От слов директора сердце рухнуло куда-то вниз.
«На опушке Запретного леса было найдено тело Клары Белл».
Авалон стало плохо.
Но она смогла заставить себя обернуться и взглянуть на Ориона.
С ужасно бледным, окаменевшим, пустым лицом он смотрел на директора.
По Большому залу поднялись шепотки ошарашенных новостями студентов, но Диппет продолжил:
– Мы осмотрели место происшествия и пришли к выводу, что причиной скоропостижной смерти мисс Белл стала атака существа, которое забрело за установленные границы леса. Команда специалистов по волшебным тварям из Министерства в данный момент обыскивает лес в поисках виновного зверя. Однако мы действительно считаем, что это была лишь трагическая случайность.
– Боже... – неверяще прошептала Зельда, медленно закрыв рот рукой.
Но тут внимание Авалон перетянул на себя надрывный всхлип за столом Пуффендуя. Это разрыдалась соседка Клары, Изабелла. Друзья пытались ее успокоить, но она, поглощенная разрывающей душу скорбью, переполненная отчаянием, не переставала неистово дрожать.
– Я понимаю, что для нашей школы настало тяжелое время. Все любили мисс Белл, и нам будет искренне ее не хватать. Оставшиеся занятия на этой неделе отменены, чтобы дать каждому возможность погоревать и подготовиться к поминкам.
Диппет продолжал что-то говорить, но в голове Авалон его слова превратились в белый шум: она пристально смотрела на Ориона, который поднялся с места и торопливыми шагами стал пробираться к выходу. Вместе с Томом Авалон быстро подскочила и пошла за ним, но он уже резко распахнул двери и выбежал в коридор.
Хлопок дверей отвлек тех студентов, которых не слишком сильно тронули новости, и Авалон с возрастающим ужасом отметила, как же их много...
Не говоря ни слова, она развернулась и побежала за Орионом.
– Эйвери! – крикнул Том и схватил обезумевшего Ориона за локоть.
Орион с силой вырвал руку, даже не обернувшись, и помчался в сторону больничного крыла. Авалон с Томом молча переглянулись и устремились за ним.
Словно в густом тумане, они неслись, преодолевая лестничные пролёты один за другим. Те самые коридоры, где Орион бесчисленное количество раз поддерживал Авалон, теперь затапливали их какой-то неосязаемой, тяжелой тьмой. В замке стояла тишина: все остальные еще находились в Большом зале, и среди стен звучало лишь эхо торопливых шагов Ориона и Авалон с Томом.
Когда они добрались до нужного этажа, Авалон, даже не приближаясь ко входу, услышала плач.
Орион замедлил шаг, осторожно подошел к двери, и взгляд его моментально упал на родителей Клары. Хотя лицо ее мамы было не разглядеть – та сидела к ним спиной, уткнувшись в плечо мужа и всхлипывая в его объятиях, – ее светлые рыжеватые волосы были точь-в-точь как у дочери...
Их мучительный плач ножом резал по сердцу Авалон. В памяти болезненной волной стремительно всплыло воспоминание о том, как Молли с Артуром рыдали над безжизненным телом Фреда, но Авалон оборвала его. Нельзя. Не сейчас. Не тогда, когда совсем рядом Орион пустым взглядом смотрел прямо на родителей своей девушки.
Мама Клары упала на колени, отец опустился рядом, еще крепче прижав ее к себе, и только их всхлипы продолжали резонировать в каменных стенах. И тут Авалон услышала, как Орион испустил сдавленный вздох: он увидел.
Она выглядела почти спокойной.
Клара лежала на больничной койке. Глаза закрыты, когда-то розовые щеки – без следа румянца... Если бы не безжизненный оттенок ее кожи, почти можно было бы подумать, что она спит.
Почти.
Ее тело было накрыто тканью, а ладони аккуратно сложены над животом. На месте свежих ран, которые целительница успела быстро затянуть до того, как родители увидели тело своей дочери, руки Клары исчерчивали толстые белые полоски шрамов.
А потом помощница мадам Бардо все-таки заметила стоящую у входа троицу и, взмахнув палочкой, захлопнула дверь перед их лицами, чтобы дать Беллам уединение.
Тишина.
Абсолютная тишина.
Орион медленно развернулся, не отрывая глаз от пола, и нахмурился еще сильнее.
— Как нам это исправить? — тихо спросил он.
— Орион... — мягко начала Авалон.
— Ты годами искал, как обмануть смерть, – он посмотрел на Тома. — Как нам ее вернуть?!
Встретившись с отчаянным взглядом Ориона, Том не мог скрыть свою боль. Но и заставить себя хоть что-то сказать тоже не мог. У него впервые не было подходящих слов.
Орион становился все безумнее, его губы мрачно искривились — от молчания Тома его мука лишь усиливалась.
— Ты должен знать способ...
— Орион, я не могу...
— Ну так, блять, найди этот способ!! — проорал он и толкнул Тома. Тот почти не сдвинулся с места, тем самым только сильнее подпитывая гнев Ориона, в уголках глаз которого уже скопились горячие слезы. — Ты же... Ты же... Том, мать твою, Реддл... Ты должен знать... ты всегда знаешь... Ты...
— А что если мы добудем еще один маховик времени из Министерства? — с безрассудной надеждой предложила Авалон.
Орион покачал головой. Запинаясь, он рвано выдохнул:
— Я... Это невозможно, Авалон. Это, блять, невозможно! Это... Они... У них стоит слишком много гребаных защит... Мы н-не сможем... Не станем... — он спрятал голову в руках, и плечи затряслись в истерике. — Не получится... — безвольно прислонившись к ближайшей стене, Орион медленно соскользнул вниз. Рыдания пронзали его тело насквозь, ломая, побеждая, опустошая, заставляя биться в агонии.
Авалон моментально села рядом с ним и обняла, а он, уткнулся ей в плечо, плача и пропитывая слезами школьную форму. Собственные слезы Авалон едва замечала — внутри было ужасающе пусто.
Она знала, что сейчас не может позволить себе горевать. Не тогда, когда Орион в ней нуждался. Поэтому она поступила так же, как поступала после каждой смерти, с которой ей когда-либо приходилось иметь дело: затолкнула собственные чувства куда подальше, чтобы помочь тому, кто рядом.
Том не мог смотреть на них. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным — и до дрожи ненавидел это. Ненавидел не знать, что делать. Ненавидел не иметь правильного ответа. Ненавидел понимать, что ситуация вышла из-под контроля.
И даже не хотел представлять, через что проходил Орион. Потерять любовь всей своей жизни...
Он подумал об Авалон. О том, как после нападения боггарта боялся, что она умрет у него на руках...
Страшно представить, что бы он сделал, если бы она тогда не выжила...
Том и не думал, что мучительные рыдания Ориона отзовутся в нем самом так сильно. Сердце обычно жизнерадостного парня истекало кровью, проливаясь слезами по щекам, и Том как никогда четко понял, каково это – потерять свою истинную любовь...
И он знал, что кто-кто, а Орион точно не заслуживал таких страданий.
Когда Том услышал приближающиеся шаги, он оказался единственным, кто обернулся. К ним шел Дамблдор. На его лице застыло скорбное выражение, он мрачно посмотрел на Ориона, прежде чем остановиться возле Тома и тихо сказать:
— Скоро всех студентов отправят по гостиным. Полагаю, вам с мисс Хендрикс стоит отвести мистера Эйвери в его комнату, пока люди не заполонили коридоры.
Том повернулся к Дамблдору и, не повышая голос, спросил:
— Вы уверены, что это был несчастный случай?
Профессор тяжело выдохнул и вновь перевел взгляд на Ориона.
— Полученные мисс Белл ранения однозначно были нанесены животным, — он ненадолго замолчал, а потом добавил: — Никаких свидетельств, чтобы предполагать обратное, у нас нет.
Том резко втянул воздух. Слова профессора растворили в кислоте последние крохи теплившейся надежды. Понимание, что смерть Клары была лишь несчастным случаем, жестоким роком, выводило из себя неимоверно. Том хотел бы поймать виновного, заставить его расплатиться.
Но не мог.
Никто не мог.
Потому что Клара Белл мертва, и с этим ничего нельзя сделать.
----
Позже тем же вечером Авалон сидела с Орионом на его кровати. Свернувшись в клубок, он головой лежал на ее коленях, пока плечи дрожали от непрекращающихся всхлипов.
Никто не говорил уже несколько часов. Да и что говорить? Никакие слова ничего не исправят, не смогут убрать боль. Никакие слова не вернут Клару.
Поэтому они сидели в тишине.
И ради Ориона Авалон готова была стойко выдерживать эту тишину до самого конца.
Авалон мягко гладила его светлые волосы, краем сознания отмечая, что собственные слезы высохли, сменившись какой-то тупой болью. Их обоих накрывало опустошением, но Авалон делала все, что могла, чтобы не показывать своих чувств, пока успокаивала лучшего друга. Да, потеря Клары стала для нее очень тяжелым ударом, но Авалон знала, что это не шло ни в какое сравнение с той пыткой, через которую проходил Орион.
Она потеряла подругу.
Он – всю свою жизнь.
Свое сердце, свою душу – которые уже никогда не восстановятся. И, смотря на его застывшие глаза, на бесконечные реки слез, которые лились по его и так мокрым щекам, она понимала, что он больше никогда не будет прежним. Потому что без Клары часть его – часть, которую он любил сильнее всего, – умерла.
Авалон потеряла многих близких. Но Орион потерял любовь всей своей жизни. И эту боль даже она не могла постичь.
Тихий стук отвлек ее, но Орион и не дернулся, когда Том медленно открыл дверь и зашел в комнату. В руках тот держал две тарелки с чашками чая и сладостями, которые он, подойдя к Ориону с Авалон, поставил на прикроватную тумбочку.
– Уже поздно, – аккуратно заметил Том. – Вам обоим следовало бы отдохнуть.
– Я переночую здесь, – тихо ответила Авалон, все еще гладя Ориона по волосам. Она надеялась, что он что-нибудь скажет, но нет.
– Тогда, может, сходишь за своими вещами? – предложил Том. И, увидев, как она открыла рот, чтобы возразить, быстро добавил: – Я с ним побуду.
Авалон хотела поспорить, но, помолчав немного, решила:
– Наверное, мне стоит и Зельду проведать... – она провела большим пальцем по щеке Ориона, вытирая его слезы. – Я всего на минутку. Хорошо?
Он не ответил, но без слов убрал голову с ее коленей, передвинулся на другую сторону кровати и опять свернулся в клубок. Что-то в Авалон сломалось, когда он развернулся спиной к ним с Томом, схватил подушку и прижал ее к груди, пытаясь с ее помощью заглушить собственный плач.
Глаза отвести пришлось силой, потому что Авалон знала: если она посмотрит на него еще хоть немного, то заставить себя уйти уже не сможет. Она нехотя встала и направилась к двери, а по щеке стекла одна-единственная слеза. Но прямо на пороге Том поймал Авалон за запястье и мягко поцеловал пальцы. Внимательно вгляделся в ее лицо, отчаянно желая убедиться, что сама она была в порядке. Авалон вымученно улыбнулась и сжала его руку, а потом отпустила и вышла из комнаты.
Том медленно подошел к кровати Нотта и сел напротив Ориона.
– Тебе хорошо бы поесть, – настойчиво попросил он. Орион не ответил. Просто лежал, а его потускневшие синие глаза невидяще смотрели вперед. Слезы наконец-то высохли. Том бегло осмотрел комнату и тихо вздохнул, когда заметил небольшой желтый цветочный горшок на подоконнике Ориона. В нем прорастал маленький саженец платана. Прошло еще какое-то время, прежде чем Том прервал молчание:
– Орион...
– Что бы ты сделал, если бы это была она? – прохрипел Орион.
Том хмуро наклонил голову.
– Прости?
– Что бы ты сделал, если бы это была Авалон? – Орион по-прежнему безэмоционально разглядывал стену перед собой.
Том не хотел даже думать об этом: о безжизненном теле Авалон, о том, как ее сердце совершает последний удар, о жизни без нее... Потому что до нее он никогда по-настоящему и не жил – и знал, что жить после нее он уже тоже не сможет.
Все, что у Тома было, привело его к ней. И при мысли, что он может ее потерять...
Сложно сказать, что бы он сделал. Том знал лишь одно: он вынудил бы весь мир прочувствовать боль своей потери. Сжег бы эту гребаную планету дотла, чтобы заставить ее расплатиться за то, что украла у него Авалон.
Но Том не представлял, что бы он на самом деле сделал. Потому что никакие действия никак не помогли бы смириться с тем, что лучшей части твоего существования больше нет. Поэтому Том ничего не ответил. А Орион лишь удрученно усмехнулся:
– Да. Именно, – не сразу, но он продолжил; голос надрывался: – Я... У меня даже не было шанса попрощаться. Я не... Я даже не смог в п-последний, блять, раз сказать ей, что я ее люблю.
– Она знала, – Том нисколько не сомневался, что говорит правду.
– Просто я... – запнулся Орион. Глаза его безумно блестели. – Ее... Ее нет, Том. Ее просто, блять, нет, а я... Я не смог ее спасти. Я-я... не смог... – из горла снова вырвался мучительный всхлип, и слезы отчаяния с новой силой хлынули из глаз. – Она была хорошей, доброй, искренней... но миру оказалось плевать. Миру, мать твою, плевать! – он сел и, зарыв голову в руках, с яростью потянул за волосы. – Это, блять, несправедливо!
– Ты прав, – взгляд Тома был таким же мрачным, как и голос.
И это правда было несправедливо. Они оба знали. Больше никто ничего не говорил– так и сидели, вместе пытаясь выдержать тишину.
Том не знал, сколько времени прошло, прежде чем Авалон наконец вернулась. Она переоделась из школьной формы и принесла с собой сумку, забитую вещами первой необходимости – очевидно, в комнате Ориона она собиралась провести далеко не один день.
Авалон тихо приблизилась к кровати, села рядом с Орионом и тут же начала снова гладить его по волосам в попытке успокоить. Посмотрев вниз, она заметила, что он крепко сжимает кулаки, оставляя на ладони полумесяцы от впивающихся в кожу ногтей, и, вздохнув, взяла его руку в свою и мягко распрямила пальцы. Из горла Ориона вырвался очередной надрывный всхлип, и она стала осторожно растирать его ладонь, напоминая о том, что будет рядом всегда, что бы ни произошло.
Орион положил голову ей на колени. Авалон нежно провела рукой по его щеке, и в этот самый мрачный для него час ее прикосновение казалось единственным подобием утешения.
Том видел, что Орион, пусть и совсем немного, но успокоился рядом с Авалон. И от ее поразительного умения правильно утешать людей, становилось до боли очевидно, что с этой задачей она сталкивалась уже несчетное количество раз. Том невольно задумался: а со сколькими своими друзьями она так же сидела и поддерживала после того, как они теряли свою любовь на войне?..
Скрываясь за маской смелости, она что-то неслышно нашептывала Ориону, и рыдания его затихали. Том знал, что ей самой тоже больно. Всем им. Но Авалон отталкивала собственную скорбь в сторону, чтобы помочь другу – она всегда ставила близких вперед себя...
В груди противно кольнуло. Том не мог даже думать, что бы он сделал, если бы это оказалась Авалон. Он сожалел о смерти Клары, но понимал, что его боль не шла ни в какое сравнение с тем, через что был вынужден проходить Орион.
Да, это было несправедливо. И нет, Орион этого не заслужил.
Хотел бы Том хоть как-то ему помочь, но даже он знал: боль от потерянной любви не уймет ничто. Единственной, кто мог бы излечить разбитое сердце Ориона, была Клара, а без нее – свет погас.
Довольно скоро приглушенные всхлипы сменились тихим дыханием – от изнеможения Ориона утянуло в сон. Авалон оставалась рядом, продолжая мягко перебирать его волосы, даже когда его изможденное сознание уже давно погрузилось в беспокойную дремоту.
Она взглянула на Тома, и – впервые – он наконец увидел боль и в ее глазах.
– Я останусь с ним на ночь, – произнесла Авалон тихо, чтобы не разбудить Ориона.
– Я тоже могу остаться, – искренне предложил Том, вставая и подходя к ней. Он взял ее свободную руку в свою, слегка сжал и сел на колени, чтобы быть на одном с ней уровне.
Авалон переплела их пальцы и, грустно улыбнувшись, покачала головой:
– Все в порядке. Иди отдохни немного, а утром увидимся.
– Я тебя не оставлю...
– Со мной все будет хорошо, – возразила она и опустила взгляд на спящего у нее на коленях Ориона. Даже во сне его лицо пропитывало отчаяние. И больше всего на свете Авалон хотела бы иметь возможность забрать эту боль. – Нет нужды нам обоим не спать всю ночь. Лучше отдохни – завтра мы тоже ему понадобимся. Толку от нас, если мы оба не выспимся?
Том с печалью посмотрел на Ориона, а затем вздохнул, поднял ладонь Авалон к своим губам и с нежностью поцеловал костяшки.
– Я люблю тебя.
– И я тебя, – сказала она, и оба вкладывали в эти слова самое сокровенное. Самое искреннее.
– Попытайся поспать, хорошо? – Том нехотя поднялся и пошел к выходу. – Я всего в паре дверей отсюда, если тебе понадоблюсь, – она кивнула и посмотрела ему вслед, когда он выключил свет и покинул комнату, исчезнув в тенях коридора.
А вместе с ним исчезла и последняя капля спокойствия.
Все это напоминало о такой знакомой горечи утраты. Чувстве, которое Авалон знала слишком хорошо – чувстве, чтобы предотвратить и навсегда забыть про которое, она и прибыла в сороковые.
В своем тихом одиночестве она встретила горе как старого друга, что зашел поздороваться – и снова затянуть ее во тьму, от которой она так долго пыталась бежать... И, не имея никого, кто вытянул бы ее обратно на поверхность, Авалон вдруг осознала, что тонет во всей своей усиленно задвигаемой в сторону боли.
Орион крепко спал, и она могла наконец перестать притворяться, что в порядке, и встретиться лицом к лицу с собственной скорбью.
Потому что, как бы Авалон ни пыталась, вечно быть сильной невозможно.
А справляться с утратой легче не было и не будет. Смерть никогда не станет обыденной или безболезненной – раз за разом Авалон лишь теряла частичку самой себя. И каждая потеря разрывала ее даже сильнее предыдущей.
А потому, почувствовав, как иссякают всякие остатки мужества, Авалон захлопнула рот рукой и крепко зажмурилась, пытаясь заглушить собственные безутешные рыдания.
----
Авалон не знала, который час, но, судя по изменившемуся оттенку воды в озере, утро стремительно приближалось. Она так и не поспала. В голове проносилось слишком много мыслей, отдохнуть хотя бы секунду просто не получалось.
Орион, однако, не просыпался всю ночь. И пусть Авалон понимала, что покоя в его сне не было ни грамма – видела гримасу, намертво запечатленную на его заплаканном лице, – она все равно не будила его. Ему нужно было поспать – жестокий день выпил из него всю энергию и оставил лишь пустую оболочку прежнего Ориона.
В глазах щипало от слез и усталости. Она ненадолго закрыла их, пытаясь унять страшную, пульсирующую головную боль, но напускное спокойствие продержалось недолго.
Тело Ориона затряслось, и внимание быстро переключилось обратно на него. Из его сомкнутых глаз текли слезы, руки дрожали, а приоткрытые губы болезненно кривились.
– Орион, – прошептала Авалон и взяла его руку в свою в попытке успокоить. Но это не помогло. Ничего не могло помочь.
Авалон уже открыла рот, чтобы еще раз осторожно позвать его, но в следующую секунду с его губ сорвался душераздирающий крик, и Орион судорожно подскочил на кровати и растерянно заметался взглядом по комнате. Ему потребовалось всего пару мгновений, чтобы осознать, где он, и дезориентация сменилась оцепенением. Посмотрев Ориону в глаза, Авалон вновь увидела человека, который верил, что ему больше не для чего жить – человека, который не мог сбежать реальности даже во сне.
– Ничего, – Авалон мягко приобняла его. Орион не обнял ее в ответ, но она и не ждала, а просто погладила его по спине, чтобы снять хоть часть напряжения.
Когда он отстранился, в нем она увидела собственные воспоминания – об агонии тех дней, что следовали после каждой из смертей, с которыми ей приходилось сталкиваться. О мучениях, которые она испытывала каждый раз, когда теряла кого-то близкого. О том, как она думала, что не вытерпит еще больше боли. Но время показало, что она ошибалась. Очевидно, ее сердце могло выдержать гораздо больше, чем Авалон предполагала.
– Как ты дышишь? – тихо спросил Орион.
Она удивилась, услышав, что он заговорил, и осторожно переспросила:
– Что?
– После всех, кого ты потеряла... – едва слышно продолжил он, – ... как тебе еще удается дышать?
Она снова тепло взяла его руку в свою.
– Потому что я всегда знала, что в моей жизни остаются люди, ради которых стоит дышать. Даже когда я чувствовала себя одиноко – словно все, кого я любила, покинули меня – меня все равно окружали множество людей, которые хотели бы, чтобы я была в порядке, – Авалон легонько сжала его руку. – И с каждым новым днем становится чуточку лучше. Просто нужно время.
Он опустил голову. На одеяло падали безмолвные слезы.
– Я... я не могу жить без нее, Ава... – его голос надорвался. – Я н-не могу... я... просто... она нужна мне. Я люблю ее. Я всегда буду любить ее.
– Ты никогда по-настоящему не перестаешь любить людей, которых потерял, – согласилась Авалон. – И они на самом деле никогда не исчезают насовсем. Они живут в нас с каждым нашим вдохом.
– Но ее нет, – Орион яростно вытер покрасневшие глаза. – Ее нет, и сколько бы гребаных вдохов я ни пытался сделать, ее больше нет, и она, черт возьми, не вернется... – он замотал головой, сильно нахмурившись. Авалон видела, как внутри него нарастает гнев, и в следующую же секунду Орион вскочил и заметался взад-вперед.
– Орион...
– Ее нет, Авалон! – со злостью прокричал он, смотря на нее. – Поэтому даже, блять, не пытайся убедить меня, что все будет хорошо, потому что мы оба прекрасно знаем, что это не так! Не лги мне, черт возьми!
Почему-то Авалон предпочитала этот гнев его молчанию. А потому – просто сидела, давая ему выговориться.
– Я не какой-то там идиот! Я знаю, что хорошо не будет! Я нашел в ней вторую половину своей души, а ее оторвали! И все ради чего?! Гребаного зверя в Запретном лесу?! – прорычал он. По лицу стекали горячие слезы. – Блять! – в это мгновение он схватил пустую чашку Авалон с прикроватной тумбочки и швырнул о стену, издав яростный рык, когда та разбилась на миллион осколков.
Авалон вздрогнула от звука, и Орион при виде ее легкого испуга моментально пришел в себя. Широко распахнув глаза, он захлопнул рот рукой и упал на пол, снова растворяясь в своей боли.
– Я... Извини, – он сдавленно выдохнул, а потом закрыл глаза и попытался сдержать опять подступающие слезы.
Не колеблясь ни секунды, Авалон переползла к нему на пол и обняла. Но в этот раз Орион ответил на объятия и уткнулся головой ей в плечо.
Он зажмурился, надеясь остановить слезы, но вдруг почувствовал, как на нос приземлилось что-то легкое. Осторожно открыв глаза, Орион увидел желтую бабочку, которая изящно хлопала крыльями, и аккуратно отстранился от Авалон. Удрученно усмехнувшись, он вытер слезы.
– Очень тяжело плакать, когда на твоем носу сидит бабочка, – Авалон нежно улыбнулась, когда маленькое создание перепорхнуло с носа на его ладонь. А затем бабочка растворилась, превратившись в небольшой желтый отпечаток на его коже. – Теперь она будет с тобой весь день.
Орион уставился на этот временный рисунок, и на его губы вернулось слабое подобие улыбки. Какое-то время они молчали, прежде чем он тихо сказал:
– Я люблю тебя, – его голос был усталым и надломленным, но искренним. – Пора мне начать говорить это людям почаще, пока не...
Пока не стало слишком поздно.
Он не закончил предложение, но ему и не нужно было. Авалон прекрасно знала, что он хотел сказать.
– Мне... мне стоило чаще говорить это ей, – сквозь зубы выдавил он. Во взгляде плескалась безнадежность.
– Я очень тебя люблю, – Авалон подняла руку, чтобы вытереть слезы с его щеки. – И она тоже любила.
Орион вздохнул, протер глаза и потерянно оглядел комнату. – Я уже видеть не могу весь этот зеленый цвет, – передернулся он.
– Хочешь пойти позавтракать? – неуверенно спросила Авалон. Он колебался, и она уточнила: – Когда ты в последний раз ел?
– Вчера на обеде, – признался он, избегая смотреть на нее.
– Тебе нужно заботиться о себе, – она погладила его ладонь большим пальцем. – Давай найдем что-нибудь поесть. Одевайся, а я сбегаю за Томом. Вернусь через минуту.
Дождавшись согласного кивка, Авалон быстро покинула комнату и пошла к Тому. Когда она постучала в дверь, та моментально открылась, и Том прижал Авалон к себе, затягивая в комнату, а его губы мягко коснулись волос.
– Привет, – устало сказала она.
– Ты не спала, – понял он, чуть отстранившись и увидев ее покрасневшие и опухшие глаза.
– Как и ты, – Авалон положила руку ему на щеку. Ей никогда не составляло труда понять, если у него выдавалась бессонная ночь – его истинная усталость всегда слышалась в голосе.
Том вздохнул, не желая признавать, что больше не мог заснуть без Авалон рядом. Ей и так было о чем переживать, не хватало еще и чувства вины за то, что он не спал. Вместо ответа Том поцеловал ее ладонь.
– Как он?
– Как и следовало ожидать, – грустно подтвердила Авалон.
– А ты?
– Сейчас речь не обо мне.
– Ты имеешь полное право чувствовать себя плохо, голубка.
Но она смогла лишь горько улыбнуться и сказать:
– Мы с Орионом собираемся позавтракать. Хочешь с нами?
Конечно же, он кивнул. И вдвоем они пошли обратно к двери Ориона, который открыл ее спустя пару мгновений, как они постучали.
Он был совсем не похож на себя день назад, подумал Том. Его синие, как океан, глаза поблекли, плечи поникли, пальцы дрожали, а на щеках все еще виднелись дорожки высохших слез.
Хотел бы Том сделать или хотя бы сказать что-то, чтобы помочь... но не знал, что вообще могло улучшить ситуацию. Поэтому он просто положил руку на плечо удрученного Ориона, замечая мимолетный благодарный кивок, и они пошли вниз по лестнице.
С приближением к гостиной все отчетливее становился чей-то смех. Авалон слышала голоса парней, но не могла разобрать слов. Знала она только то, что пока их лучший друг горевал, жизнь остальных текла своим чередом, как будто у них и не умирала никакая однокурсница. Потому что им было плевать на жизни маглорожденных.
Всегда было.
Как только троица вошла в открытое пространство, беззаботная радость в гостиной стремительно сошла на нет. Лестрейндж и Розье сидели напротив Нотта и Мальсибера. И взгляд каждого остановился на Орионе.
Но вместо утешения... в них читалось презрение.
На лице Лестрейнджа застыло отвращение.
На лице Розье – ненависть.
Мальсибера – осуждение.
Но больнее всего ранил Нотт. Потому что весь его вид выражал разочарование.
Орион не мог смотреть на них. Вперившись в пол, он просто двинулся в сторону двери. Но, когда он прошел мимо людей, которых всю свою жизнь называл братьями, то услышал лишь три слова, брошенные ему вслед Мальсибером:
– Ебаный предатель крови.
Авалон обняла Ориона одной рукой и быстро провела к двери, пока ему не успели причинить еще больше боли. Но Том задержался на пару шагов, дождавшись, когда Авалон с Орионом почти выйдут, прежде чем он, даже не оглядываясь, взмахнул палочкой на Мальсибера, ломая кость его руки напополам, и закрыл дверь, пока крик не успел их догнать.
В полном молчании – говорить было нечего – трое шли в Большой зал.
Что Авалон, что Том слишком сильно злились, и они даже не пытались поддержать какой-нибудь легкий разговор. Да и не ожидали, что Орион сам захочет говорить. При мысли, что столь близкие друзья отвернулись от него из-за любви к маглорожденной...
Авалон хотела заставить каждого из них поплатиться.
Том хотел их уничтожить.
А Орион просто хотел, чтобы все закончилось.
По дороге до завтрак они отчетливо ощущали, как много взглядов летело в сторону Ориона. Некоторые были осуждающими, некоторые – любопытными, но очевидно, все видели, как он выбежал из Большого зала, услышав новость о смерти Клары Белл. Слухи распространялись быстрее лесного пожара, и уже вся школа перешептывалась о том, что чистокровный слизеринский любимчик, оказывается, все это время встречался с маглорожденной пуффендуйкой.
Стараясь не замечать этих шепотков, Орион, Авалон и Том вошли в Большой зал. Смотреть, насколько опустел стол Пуффендуя, было невыносимо. Очевидно, факультет горевал. Однако сильнее всего ранило отсутствие одной конкретной девушки со светлыми рыжеватыми волосами.
Приземлилась троица в дальнем конце когтевранского стола. О том, чтобы сесть там, где обычно, не могло быть и речи – больше всего безжалостного холода лилось именно со стороны Слизерина.
Плюхнувшись на скамью, Орион подпер руками голову и уставился на еду. Авалон взяла тост и попыталась легонько подтолкнуть к его лицу, но Орион даже не посмотрел в ее сторону, и Авалон пришлось уныло положить тост на тарелку.
Особого аппетита не было ни у кого, но ради Ориона и Авалон, и Том старались заставить себя поесть, надеясь, что друг присоединится. Но чуда не произошло.
Он даже не поднял взгляд, пока покой Большого зала не нарушил крик совы. Орион посмотрел вверх, тут же замечая знакомого филина, который пролетел над их головами и сбросил прямо перед ним красный конверт.
Авалон с Томом удивленно вытаращились на упавший на стол громовещатель, а Орион скептически усмехнулся.
– Это отцовский филин, – покачал он головой, ненадолго закрывая глаза в попытке очистить мысли. Но только Авалон открыла рот, чтобы что-то сказать, как Орион достал палочку и направил ее на письмо, сжигая дотла. Спустя несколько секунд молчания он пробормотал: – Ублюдок, – поднялся с места и без слов пошел на выход.
Авалон с Томом быстро подскочили на ноги, но Орион повернулся к ним, останавливая:
– Мне нужно побыть одному.
– Орион... – возразила было Авалон.
– Вы оба и так уже много для меня сделали. Пожалуйста, мне просто нужно немного побыть наедине с собой, – устало взмолился он.
Отпускать его не хотелось, но Авалон все же вздохнула и, подойдя к нему, обняла:
— Еще увидимся.
Он обнял её в ответ, прошептав тихое спасибо, после чего она отстранилась, и подошел Том, который положил руку Ориону на плечо.
— Если что-либо понадобится, найди нас, — сказал он, и Орион вздохнул и притянул в объятия и его. Том сначала растерялся, но очень быстро обнял Ориона в ответ. А потом оба отошли, и Орион с горечью улыбнулся, помахал и двинулся обратно к своей комнате.
Идя по замку, он изо всех сил старался ни на кого не смотреть. Не хотел видеть осуждение. И не отрывал глаза от пола. Чтобы не оказываться лицом к лицу с теми самыми коридорами, по которым они бродили вместе с Кларой поздними часами их полуночных свиданий.
Каждый коридор был воспоминанием о ней. Каждый луч солнца — ее улыбкой. Каждая щебечущая птичка — ее голосом. Каждый цветок — ее душой.
И все это он потерял.
Заплетаясь в ногах и спотыкаясь, Орион добрался до слизеринских подземелий. Но как же он ненавидел, что ему в принципе нужно было туда идти! Он ненавидел этот факультет. Ненавидел все, что с ним связано.
Жалел, что когда-то уговорил шляпу распределить его на Слизерин. Жалел, что так долго окружал себя ужасными людьми. Жалел, что не убежал с ней без оглядки.
А теперь шел через пустую гостиную, окрашенную мрачно-зеленой тенью озера.
Он ненавидел этот гребаный цвет.
Ненавидел зеленый.
Ноги сами довели Ориона до комнаты, он захлопнул за собой дверь, и, тяжело дыша, попытался успокоиться. Все шло не так. Все разрушилось. Несправедливо.
Часть комнаты, принадлежащая Нотту, оставалась все такой же нетронутой. А на полках стояли рамки с движущимися фотографиями их вдвоем – начиная с самого детства и вплоть до последних матчей по квиддичу. Злоба застлала глаза.
Братья.
Он считал их братьями.
– Блять! – прокричал он, хватая какой-то из квиддичных кубков Нотта с ближайшей полки и швыряя его в стену. Кубок разломился напополам. Никакого удовольствия это не принесло, но Ориону было уже плевать. Он хотел уничтожить все.
Однако стоило ему только поднять руку, чтобы схватить с полки фотографию, как взгляд упал на клочок бумаги на его кровати, которого раньше там не было. Орион прищурился, медленно подошел и поднял его.
И, когда он прочитал послание, кровь застыла в жилах.
«Приходи в туалет для девочек на втором этаже, если хочешь узнать, что на самом деле произошло с твоей девушкой».