Прошлое
Гулльвейг закрыла глаза: они рядом. Проклятые соглядатаи Одина учуяли её даже в родном Ванахейме..Сейд дрожал от взмахов крыльев Хугина и Мунина, неистово разыскивающих вана, что пошла против Всеотца.
— О'льхрмы, — выругалась она, плотнее надвинув капюшон.
В ладони блеснул украшенный рунами кинжал. Гулльвейг быстро срезала грослив — фиолетовые цветы, растущие только на здешних полях и дарующие исцеление от любой болезни.
— Уходи, уходи, — шептали призраки со всех сторон. — Они рядом, рядом...
Духи тянули хладные ладони к Гулльвейг, цеплялись за одежду и впивались в руки, желая её спасти. Вороны не пощадят, если увидят: выклюют глаза и призовут Одина, не оставляя шанса на спасение.
Ван оглянулась, пытаясь придумать план побега. Рана в боку быстро разрасталась кровавым пятном. Выбраться отсюда не хватит сил — ещё не восстановилась после колдовства портала. До ближайшего пролеска простиралась поляна, добраться до противоположного края реки — не успеет.
Крылья шелестели всё ближе, зоркие глаза всматривались в округу. От буйства сейда земля пульсировала, воздух звенел инеем. Магия выходила из-под контроля, норовя уничтожить саму колдунью и ближайшие луга. Духи беспокойно метались, крича о помощи. Кровь пульсировала в висках, а глаза застилала пелена.
— Тебе не устоять, не устоять... Сгинешь, сгинешь...
Вдруг порыв восточного ветра пробежался рябью по водной глади, долетая до Гулльвейг. Взглянув на другой берег, она различила высокий силуэт, надёжно скрытый теневой завесой. Зажав рану, ван скользнула к краю воды и укуталась в плащ, позволяя сотворить из себя иллюзию валуна. Она явно чувствовала, как чужое колдовство тянется к ней и заботливо окутывает слоями, пряча от приближающихся птиц.
Гнетущая тишина заволокла округу. Казалось, время остановилось: вдали умолкли звери, ветер не гулял в высокой траве полян Ванахейма, играясь с цветами и пышными кронами деревьев. Гулльвейг не дышала, призраки растворились в воздухе, выжидая и собираясь напасть в любой момент. Взмах крыльев, рассекая воздух слишком близко к краю реки, и тройной клич: Хугин и Мунин закружили точно над её головой. Один использовал их проницательные глаза, разглядывая каждый клочок земли. Их инстинкты сливались с ним в единое, позволяя Всеотцу знать абсолютно всё о каждой живой душе во всех девяти мирах. И лишь одно дарило надежду на спасение: Один не мог ощущать тёмный сейд — магию, что сейчас скрывала Гулльвейг. Облетев округу ещё раз, Хугин прокричал, и вороны наконец исчезли из Ванахейма.
— Долго ещё будешь так сидеть? — терпкий голос разрезал тишину.
Он, как и всегда, подкрался осторожно и бесшумно.
— Ты опоздал, — осуждающе проговорила Гулльвейг, держась за рану. — Где тебя ветра носили? И скрой уже свой исполинский рост ётуна — не перед кем здесь иллюзии устраивать.
Она злобно посмотрела на Локи, заставляя его оторопеть.
— Слова благодарности тебе неизвестны? Эти самые иллюзии только что одурачили ищеек Одина и спасли тебе жизнь. Мой истинный рост — не мираж хотя бы, но тебе ведь нет дела, верно? Пускай, Локи рискует своей шкурой, мне плевать. Главное, чтобы я, великая и ужасная ван, была жива.
Гадкая усмешка исказила рот Гулльвейг. Её голубые глаза вспыхнули презрением, а воздух вокруг вновь замерцал тёмным туманом. Она всегда походила на бурю, что не знала преград в своей злобе. Ван взмахнула рукой, и Локи пронзительно закричал, зажимая плечо и падая на колени.
— Спасибо должен говорить ты, целуя подол моего плаща. Где бы ты был без меня, мальчишка? Послушной куклой в руках подлого Высокого, что исполняет любой приказ? Я подарила тебе другую судьбу, открыла правду и научила магии. Помочь мне сейчас — лишь малая трата во имя великого будущего.
Ван схватила Локи, оживляя давно оставленный рисунок, и засучила рукав зелёной рубахи. Нальсон зашипел: кожа покрылась волдырями, являя яркую золотую руну, переливающаяся жёлто-оранжевыми отблесками, точно искры костра.
— Я выжгла перевёрнутый ансуз, завершая начатое твоей матерью, Локи. Эта руна не просто рисунок колдуна. Это метка, что определяет сейд и защищает тебя ото многого. Помни, кому ты обязан, ётун.
Локи презренно взглянул на неё: он никогда не забудет, как золотая кровь Гулльвейг горела на его плоти, выжигая целые куски кожи и оставляя глубокие шрамы. Обугленная рана шипела и не заживала ещё год, а тело отказывалось принимать чужое, лишая сна. Часто он падал на колени, зажимая плечо и кусая губы до крови, пытаясь смириться и принять тёмный сейд.
— Виноват, — процедил Локи, вставая и отряхивая одежду. — Задержался в Асгарде: обходил окольными путями границу, не рискуя попасться стражам, но я добыл то, что ты просила.
Гулльвейг швырнула к сапогам Локи кинжал.
— Срежь по три охапки рилика и анемона, — проговорила она, устало опускаясь на берег. Сейд изводил её, отнимая последние крупицы сил. Ванахейм стал чужим для Гулльвейг в тот самый день, когда Фрейю объявили главным ваном. Тогда родной дом обернулся темницей, где каждая минута длилась словно вечность. Округа противилась Гулльвейг, желая изгнать колдунью как можно скорее и даже не подозревая, что без неё каждый клочок земли здесь погибнет.
Протянутый Локи рилик колдунья растёрла в ладони и приложила к ране. Нальсон проворно скрутил травы, убирая оставшиеся связанные пучки за пазуху, и помог вану встать. Спрашивать откуда рана — бесполезно. Слишком гордая и уверенная, Гулльвейг скорее признает, что Имир был червем, чем расскажет о своих ошибках.
— Идти сможешь? — Локи кивнул на разросшееся пятно крови под пальцами колдуньи.
— Рилик остановит кровь, остальное потом.
Они молча прошли вдоль берега полноводной реки и двинулись вверх по холму, к которому осторожно прокрался край пролеска. Высокие зелёные травы разбегались по полянам, одинокие ели горделиво стояли в окружении ярких цветов. Олени прохаживались мимо, не боясь хищников, скрывающихся в прохладных лесах. Вдали шумели водопады, притаившиеся меж гор, теряющихся в облаках. Там, у подножья каменных великанов, стояла утопающая в пышных садах и омываемая горными потоками обитель ванов.
Гулльвейг уверенно шла вперёд, ведя за собой Локи, который прежде бывал здесь всего лишь раз вместе с Тором и потому легко путался в одинаковых пролесках.
Подойдя к высокой сосне, покрытой с восточной стороны мхом, колдунья приложила ладонь к стволу. Нашёптывая заклинание, она взяла Локи за руку и прошла сквозь дерево, перемещаясь к подножью скал в самом дальнем уголке Нидавеллира. Ступая вверх по скользким мшистым валунам, они оказались в тёмной пещере, где единственными источниками света были сияние золотистых волос Гулльвейг и мерцание огня на кончиках пальцев Локи.
Нидавеллир утопал в горном кольце: только лишь снег, редкие травы, растущие на склонах, словно по ошибке, и высокие водопады, бурлящие бешеной пеной внизу. Ущелья испещрили край, разрывая скалы пополам и зияя узкими пропастями. Границы с окружающими мирами скрывались за ожерельем вершин и густыми облаками, мирно лежащими на вершинах. Лабиринт пещер уходил глубоко под землю, лишая редких обитателей всякого намёка на солнечный свет. Туманы клубком змей вились по узким проходам и заполняли каменные залы, путая случайного прохожего. Лишь только дверги хорошо знали систему коридоров, ведущих в разные уголки Нидавеллира, и Гулльвейг, которой было позволено здесь остаться.
Пройдя по известному только ей маршруту, ван отперла дверь, прошептав заклинание, и высокий камень бесшумно растворился, впуская путников внутрь. Просторная пещера встретила их полумраком, разгоняемая бледно-голубоватым свечением высеченных рун. Под ногами хрустела мелкая крошка, стены покрывали зелёные лозы растений, выросших по желанию вана и теперь распускающихся белоснежными бутонами. Две спальни, несколько мастерских, скрывающих сотни древних пергаментов и ингредиентов, и умывальня соединялись между собой коридорами и лестницами, сделанными искусными мастерами двергами несколько лет назад.
Скинув плащ, колдунья разложила на деревянном столе вязанки трав, пока Локи расхаживал по ближайшим комнатам, зажигая свет щелчками пальцев. Тени заскользили по развешанным пучкам трав, связанным из соломы куколкам, черепам давно почивших животных и бесконечному ряду свитков и дощечек с заклинаниями. Глиняные сосуды с едкими запахами и пугающим содержимым теснились на полках, острые ножи хаотично лежали вместе с камешками-рунами на столах. Очередной огонёк соскочил с ногтя ётуна и устремился под большой котёл, стоявший в центре каменного зала.
— Ради чего нужно было так рисковать и выбираться одной в Ванахейм? — Локи опёрся спиной на стену, скрещивая руки на груди.
— После, сейчас дай сюда воду, — раздражённо процедила Гулльвейг, но ётун не повёл и бровью, выжидая пояснений. — Грослив растёт только на полях Фрейи, ведь никто более не должен прикасаться к источнику долголетия. — Она поджала губы, глядя на сиреневые соцветия. — Доволен?
Локи молча подал флакон с кристально чистой водой из Ивинг — реки, разделяющей земли Асгарда и Ётунхейма. Согласно рассказу колдуньи, эта река хранила память первородного сейда и обладала целебными свойствами, однако сведения эти утратились по милости асов. Откупорив бутыль, Гулльвейг вылила всё до дна и бросила травы в кипяток. Резкий отвратительный запах тут же заклубился над котлом, заставляя Локи зажать нос. Схватив кинжал, Гулльвейг рассекла ладонь, позволяя крови стечь в зелье. Едва удерживая равновесие, она побледнела и отшатнулась, норовя упасть.
Локи метнулся к ней и, придерживая за талию, усадил на ближайший стул. По щелчку пальцев в его руке оказалась кружка с водой, к которой Гулльвейг жадно припала. Рилик перестал действовать, и кровь хлынула с новой силой. Обеспокоенно поглядывая на колдунью, Нальсон выудил миску и принялся растирать в ней рилик, смешивая с бреннелесом, как и учила ван.
— Оставь, это всё после, — отмахнулась Гулльвейг. Превозмогая боль, она подошла к кипящему котлу и принялась помешивать его, наблюдая, как меняется цвет зелья. От болотистого оттенка, дарованного травами, ничего не осталось: вместо этого ярко-красная жижа пузырилась на огне.
— Что это за варево? — Локи подошёл поближе, с опаской поглядывая на котёл. Он видел и более мерзкие зелья, но это страшило по-настоящему. Казалось, что сейд сгущался над котлом ядовитым паром, а незримые духи, верно сопровождающие вана, с предвкушением замерли по углам.
— Однажды настанет день, когда тебе и мне придётся выпить это зелье до последней капли, — прошептала Гулльвейг, помешивая жижу деревяной ложкой. — Слышишь? Не обращая внимания ни на вкус, ни на запах. До последней капли, Локи, иначе всё обернётся крахом. Все наши труды, надежды — всё это исчезнет, если ты подведёшь меня и не сохранишь это зелье в целости. Мы слишком сильно рискуем не для того, чтобы потом проиграть.
Духи злорадно захохотали, предвещая гибель каждому, кто окажется у них на пути. От концентрации сейда и пульсирующей раны Гулльвейг устало прикрыла глаза. Не спрашивая разрешения, ётун перехватил её руку и принялся обрабатывать свежий порез, накладывая повязку. Своенравная и не признающая слабости, Гулльвейг неожиданно покорилась и не думала вырываться, печально глядя на мерцающие огненные пряди Локи.
— Я не подведу тебя, — Нальсон стиснул костяшки её пальцев, пристально глядя в глаза. — Клянусь своей жизнью.
— Надеюсь. Иначе нам не пережить Рагнарёк.