убежденно сказала сестра. - А что снится?
- Ну... Место одно и то же. Каждый раз выглядит одинаково.
- Что за место?
- Не знаю я. Улица какая-то. Дома.
- То есть, ты там не бывал?
- Нет, - откровенничать снова Яшка не собирался. Хватило и детского случая.
- И не знаешь, где это?
- Нет.
- Значит, тут два варианта: либо ты в будущем там окажешься, либо это не твой сон.
Прозвучало жутковато.
- Как это - не мой?
- Ну... - сестра пожала плечами. - Так говорят. Можно сон навеять.
- А зачем? Кому такое надо?
- Кому-то, кто, например, куда-то завести тебя хочет. В смысле, чтобы ты туда пришел.
Ее слова Яшке совсем не нравились - от них снова пробежал холодок, вздымая волоски на руках.
- А если бы я знал, где это место?
- Тут тоже два варианта: либо ты туда поедешь скоро, либо по прошлому тоскуешь.
Разговор с ней беспокойство мог разве что усилить, а не наоборот. Яшка пожалел, что заговорил. Воистину: многие знания - многие печали. Где-то он это слышал, не сам придумал - это точно. Но где - не помнил.
Зато он хорошо помнил деревню.