"... Вот она я - дерзкая, страстная, слишком опасная,
Вот она я - меткая, властная, чёткая, ясная.
Дергай веревочки, жми на все кнопочки..."
Из-за моих мыслей, совсем не слышно музыки, которая играет в наушниках. Вяло бреду знакомой дорогой к школе по утоптанному снегу. Не спешу. Прячу губы в толстый шарф. Вдыхаю носом морозный, обжигающий воздух, бессознательно верчу в пальцах брелок на связке домашних ключей на дне кармана теплой куртки. Едва ли вы сможете предугадать, что у меня на уме, ведь способности эти напрямую зависят от вашего воображения. Я действительно непредсказуема, и мои цели и желания могут меняться так же стремительно, как и мои мысли.
Черный ворон, вспорхнув с ветки, преграждает путь и важно перешагивая, вертит клювом, следя за мной бездонным смоляным глазом. Замедляю шаг, впившись взглядом в это дьявольское отродье. Чернильно - черный на белом снегу, он бесспорно великолепен. Как великолепно все то, что сильнее и красивее меня, что магнетически притягивает, отвергает все принятые правила, умея незримо прятаться в тени и легко управлять чужими судьбами.Я спасена. И что в итоге?
Пустота. Липкая, мерзкая.
Откровенно говоря, я просто вернулась обратно. В серость, уныние, однообразие. К подростковому белью в зеленый горошек, к неменяющемуся пейзажу за тяжелой шторой моей маленькой удушливой комнаты, к мнимому ошейнику, цепь от которого так коротка, что позволяет лишь доползти до кухни, к пороку, что жрет изнутри. Как же все парадоксально: сколько не убегай, от самой себя, все равно возвращаешься обратно, в тот же самый кукольный домик. Всегда есть что-то, что сильнее тебя, что заставляет менять планы, подталкивает на необдуманный шаг, подчиняет мнимой истине. Да, больно осознавать, что тебя кто то использует, но Равенство для всех -миф, не имеющий право на существование. Жизнь похожа на игру в шахматы, выигрывает тот, кто первым сделает правильный ход. И можете осуждать, если склонны копаться в особенностях поведения некоторых людей и их образе жизни, можете рассматривать их грязные поступки под лупой, выискивая в них, то, что граничит с законами вашей добродетели. Это, по большому счету, ничего не меняет.
Знакомство с Владом научило меня единственному правилу. Хочешь чем -то обладать, - умей ставить капканы.
Закрываю глаза, облегченно выдыхая облако горячего пара и вздрагиваю от руки, коснувшейся моего плеча.
- О чем задумалась? Опоздаешь.
Поднимаю голову и в недоумении смотрю на брата. Нет, не говорите мне, что все это время он шел за мной. Поводок стал слишком короток.
- Почему ты здесь? Следишь?- сбрасываю его руку, которая кажется тяжелой, роняю раздраженный взгляд в снег. Что ему нужно? Разве не очевидно, что мне невыносимо оставаться безмозглым питомцем, который крадет драгоценное время жизни хозяина. Бессмысленно всегда полагаться на старшего брата. Больше это не работает.
— Не злись, — он растерянно пожимает плечами так, что касается воротником пальто, замерзших покрасневших ушей. Порываюсь согреть их ладонями, но так и не вынула рук из карманов. Не даст. Отмахнется, вскинет голову, так, что не дотянешься. До сих пор удивляюсь тому факту, что он меня не убил. Вернувшись, я застала его в тяжелой депрессии. Радость и узумление были так велики, что кара волшебным образом миновала.
—Со мной все в порядке, ты же видишь! Можешь идти на работу.
— Нет, я провожу тебя, — и на мой вспыхнувший взгляд, который не остался не замеченным, добавил,— не спорь, так надо.
Ох уж эти угрызения совести. Если есть пахарь, значит есть плуг. Определенно.
Ровняю на плече лямку сумки и шагаю вперед. Ладно, брату я прощу все. Он вне игры, он за линией замкнутого контура.
— Ты уже придумала, что будешь говорить в школе? —Он обернулся, обогнав меня.— В любом случае, вали все на меня, поменьше там подросткового максимализма, не нужно, что бы тебя таскали по психологам.
Из-за жилого дома уже видна школа, и я спешу, что бы он не успел вновь коснуться этого тяжелого вопроса: "Где же ты пропадала?" Ох.., много же я наврала ему о причине ухода из дома, сделав его первым виновником, припомнила все его запреты и ошибки в воспитании, умело "присыпав" подростковым синдромом. Мерзкий метод, но действенный. Невыносимо видеть, как он мучается от осознания своих ошибок. Ненавижу себя за это. Про Влада молчу. Никита не простит. Трупы нам ни к чему.
— Не стану читать нотаций, — Никита остановился, дальше идти не имело никакого смысла, мы стояли у школьных ворот, — скажу одно.. Его рука потянулась к шарфу на моей шее. — Ты и я - мы, как шестеренки. Если одна деталь ломается или выходит из строя, механизм перестает работать. Есть два варианта: ремонт или замена. Так вот, в нашем случае, возможен только ремонт и никак иначе. Понимаешь?
В его ясных глазах, цвета стали, я не видела очевидных вещей - обиды, например. Под бдительным взглядом этих глаз, я снова почувствовала себя некомфортно, мы несколько минут разглядывали друг друга в шуме улицы и собственной тишины. Как много я хочу ему сказать, но никогда не скажу. Никогда не признаюсь. Это невозможно. Все, что мне остается, это жить по старым правилам.
- А если ремонт обойдется слишком дорого, тогда что? - задаюсь я вопросом, презрительно прищурив глаза.
- В нашем случае, Жека, цена не имеет значения. Потому что мы устанавливаем ее сами.
Еще как имеет. Мы все таки чем то похожи. Извечно каменным выражением лица.
Ладно, все. Гоню навязчивые мысли и удушливые чувства. Ныряю в привычную реальность. Сжимаю губы и ухожу. У меня есть незаконченные дела.
Взбегаю по знакомым ступеням, переполненная необъяснимыми, чуждыми эмоциями. Такими, словно на бешеной скорости лечу по пустынной трассе на авто. Азарт. Драйв. Страх. Отчаянье. Стоп! Надо держать эмоции в узде.
Второй урок начнется через несколько минут. Правильно я сделала, что не пришла к первому. Пересекаю шумный холл, не встретив одноклассников, спешу в раздевалку, где снимаю надоевшую верхнюю одежду. Смотрю на себя в зеркало. Поправляю челку. Щеки тронуты морозцем и это неоднократно подчеркивает бледность моего лица.
Поднимаюсь на второй этаж. Неторопливо, стараясь идти прямо, подхожу к кабинету истории. Одноклассницы, ленно болтающиеся в коридоре замолкают, таращась на меня. Стараюсь выдержать эти взгляды. От вереницы отделяется знакомая фигура и спешит навстречу.
- Ах Женька!! Ты пришла!!? - Риту переполняют эмоции какой то двойственно - испуганной радости. - Мы все в шоке, - она мягко обнимает меня, и я ловлю так надоевший мне, запах ее сладких духов. Нас обступают, осмелев, и я слышу как сыпятся вопросы:
"Как ты? Что у тебя случилось? Как настроение? Ты подстриглась?"
Но эти вопросы почти не касаются моего разума, я не хочу ничего объяснять.
-Эй, у меня все в порядке,- я вырываюсь из объятий подруги и долго смотрю ей в глаза, сдерживаясь, что прямо здесь и сейчас не упрекнуть ее в двуличности. - Позаимствуешь на пару минут, - я тяну за конец ее голубого шейного платка.
- Зачем?- Разве это не истинное удивление. Она хватает пальцами за противоположный конец, останавливая меня.
- Разве мы не подруги?
Все стоят, замолчав, дырявя меня взглядами. Интересно, что у них в головах?
- Нууу да, бери,- она разжимает пальцы и я, стянув с ее шеи ткань, демонстративно начинаю накручивать платок на костяшки своих пальцев. Улыбнувшись, обхожу ее, оставляя растерянную подругу , позади.
Захожу в класс, нахожу взглядом Вронского. Он, оторвав взгляд от телефона окидывает меня абсолютно спокойным и холодным взором. И вновь его опускает. Ага..., идеальная маска безразличия. Еще одно оружие против меня. Я начинаю идти к его парте, почти закончив наматывать платок на кисть. Ну вот, кажется на его лице вспыхивает удивление. Он поднимает на меня взгляд, как раз в тот момент, когда я без лишней суеты вонзаю свой кулак в его скулу. Присутствующие ахают, Вронский обалдев, пытается встать со стула, чтоб взять инициативу в свои руки, но не успевает, потому что под громкое Деновское восклицание:" -Женька?!" торопливо, с размаху бью Максима его же учебником по челюсти. Все, на большее меня не хватит. Бросаю учебник и торопливо, расталкивая столпившихся, покидаю учебную комнату. Стараюсь дышать ровно. Дохожу до конца коридора, слыша как нервно перекидываются резкими фразами за моей спиной, спеша вслед Макс и Ден, и под звонок оповещающий о начале урока, ныряю в женскую раздевалку.
Не избавиться от их присутствия.
- Что этот козел сделал, только скажи.-Волков как всегда, на моей стороне. Это придает мне сил.
-Отвали! Я прибью ее!
-Только тронь! Что ты сделал?
-Ты охренела кидаться? Страх потеряла?
Денис жмет Вронского к стене, не давая возможности ко мне приблизиться. Тот вырывается, отталкивая Дениса.
-Скажи хоть слово и я ..
- Отцепи от меня...
-...Прибью его!
-...Своего бешенного пса, Снежная! - я наконец, прихожу в себя.
Услышав, свою фамилию, я наконец, прихожу в себя.
— Денис уйди, оставь нас.
Пришло время расставить точки над i.
— Прямо сейчас, да! Я урою этого гомнюка, только скажи!
— Ради бога, уйди! — Повышаю голос, обернувшись в их сторону и разрывая Волкова разъяренным взглядом. Он тянет с этим, но Макс улучив возможность, вырывается из его хватки.— Оставь нас,—повторяю я, и Денис не сводя с меня недоуменного взгляда, шумно выдохает и поднимает руки, сдавшись.
— Ладно! Ты так хочешь? Все решила? Черт с вами! Я уже ни хрена не понимаю! — Пнув стену, злясь, он демонстративно покинул маленькую раздевалку.
Каким образом я умудряюсь подчинять его себе?
Макс сокращает расстояние между нами, сжав губы. Наверняка лицо его, озаряет радуга эмоций, но я еще не вижу. Смотрю в окно.
- Мозги растеряла? -Начинает он, сдерживаясь, что бы не надавать мне оплеух, я чувствую как дергаются его руки. - Еще раз выкинешь что нибудь подробное...
— Да, — я повернулась в его сторону и смело уставилась, как на давнего хорошего друга, с мерзкой улыбочкой. Вот он стоит рядом, с перекошенным от недовольства лицом и горящим взором, но даже в этом он неповторим. — Буду мстить любыми возможными способами, пока не извинишься, не признаешься, что ты трус и подонок...
— Заткнись, ты меня не дослушала!
Надо же, оказывается Макс умеет злиться и вести себя агрессивно.
— И не стану! Ты готов прямо сейчас объяснить всем, по какой именно причине, учишься в этой непривлекательной школе?
Губы Вронского сжимаются и взгляд фокусируется на моем левом зрачке. Некоторое время он пытается понять смысл сказанных мною слов.
— Ты под кайфом, что ли?
— Еще под каким! — Я сделала маленький шаг, который был бы не возможен, не отступи Макс на некоторое расстояние.— Но это ничего для тебя не меняет. Мы же не хотим, что бы все узнали, как далеко это все зашло. Я про твои мерзкие игры с братом.
Макс тяжело выдыхает. Губы его подрагивают, щека, по которой я врезала учебником, горит. В его сознании складываются какие то формулы, благодаря которым, он может одержать надо мной верх. Возможно, он с успехом бы их рассчитал. Уж слишком мои аргументы зыбки. Кто поверит в мои удивительные приключения? Но неожиданно, его взгляд падает в вырез моей блузки. Я и сама обнаружила золотого крабика с изумрудным фианитом на своей шее, уже после того, как пришла в себя после своего "волшебного" возвращения.
— Твои игры с моим братом... Не нужно ввязывать меня в это..,— презрительно продолжает он, перестав изучать украшение в ложбинке между моими ключицами.
— Правда? Ну тогда соври мне, скажи, что ты понятия не имел, где я находилась этот долгий чертов месяц! Соври, что не знаешь на что способен твой чертов брат!
Лицо его меняется. В глазах появляется растерянность.
— Ты считаешь, я знал?
— Я в этом просто уверена!
— Нет! И не смей меня в это втягивать! Мне абсолютно не в чем перед тобой оправдываться! Должно быть ты и связалась с ним, в мечте о сладкой жизни и деньгах, которые он может предложить и готова была уйти в след за ним к черту за горизонт, но при чем здесь я? Я пытался остановить тебя еще тогда в "Перезагрузке"..
Меня ошпаривает кипятком.. Что на меня нашло? Почему я решила, что он знал? Почему мне хочется что бы он был виновен?Я смотрю в его лицо, теряя тонкую связь с реальным миром и делаю шаг ближе, в надежде глубже заглянуть в его глаза. Но получается неудачно, парень резко отстраняется, будто от прокаженной, и я, покачнувшись, переступаю с ноги на ногу.
— Макс...Ты скрывал... ты скрывал от меня, что вы братья..., — пытаюсь оправдаться перед самой собой
— Скрывал, да! И что? — Вронский нависает надо мной, — он с семнадцати лет не живет дома. Это преследуется законом?!
И я вдруг поняла, как нелепо выгляжу, ослепленная злобой. Втянула голову в плечи, отступив.
— Потому что он псих. Потому что он едва не убил меня... — Но ведь это только твоя личная проблема не правда ли? Причем здесь парень, который стоит напротив? Ведь он, наверняка, такая же пешка в игре, как и ты...
Вронский задумчиво хлопнул ресницами, куснув губы. Понятия не имею, какие картины жизни промелькнули перед его взором, но брови сдвинулись к переносице и губ коснулся легкий вздох.
— Едва не убил? Думай, что говоришь... — Заявил он, уже размеренно и тихо, нотки недоверия к правдивости моих слов, резанули слух. Я поморщилась, словно надкусила горькую таблетку. Нельзя заходить так далеко.., не нужно, что бы он знал... они братья, между ними устоявшиеся отношения. Та информация, которой я владею, должна умереть вместе со мной, иначе.., иначе придется отвечать на страшные вопросы.
Мы стоим молча, пялясь на друг друга.
— Ну, это все? Притензии кончились?- Он первым прерывает наше молчание, сунув руку в карман джинсов. Ему не терпится уйти.
— Нет. — Поспешно бросаю я. — Ты.., ты ведь оказался в этой школе не просто так.
Макс раздраженно закатывает глаза.
— Я все знаю..
— Знаешь, и что?
— ТО, что это еще не конец. — Я некоторое время собираюсь с силами, чтоб произнести приговор. Может не стоит? Может еще есть возможность найти выход? Я не тщеславна, и всего лишь оружие в чужих руках. Во мне есть силы бороться. Но я отчетливо понимаю одно, сражаться я могу лишь втянув в эту историю брата. А этого никак нельзя допустить.— Он требует новых жертв.., но думаю, тебе лучше узнать это из его уст.
— Нет уж, говори. Предпочитаю узнавать о таких вещах заранее. Что ему нужно на этот раз? — Он старается говорить непринужденно, но я чувствую в его голосе обреченность. И это является для меня стойким доказательством — мы две полудохлые мухи, в сетях черного паука..
Я касаюсь пальцами кулона.
— Ну, — торопит меня одноклассник.
—Ты отказываешься ехать в Германию и представляешь меня семье, как свою девушку,— шепчу я, пряча нахлынувший стыд.
Губы Максима трогает вполне объяснимая ухмылка. Так, словно он разочарован. Парень опускает голову, долго рассматривает дыры в линолеуме. Глаза стекленеют.
— Слишком мелко для моего братца...,— говорит хрипло, качает головой и неторопливым шагом, который эхом отдается в моей голове, уходит, оставляя меня в одиночестве.
Зачем эти братья вторглись в мою жизнь?!