— Нет... Абсолютно никаких шансов, — прошептала Авалон, на что Зельда в ответ вскинула бровь.
— Как? Ты не считаешь, что Меррисоут может побороть Дамблдора в бою? — спросила ее соседка, тоже не повышая голос. Обе девушки взглянули на преподавателя Трансфигурации, который, пока они спорили на заднем ряду, был занят тем, что завершал урок.
— Конечно, нет. Я имею в виду...
— Мисс Хендрикс, мисс Шеклболт, не могли бы вы попридержать ваш разговор хотя бы еще немного, и тогда урок закончится скоро, — сказал Дамблдор, и те незамедлительно ответили:
— Простите, профессор.
Глаза Авалон ненадолго остановились на Реддле, Розье и Лестрейндже, которые сидели за партой на пару рядов впереди от нее с Зельдой.
Прошло несколько дней с тех пор, как Авалон и Том вместе были в Выручай-комнате. Она даже не могла сосчитать, сколько раз заново прокручивала в голове их разговор. Вопрос о том, как бы Том отреагировал, увидев ту версию себя, которой однажды станет, — испугался или почувствовал бы гордость за себя — неоднократно всплывал в ее мыслях, однако теперь она знала ответ — он хотел такой жизни больше всего на свете. Его искушала возможность вызывать страх, обладать силой — он жаждал власти.
Дамблдор ошибался: не все волшебники могли быть спасены, да и не все из них заслуживали быть спасенными. Некоторые находились просто за пределами спасения, и Том был одним из них.
На ее запястье до сих оставались болезненные лиловые следы от его пальцев, впившихся в кожу, как напоминание о том, где задержалось его гневное касание.
Они не оставались наедине после того инцидента. Когда бы их глаза ни встречались на короткий промежуток времени, негласная напряженность между ними всякий раз заставляла ее быстро отводить взгляд. Она, на самом деле, едва ли виделась с кем-либо из слизеринцев в последние дни. Лестрейндж ужинал с ней вечером накануне, но, не считая этого, Авалон старалась избегать всех их некоторое время, желая очистить мысли. После того, как она проснулась в постели Лестрейнджа, ей необходимо было время, чтобы подумать о своем предназначении, своих целях и том, что стояло на кону. Она не могла позволить себе отвлекаться от миссии.
Авалон уже потеряла надежду на то, что она могла бы узнать больше о крестражах, став одним из союзников Реддла. Они вдвоем стояли на пути взаимного уничтожения, и она знала, что должна найти другую возможность получить информацию, которую хотела: Лестрейндж на данный момент казался лучшим из вариантов.
Однако, из него было сложно вытянуть информацию. Каждый раз, когда она затрагивала в разговоре Реддла, он быстро уводил обсуждение в другую сторону. Казалось, Лестрейндж специально прикрывал своего друга, и это лишь утверждало ее уверенность в том, что знал он больше, чем говорил.
Вскоре урок закончился, и Лестрейндж подошел к ней, коротко кивнув Зельде, прежде чем полностью переключил внимание на Авалон.
— Волнуешься перед сегодняшним вечером, дорогая?
Она приподняла бровь, недоуменно взглянув на Зельду, которая только пожала плечами.
— Что будет сегодня вечером?
Он притворно вздохнул, обиженно прижимая ладонь к груди.
— Что будет сегодня вечером? Ты хочешь мне сказать, что забыла?
— Говори прямо, Лестрейндж, у меня не так много времени, — сказала она, закатывая глаза.
— Настало время твоего дебюта в Клубе Слизней, — широко улыбнулся он. — Ты пообещала сопровождать меня на прошлой неделе во время отработки. Ты не кажешься мне лгуньей.
Она простонала, зарывая голову в руки. Факт, что она упоминала о том, чтобы сопровождать его на следующей вечеринке, вылетел у нее из головы, и Авалон неожиданно поймала себя на мысли, что жалеет об этом обещании.
— Ксавьер, я же не серьезно...
— Нет, нет, слишком поздно для каких-либо оправданий, — сказал он пренебрежительно. — Я уже купил тебе платье. Оно на твоей кровати. Увидимся внизу Башни Когтеврана в восемь.
— На ее кровати? Как ты пробрался в нашу комнату? Мы все были в классе, — спросила Зельда, с прищуром смотря на него.
— У меня припасена пара трюков, Шеклболт, — сказал он, подмигнув.
— Но я не буду знать никого на этом ужине, — проворчала Авалон, пытаясь ухватиться хоть за какой-то предлог, чтобы не идти.
— Не глупи. Ты знаешь меня, Розье, Реддла и Эйвери, — мысль о том, чтобы находиться в том же месте, что и Реддл, заставляла кровь кипеть, однако Авалон задумывалась, что это могло стать той возможностью, в которой она нуждалась, чтобы провести свое небольшого расследование. Если Реддл будет на собрании Клуба Слизней, понимала она, его комната будет пустой по крайней мере на пару часов. Возможно, пришло время взять все в свои руки и разведать обстановку, посмотрев, удастся ли ей найти что-нибудь важное, что могло бы оказаться крестражем. Если он не собирался ей говорить, возможно, пора было самой начать пачкать руки. Лестрейндж коснулся ее пальцев, оставляя нежный поцелуй на тыльной стороне руки. — Не заставляй меня ждать, любовь моя. Обещаю, этот вечер будет великолепным.
— Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать, Ксавьер, — простонала она, за что получила смешок, прежде чем он помахал рукой и отошел, присоединяясь к Розье и Реддлу, когда те направились в сторону выхода из класса. Она с Зельдой вернулась к своей комнате, только раз остановившись, чтобы Зельда могла поговорить с парой своих друзей. Когда они обе открыли дверь в спальню, их челюсти отвисли, стоило только взгляду приземлиться на платье, аккуратно лежащее на кровати Авалон.
— Мерлин всемогущий, — едва слышно прошептала Зельда, подходя к изумрудно-зеленому платью. Бархатная ткань была собрана в высокий воротник, открытая спинка идеально повторяла линию талии, сужаясь и сливаясь перед спадающей ровно до края колен юбкой. Серебряная коробка покоилась рядом с ним, крышка была приоткрыта, демонстрируя переливающееся ожерелье, состоящее из трех рядов блестящих бриллиантов, каждый из них сверкал, словно тысяча звезд, всякий раз, когда солнечный свет, пробивающийся через оконное стекло, отражался от них. Зельда подобрала его, почти нерешительно, и посмотрела поочередно на ожерелье, платье и на Авалон. — Он и правда... не пожалел на тебя средств.
— Они же не могут быть настоящими, правда? — спросила Авалон, разглядывая бриллианты.
— Зная Лестрейнджа, я думаю, они действительно настоящие, — ошарашенно ответила ее соседка, издав нервный смешок, когда мягко положила ожерелье обратно в коробку.
— Твою же мать, — пробормотала Авалон.
Зельда прикусила губу, обдумывая свои следующие слова, прежде чем наконец заговорила:
— Если ты не возражаешь, я спрошу... какие именно отношения тебя с ним связывают? Потому что, говоря откровенно, он обычно добивается девушек только день-два, прежде чем перейти к следующей. Это решительно, даже для него.
Авалон не была до конца уверена, как на это ответить. Они не были парой, и он никогда не намекал на ее исключительность, не проявлял интереса к тому, чтобы все было серьезно, или вообще к тому, что Авалон была для него не только юбкой, за которой можно побегать... однако в этом было что-то, что она не могла толком объяснить. Она не зашла бы так далеко, чтобы сказать, что он ей нравился, но, по меньшей мере, не возражала против его присутствия.
— Мы просто друзья, — сказала она, но сама понимала, что звучала не слишком убедительно.
— А он об этом знает?
— Конечно, — пожала она плечами.
— Милая, друзья не дарят друзьям бриллиантовые ожерелья, — тихо сказала Зельда, прежде чем добавить. — И большинство друзей, которых я знаю, к тому же, не делят одну постель.
Авалон простонала, покачав головой. — Так нечестно. Это было только один раз, Зи. И ничего даже не произошло.
— Он тебе нравится?
— Нет, — сказала она даже слишком быстро. Зельда приподняла бровь, не веря ей. — Я имею в виду, сейчас я ничего не ищу.
— Но он тебе нравится?
— Он не невыносим, — признала Авалон.
— Я рада, что ты так считаешь, — сказала Зельда, взглядом задержавшись на своей соседке. — Возможно, ты будешь той, кто наконец-то сможет изменить его к лучшему.
Они почти не разговаривали после этого, обе просто разошлись по кроватям с учебниками на коленях, пытаясь немного поучиться, пока солнце все еще было над горизонтом. Авалон смогла закончить с основной частью своей домашней работы, отвлекаясь только пару раз, когда Зельда начинала читать какие-то заметки вслух.
Лишь примерно за полчаса до того, как Лестрейндж должен был встретить ее внизу Башни, она наконец выползла из своего места и начала собираться. Авалон сделала легкий макияж и провела пальцами по волосам, пока волны каскадом не рассыпались по плечам мягкими шелковисто-черными локонами. Она засомневалась на мгновение, когда схватила платье, надевая его и смотря в зеркале, как оно садится по фигуре.
Платье было красивым. Этого нельзя было отрицать — он подобрал лучший вариант из тех, что мог бы найти, и все же она не смогла избавиться от чувства разочарования, которое пробежало по ее телу, когда она обернулась: огромный шрам на ее спине был полностью обнажен от того, что ткань падала ровно под словом «ПРЕДАТЕЛЬ».
По тому, как внезапно прекратилось безостановочное перелистывание страниц Зельды, она поняла, что взгляд соседки наконец упал на истерзанную обесцвеченную кожу ее спины.
— Ох, Авалон, — тихо проговорила та с сожалением в голосе. Авалон сделала глубокий вдох и обернулась лицом к ней, когда Зельда встала и подошла, останавливаясь рядом и мягко обнимая. — Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной обо всем, да?
Авалон кивнула, расслабляясь от прикосновений подруги. В ее объятиях было приятно: она так сильно скучала по этому ощущению.
— Я знаю.
— Но ты и не обязана, — мягко сказала Зельда Авалон на ухо. — Только если ты почувствуешь, что готова. Я всегда рядом.
— Спасибо, — действительно искренне сказала Авалон.
Они постояли так еще немного, прежде чем Зельда с нежной улыбкой отстранилась. Авалон была признательна Зельде больше, чем когда-либо могла выразить — ее доброта была единственным искренним проявлением дружбы, которое Авалон чувствовала здесь, и она не воспринимала это как должное. Она знала, что если бы ее друзья из ее собственного времени встретили Зельду, то полюбили бы ее. Она вписалась бы среди них так, словно всегда была частью этой компании. Ее ум, тактичность и сострадание стали лучиками надежды за время пребывания Авалон здесь, и каждый день она замечала, что становится все более и более благодарна за то, что ее поселили в одну комнату с ней.
— И все-таки я не могу это надеть, — произнесла она, начиная стягивать платье с плеч.
Зельда прищурилась. — Что? Нет, нет, только подожди секунду, — сказала она, прежде чем пробраться к комоду, покопавшись там немного, параллельно бросая мантии, рубашки и юбки на пол, пока искала то, о чем подумала. Она победно схватила что-то и шагнула обратно к Авалон, накидывая мерцающую серебряную шаль ей на плечи. Та была полупрозрачной, почти просвечиваясь при лучах, но все равно сияла достаточно ярко, чтобы скрыть шрам под ней.
— Ты выглядишь просто прекрасно. Лестрейндж — счастливчик.
— Ты невероятная, — сказала Авалон, неподдельно улыбаясь соседке. — Я серьезно. Спасибо.
— Не стоит благодарности, милая. Ну все, иди! Я уверена, Лестрейндж уже ждет тебя, — сказала она, ухмыляясь.
— Да иду я, иду! — хихикнула Авалон, надев подходящие к платью туфли, убрав палочку в карман и помахав соседке, когда выскользнула из комнаты, энергично спускаясь по лестнице, пока не оказалась у основания Башни. Взгляд Ксавьера упал на нее, как только она спустилась со ступенек, и его лицо моментально расплылось в широкой улыбке. Он был одет в полностью черный костюм и изумрудно-зеленую рубашку, слегка расстегнутую под пиджаком, которая сочеталась с цветом ее платья. Он не отрывал взгляда от Авалон, пока она подходила к нему, и взял ее ладонь в свою, закружив вокруг себя, как он делал всегда, когда был рад ее видеть. Ей нравилось такое игривое приветствие в свой адрес, хотя она никогда не призналась бы ему в этом.
— Ты выглядишь совершенно сногсшибательно, — сказал он, притягивая Авалон к себе и целуя в лоб.
— Ты и сам прекрасно принарядился, — сказала она, улыбаясь.
Он достал фляжку из кармана, делая небольшой глоток, прежде чем предложить и Авалон. Она с радостью приняла ту, зная, что ей необходимо было выпить, чтобы успокоить нервы перед предстоящим вечером. В момент, когда первая капля коснулась языка, ее передернуло от вкуса виски в горле. — Спасибо за то, что позволил одолжить платье и ожерелье. Они великолепные.
Он рассмеялся, приводя ее в недоумение. — Одолжить? Дорогая, зачем они мне?
— Ксавьер, я не могу оставить их себе...
— Чепуха, — отрезал он. — Когда-нибудь купишь мне сливочное пиво, и мы квиты. — Она открыла было рот, чтобы возразить, но он лишь ухмыльнулся, поцеловав тыльную сторону ее руки. — Прекращай дуться, мы опаздываем. Вперед!
Он потянул ее вперед, так и не отпуская руки, пока они шли вместе по коридорам. Его прикосновение было нежным, но в тоже время крепким, он выводил небольшие круги на коже Авалон, пока непрерывно напоминал ей о том, что она была самой красивой девушкой, на которую когда-либо падал его взгляд. Когда они наконец добрались до кабинета Слизнорта, он остановился снаружи и сказал:
— Прежде чем мы войдем, я лишь хочу предостеречь тебя.
— Предостеречь меня? Мы что, вступаем на поле боя?
— Что-то вроде того, — рассмеялся он. — Слизнорт любит задавать вопросы каждый раз, когда кто-то приводит спутника. Просто будь готова к слегка пристальному вниманию. Он вербует других студентов в Клуб Слизней, если понимает, что те далеко пойдут — я уверен, ты придешься ему по вкусу. Он любит учеников, которых ждет большое будущее.
— И за что ему нравишься ты? — поддразнила она его.
— Спроси у бриллиантов на своей шее, — подмигнул он, открывая дверь. Внутри, за обеденным столом, был Слизнорт, окруженный какими-то учениками, увлеченно разговаривающими между собой. Реддл сидел ближе всего к профессору, с Розье по соседству. Она была очень рада увидеть рядом с Розье Эйвери. Тот ярко улыбнулся, когда заметил ее, жестом призывая занять место около себя. Авалон и Лестрейндж присоединились к остальным за столом, она опустилась на стул рядом с Эйвери, а Лестрейндж с другой стороны от нее. Сбоку от него оказался ученик, которого она не узнала, но, по бордовому галстуку на его шее, предположила, что он был гриффиндорцем.
Профессор Слизнорт кивнул ей и Лестрейнджу, когда они заняли свои места.
— Добрый вечер, мистер Лестрейндж. Мисс Хендрикс, я рад, что вы смогли присоединиться к нам сегодня.
— Спасибо, что приняли меня, сэр, — сказала Авалон. Она почувствовала ледяной, неослабевающий взгляд Тома, который, казалось, просверливал в ней дыру, наблюдая как она приветствует людей за столом. Ее глаза наконец остановились на Кире, которая сидела с другой стороны от Слизнорта, ее парень, Ренли, держал ее руку поверх стола. Авалон с отвращением усмехнулась, увидев, как Кира то и дело посматривала на Тома, несмотря на широкую улыбку, застывшую на лице ее, очевидно, безумно влюбленного парня. Она задавалась вопросом, как Трэверс до сих пор не заметил, что внимание его девушки принадлежит кому-то другому в комнате.
— Превосходно, — сказал Слизнорт. — Теперь, когда все собрались, мы можем начать банкет, — он хлопнул в ладоши, и стол перед ним до краев наполнился роскошными блюдами, от взгляда на которые текли слюни. Лестрейндж наполнил тарелку Авалон порцией пастушьего пирога, и она воткнула вилку, откусывая немного, пока осматривала стол, наблюдая, как начинают есть другие ученики.
Ее взгляд еще раз остановился на Реддле, и она почувствовала, что внутри нарастает беспокойство от мысли о том, как она планировала проникнуть в его комнату позже этой ночью в попытке найти зацепки, которые указали бы на крестражи. Авалон старалась не думать об этом слишком много и вместо этого быстро откусила еще кусочек еды.
— Мисс Хендрикс, вам понравилась ваша первая неделя в Хогвартсе? — спросил Слизнорт, возвращая ее внимание обратно к реальности.
Она быстро проглотила еду и снова улыбнулась. — Пока что все было чудесно. Уже начинаю чувствовать себя как дома.
— Больше, чем в Дурмстранге, могу предположить?
— Он однозначно отличается, однако с каждым днем я ловлю себя на мысли, что скучаю по старой школе все меньше и меньше.
— Позвольте спросить, почему вы пошли именно в Хогвартс? Было ли это решением ваших родителей?
Она сомневалась, прежде чем ответить, и почувствовала как Ксавьер взял ее руку под столом и легонько сжал. — Моих родителей не стало, когда я была совсем маленькой. Они оба работали драконологами и перевозили раненого Украинского железнобрюхого в румынский заповедник, когда тот вырвался на свободу и забрал их жизни. С тех пор я жила со своей тетей. Это было ее решение — учитывая бушующую войну, она подумала, что в Хогвартсе для меня будет безопаснее, — странно было наконец признать хоть что-то правдивое, когда, казалось, все, что она говорила здесь обычно было в той или иной степени ложью.
Том с интересом наблюдал за ней, отмечая, что в действительности никогда до этого не слышал, чтобы она рассказывала о себе. Что-то в ее тоне заставило его поверить, что она говорила правду, и ему стало интересно, было ли это первыми честными словами, произнесенными ею с момента прибытия в Хогвартс.
Слизнорт поднял глаза с выражением извинения и скорби, украсившим лицо.
— Ох, мне так жаль слышать это. И все же мы очень благодарны, что вы присоединились к нам здесь, в Хогвартсе.
— Давайте выпьем за это, профессор, — сказал Ксавьер с ухмылкой, поднимая бокал.
Слизнорт кивнул и сделал маленький глоток своего напитка. — Я слышал от профессора Меррисоут, что вы довольно умело сражаетесь на дуэли. Вы даже заставили попотеть мистера Реддла, а ведь он наш самый способный ученик. — Она улыбнулась сама себе, замечая, как Том сильнее стиснул бокал при упоминании их дуэли. — Надеетесь ли вы сделать карьеру, связанную с боевыми навыками?
Она не помнила, когда в последний раз думала о том, кем хотела бы стать после школы. Прошла целая вечность с тех пор, как обозримое будущее было достаточно безопасным для нее, чтобы хотя бы задуматься о карьере. Вот уже много лет невозможно было даже пообещать, что завтра наступит, поэтому она брала все день за днем, ни разу не задумываясь о том, чем хотела бы заниматься профессионально. Она была слишком занята, оглядываясь через плечо и убегая от смерти, чтобы удовлетворять свое любопытство, представляя, что когда-нибудь остепенится.
Когда Авалон была младше, она хотела стать мракоборцем — как и большинство учеников в Хогвартсе. Острые ощущения от схватки с темными искусствами и использования своих навыков были соблазнительными, но она больше не могла представить себя, идущей по этому пути. Она видела слишком много смертей, слишком много разрушений, сражалась в слишком многих битвах и потеряла слишком многих людей, чтобы хотеть зарабатывать на жизнь, окружив себя еще большим хаосом. Все, чего она хотела, — спокойной жизни. Хоть раз все, чего она хотела, — это увидеть конец разрушениям.
— Как раз наоборот, сэр. Я думаю, я хотела бы быть целителем, — сказала она.
— Действительно прекрасный выбор, — сказал Слизнорт, все равно довольный ее ответом. — Мистер Трэверс, ваши родители же — целители, верно?
Ренли кивнул. — Да, сэр. Возможно, однажды ты встретишься с ними и они помогут тебе с твоими целями, — обратился он к Авалон, улыбнувшись.
— Было бы замечательно, — сказала она с ответной улыбкой. Она чувствовала отвращение каждый раз, когда наблюдала за Кирой рядом с ним, руку которой тот едва заметно сжимал. За гранью ее понимания было, каким образом кто-либо вообще мог думать о том, чтобы быть настолько неверным по отношению к своей второй половинке, и, из всех людей, именно ради Реддла.
Том не мог представить ее целителем. Он покачал головой над этим заблуждением, способный думать только о безумном взгляде ее глаз, когда она заставила кровь стекать по его щекам во время дуэли. Он не был уверен, лгала ли она или просто была лишена настоящих амбиций, но был разочарован ее необычайно примитивным ответом.
Внимание Слизнорта наконец сместилось к Ренли. Он начал говорить со старостой школы о планах того после выпуска из Хогвартса, которые Трэверс был более чем рад обсудить. Авалон приняла это за возможность поесть, наконец утоляя свой голод. Она чувствовала себя ужасно неловко, пока Лестрейндж был занят разговором с гриффиндорцем сбоку от него, оставляя ее саму по себе.
Орион заметил явное чувство отстраненности Авалон и наклонился, прошептав ей:
— Я тоже всегда хотел быть целителем.
Она взглянула на него и подняла бровь. — Серьезно?
Он рассмеялся. — Именно такую реакцию я обычно и получаю.
— Нет, я не это имела в виду...
— Я знаю, не переживай, — отрезал он. — Но это все еще та реакция, которую я обычно получаю. Мой отец — глава Отдела тайн в министерстве, так что, кажется, все ожидают, что я пойду по его стопам.
— А ты этого не хочешь?
— Не очень. Я не замечал, чтобы меня тянуло к жизни в министерстве. Я знаю, это звучит напыщенно, когда так много учеников мечтают о подобной возможности, но эта работа просто никогда не вызывала у меня особого интереса.
— Ну, мне кажется, из тебя выйдет замечательный целитель, — сказала она, улыбнувшись.
— Как и из тебя.
Остальную часть ужина Слизнорт провел, вовлекаясь в личные разговоры с каждым из учеников. Беседы были достаточно приятными, однако Авалон вспоминала, как она и ее друзья посещали вечеринки Слизнорта, зная, что, хотя разговоры и носили легкий характер, их подтекст был тщательно выверен, чтобы выявить, кому из учеников, по мнению Слизнорта, судьбой было предначертано величие. Он отбирал их, словно они были трофеями, которые он однажды с гордостью повесит на своей стене выдающихся учеников, убедившись, что те, кого он отметил, будут ярчайшими волшебниками и волшебницами своего времени. Однако, несмотря на его предрасположенность выбирать себе любимчиков, она все еще не могла не думать о профессоре с нежностью, возвращаясь мыслями к тому, как, в итоге, он рисковал своей жизнью, сражаясь бок о бок с ними против зла, которое однажды создаст один из его собственных учеников. К сожалению, Авалон не видела профессора после Битвы, и она отчаянно надеялась, что тот ушел в подполье и был в безопасности от зачистки предателей крови, которая происходила в ее времени.
Когда они закончили ужинать, все поднялись, и Слизнорт перенес вечеринку в зону отдыха, где они продолжили свою болтовню в уюте диванов. Она сидела с Лестрейнджем, Эйвери и Розье, пока Реддл был поглощен разговором с профессором. Лестрейндж продолжал делать отдельные глотки из своей фляжки, скрывая ту из виду каждый раз, когда Слизнорт поворачивался в их сторону. Его глаза определенно потеряли остроту фокуса, однако он все равно был в неизмеримо лучшем состоянии, если сравнивать с тем днем, когда они были на озере.
Она наблюдала, как Том изобразил свою идеально выработанную улыбку, на что ничего не замечающий профессор весело рассмеялся. Том обвел Слизнорта вокруг пальца, и она хотела только одного — подойти к ним снять с того розовые очки, уводя разговор в сторону от поверхностных отвлекающих маневров, которые он проворачивал.
Взглянув на время, Авалон поняла, что будет лучшим, если она уйдет поскорее. Она взяла Ксавьера за руку, отрывая его от разговора с Розье. Его пьяные глаза смягчились, когда остановились на ней, и он нежно поцеловал ее руку.
— Да, дорогая?
— Я не очень хорошо себя чувствую. Думаю, мне стоит вернуться в свою комнату, если ты не против.
Его взгляд наполнился обеспокоенностью, он наклонился и перенес вес, чтобы повернуться к ней лицом. — Ты в порядке?
Эйвери тоже обернулся, услышав их разговор. — Все хорошо?
Она кивнула, даже слишком быстро. — Да, все отлично. У меня просто немного болит живот, так что я бы хотела закончить на сегодня.
— Я провожу тебя, — сказали оба парня в унисон. Лестрейндж бросил взгляд на Эйвери, но Орион лишь закатил глаза.
— Я буду в порядке, спасибо, — настаивала она, вставая, прежде чем кто-либо из них успел возразить. — Ксавьер, пожалуйста поблагодари Слизнорта за то, что он позволил мне присоединиться к сегодняшнему вечеру. Я прекрасно провела время.
Он кивнул и уже открыл рот, чтобы заговорить, но Авалон торопливо развернулась и пошла к выходу, прежде чем он успел. Она вынырнула наружу быстро и тихо, удостоверяясь, что не привлекает к себе никакого внимания, когда скрылась в тени и покинула вечеринку.
Ноги несли ее через замок настолько стремительно, насколько это было возможно. Территория была почти пустой, единственным ее спутником оказалась луна, сияющая высоко в ночном небе. Авалон не осознавала, как долго они были на вечеринке, только на выходе обнаружив ясную ночь и тихий замок. Она чуть ли не бежала сквозь коридоры, невысокие каблуки стучали по каменному полу, пока она двигалась ко входу в слизеринскую гостиную. Добраться туда было тем еще путешествием, но, сделав это, она посмотрела вокруг, убедившись, что была одна, прежде чем четко произнести пароль, который Лестрейндж сказал ей.
— Гриндилоу, — прошептала она, и вход начал появляться перед ней, открывая проем в гостиную. Подрагивающие руки крепко сжимали палочку, и Авалон надеялась, что ей не придется ее использовать. Она решила, что применит обливиэйт, если кто-то заметит ее, но надеялась, что до этого не дойдет.
К счастью, ни одного ученика не было внутри, все, несомненно, уже лежали в кроватях в такой поздний час буднего дня. Она знала, что должна работать быстро, прежде чем парни вернутся, поэтому, поспешив к комнате Тома, Авалон бесшумно проскользнула внутрь, начиная свою охоту за Мерлин знает чем.
Его комната была именно такой, какой она ожидала ее увидеть: идеально организованная и до одержимости чистая. Не было ни одной вещи, лежащей не на своем месте, все было ровно там, где и должно находиться. Кровать была заправлена, стол — безупречно убран, и несколько книг аккуратной стопкой лежали на прикроватной тумбочке. Она не знала, откуда начать, поэтому просто открыла ящик в его столе и начала искать что-то — что угодно — что могло бы дать ей хоть какой-то намек на крестражи.
Она нашла перья, домашние работы и несколько вырезок из газет с событиями, относящимися к войне, однако ничего особенно необычного. Тяжело было оставлять вещи точно так же, какими она их находила, но Авалон старалась, чтобы все выглядело нетронутым, пока копалась в его собственности. Она решила, что в столе не было ничего важного, поэтому перешла к книжной полке, смотря на заголовки, чтобы увидеть, не выделялось ли среди них что-нибудь. У него было несколько учебников, некоторые названия она помнила из Запретной секции библиотеки, и немного книжек, которые Авалон не узнавала, но, опять же, она не увидела здесь ничего, что показалось бы важным.
Именно тогда Авалон начала чувствовать тревогу. Она не обладала той удачей, которая всегда была у Гарри. Возможно, прийти сюда без какого-либо плана было не лучшей ее идеей, однако она знала, что должна начать откуда-то. Какая-то ее часть чувствовала — велика была вероятность того, что он скрывал что-то, что угодно, в своей комнате, но она не была уверена, чем это могло быть.
Она подошла к прикроватной тумбочке и положила руку на ящик, уже собираясь открыть его, когда услышала скрип двери.
— Нашла то, что искала?
Она обернулась и увидела Реддла, который держал палочку прямо перед ее лицом, прищурив на нее темные глаза; чистый гнев читался в его чертах. Прежде чем она успела сообразить, что происходит, он быстро разоружил ее, схватив палочку вылетевшую из ее пальцев. Он держал обе палочки в руке, сжимая их крепко и неумолимо. С абсолютной яростью во взгляде он подошел вперед, заставляя Авалон отступать, пока ее спина не врезалась в стену позади.
— Что ты делаешь в моей комнате?
— Я искала комнату Ксавьера, — солгала она.
— Ты уже забыла, где провела ночь на прошлой неделе?
— Я...
— Что ты делаешь в моей комнате, Хендрикс? — спросил он снова, приставляя палочку к ее подбородку. Она пыталась избежать его взгляда, но он палочкой поднял ее голову, заставляя посмотреть себе в глаза. — Я задал тебе вопрос.
Казалось, стены смыкались вокруг нее. Авалон знала, что ей нужно было вернуть свою палочку. Хотя она и хорошо справлялась с беспалочковой магией, чары забвения были все еще слишком сложными, чтобы справиться с ними без помощи палочки. Поэтому, посмотрев на его руки, крепко сжимающие ее палочку, она сделала все возможное, чтобы постараться и выхватить ту обратно.
Она резко вскинула руку, пытаясь сотворить беспалочковое заклинание, но он мгновенно заметил это и прижал ее руку к стене, не оставляя пространства для движения. — Я устал от твоих секретов, — прошептал он. — Легилименс.
Он оказался сильнее, чем, она думала, он будет в своем возрасте, и хотя она пыталась сопротивляться его ментальной атаке, это оказалось гораздо более трудной задачей, чем Авалон ожидала. Она чувствовала болезненную силу, давящую на лоб, словно кто-то вбивал гвоздь между глазами. И, как только она сдалась под его магией, он начал проникать в ее разум, в ее воспоминания.
Она лежала на полу в лужах собственной крови, корчась на земле, крики слетали с ее губ каждый раз, когда она чувствовала, как нож с очередным глубоким порезом впивается в плоть.
— Все еще не хочешь разговаривать, наглая девчонка? — мужчина склонился над ней, с дьявольской улыбкой на губах смотря на окровавленный кинжал в своих руках, находя истинное удовольствие в том, как багровая жидкость стекала с серебряного лезвия. Темная татуировка в виде бесконечно извивающейся змеи, завершающаяся черепом, была выгравирована на бледной коже его предплечья. — Ничего страшного. Я могу делать это хоть всю ночь, — сказал он, прежде чем вонзить клинок обратно в ее тело; еще один душераздирающий крик эхом отскочил от стен, когда слезы потекли из ее налитых кровью глаз.
Разум Авалон обожгло от вторжения, потрясение на мгновение взяло верх над ее чувствами. Прошло довольно много времени с тех пор, как кто-то был способен ворваться в ее мысли. Она стала необычайно искусной в отражении ментальных атак, когда хранила важную информацию об Ордене и Гарри. Это было опасно. Невероятно опасно. Она понимала, что если Том оказался способен увидеть ее воспоминания, был риск, что он мельком увидит и того, кем однажды станет, и тогда все ее прикрытие полетело бы к чертям. Поэтому со всей мощью, которая в ней была, Авалон собрала достаточно энергии, чтобы вытолкнуть его из своего сознания одним стремительным импульсом силы и гнева.
Он отшатнулся от нее, когда она наконец вытеснила его из своей головы, и, словно в тумане, дезориентированно упал на колени, не будучи готовым к ее окклюменции. От этого действия его хватка на палочке Авалон ослабла. Она, не теряя времени, забрала ту обратно себе, прежде чем подлетела к нему с такой лютой яростью и неутихающим гневом, каких даже ему никогда не доводилось видеть.
Впервые с момента их дуэли он наблюдал, как ее взгляд снова стал звериным, когда она схватила его за челюсть, заставляя посмотреть в глаза. — В эту игру могут играть двое, — прорычала она, прежде чем без единого слова ворваться в его сознание.
Он был маленьким. Не старше шести-семи лет, тем не менее, кофейного цвета глаза, несмотря на его годы, уже были наполнены болью.
— Чокнутый! Чокнутый уродец!
Несколько детей примерно того же возраста окружали его, указывая на мальчика, некоторые из них смеялись над ним, другие стояли в чистом недоумении. Полная женщина пыталась подойти к нему, проталкиваясь сквозь остальных детей, но он лишь попятился от нее. Стук ее трости эхом разносился от каменных стен, когда она шла вперед. Женщина едва ли переносила вес на свою трость, не было похоже, чтобы та нужна была ей для поддержки.
— Том, как много раз тебе было сказано держаться подальше от других детей? — спросила она холодным и лишенным всякой любви голосом, подходя к нему. Его глаза были прикованы к трости, и он начал, спотыкаясь, отодвигаться назад, тихим, почти беззвучным шепотом моля женщину не подходить.
Он посмотрел по сторонам, лихорадочно ища глазами путь, чтобы уйти от группы. Его пальцы продолжали подрагивать, сердце бешено колотилось, а дыхание сбилось — он был в ужасе. Лампы вокруг него замерцали, и остальные дети снова закричали, отступая к выходу в попытке убежать.
Женщина оглянулась, ее глаза сузились на нем, когда она рванулась вперед, вскидывая деревянную трость в воздух, и схватила его за руки, костяшки которых все еще были покрыты свежими лиловыми синяками. Он попытался освободиться, но, с первым ударом, пришедшимся прямо на костяшки, градом посыпались осколки стекла — все лампочки разбились, когда он издал полный боли крик.
Комната закрутилась, превращаясь в неразличимый хаос темной пустоты, его воспоминание искривилось, открывая еще одну картину.
Везде были развалины. Крики, выстрелы и звуки самолетов, проносившихся над головами, воплем раздавались в небесах, обломки летали в воздухе, пока он пытался встать на ноги. Он закашлял так тяжело, что упал обратно на колени, затрудняясь, удерживать равновесие достаточно долго, чтобы найти какое-то место безопаснее, чем улица Лондона.
Его взгляд был потерянным и затуманенным, лишенным своей обычной острой внимательности, когда он оттолкнулся от земли. Люди пробегали мимо него в разных направлениях, поглощенные всеобщим хаосом. Он пытался последовать за толпой, но та лишь тянула его в разные стороны. Его ноги споткнулись о что-то на земле, но, посмотрев вниз, он увидел неподвижное тело, еще свежие слезы стекали по ее румяным щекам. Очередная безликая жертва войны.
Земля сотрясалась, когда все больше и больше взрывов раздавалось на близком расстоянии, и он быстро укрылся внутри телефонной будки. Она не обеспечила бы ему никакой защиты, но это было все, что там было. Все люди там, включая его самого, стали пешками в игре на удачу. Одним неминуемо грозила смерть, другим сулило случайное выживание. Они были не больше, чем жертвами непредсказуемых обстоятельств — произвола судьбы, не считающегося ни с чем, кроме чистой случайности. Все они оказались бессильны. Они либо стали бы единым целым с теми развалинами, либо дожили бы до следующего дня. Не было ничего — никакой магии, никакого плана, никаких идей, которые могли бы изменить исход. Это было просто вне их власти.
И это пугало его, как ничто другое.
Он уставился вверх, глаза высохли от частого моргания, но он не мог не смотреть на небо. Его сердце чуть ли не вырывалось из груди, однако он не смел оторвать взгляд. Если он должен был умереть, то хотел хотя бы увидеть, как это произойдет.
Он пытался вытолкнуть ее из своего разума. Мир вокруг нее начал плыть, возвращая к чувствам, и на краткий миг она увидела себя снова в его комнате, уставившуюся ему в глаза, теперь наполненные черной яростью и горевшие такой тьмой, что Авалон вздрогнула от одного ее вида. Однако, безжалостно хватаясь за его сознание, она силой проникла обратно, чтобы в последний раз взглянуть на его воспоминания.
В доме царил полный беспорядок. Грязь покрывала пол, трещины, словно паутина, заполняли стены, и у человека, стоящего перед ним, был такой же отвратительный вид.
— Она навлекла позор на честь рода Гонт, когда у нее появился ты с твоим мерзким грязнокровным отцом! — прокричал мужчина, его слова были невнятными, когда он бросил бутылку, которую держал в руках. Она врезалась в стену в сантиметрах от головы Тома, разбиваясь на тысячи кусочков. — Тебе никогда не следовало рождаться. Твоя мать заслужила все, что с ней произошло.
Том не произнес ни слова, но его челюсть сжималась, пока он слушал крики своего дяди, выдающего вереницу оскорблений в его сторону. Он не мог скрывать отвращение, написанное на лице, смотря на мужчину, спотыкающегося перед ним — жалкое подобие чистокровного волшебника. Так называемый наследник Слизерина собственной персоной...
Отвратительно.
— Ты запятнал наше чистокровное имя, поганый полукровка, — орал мужчина, поднимая палочку.
Том разоружил его красной, яркой и ослепляющей вспышкой.
Мир вокруг нее опять прояснился, внезапно снова окружая стенами его спальни, когда Том вытолкнул ее из своего сознания одним сильным импульсом сконцентрированной энергии. Его глаза были первым, что она увидела, — и он был разъярен.
Не прошло даже секунды, прежде чем он поднялся с колен и холодной рукой схватил ее за горло, впечатывая в каменную стену позади нее с такой силой, что ее голова закружилась от удара. Почувствовав, как его пальцы впиваются в кожу, она начала царапаться, пытаясь вырваться, но его хватка была безжалостной, твердой, как камень.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипел он тоном настолько тихим, что холодок пробежал по спине Авалон.
Ее голос был сиплым, воздух почти не поступал в легкие, когда она прохрипела:
— Т-ты не имеешь права забирать мое, а потом злиться, когда я б-беру в ответ.
Она чувствовала, как кружится голова, но отказывалась разорвать взгляд. Их глаза пылали одним и тем же неиссякаемым гневом, оба они были в ярости, неприкрытые эмоции, горели с такой силой, что накаляли воздух, наполняя его невысказанной ненавистью.
Том невольно посмотрел вниз на ее кожу, шрамы, покрывающие ее плоть, неожиданно привлекли его внимание. Он подумал о том, что увидел в воспоминании — как кинжал незнакомца разрезал ее на кусочки. Шквал заживших белых ран, рассеянных по ее телу, был вечным напоминанием об ужасах, которые она пережила. Он хотел знать, почему ее пытали с такой жестокостью. Кого она разгневала, чтобы заслужить это?
Авалон почувствовала, как хватка на шее ослабевает и приняла это за возможность оттолкнуть его сильным порывом магии, отбрасывая назад достаточно, чтобы высвободиться из своего положения у стены. Она поспешила к выходу, но он вытянул руку, цепляясь за ее шаль.
— Не смей сбегать от меня, — прорычал он, пытаясь втащить ее обратно, но преуспевая лишь в том, чтобы сорвать полупрозрачную ткань с ее плеч.
Когда его глаза остановились на шраме на ее спине, даже он ошеломленно умолк. Слово было вырезано так глубоко в ее плоти, что заставляло остальные шрамы на теле выглядеть простыми царапинками.
Предатель.
Гнев в ее глазах сменился паникой, пока она ждала реакции, но он, впервые в своей жизни, потерял дар речи. Авалон торопливо нагнулась и схватила шаль, обматывая ее вокруг себя, прежде чем еще раз пойти прямиком на выход.
Его голос остановил ее.
— Кто ты? — спросил он, в его задыхающемся голосе слышалось ужасающее обвинение.
Она на мгновение задержалась у двери, и он увидел, как ее пальцы дрожали на дверной ручке. Когда она посмотрела на него, слезы застилали ее глаза, однако он знал, что они были вызваны не печалью.
Она была вне себя от ярости.
Ее голос был настолько холодным, что пронзил его грудь, словно отравленный клинок, когда она наконец заговорила.
— Если ты еще хоть раз проникнешь в мой разум... Я убью тебя, — не сказав более ни слова, она покинула комнату; дверь хлопнула, оставляя его одного в тишине.
Он прислонился к стене, в сознании снова и снова проигрывалась сцена, увиденная в ее воспоминаниях. Он понял, что знал о ней еще меньше, чем думал до этого — она была сплошной загадкой, и он никак не мог с ней разобраться. Каждый ответ приводил к новым вопросам, каждый вопрос приводил к новым тайнам.
Она скрывала так много, и он должен был узнать, почему. Он должен был узнать, кем она была, и почему пережила столько боли, столько наказаний, столько издевательств. Однако кое-что он наконец понял: причина, по которой она так хорошо владела Темной магией, заключалась не в ее школьном обучении, но в том, что она столкнулась лицом к лицу с самыми темными уголками человечества и выжила. Он гадал, почему Авалон стала объектом таких бесчеловечных пыток, но еще больше его беспокоило то, что человек, который принес ей столько боли, носил на руке метку, которую Том видел лишь однажды до этого — в собственном воображении.
«Если ты еще хоть раз проникнешь в мой разум... Я убью тебя».
Он раз за разом прокручивал в голове ее слова. Внутри нее была тьма, которая, как он думал, жила лишь в нем самом. И, вспоминая чистый яд в ее голосе, он понимал, что, говоря это, она была серьезна от первого до последнего слова.