О тайном проникновении в мою комнату я так никому и не рассказала. Потому что а) — о том, что я веду дневник, знал только Морт, и делиться с другими псевдотоварищами сим сокровенным сведением я не хотела, и б) — не такая уж это и серьезная потеря — тетрадка с набором избранных мыслей юной девчонки — чтобы из-за нее устраивать панику и поднимать на уши всю Лапидею.
Почти все выходные я провела в компании учебников, впервые в жизни не совсем безнадежно глядя на их пахнущие типографской краской страницы. Решая примеры и зазубривая, какие земли, отошли какой стране после Первой мировой войны, я на удивление хорошо отдохнула — оказывается, довольно приятно хотя бы пару дней в году побыть самым обыкновенным подростком, переживающим о грядущей контрольной и полугодовых оценках.
На вечер воскресения у меня была запланирована встреча с Мэл. Эльфийка все еще продолжала верить — или говорить, что верит — в то, что я, так или иначе, что-нибудь придумаю, для того чтобы наш общий кровососущий знакомый явился на организуемый в его часть праздник. Я лишь угрюмо хмурилась, уходя с головой в конструирование шатра, каждый раз, когда целительница пыталась намекнуть мне на то, что неплохо бы сделать еще одну попытку поговорить с Мортом. К тому же, что-то мне подсказывало, что ее взаимоотношения с вампиром, давали ей больше шансов, чем мне, быть понятой и услышанной, а я уже устала налаживать отношения с тем, кто сам не очень-то стремился к примирению.
Со дня нашей ссоры Морт крайне редко появлялся на уроках, и если и появлялся, то со старательной непринужденностью делал вид, что не знает меня, предпочитая проводить перемены в обществе заштукатуренных красоток, над которыми он сам же не раз потешался в моем присутствии. Признаюсь — сначала было обидно и даже немного больно, но, в конце концов, я смирилась. Без Морта в моей жизни стало меньше улыбок и больше одиночества, но зато появилось время на то, чтобы заняться собой и самообразованием. Не знаю, что вдруг пробудило во мне такой интерес к модернизации собственной персоны, но я была определенно довольна тем, что, как сказала бы мама, в кои-то веки взялась за голову и начала вести себя совсем как взрослая. Да, это скучно, но я находилась не в том состоянии, чтобы жаловаться на недостаток эмоций в жизни.
Из-за плотного графика съемок родители вот уже неделю звонили мне только для того, чтобы просто убедиться в том, что я жива, и поэтому очень досадовали, если я вдруг не брала трубку, ведь другого случая выкроить время, чтобы сказать мне «привет» в ближайшие сутки, увы, могло и не представиться. Впрочем, я бы не сказала, что жажда моего голоса была для них инстинктом, который они ни при каких условиях не могли обуздать. Недавно мама и папа минут пять перебрасывали друг другу трубку, сражаясь за вакантное место рядом с молодым журналистом, пишущим интервью для популярного журнала о готовой прогреметь на всю страну исторической драме. Во время последнего разговора папа клятвенно пообещал мне, что они с мамой заедут за мной перед Новым годом, и мы проведем семейный праздник, как и полагается — вместе. По этому случаю, он уже успел снять небольшой домик, расположенный где-то в горах, который, по его заверениям, ничуть не уступал по красоте и уюту нашей старой подмосковной даче, где, согласно доброй фамильной традиции, я встретила все подаренные мне судьбой года. Сугробы сияющего снега, ночь, волшебство и романтика — родители с большим воодушевлением увещевали меня, что грядущую ночь я запомню надолго. Ну, а я, честно сказать, просто была по-детски рада, что впервые за довольно долгое время наконец-то смогу их увидеть. Последние месяцы научили меня тому, что стоит ценить тех людей, которые любят тебя просто за то, что ты существуешь, при этом не требуя взамен за свою заботу исполнения сомнительного пророчества и завернутой в аляпистую оберточную бумагу жизни.
Перед отправлением в Кастру я, решив отдохнуть и развеяться, отправилась на успевшую полюбиться мне за три месяца жизни в «Трилистнике» прогулку по лесу. Прошмыгнув в легкой осенней куртке, чтобы не переодеваться зазря, мимо уткнувшегося в экран телевизора дяди Цербера, я невольно усмехнулась. Незадачливый охранник, делая вид, что наблюдает за камерами слежения, спал, положив тяжелую голову на широкую мясистую грудь, которая неспешно вздымалась в такт его ровному дыханию.
В лесу сегодня было необычайно тихо. За ночь выпало много снега, и загруженные учебой школьники, вынужденные провести все выходные за учебниками, еще не успели своими тяжелыми неаккуратными шагами испортить девственную красоту. С разбегу прыгнув в переливающийся на солнце сугроб, я с тайным злорадством подумала о том, что мне выпала честь возглавить армию разрушения. А уж что-что, но крушить и ломать я умела. Этот дар преподнесла мне малютка-фея в качестве подарка в день моего рождения (родители, правда, были не слишком рады такому повороту событий и потом еще долго доказывали волшебным созданиям, что мой папа — не король, однажды обманувший Малифисенту).
Завалившись на спину, я с наслаждением замерла. Разве не удивительно, что большие пласты снега одновременно согревают и замораживают насмерть?
Вдруг где-то рядом со мной раздался скрип, и я вздрогнула, в одно мгновение покинув мой личный сотканный из мыслей мир.
— Извини, я не хотела мешать. Не знала, что встречу тебя здесь. Не знала, что вообще кого-нибудь встречу.
В паре метров от меня стояла Иветта. Близняшка неловко переступала с ноги на ногу, застенчиво пряча лицо в слоях обмотанного вокруг шеи серого шерстяного платка.
— Ничего, я тут просто... А где Аврора? — Вопрос слетел с моего языка почти неосознанно, так что я даже не успела подумать, насколько тактично было вообще его задавать. Иветта всегда казалась мне человеком, боящимся всего, в том числе и одиночества, поэтому крайне странно оказалось увидеть ее скитающейся по лесу в компании впавших в спячку деревьев вдали от сестры.
— Мы поссорились.
Только сейчас я обратила внимание на то, что Иветта то и дело подносила руки к лицу, потирая и без того красные глаза. Близняшка еле заметно дрожала, и я наивно полагала, что, разумеется, от холода — на ней, как и на мне была лишь легкая куртка, и если бы не шерстяной платок, то, вероятно, я бы раньше заметила, обкусанные до крови губы и застывшую на морозе влагу над ними. Поссорившиеся близняшки тоже не вписывались в картину еще утром довольно устойчивого мира, поэтому я не без интереса спросила:
— Что случилось?
— Я... Можно мы не будем говорить об этом?
Гася внутри голодное любопытство, я утвердительно кивнула. И что же не поделили эти двое — Аврора и всегда ведомая ей тень, сегодня, ослушавшаяся и покинувшая хозяина?
Я еще раз окинула Иветту взглядом. Странно было воспринимать ее как нечто целое, самостоятельное, не зависящее от мнения и желаний сестры. Сейчас близняшка смотрела на меня, изредка шмыгая носом, по обыкновению не кося глаза в сторону Авроры, в надежде получить одобрение за свое послушание и хорошее поведение. Прошло несколько месяцев, и впервые со дня нашего знакомства мы оказались с Иветтой наедине. Этого оказалось достаточно, чтобы я вдруг поняла, что совершенно ее не знаю. Чего она хочет, почему так часто молчит, и какие слова проглатывает, не позволяя им хотя бы раз стать услышанными?
— Я собиралась в Кастру. Хочешь со мной?
— Там же наверняка будет Мэл...
— Я знаю, что вы не ладите, но поверь мне — Мэл не ладит ни с кем. С этим надо просто смириться.
— Я, пожалуй...
— Что, вернешься в «Трилистник»? И куда пойдешь, к сестре? Если я что-то и поняла за время, проведенное с вами, так это то, что сидение в четырех стенах не спасает от хандры. Помогают действия, работа, трата энергии, если хочешь, а организация дня рождения самовлюбленного вампира, по моему личному опыту, требует ее с лихвой. Так что не увиливай. — Я поднялась с земли, отряхнув одежду от облепившего ее мокрого снега. — Я могу надавить на жалость, состроить оленьи глаза и сказать, что пропаду без твоей помощи. Ну же, Ветта. Полетели греться.
Пессимист во мне остервенело сражался с упрямством, и последнее побеждало, видя, насколько потерянна и отрешенна сегодня Иветта. Будь на месте близняшки я, я, конечно же, посоветовала бы себе вернуться в школу и, закрывшись в комнате, проплакать полдня в подушку, слушая специально созданную для таких случаев на заре суровой юности и регулярно пополняемую подборку вгоняющей в еще большее уныние музыки. Но когда дело касалось других... Нет, я не могла позволить Иветте уподобиться мне и чувствовала себя обязанной вытащить ее из стремительно затягивающего во тьму омута слез и печали.
— Так что, я могу рассчитывать на твою помощь?
— Аврора будет...
— Я не знаю, что произошло между тобой и Авророй, но уверена, что она как-нибудь проживет без тебя пару часов.
Чувствуя по чуть заметной улыбке Иветты, что победила, я достала интрадор и протянула его близняшке.
— Вместе?
Одновременно потянувшись к волшебному агрегату, я и Ветта укололи пальцы, отдав свои тела во владение магического портала. Вокруг закружился туман, и мы понеслись к мириадам звезд, прочь от укрытого толстым слоем холодного снега леса.
— Зачем ты это делаешь?
Переместившись на всегда относительно теплую Лапидею, я распахнула куртку, полы которой теперь развевались подгоняемые затрудняющим движение дующим с моря ветром.
— Зачем я делаю что?
— Организовываешь этот праздник. Елеазар же никогда на него не явится. У вампиров потрясающе хорошая память, и, говорят, он очень любил ту девушку... — Иветта, поймав мой пристальный взгляд, объясняемый исключительно желанием узнать подробности произошедшей с Мортом истории, осеклась. — Я просто хотела сказать, что Елеазар не кажется мне человеком, готовым забыть столетнюю обиду по просьбе кого бы то ни было.
— Он не человек.
— Они похожи на людей. То есть ведут себя как люди. Вампиры иногда... Впрочем, неважно. — Иветта залилась краской, сгорая от непонятного мне смущения, и я тут же укорила себя за то, что заставила ее смешаться. Знала же, что с этой тихоней нужно вести себя вежливее и обуздывать вскормленные природой инстинкты, но все равно не сдержалась, задетая фразой о том, что она знает Морта. Иветта еще более наивна, чем я думала, если полагает, что вампир позволяет хоть кому-то узнать себя.
—Эй, ну ты чего? Взбодрись. — Я шутливо толкнула Иветту в плечо, стараясь дать ей понять, что в моем присутствии она может перестать просить прощения у каждого камня, на который ей придется наступить.
Камни не чувствуют боли.
Я помню, как в пять лет после получения очередной ссадины вовремя незапланированной остановки безумного бега, я с наслаждением пинала асфальт, сетуя на то, что не могу сделать ему настолько же больно, насколько он сделал мне. Меня, ребенка, просто выводила из себя эта устоявшаяся несправедливость жизни — почему именно я, случайно оступившись, должна страдать, в то время как виновник моих страданий вальяжно покоится рядом, не обращая ни малейшего внимания на мои мучения?
Наверное, не только детям свойственно отождествлять со злом все, что по тем или иным причинам к ним равнодушно. Ведь каждый из нас — центр вселенной, венец чьего-то творения — неосознанно чуть превозносит себя над всеми, кто не в состоянии понять его исключительность.
Чем ближе мы с Иветтой подходили к неофициальному центру Кастры, тем больше существ встречалось нам на пути. Некоторые из них провожали нас настороженными затравленными взглядами, некоторые приветливо улыбались. Один малыш-дверг подбежал к нам и, забавно надув щеки от волнения, вручил мне букет ароматно пахнущих темно-синих цветов. Я потрепала храбреца по голове, и тот довольный убежал к завистливо-насмешливо глядящей на него компании.
— Тебя, похоже, считают тут своей. А вот мы с Ро редко появляемся в Кастре.
— Почему? Я думала, вы всегда незримо где-то здесь, просто ловко избегаете моего общества.
Иветта снова потупила взгляд, и я тихо выдохнула. Она же, черт возьми, Избранная, и знает об этом с самого рождения! Разве осознание своей весомой роли в великой миссии не должно внушать людям хоть капельку уверенности в собственных силах? Красный румянец на щеках близняшки красноречиво скандировал — нет. Вся уверенность и силы, видимо, достались ее сестре.
— Аврора не очень любит разговоры о пророчестве.
— Да? А по ней и не скажешь. С таким воодушевлением она подходит к моим тренировкам, что я просто диву даюсь, как я до сих пор не получила мастера волшебного спорта.
Иветта скривила губы в слабой улыбке и уставилась вперед, словно пожалев о том, что вообще открыла рот и начала беседу, но я вынуждена была заставить ее продолжить говорить, потому что хотела еще кое-что выяснить, осознавая, что близняшка — возможно, мой единственный шанс докопаться до истины.
— Иветта, ты говорила о Морте и какой-то девушке. Что с ним приключилось пятьдесят лет назад?
— Я не уверена, что хорошо помню всю историю. И это только слухи...
— Ветта, пожалуйста. Мне нужно знать. — Я затормозила и, взяв близняшку за руки, заглянула ей в глаза, стараясь взглядом показать, насколько серьезны мои намерения. — Морт никогда не расскажет мне, а пока я не понимаю, что произошло, я точно не смогу придумать, как затащить его на этот идиотский праздник.
— Хорошо. Только... только не говори никому, что это я обо всем тебе рассказала.
— Ты чего-то боишься?
— Нет, просто пообещай.
— Я обещаю — этот разговор останется между нами.
Иветта чуть приосанилась, и, высвободив свои руки, отвела их за спину, сделав шаг назад.
— Насколько я знаю, — близняшка сделала паузу и вдохнула, собираясь с мыслями, — Елеазар в прошлом был влюблен в одну девушку... вампиршу. — Иветта ненадолго замолчала, ожидая, пока мы поравняемся и разойдемся с незаметно прислушивающейся к нам компанией эльфиек. — Вероятно, первое, что стоит отметить — на Лавуре никогда не обитало много вампиров, несмотря на то, что эта планета является их исторической родиной. Раньше там была только постоянная резиденция Ночной Стражи, так что жизнь в принципе не баловала Елеазара знакомствами с другими представителями его общины.
— Но Морт ведь, несмотря на это, все равно не покидал Лавур, до того как пятьдесят лет назад отправился путешествовать. Почему?
— Потому что его отец был и остается главой Ночной Стражи.
Несколько секунд мы с Иветтой шествовали по дороге в тишине, пока я вдруг резко не остановилась, замерев, как вкопанная, ошарашенная вдруг сделанным открытием.
«Кого Ночная Стража обезглавит, когда найдет ее? Надеюсь, она обезглавит сама себя».
Нет, Морт не мог... Или мог? Подставить собственного отца. Нет, нет, невозможно...
— Ветта, скажи, а вампиры где-нибудь хранят свою кровь? Ну, знаешь, донорские запасы или что-то такое.
— Да. — Близняшка сняла с плеч шерстяной платок, клетчатая рубашка под которым уже вся намокла от пота и потому приклеилась к спине, и повесила его себе на руку поверх куртки. — У каждого вампира дома есть некое подобие кладовой, где он хранит небольшие запасы крови. Официально — для переливаний при непредвиденных ранениях, но на деле — не знаю. Это вампиры, вся их жизнь, так или иначе, связана с кровью. Почему ты спрашиваешь?
«Ей сказали, что совсем недавно ты приходил домой. Что ты там делал, если не искал случая помириться?»
— Я? Да так, просто что-то пришло в голову. — Успокойся, Берта, успокойся. Иветта, конечно не настолько догадлива, как ее сестра, но не стоит забывать об осторожности. — Возможно, я читала где-то об этом. Просто решила уточнить. Продолжай. Морт жил на Лавуре, и что случилось?
Близняшка на несколько мгновений задержала взгляд на моем лице, чем напомнила мне Аврору, но, вскоре не выдержав моего наспех сконструированного молчаливого спокойствия, опустила глаза.
— Как я уже сказала, Елеазар, как и вся его семья, жил в Сангве — это древнее поселение вампиров и Ночной Стражи, которое она, к сожалению, по известным тебе причинам вынуждена была покинуть. И однажды. — Иветта снова на мгновение замялась, очевидно думая, стоит ли продолжать говорить дальше. Вопросительно изогнув правую бровь, раздираемая самыми разными чувствами от нетерпения до злости, я хрустнула пальцами, убеждая — стоит. — Однажды Елеазар встретил там девушку. Вампиршу, конечно. Она приехала с какой-то другой планеты — Пареры или Патеры, я точно не помню.
— И он влюбился в нее?
— Да, полагаю. По крайней мере, эта вампирша задержалась в Сангве надолго. Да и не только в Сангве — ей очень понравился Лавур, она часто бывала, например, в королевском дворце в сопровождении Елеазара. Иногда приходила туда и одна. Поговаривали, что скоро она станет женой сына главы Ночной Стражи, поэтому лавурская знать отнеслась к ней весьма благосклонно.
— И что же в этой волшебной и романтичной истории в итоге пошло не так?
— Я скажу еще раз — это все слухи...
— Да, я помню. И все же?
— Эту девушку, вампиршу... Ее застукали с принцем. Ну, ты понимаешь. Она плакала, говорила, что он принудил ее, но он же принц. По законам Лавура им дозволено практически все, и... Когда их застали вместе... В общем, она отбивалась. Видимо, смелой девушкой была эта вампирша. Кажется, она воткнула нож в руку принца, и рана была не смертельна, нет. Возможно, если бы Его Высочеству удалось сделать то, что он задумал, он не стал бы вообще обращать на это внимание, но их слишком рано прервали, и...
— Причинение вреда члену королевской семьи карается смертью. — Я задумчиво покачала головой, осознавая и переваривая все то, что мне сказала Иветта. — Но ведь вампиры, они живут по своим законам, и, вне зависимости от желания короля, окончательный приговор выносит Ночная Стража. Я читала об этом.
— Да, так и есть.
— Выходит?..
— Отец Елеазара дал приказ казнить эту девушку, не желая вступать в прения с королем. Ее повесили на главной площади. — Голос Иветты надломился, и она сглотнула, тяжело вздохнув. — Собралось много народу, и все кричали, называли ее чужеземной шлюхой, покусившейся на жизнь их короля...
— И Морт все это видел?
— По слухам... — Услышав, как я недовольно цокнула языком, Иветта поспешила исправиться. — Я имею в виду, говорят, что он был там до самого последнего момента. Дождался, пока площадь опустеет, снял тело вампирши с виселицы, похоронил ее, а потом пропал. Никто ничего не слышал о нем почти пятьдесят лет, и вот два года назад он вернулся и, узнав о тебе, о «Трилистнике», изъявил желание ждать тебя вместе с нами. Вот и вся история.
— Да уж...
И какие слова я теперь должна сказать Морту, чтобы он простил отца? Что должна сделать, чтобы он отказался от глупой и опасной затеи его подставить? Я была зла на вампира, по-настоящему зла. Зла за то, что он ничего не рассказал мне о Нине и происхождении ее родословной, что не счел меня достойной доверия и что вместо того чтобы что-то объяснить, поступив как друг, которым он долгое время притворялся, Морт предпочел просто уйти, позволив моим необузданным мыслям медленно разъедать плавящийся от усталости мозг.
Но несмотря на злость... несмотря на злость, мне было очень жаль его, и это чувство отравляло, смущало, потому что, будучи высококвалифицированной эгоисткой, я мало кого жалела в жизни. Родители? Нет, они не заслуживали жалости, большую часть времени зацикленные на себе и своих проблемах. Пожалуй, только в последнюю неделю я стала медленно осознавать, что на самом-то деле мне чертовски повезло с предками. Да, они много работали, уделяли семье в моем лице мало времени, но зачем? Для того чтобы у меня было все, что я хотела. При этом родители лишний раз не утруждали себя бесполезными нотациями, предоставляя мне право самой делать выбор, лишь иногда тактично его корректируя. А разве не это ли мечта почти любого среднестатистического подростка?
Если задуматься, то, вероятно, ребенок — а, может быть, и не только ребенок — никогда не бывает доволен тем, что имеет. Малыш, окруженный родительской заботой, сетует на недостаток кислорода, в то время как розовощекая девчушка, покупая платье от известного модельера, жалуется подруге на то, что, без сомнения, смысл жизни ее мамы — одна лишь работа.
Но что бы с нами ни происходило, родители — это самые главные люди в нашей жизни. Они никогда не обманут, не предадут. Разве это не волшебно, что любовь к нам практически вплетена в их ДНК?..
Конечно, волшебно, только вот как донести эту простую мысль до Морта? Как объяснить ему, что, отправляя неудачливую вампиршу на плаху, его отец руководствовался только лучшими побуждениями? И руководствовался ли? Возможно, запутанный клубок этой истории нужно начинать разматывать с другого конца.
— Похоже, сегодня нам не удастся заняться конструированием шатра.
Я вскинула голову, потревоженная словами Иветты. Недалеко от места, пока больше напоминающего руины шатра, собралась большая толпа. Больше всего меня удивило то, что состояла она в основном из двергов и эльфов, стоящих близко-близко друг к другу. Плечи представителей двух враждующих рас в буквальном смысле соприкасались, но, как ни странно, ни одна, ни другая сторона не выказывала никакого недовольства по этому поводу.
— Что там происходит?
Мы с близняшкой начали проталкиваться внутрь круга, сопровождая свое проникновение непрестанными извинениями, пока я, наконец, не заметила Мэл. Целительница сегодня выглядела необычайно встревоженной. Она стояла, покусывая губу и разглаживая незначительные морщинки на лбу, проводя средним и указательным пальцем правой руки по коже вверх от переносицы.
— Мэл, привет. — Целительница кинула на меня беглый взгляд, слабо кивнув головой. — Что тут у вас происходит?
— Инициация. — Эльфийка прошептала это слово одними губами, так что я скорее угадала, что она произнесла его, чем услышала. Поняв, что ничего более толкового я от Мэл сейчас не добьюсь, я снова принялась прокладывать себе дорогу к центру круга, активно работая расставленными в стороны локтями. Почти никто не обращал внимания на мои попытки пробиться поближе к сцене, на которой разворачивались, очевидно, захватывающие события. Все собравшиеся заворожено смотрели вперед, видя то, что пока было мне недоступно — и эльфы, и дверги отличались удивительно высоким ростом.
Наконец, я выбралась в первые ряды и, подобно многим собравшимся на поляне, замерла. В центре круга на большом толстом клиновидном камне лежала эльфийка — маленькая девчонка на вид лет семи-восьми. Все ее тело извивалось, и бедняжка дергалась в жутких конвульсиях, непрестанно корчась и слабо постанывая.
— Что с ней? Почему ей никто не помогает?
Я кинулась было к камню, но кто-то вовремя удержал меня, притянув к себе за плечи. Рефлекторно я сделала попытку вырваться и снова ринуться на помощь бедной девчонке, муки которой, казалось, стали еще более изнурительными и жестокими, но хватка дверга, держащего меня, походила на стальные оковы.
— Не мешай инициируемой идти по дороге Велимира. Ты можешь сбить ее с предназначенного ей пути.
Девчонка вдруг согнулась пополам, прижав острые колени к дрожащей, покрытой потом груди, виднеющейся из-за шнурованного просторного белого сарафана.
— О, прекрасные поля Андромеды...
Я услышала плач, сопровождаемый прерывистыми всхлипами и судорожными вздохами. В нескольких шагах от меня стояла, по-видимому, семейная пара — эльфийка, пряча лицо в рубашку мужа, давила непослушные громкие рыдания, жмуря глаза. Лицо ее супруга было сосредоточенным и жестким, а выдающийся вперед подбородок четко очерченным и до скрежета в зубах напряженным.
— Айвин, она осталась с нами? Скажи же, скажи! Почему ты молчишь? Я не могу смотреть, я не могу...
Девчонка снова зашевелилась, начав скрести по шершавому крошащемуся камню ногтями, и я, привлеченная движением, перевела на нее взгляд. Маленькая эльфийка переместилась на спину, выгнув ее дугой, и на несколько секунд застыла в такой позе, а после резко обмякла. Боковым зрением я увидела, как семейная пара громко выдохнула — женщина больше не искала поддержки у рубашки мужа, смотря в центр круга и торопливо вытирая с лица успевшие подсохнуть слезы.
Малышка вдруг резко присела на камне, свесив вниз тонкие ноги, и открыла глаза. От неожиданности я вздрогнула — на меня в упор смотрели черные, затягивающие в глубокую внушающую страх бездну провалы. Волосы девчонки пришли в движение и, поднявшись к верху, начали извиваться, как рой копошащихся змей, меняя при этом цвет — с желтого, почти золотого на иссиня-черный. Казалось, что тьма медленно ползет по локонам, поглощая, пожирая их.
— Нет, нет... — Наблюдающая за перевоплощением эльфийка, сотрясаясь от рыданий, осела вниз, прикрыв рот дрожащими руками, чтобы заглушить всхлипы.
Девчонка тем временем чуть раздалась в плечах, став в мгновение ока как будто массивнее и больше, и устало прикрыла глаза, чтобы через секунду снова открыть их уже медово-янтарными. Маленькая эльфийка... Нет, уже не эльфийка. Точнее — эльфийка, но свернувшая не туда...
— Мама! — Новоиспеченная двергийка сделала глубокий вдох, найдя в толпе сломленную, смотрящую на дочь со смесью страха, любви и отвращения эльфийку. — Мама, я справилась? Мама, почему ты плачешь? Мам?..
Девчонка, испуганно озираясь по сторонам, потянула себя за волосы и, накрутив на палец прядь жгуче темных волос, вскрикнула.
— Нет, мама! Мамочка, я не плохая! Не отдавай меня им, мама!
К новообращенной уже шли два грозных с виду дверга, неся в руках темную длинную мантию, в которую был завернут, вероятно, новый чистый комплект одежды на смену безнадежно испорченному и в некоторых местах порванному белому сарафану.
Я попятилась назад, с трудом вынося иступленные крики маленькой девчонки, которая отчаянно звала маму, в беспамятстве опирающуюся на крепкую руку мужа и растворяющуюся в толпе.
— Мама! Папа! — Я увидела, как эльф вздрогнув, сгорбил спину и ускорил шаг, видимо, стремясь скрыться где-нибудь, где не слышно этого плача о помощи. Я поспешила сделать то же самое.
Выйти вон из круга оказалось сложнее, чем войти в него — работать локтями приходилось в несколько раз усерднее, при этом помогая себе плечами, а иногда и не совсем вежливым толчком.
— Берта! — Машинально я создала из воздуха огненный шар, слишком эмоционально отреагировав на непрошеное касание. — Эй, полегче. Это всего лишь я. — Мэл разжала руку, сморгнув влагу с глаз. — Пошли отсюда. Малышке надо успокоиться.
***
— Что это вообще такое было?
Просидев в шатре, где обитала Мэл, около десяти минут, я, наконец, начала постепенно приходить в себя. Онемевшие пальцы мертвой хваткой сжимали кружку с уже успевшим остыть чаем, все еще источающим приятный аромат смеси каких-то целебных трав. Рядом со мной на тюфяке примостился Корвус, неторопливо занимающийся чисткой своего оперения — вот уж у кого точно не было никаких проблем.
— Инициация. Дверги и эльфы связаны больше, чем сами готовы признать. Рано или поздно — кто-то в пять лет, а кто-то в пятнадцать — все по ней проходят, по дороге Велимира. — Мэл подошла к выходу из шатра, и, чуть наклонившись вперед, подняла глаза к небу, безоблачному и синему-синему, без единого мазка портящей его чистоту краски. — Древние легенды гласят, что Андромеда — одна из старейших глав эльфийской общины — однажды устала от вероломства и подлости ее подданных и повелела придумать обряд, который бы еще в детстве смог отличить хорошего эльфа от плохого. Конечно, условно. И так появились дверги — мрачные создания ночи, изгнанные Андромедой под землю.
— Хочешь сказать, что эта маленькая девчонка от рождения вероломна? Пока я занималась созданием этого дурацкого шатра, я видела много двергов, и ни один из них — ни один — не показался мне злым или подлым. Да, они немного грозные, но только пока ты на них смотришь. Например, Вафадар. — Тут Мэл неожиданно вздрогнула, оторвав взгляд от неба и опустив его в пол. — Я несколько раз разговаривала с ним. Да, он немного угрюмый, но ведь это не порок?
— Берта, я просто пересказала тебе старую легенду, и это вовсе не значит, что ты обязана в нее верить.
— А ты? Ты веришь? — Не став дожидаться ответа целительницы, я разом влила в себя весь оставшийся в кружке чай и сморщилась от горького вкуса оставшейся на дне заварки. — Конечно, веришь. Тебе ведь доставляет такое удовольствие издеваться над двергами, неизменно превознося себя над ними.
— Да что ты вообще обо мне знаешь? — Мэл резко повернулась, крутанувшись на месте, чем заставила всполошиться Корвуса, который тут же расправив широкие крылья, взметнулся наверх в свое убежище под куполом шатра.
— Я знаю то, что вижу. Я помню, как ты разговаривала с Вафадаром в тот день, когда мы прибыли в Кастру. Помню, как ты разговаривала с ним вчера или позавчера. Зачем ты постоянно к нему цепляешься? Только не говори, что от большой любви.
— Я... Да ты... Что ты...
— Посмотрите, кто-то впервые в жизни потерял дар речи. Дай знать, когда вернешь его — я сразу же загляну.
Проскочив мимо Мэл к выходу, я по обыкновению нагнулась и покинула шатер, с разбегу наскочив на кого-то.
— Ведьмочка, вижу, даже каждодневные тренировки не помогают тебе улучшить координацию. Тяжелый случай.
Подняв голову, я встретилась глазами с Мортом. Черт возьми, я даже и не предполагала, что так сильно скучала по этой всегда раздражающей меня ухмылке, но умереть мне на месте, если вампирчик когда-нибудь узнает об этом. Предотвращая наше столкновение, Морт обхватил мои предплечья руками, и сейчас я каждой клеточкой своего тела ощущала холод, проникающий сквозь тонкую куртку под мою кожу.
— Здравствуйте, господин Морт. Я невероятно польщена тем, что впервые за последние недели вы сочли меня достойной слышать звук вашего голоса. Я еле сдерживаю слезы счастья. — Дернувшись, я освободилась от ледяных пут и скрестила руки на груди, чувствуя, как взгляд Морта прожигает в моем сердце дыру размером с космос.
— Я тоже скучал по тебе, Берта. Как жизнь?
На мгновение, всего не мгновение мне показалось, что Морт говорит серьезно, но затем насмешливое выражение вновь вернулось на его лицо, и я, решив откровенно наплевать на пункт номер два, предупреждающий о контроле эмоций, взорвалась. Да, перепалка с Мэл была лишь разминкой перед чем-то большим.
— И ты считаешь, что это нормально? Накричать на меня, потом игнорировать несколько недель, а затем просто улыбнуться и сделать вид, что ничего не было? Как жизнь? Тебе сказать правду или притвориться и соврать? Дерьмово! А теперь можешь сам решать, какой вариант ответа я выбрала. — Яо всей силы толкнув Морта, я пулей пронеслась мимо него, чувствуя легкое дежавю после ссоры с эльфийкой.
— Ведьмочка, если ты думаешь, что я побегу за тобой, то ты сильно ошибаешься.
— Да пошел ты!
— Не слишком разумное пожелание от человека, на плечи которого возложена задача — уговорить меня встретиться с отцом.
Я заставила себя не оборачиваться, слыша, как голос Морта тихим эхом исчезает вдали. Нет, пока я не готова к битве. Чтобы приручить эту кроволюбивую зверушку, мне нужно обладать большей осведомленностью.
Эх, и как некстати я поссорилась с, возможно, единственным существом, которое могло бы помочь мне подобраться к клубку запутанных отношений Мортов с другого конца. Но, спешу напомнить вам, Берта — вы ведьма. Поэтому будем решать проблему кардинально — разматывать клубок слишком долго.
Проще разрезать все мешающие ему превратиться в ниточку узлы, и именно этим я и собираюсь заняться.
Готовьтесь к встрече, многоуважаемый господин Морт-старший. Пришла пора наведаться к Ночной Страже.