Шань Вэйи тоже пригласили в Восточный дворец, но не провели в главный зал.
По пренебрежительному обращению со стороны слуги Шань Вэйи понял, что причина, по которой его не отвели в главный зал, заключалась в том, что наследный принц считал его недостойным.
Даже когда наследному принцу больше всего нравилась Шань Вэйи, он никогда не чувствовал, что Шань Вэйи действительно достоин его, достоин находиться в Восточном дворце.
Точно так же, как принц сделал с Вэнь Лу в заговоре. Только пройдя через всевозможные невзгоды, пройдя через огонь и воду и расплавив настоящее золото в печи, принц осознал ценность другой стороны от самоистязания до погони за женой за тысячи миль и предоставления ему корона простолюдина кронпринцессы.
Так называемая кронпринцесса по-прежнему была вассалом кронпринца, самой изысканной и дорогой куклой в Восточном дворце.
Высокомерие принца кроется в его очень низкоуровневой логике.
Как бы сильно он ни любил Шань Вэйи, признать независимый статус Шань Вэйи было трудно. Все его попустительство Шань Вэйи было похоже на терпимость и нелепость людей по отношению к милым кошкам и собакам, которые время от времени разрушали их дома.
То, что сделал Шань Вэйи, было обнаружено принцем, и лицо принца было сильно повреждено, а его сердце было ранено еще больше. Каким бы гордым и эгоистичным ни был принц, он также был молодым человеком, который только начал влюбляться. Конечно, он был глубоко опечален, столкнувшись с таким явлением. Он знал, что Шань Вэйи не искушал его, но отдал Шань Вэйи свое сердце. В таком смущении он также потерял мужество, чтобы противостоять Шань Вэйи лицом к лицу.
Он не видел Шань Вэйи не только из-за высокомерия, придаваемого ему разницей в статусе, но и из-за комплекса неполноценности, придаваемого ему температурной разницей в любви.
Ему нужно было проявить больше высокомерия, чтобы компенсировать боль, вызванную неполноценностью.
Поэтому он был готов встретиться и поговорить с тайфу, но отказался смотреть на Шань Вэйи.
Шань Вэйи отвели в просторный, но темный дворец. Комната была пуста, не было расставлено даже нескольких предметов мебели, а кафельный пол был твердым и холодным, как сердце израненного влюбленного.
Шань Вэйи сел на пол, скрестив ноги, и слегка прикрыл глаза.
Он ожидал, что это произойдет.
В противном случае он не стал бы устраивать жизнь Чжан Ли в первую очередь.
Отношения между Шань Вэйи и тайфу не были безоблачными. Он намеренно оставил лазейки, пока князь не стал подозрительным, обнаружить это было нетрудно.
Самым очевидным было то, что Шань Вэйи снова и снова напоминал принцу, что он тратил деньги тайфу.
Если у наследного принца возникнут подозрения, он обязательно расследует средства между ними двумя.
Конечно, тайфу не был большим дураком, и он не стал бы нагло использовать свой счет для прямого перевода денег, но деньги всегда снимались с его счета и добавлялись на счет Шань Вэйи. Подсчитав расходы по счету Тайфу и недавний доход Шань Вейи, было легко обнаружить, что цифры совпадают.
Были и ошейники, и ароматы, и даже обмен информацией…
Если принц будет усердно искать, он сможет найти подсказки.
Конечно, зная, что кронпринц заподозрил неладное, тайфу обязательно сотрёт следы изо всех сил, а то, что осталось, было лишь разрозненными уликами, далеко не образующими полной цепочки улик, чтобы уличить их двоих в супружеской неверности. .
Однако очень важным моментом было то, что это был Восточный дворец феодальной империи, а не двор демократического общества. Если принц хотел обвинить вас в преступлении, ему вообще не нужны веские доказательства.
Он думает, что вы это сделали, значит, вы это сделали.
Когда Шань Вэйи закрыл глаза и погрузился в медитацию, дверь дворца снова медленно открылась — его глаза сделали то же самое.
Он увидел, как слуга ведет высокого мужчину. Мужчина с длинными волосами, голубыми глазами и в прямой зеленой рубашке был Императорским Тайфу. Когда Шань Вэйи и Шэнь Юй увидели друг друга, на их лицах не отразилось особого удивления.
Лицо слуги ничего не выражало, и он выглядел как нечеловеческий бионик. Он видел, как тот вынул нож и положил его на пол в центре дворца. Когда стальное лезвие коснулось кафельного пола, раздался четкий звук, от которого словно разорвалась душа.
Слуга снова встал у двери и сказал: «Наследный принц сказал: Шэнь Юй, Шань Вейи, из вас двоих только один может остаться в живых.
Тон слуги был таким же спокойным, как и прежде, без волнения, как будто он объявлял правила соревнования.
Поговорив, слуга вышел из дворца.
Дверь закрылась и заперлась перед ним.
После закрытия двери казалось, что даже воздух во дворце не течет, а атмосфера застаивается, как замерзающая текущая вода. Шань Вэйи и Шэнь Юй по-прежнему смотрели друг на друга, ни грустные, ни счастливые, и кинжал беспристрастно вонзили в середину прямой линии между ними.
Шань Вэйи все еще сидела, скрестив ноги. Лунный свет проходил через оконную решетку, словно Млечный Путь, заливая лицо Шань Вэйи, добавляя ему цвета и блеска. Его янтарные зрачки были подобны самым красивым драгоценным камням, ярко сияющим в лунном свете, под стать стальным лезвиям на земле.
Стоя там, Шэнь Юй мог легко увидеть самодовольство и расчет в глазах Шань Вэйи.
Но он также чувствовал, что, возможно, никогда по-настоящему не смотрел в глаза Шань Вэйи.
Взгляд Шань Вэйи упал, прошелся по павлиньим голубым глазам Шэнь Юя и упал на воротник на его шее. Увидев серебряный колокольчик, свисающий с ошейника, Шань Вэйи приподнял уголки губ: «Он тебе очень идет».
Шуточно и презрительно.
Глаза Шэнь Юя задрожали, он не ожидал, что Шань Вэйи все еще будет настаивать на том, чтобы играть между ними в этот момент. Шэнь Юй должен был чувствовать гнев и унижение, и его лицо выражало соответствующие эмоции. Он холодно произнес на губах: «В этот момент, как ты думаешь, я все еще буду соблазнен тобой?»
Говоря это, он усмехнулся: «Между мной и тобой может быть только один человек, как ты думаешь, кто это будет?»
Но он покачал головой и сказал с улыбкой: «Прежде чем говорить резко, подними кинжал, императорский тайфу».
Шуточно, презрительно.
Лицо тайфу все еще было злым и униженным.
Но его тело дрожало и волновалось.
Словно в доказательство того, что он не потерял рассудок, тайфу сдержал порыв своего тела и решительно поднял лежавший на земле кинжал. Движение было быстрым, как ветер, мчащимся к Шань Вэйи.
Однако Шань Вэйи по-прежнему не уклонялась. Он улыбался, как бодхисаттва, сидящий со скрещенными ногами и ожидающий, когда молящиеся сделают подношение.
Взгляд Шэнь Юй, как сабля, остановился на горле Шань Вэйи, но Шань Вэйи все еще улыбалась и не двигалась.
Он не двигался, но Шэнь Юй не смел пошевелиться, его руки застыли в воздухе, а движения остановились на секунду.
В эту секунду Шань Вэйи шевельнулась.
Внезапно он взорвался со скоростью и силой, которые должны быть у воина уровня А, схватил кинжал руками и полоснул ножом по щеке Шэнь Юя.
Шэнь Юй был реформатором с превосходной способностью к самовосстановлению кожи. Однако кинжал, подаренный принцем, также был специально изготовлен военными, что может разрушить функцию самовосстановления искусственной кожи, делая модифицированного человека снова таким же хрупким, как и естественный человек.
На красивом лице Шэнь Юя было кровавое пятно, а ярко-красная кровь капала на его литературное платье, распуская шокирующие красные цветы.
В одно мгновение нож мясника оказался в руках Шань Вэйи, но он все еще сидел, как бодхисаттва, едва двигаясь, просто глядя на Шэнь Юй, упавшего на землю.
Профиль Шэнь Юя лежал на земле, алая кровь извивалась и текла по белым плиткам, его голубые глаза с густыми ресницами дрожали, он смотрел на Шань Вэйи, как ягненок.
Шань Вэйи слабо улыбнулась: «Тебе нравится?»
Шэнь Юй дрожал.
Мне это нравится…
Мне это очень нравится…
Мне это очень нравится…
Дрожащий взгляд Shen Yu был подобен хомяку на ладони хозяина, трясущемуся всем телом, что заставляло людей подозревать, что это от страха. Его глаза, смотрящие вверх, становились все более и более прозрачными, а уголки глаз даже налились хрустальной водой. Его голубые глаза были похожи на круглые бусы павлиньего цвета, смоченные холодной водой.
Шань Вэйи не двигался, все еще сжимая кинжал в руке. Кончик стального лезвия прижался к плитке, кровь капала с острия и рассыпалась по полу киноварным кругом.
"Иди сюда." Шань Вэйи сказал: «Я дам тебе еще один нож. “
———
Произнеся правило, что «Шань Вэйи и Шэнь Юй могут жить только по одному», слуга вернулся в главный зал Восточного дворца.
Откройте дверь, и вы увидите принца, сидящего высоко в зале, с глубоким и непредсказуемым выражением лица.
Слуга был бионической личностью, с апатией и безразличием. Благодаря этой особенности его не пугала мрачность принца. Если бы маленький евнух был здесь, я боюсь, он бы так испугался лица принца, что не смог бы выпрямиться.
Слуга поклонился князю и сказал, что выполнил задание.
Принц повалил слугу на землю.
Бионический слуга был нечувствителен к боли, в отличие от маленького евнуха, который чувствовал боль и нервничал после удара ногой. Он просто встал на колени на землю: «Этот раб виноват».
— Ты знаешь, где ты ошибся? — холодно спросил принц.
Слуга ответил: «Я не знаю, пожалуйста, объясните, ваше высочество».
Принц равнодушно сказал: «Ты не отсалютовал, когда уносил тайфу, и не сказал ему почтительных слов».
Принц сделал все возможное, чтобы сохранить торжественность начальника: «Независимо от того, что императорский тайфу сделал неправильно, он все еще императорский тайфу и мой учитель. Я могу казнить его, но рабам не позволено смотреть на него свысока».
Слуга снова кивнул: «Этот раб виноват».
Устало размахивая руками, он небрежно посмотрел на коленопреклоненного человека. Этот послушный вид заставил его скучать: «Вставай».
Слуга встал и склонил голову: «Ваше Высочество, пора идти на вечернюю церемонию».
Наследный принц соблюдал сыновнюю почтительность в императорском дворце. Каждый день были утренние и вечерние визиты к родителям, чтобы завершить его Ритуалы.
Он вышел из центрального холла, и дверь холла автоматически открылась, приветствуя его в одиночестве.
Войдя во дворец, принц сразу почувствовал опьяняющий аромат Луннао. Этот вид Луннао был совершенно особенным. Первоначальный вид был собран с земли, но это была специально разработанная культура, созданная после космического излучения императорской звезды. Его может использовать только император, поэтому его назвали ароматом Лонгнао девять-пять.
Запах девять-пять Лонгнао был подобен звуку кнута в древнем феодальном дворе, что само собой разумелось «император идет».
Сердце принца было чрезвычайно беспорядочным.
Он знал, что должен дать императору объяснение тому, что произошло сегодня.
Шань Вэйи не стоил упоминания, но тайфу был тайфу Империи, и он был тайфу, лично назначенным императором.
Даже если наследный принц убьет сотню Шань Вэйи, не стоит паниковать, но если он сегодня выступит против императорских тайфу, он должен дать императору вескую причину.
Размышляя, принц последовал за запахом девять-пять луннао.
Центральный зал был очень большим, но очень пустым, потому что в зале не было служителей, только император.
Местонахождение императора не установлено, и принц может найти монарха только по запаху собаки.
Запах девять-пять Лонгнао был похож на веревку, ведущую принца в задний зал.
Задний зал был просто обставлен, со всех сторон висели белые газовые занавески, а посередине стоял гроб. Плотно запечатанный белый нефритовый гроб был покрыт слоем песка цвета океана, испещренного светлыми белыми акульими бусами, окутывающими гроб волнами в лунном свете, нежными, как объятия влюбленных.
Для такого драгоценного и хрупкого гроба в нем, естественно, лежала бывшая императрица.
Когда князь увидел гроб бывшей императрицы, он не осмелился идти вперед и склонил голову.
Император империи выглянул из-за занавески и увидел, что на нем такое же одеяние лунного цвета, а его длинные волосы окрашены в цвет инея. Ходили слухи, что его волосы за ночь поседели из-за смерти бывшей императрицы. Прежде чем поседеть, его волосы должны были быть того же цвета, что и его зрачки, показывая цвет струящегося песка. От цвета волос и глаз до костей бровей и глаз между принцем и императором не было никакого сходства.
Но это было и преимуществом, кронпринц больше походил на бывшую императрицу, поэтому император благоволил к нему — по крайней мере, так думал весь мир, весь мир думал, что император очень любит своего сына.
Ведь у императора был только один сын, если он его не любит, то кого он может любить?
Принц отдал дань уважения императору, он уже приготовил в своем сердце проект, как сообщить о делах тайфу. Теперь, когда он решил напасть на тайфу, он, естественно, подумал о том, как объяснить это императору.
Какое-то время он не видел Шань Вэйи и не искал тайфу, естественно, не сидел без дела. Он использовал свою разведывательную сеть для поиска следов связи тайфу с Шань Вэйи, а также искал доказательства неуважения, предательства и нечестности тайфу. Конечно, сам Шэнь Юй не был предателем, он все еще хотел быть способным министром. Однако человек не может быть совершенным, особенно такой человек, как Шэнь Юй, который всегда нарушает закон и дисциплину и использует власть в личных целях. Например, каким бы осторожным ни был тайфу, говорить идеально ему не удавалось. Пока в его речи были уловлены одна-две лазейки, он может пройти через литературную тюрьму и обвинить в неповиновении.
Князь глубоко вздохнул, разобрал в голове все, о чем думал, и плавно сказал: «Насчет тайфу мне есть что сообщить. Во-первых, он открыл частный банковский счет в Федерации Свободы…»
"Нет." Император слегка прервал его.
Рукопись князя, готовившаяся в течение месяца, была убита таким образом. Его уверенность, нервозность и декламация были подобны утке с вытянутой шеей. Его внезапно схватила сильная рука, и он мог только тупо открыть рот, а потом снова его закрыть. .
Император произнес еще одну фразу: «Я все знаю».
Эта фраза была сказана легкомысленно, но для принца она была как огромная пощечина.
Князь был ошеломлен и изумлен: знал ли об этом император? Что он знает? Может быть, он…
В его голове возникли ужасные догадки: я, Шань Вэйи, Тайфу… император все знает…
Эта догадка была неожиданной, но и разумной.
Сердце принца быстро забилось.
Подтвердив эту догадку, князь был сильно потрясен. После шока его сердце охватило огромное чувство унижения. Принц был так смущен, как будто его раздели донага и бросили на улице. Его лицо было горячим, в ушах гудело, а глаза были выпучены. Это было еще более неудобно, чем получить ножевое ранение прямо в этот момент.
Император, казалось, не заметил смущения князя и только сказал сплетничающим тоном: «Хотите ли вы услышать мое мнение на этот счет?»
******