Вскоре у Авалон и Тома вошло в привычку почти каждый вечер встречаться в одинокой, изолированной ото всех Выручай-комнате, проводя там час за часом лишь в компании друг друга и составляющих их занятие бесчисленных книг. Они изучали соответствующие заклинания в течение нескольких дней, наконец согласившись превратить монету в ворона — животное достаточно большое, чтобы заработать хорошую оценку, но все же достаточно маленькое, чтобы цель была достижима.
Прошло уже около трех дней, когда они сосредотачивались исключительно на заклинании, ни на секунду не выпуская палочек из рук, пока раз за разом безрезультатно повторяли одну и ту же магическую формулу. Впервые Авалон видела, чтобы заклинание вызывало у Реддла трудности, и она могла заметить, как растет его досада с каждой попыткой сделать из монеты живую птицу. После каждого безуспешно произнесенного заклинания он зарывал руки в свои черные локоны, оттягивая пряди волос и возвращая внимание к книге, чтобы посмотреть, не упустил ли он ключевую деталь среди информации, которая могла бы ему помочь. Вопреки его обычной собранности, Реддл выглядел довольно растрепано, его кудри были слегка примяты от того, что он часами агрессивно дергал и взлохмачивал их.
Авалон, однако, с поставленной задачей везло не больше, и маленькая золотая монетка попросту пялилась на нее, насмехаясь над их потугами усовершенствовать заклинание каждый раз, когда они произносили его, и ничего не менялось.
Был вечер субботы, и Авалон засыпала на ходу после того, как провела большую часть свободного от уроков дня в той же маленькой комнате, постоянно препираясь с Реддлом снова и снова, когда они колдовали одно и то же неудачное заклинание в бесконечном, кажущемся вечностью цикле. Его решимость была непреклонна — не было похоже, чтобы он намеревался уходить в ближайшее время, хотя Авалон приближалась к своему пределу. Реддл никогда не сдавался, начинала усваивать она. Ничего не беспокоило его сильнее, чем провал, и он был упорен в своем стремлении овладеть рассматриваемой магией.
— Как долго ты планируешь оставаться здесь? — спросила она, гадая, который был час. По наилучшим ее прогнозам — где-то после полуночи, однако Авалон не могла говорить наверняка. В помещении Выручай-комнаты время смешивалось воедино. Он рассеянно пожал плечами, пытаясь сотворить заклинание с монетой еще раз, опять безуспешно. — Я пойду спать, — сказала она, не особо ожидая ответа и не удивляясь, когда его не получила. Вместо этого она встала и, не сказав больше ни слова, пошла к выходу, покидая комнату.
Их с Реддлом учебные занятия оставляли ее без сил. Они вдвоем спорили от начала до конца, и у него была ужасная привычка при каждом удобном случае говорить с ней в приторно снисходительной манере — на что Авалон с радостью ответила бы тем же, однако после дней бесконечных пререканий это ее утомило. Он не был способен на доброжелательность, решила она. Единственные разы, когда Авалон видела в нем проблески человечности появлялись, когда он приближался к тому, чтобы совершить прорыв — его глаза, обычно лишенные эмоций, загорались от перспективы обретения новых знаний, только чтобы снова притупиться, когда наступало разочарование от провала. И, Мерлин, как же он ненавидел терпеть неудачу.
Когда она вышла наружу, темное ночное небо затеняло коридор сквозь освещенные луной окна, напоминая о позднем часе. Лился сильный грозовой дождь, неистовыми каплями обрушивая на землю небесные слезы, пока на улице, словно печальная симфония, завывала песня ветра. Авалон поймала себя на том, что подошла к окну и глядела на просторы открытого воздуха, чувствуя горечь тоски, одолевавшей ее при мысли таком же ночном небе, которое сверкало разрушающимся куполом защитных заклинаний всего за несколько часов до того, как Волдеморт и его последователи пришли и зверски убили так много людей прямо внутри этих самых стен.
Призраки воспоминаний о них проносились в ее сознании и отравляли взгляд, куда бы Авалон не посмотрела. Ей трудно было ходить там, где ходили они, не думая о потерях, которые перенесла. Изображения их безжизненных тел, разбросанных по полу, проплывали перед ее глазами непрерывными напоминаниями о кровавой бойне войны, которую она пережила.
Авалон не могла оторвать глаз от коридора перед собой. Она осознала, что это было то место, где она видела Рона в последний раз — они случайно столкнулись друг с другом в хаосе, который последовал, когда тело Гарри демонстративно пронесли через толпу. Рыжеволосый парень был словно пришибленный, находясь в абсолютной истерике после того, как потерял своего старшего брата и лучшего друга в один день, и все же у нее не оставалось времени, чтобы утешить его — все, что она сделала, — это сказала ему: «Все будет хорошо», прежде чем снова оказаться в гуще сражения, отбиваясь от армии Пожирателей смерти, которые в тот день превосходили их числом.
Авалон больше не видела Рона после этого. Если бы она знала, что это будет последний раз, когда она видит его, может, она осталась бы с ним немного дольше, или сказала бы ему, как много их дружба значила для нее, или хотя бы обняла его. Она так и не узнала, что с ним случилось — его имя никогда не числилось в списке погибших, но никто из тех, с кем она говорила, ничего не слышал о нем. Он стал еще одним пропавшим без вести волшебником. Одним среди тысяч, о которых не знали, были ли те мертвы или живы.
Авалон хотела верить, что он был жив, но только если он скрывался в убежище, как это делала она. Больно было думать о том, что его могли подвергнуть таким же бесчеловечным пыткам в руках Пожирателей смерти, какие уже пришлось перенести ей с Гермионой. Для нее такая судьба могла быть хуже даже самой смерти.
Но нет. Она не хотела думать так. Ничего из этого не имело значения. Потому что она собиралась спасти их всех. Спасти погибших, спасти пропавших, спасти раненых и спасти живущих. Она собиралась окончить их страдания до того, как те начнутся, положив конец волшебнику, ответственному за всю их боль.
Ей просто нужно было выяснить, как.
Ноги тащились вперед, пронося ее через стены замка. Авалон не хотелось идти привычным маршрутом, слишком много преследующих ее воспоминаний издевались над ней, так что она решила выбрать другую дорогу, которая не вела бы через главные коридоры. Ее шаги были настолько тихими, что их практически и не было — многие месяцы, проведенные в страхе за свою жизнь, прокрадываясь перед носом у Пожирателей смерти, приучили ее скрывать звук собственных шагов чисто по привычке. Этот мелкий шум, что Авалон издавала, заглушался стуком дождя по фасаду замка.
Она свернула за угол и пошла через заброшенный коридор, смотря на темное небо, пока проходила мимо одного окна за другим. Только спустя несколько мгновений она увидела знакомую голову со светлыми волосами, едва выглядывающую из-за колонны. Поначалу Авалон не была уверена, что это он, но когда она подошла ближе, стало понятно, что это, несомненно, был Орион, поэтому она шутливо крикнула:
— Я все продолжаю сталкиваться с тобой глубокой ночью.
Он резко обернулся, испуганный, немедленно делая шаг назад и открывая миниатюрную девушку, которую держал в своих объятиях. Глаза Авалон широко раскрылись, когда она заметила девушку, вслед за осознанием того, что лицо Ориона раскраснелось нежным розовым румянцем, губы жутко распухли, а волосы были взъерошены в лохматом беспорядке от рук рыжеватой блондинки перед ним.
Авалон узнала ее: это была шестикурсница с Пуффендуя — Клара Белл. У них вместе проходила Травология, и профессор четко дал понять, что Белл являлась лучшей ученицей из всех, кто когда-либо изучал его предмет. Широко распахнутыми невинными карими глазами она смотрела то на Ориона, то на Авалон, не отпуская пальцев, все еще переплетенных с возлюбленным.
Орион повернулся к Кларе и тихо прошептал ей что-то, прежде чем та быстро убежала, не поднимая головы и избегая взгляда Авалон, и оставила их одних в коридоре. Авалон посмотрела на Эйвери растерянно. — Прости, я не осознавала, что помешаю.
Он выглядел взволнованным, со смесью паники и беспокойства, когда подошел к ней, встревоженно запуская руки в свои волосы.
— Значит, Белл — твоя девушка?
— Что ты делаешь здесь так поздно? — спросил он голосом, обеспокоенным гораздо сильнее, чем обычно.
— Я просто училась с Реддлом...
— Реддл тоже здесь? — произнес Орион, резко крутя головой, чтобы проверить, не наблюдал ли за ними еще кто-то.
— Нет, я хочу сказать...
Он положил руки крепко на ее плечи, заставляя Авалон поднять на него взгляд, когда говорил. — Нельзя никому рассказывать о Кларе, хорошо?
— Ты сходишь с ума...
— Нет, Авалон, послушай меня. Нельзя никому о ней рассказывать.
Она отпихнула Ориона от себя, начиная уставать от такого его поведения. — Я уже говорила тебе раньше, что я не расскажу. Но я не понимаю, почему это настолько важно.
— Это важно, ладно? — сказал он, сильно нахмурив брови. — Если парни узнают, пройдет немного времени, прежде чем узнает и вся школа, а если слухи дойдут до моих родителей, то они никогда больше не посмотрят в мою сторону.
— Все из-за отношений с пуффендуйкой? — спросила она, все еще не понимая его дилемму.
— Это не из-за того, что она чертова пуффендуйка, Авалон, — сказал Орион, его усталые глаза были переполнены слезами отчаяния, пока он ждал ее реакции.
Она начала складывать все части воедино, и осознание обрушилось на нее волной понимания. Ее голос был тихим, но лишенным осуждения, когда она заговорила вновь.
— Она маглорожденная?
Ее мягкий тон удивил Ориона, однако все внутри у него по прежнему сжималось, и он, потирая виски, зарыл голову в руках, проворчав: — Я умоляю тебя, пожалуйста, просто не говори ничего.
Она вздохнула и осторожно положила ладонь на его плечо, успокаивающе сжимая, в ожидании, когда его взгляд наконец встретится с ней снова. — Орион, я клянусь тебе, что не скажу ни единой душе, — небольшое облегчение отразилось в его чертах, и Авалон заговорила опять. — Но также я хочу, чтобы ты знал: я никогда стану смотреть на тебя по-другому за то, кого ты любишь, ты же это знаешь, правда? — тело Ориона было натянуто, он продолжал пытаться избегать ее взгляда. Несколько случайных слез стекли по его щекам, и смотреть, как он разрывается на части перед ней из-за чего-то подобного, разбивало Авалон сердце.
— Мой отец убьет меня, если узнает, — сказал он, с трудом стараясь удерживать голос ровным, прикусив губу. — От меня отрекутся.
— Все будет в порядке, — настаивала она, но Орион снова покачал головой. Его кулаки были стиснуты настолько крепко, что ей пришлось разжать их так же, как он делал это для нее, чтобы убедиться, что он ослабил свою хватку.
— Они дураки, как и любой другой, кто разделяет их взгляды, — Авалон ободряюще сжала его руку, и он мягко улыбнулся. — Мы не выбираем, кого мы любим.
— Я — да, — сказал он, вытирая с щек непрошеные слезы, прежде чем слегка рассмеяться, снова становясь на капельку ближе к своему обычному состоянию, когда заговорил. — Действительно люблю ее, я имею в виду.
Она усмехнулась. — Я вижу. Она кажется милой, насколько мне удалось узнать о ней на Травологии. Она великолепная.
— Она такая, — согласился он, его лицо светилось от мысли о ней. — Она хочет стать специалистом по Травологии когда-нибудь, и я знаю, что она будет лучшей из всех, что когда-либо существовали.
Авалон передвинулась к ближайшему подоконнику и присела на него, похлопав по месту рядом с собой, после чего он подошел и сел около нее.
— Как вы двое познакомились?
— Один парень из команды долгое время встречался с ее соседкой по комнате и представил нас друг другу на собрании. И, ну, я всегда знал о ней. Я видел ее в коридорах и думал, Мерлин, какая она красивая. Но когда мы заговорили впервые, я просто... — он вздохнул, уставившись в потолок с очарованным видом на лице. — Я клянусь тебе, я влюбился в нее сразу же, — он сделал паузу на мгновение, прежде чем посмотреть на Авалон с любопытством. — Ты когда-нибудь влюблялась?
— Я любила многих людей, — сказала она, думая о своих друзьях, — но я никогда не влюблялась.
— Как и я, пока не встретил ее, — вздохнул Орион. — Я думал, что влюблялся. Полагаю, я всегда был немного безнадежным романтиком, — рассмеялся он. — Но с ней все иначе. Она — девушка, на которой я женюсь, я знаю это. Я уверен в этом. И когда придет день, я должен буду сказать родителям и столкнуться с последствиями, но мне плевать, потому что она того стоит, — сказал он уверенно, прежде чем ненадолго замолчать и добавить, — я просто пока еще не готов к этому. Но однажды...
— Я уверена, если ты любишь ее, она замечательная, — сказала Авалон. — Я бы с радостью познакомилась с ней поближе.
Его лицо озарила яркая улыбка. — Возможно, когда-нибудь мы втроем сможем сделать что-то вместе. Я думаю, ей бы тоже понравилась такая идея. У нее нет возможности проводить время с моими друзьями, и, я знаю, это могло бы сделать ее счастливой.
— Это звучит прекрасно, — ответила Авалон от чистого сердца. Ее расстраивало, что Орион чувствовал, что не может рассказать никому в своей жизни о девушке, которую любит. Она мечтала сказать ему о том, что однажды статус крови не будет иметь настолько сильное значение, как это было в его времени, и он сможет открыто любить кого угодно — но Авалон не могла сделать этого прямо сейчас. — Ты правда считаешь, что твои друзья и семья не примут ее, если познакомятся?
— Мои родители не стали бы даже знакомиться ней, если бы знали о ее родословной, — вздохнул он.
— А остальные ребята?
Он пожал плечами. — Я не знаю. Но я не хочу рисковать. Я знаю, каково это — расти в обстановке, к которой они привыкли. Их семьи такие же, как моя, если не хуже.
— И ты не разделяешь ценности своей семьи, — отметила она.
— Однако долгое время я разделял, — признал Орион с раскаянием на лице. — Дольше, чем следовало бы. Сложно избавиться от предубеждений, которые тебе внушали всю твою жизнь. Надеюсь, все они однажды поймут, что статус крови не значит ничего. Я бы с удовольствием позвал парней на мою свадьбу когда-нибудь, — сказал он, оттенок грусти снова мелькнул в его глазах.
— Надеюсь, ты прав, — сказала она, хотя и не могла даже представить кого-либо вроде Реддла на подобной свадьбе. Ради Эйвери, она надеялась, что остальные могли бы.
Он улыбнулся ей перед тем, как сказать. — Спасибо тебе. За все.
— Не стоит благодарности. Для чего еще нужны друзья?
— Нет, я серьезно. Я очень это ценю. Я рад, что ты приехала в Хогвартс, — ответил он, прежде чем взглянуть в конец коридора. — Ты не против, если я пойду найду Клару? Наверное, мне следует сказать ей, что наша тайна продолжит жить, — со смехом произнес он.
— Иди найди свою девочку, — рассмеялась она, махнув ему рукой.
— Ты действительно лучшая, — сказал Орион, взъерошив ей волосы и заработав в ответ раздраженный выдох, прежде чем умчаться в направлении, куда ушла его девушка, опять оставляя Авалон в уюте ее собственного одиночества. Она задержалась там на пару мгновений, заново проигрывая в голове их разговор, прежде чем встать и направиться обратно в сторону своей спальни.
Когда она подошла к двери, ведущей в ее с Зельдой комнату, то с удивлением обнаружила свет, просачивающийся из нижней щели закрытой двери. Толкнув ее, Авалон открыла проход, обнаруживая Зельду, сидящую на своей кровати с палочкой, указывающей на кубок, который Дамблдор дал ей для их с Ксавьером проекта.
— Ты еще не спишь?
— Ага, — ответила Зельда торопливо, прежде чем движением призвать Авалон подойти. — Кстати, посмотри на это.
Та подошла к ее кровати, наблюдая, как Зельда пробормотала заклинание и взмахнула палочкой в сторону кубка, выражение восторга охватило ее губы, когда лисий хвост — пушистое дополнение, шевелящееся из стороны в сторону, — вырос из него.
— Ты делаешь успехи! — заметила Авалон. — Впечатляюще.
— Это только начало, — улыбнулась Зельда, снова взмахнув палочкой, и хвост исчез. — Я работала над этим круглые сутки.
— А Ксавьер?
Она закатила глаза. — Мы пришли к взаимному соглашению, что лучше, если я сосредоточусь на задании, а он... будет делать, что бы он там ни делал.
— Зи, ты не можешь так позволять ему пользоваться результатом твоей тяжелой работы, — указала Авалон.
— Поверь мне, после того, как я провела с ним последние пару дней, такой путь мне нравится гораздо больше. — пожала она плечами. — Я начинала пьянеть просто от одного запаха вина, преследовавшего его повсюду.
Авалон рассмеялась и подошла к своему шкафу, переодеваясь в более удобную одежду, пока Зельда продолжила говорить:
— Вы с Реддлом уже достигли какого-то прогресса?
— Никакого, абсолютно, — вздохнула она. — Все, что нам удалось сделать, так это изнурить наши голоса от того, как много мы кричим друг на друга.
— Не верится, что тебе удалось настолько вывести его из себя, — размышляла Зельда. — Не думаю, что когда-либо раньше видела, чтобы Реддл терял самообладание.
— Он ужасен, — простонала Авалон, натягивая свитер через голову, прежде чем забраться на свою кровать и разлечься на покрывалах. — И он становится только хуже, чем дольше мы работаем без какого-либо результата.
— Удивительно, что никому из вас еще не удалось заставить это заклинание работать. Обычно Реддл заканчивает задания довольно рано, — сказала Зельда. — Я как-то работала с ним над проектом по Зельям на третьем курсе. У нас был месяц на работу, а он закончил на второй день, даже не сказав мне.
— Не могу передать, насколько сильно я хочу овладеть этим заклинанием до того, как это сделает он, — проворчала Авалон, думая о выражении лица Реддла, если именно она, а не он, разберется с проектом. Она знала, что он сойдет с ума, если не будет тем, кто выполнит задание — особенно после того, как проводил ночь за ночью в Выручай-комнате долгое время, когда Авалон уже уходила к себе.
— Просто продолжай практиковаться, я уверена, ты скоро с этим справишься, — предложила Зельда.
— Только я не могу не думать, что есть что-то, что я по-прежнему упускаю.
Зельда задумалась на мгновение, прежде чем сказать. — Ты делаешь движение вниз?
— Это обычный взмах, правильно? — спросила Авалон, имитируя его и получая в ответ кивок от соседки. — Я не понимаю, почему оно не работает. Мне просто нужно представить, как эта проклятая монета превращается в животное, верно? Конечно, это не может быть настолько сложно.
— Ну, технически, это еще не все, — сказала Зельда. — Тебе нужно представить существо, да, но ты все же создаешь жизнь из ничего. Чтобы сделать это, ты должна понимать важность самой жизни.
Авалон навострила уши и наклонила голову, слушая более пристально. — Что ты имеешь в виду?
— Я прочитала об этом в одной из книг, которые нашла в библиотеке. Чтобы такие заклинания работали, волшебник должен действительно полностью осознавать, насколько священна жизнь. Ты должна понимать чудо жизни, понимать, что каждая созданная жизнь по-своему незаменима.
Что ж, думала Авалон про себя, внезапно стало понятно, почему заклинание вызывало у Реддла такие трудности. Этот парень никогда не ценил жизнь по достоинству. Все более очевидным для нее становилось, что именно она действительно окажется той, кто самостоятельно разберется с проектом.
Авалон подумала о своих друзьях и близких... всех людях, которых она потеряла. Она чувствовала тяжесть того, что их больше нет рядом, каждый божий день. Несомненно, никто не понимал весомость жизни сильнее, чем она, размышляла Авалон сама с собой.
Но придирчивая часть ее разума блуждала к мысли о четырех жизнях, которые она, не сомневаясь ни секунды, отняла. Но Авалон быстро отбросила эту мысль в сторону. Эти люди получили то, что заслуживали, и неважно, во что Реддл со своими раздражающими лекциями о морали хотел заставить ее поверить, она знала, что сделанное ею не было неправильным.
— Я уже понимаю это, — настаивала Авалон, пытаясь убедить себя почти так же сильно, как и Зельду.
Ее соседка пожала плечами. — Тогда, наверное, просто продолжай практиковаться. Уверена, скоро ты справишься с этим.
Авалон кивнула и заползла под одеяло, укутываясь в его тепло, пока дальше болтала с Зельдой о своем дне. Когда наконец наступило время им обеим засыпать, Авалон продолжала повторять себе, что завтра станет днем, когда она достигнет настоящего прогресса с заданием.
И она верила в это... по большей части.