К утру дождь утих. Тучи рассеялись, и над городом распласталось удивительно ясное голубое небо. О прошедшей ночью грозе напоминал разве что чёрный от влаги асфальт и его запах, просачивавшийся в открытую форточку.
Галя опустила босые ноги на пол, сладко потянулась, растягивая слегка затёкшие за ночь мышцы. Волосы лёгкой пенкой покрывали её плечи и спину – Галя потянулась за расчёской-щёткой, лежавшей на тумбочке. Она принялась расчёсываться, как красавица из русских сказок, проводила щёткой по пушистым волосам, отливавшим медью, свободной рукой придерживая свои пышные космы.
У её ног тёрлась голодная Мика, задрала пятнистый хвост и мурлыкала, изгибалась, проскальзывая шерстяным бочком. Галя поспешила отложить расчёску, ещё раз встряхнула волосами и следом за Микой направилась в кухню.
В квартире они были одни.
На кухонном столе лежала записка: тётя Даша ушла в сад и обещала вернуться к обеду. Она оставила завтрак на столе под вафельным полотенцем. Галя сняла полотенце и увидела стаканчик йогурта, ватрушку с вареньем и гречневую кашу.
Голодная кошка скользила у ног, и из её тёплого живого нутра в пространство кухни изливались мягкие вибрации. Галя наклонилась, вытянула руку – и шелковистая спинка протекла под кончиками её пальцев. Мика подорвалась на задние лапы, изогнулась и уткнулась головой в Галину ладонь.
– Сейчас-сейчас, покушаем, – улыбнулась Галя. – Я только умоюсь, ладно?
Она закрылась в ванной. Зашипела вода.
Умывшись и выйдя из ванной комнаты, Галя зашла на кухню и сперва покормила кошку. Затем, когда кошка пристроилась над пластиковой мисочкой, уже сама села за стол и откинула с оставленного завтрака вафельное полотенце. Одинокая муха, кружившая по кухне, как будто специально дожидалась этого момента – приземлилась на стол и воровато подползла к ватрушке. Галя смахнула её рукой.
На столе лежал телефон. Держа в правой руке ложку, указательным пальцем левой руки Галя набрала сообщение Максу. А после завтрака она взяла кошку на шлейку и спустилась во двор. Там, у подъезда, их уже ждал Макс.
Он выглядел потерянным: стоял на асфальтовой площадке у подъезда, курил и кашлял, задумчиво смотрел в пустоту и хмурился. Увидев появившуюся на улице Галю с кошкой, однако, на мгновение изменился в лице – улыбнулся и отсалютовал двумя пальцами, задев и вскинув лёгкую кудряшку над виском. После этого он опустился на корточки и хотел погладить Мику, но та испуганно отшатнулась от пахнущей «Беломором» руки.
– Э, да что ж ты будешь делать, – раздосадовано вздохнул Макс. – С этой парашей всё разумное, доброе, вечное распугаешь, – и прицокнул языком.
Поднявшись, он отряхнул ладонь о штаны, как будто бы мог таким образом стереть въевшийся в кожу папиросный запах.
– Ещё и рак лёгких заработаешь, – добавил он и обратил виноватый взгляд на Галю.
Под его невыспавшимися глазами виднелись тонкие сине-фиолетовые извилинки капилляров, кое-где переслетшихся в крестики.
– Ты хотя бы поспал сегодня? – участливо-снисходительно вопросила Галя.
Её вопрос ввёл Макса в недолгое замешательство. Лицо вновь стало задумчивым и сосредоточенным, пушистые брови изогнулись.
– Э-э, ну вроде того...
Галя склонила голову на плечо и посмотрела искоса. Вздохнула – и приподнялись плечи, на которых висели бретельки розового сарафана.
– Смотрел объявления?..
Макс виновато кивнул, как будто бы это перед Галей провинился, а потом посетовал, что разослал уже, ни больше ни меньше, сотню резюме, но ни одного собеседования ещё назначено не было. Галя посмотрела на него сочувственно.
– А в центр занятости ты ходил?
– Сегодня, может быть, схожу, – отозвался Макс. – Хотя, на самом деле, так не хочется ни на какую работу, ебать её в сраку! Да вот если бы не деньги...
– Понимаю, – тихо сказала Галя. – Только не матерись, пожалуйста.
Они шли по вытоптанному газону у детской площадки по слежавшейся бурой земле. Кое-где зеленела мягкая трава, как будто плохо пробритые участки. Впереди Мика натягивала шлейку, обнюхивала пивные крышки и замочки от жестянух банок любопытным розовым носиком. Когда она останавливалась и поднимала голову, солнце сверкало в прозрачности роговицы, обтянувшей её умные медовые глаза.
Макс заложил руки за спину и свёл плечи. Он шёл и рассуждал, точнее, кажется, объяснял Гале:
– Вот я работаю на заводе – да? – в цеху. И вот знаешь: это звено определённой цепи, то есть ты прикладываешь руку к выходящему по итогу продукту; но загвоздка в том, что ты этого не понимаешь – не чувствуешь. Ты делаешь монотонную работу и не ощущаешь своей причастности к тому, что получается на выходе. Да ты просто даже не видишь, к чему имеешь отношение.
Галя не сводила глаз с его профиля. Макс изгибал брови, хмурил лоб – высокий, крутой. Его лицо было необычайно подвижно: всегда, когда он говорил, да даже если и не говорил – думал, мимические мускулы тут же приходили в движение, в считанные мгновения сменяя всевозможные выражения. Это лицо – открытая книга. Если обладать должным психологическим чутьём, можно читать мысли Макса.
– Как же это, блять, всё обрыдло, – сказал он.
Галя положила ладонь ему на лопатку. От её прикосновения Макс поднял голову, взглянул в лицо огромными, бездонно печальными глазами. Взгляд его был преисполнен непостижимым, горьким отчаянием, которое обволакивало и затягивало в себя. Изнутри Макса смотрел потерявшийся ребёнок и взывал о помощи.
Галина рука скользнула по его сутулой спине, Макс развернулся и подхватил её кисть, сжал горсть тёплых податливых пальцев. Они такие нежные и маленькие в его ладони, грубой, занозистой.
И Макс впился безнадёжным взглядом в Галю, притягивал её руку к своей груди – к своему сердцу. Поднеся, накрыл второй ладонью её руку сверху – как драгоценность – и произнёс:
– Только ты – моя радость, мой смысл...
Галя приблизила к нему испуганное лицо.
– Что с тобой?
– Ничего, – как ни в чём не бывло отозвался Макс, не отпуская её руки. – Всё окей...
Голос его звучал бесцветно – безжизненно. Выдавал, голос-предатель. Оттого Галя не верила. Она серьёзно смотрела, взглядом словно бы бессловесно пытаясь выведать правду. Она чувствовала: на душе у Макса беспокойно, что-то происходит. Казалось, вокруг Макса образуется электрическое поле, но несмотря на это, он всё равно молчит.
А то, что он сказал, уже разит тревогой.
В нём что-то надломилось – почувствовала Галя.
Макс осунувшийся (под скулами залегли серые линии теней), усталый, с несчастными глазами – подносит к губам Галину руку. Тыльной стороной ладони Галя чувствовала покалывания отросшей жёсткой щетины.
– Я так не хотел бы тебя никуда отпускать, – прошептал Макс и воззрился на неё воспалёнными, страшными глазами. – Но надо.
Гале вспомнилась Москва – шумная, многоликая, просторная, совсем не похожая на тихую и медлительную провинцию. Здесь улицы компактны, во дворах зелень гуще и люди – живее. Здесь дышится легче: не так тяжёл окислоуглеродный смрад сгоревшего бензина. Здесь многоэтажки не застят небо. Здесь – Макс.
– Я буду скучать, – проговорила Галя.
– Я тоже буду, – отозвался Макс.
На глазах у Гали дрожали слёзы.
– Ты придёшь меня проводить, когда я буду уезжать?
– Приду, – пообещал Макс, – если ты не будешь плакать. Солнышко.
Кончиками пальцев обеих рук Галя стёрла с глаз слёзы и улыбнулась.
– Я не плачу!
– Не плачешь, не плачешь, – согласился Макс. – Кису не дёргай.
– Ой! – переполошилась Галя, глядя на недоумевающую Мику, которую она невзначай резко дёрнула за шлейку.
Макс усмехнулся, глядя на неё, Солнышко. Нежное утро осторожно подсвечивало золотистым мягкие и лёгкие пряди её волос, делало ярче веснушки у неё на лице и плечах. Струистые локоны оттеняли её ясное лицо, выразительнее очерчивали скулы, разбивали лучи на золотые осколки.
Макс положил обе руки Гале на плечи и заглянул ей в лицо. Она улыбалась.
– Мне очень нравится, когда ты улыбаешься, – сказал Макс. – Что мне делать, чтобы ты улыбалась чаще? – наклонился и коснулся губами кончика Галиного носа.
Галя посмотрела на него снизу вверх.
– Просто будь рядом со мной.
Бледные, потресканные губы Макса подвинулись в улыбке, натянулись трещинки и складочки. Он распластал руки, нежно взглянул на Галю и притянул её к себе, сжал её округлившиеся плечи, уткнулся носом в шелковистую макушку, вдохнул лёгкий цветочный аромат. Нежное, драгоценное Солнышко, как бы я сам хотел быть рядом с тобой – всегда, как бы я хотел видеть твою улыбку, и я буду рядом столько, сколько смогу, но тебе, к сожалению, нужно скоро уезжать... Макс скользнул щекой по шелковистым волосам, его губы оказались подле её уха. Он зашептал:
– Я приеду в Москву, как только смогу. Обещаю тебе.
Галя приникла к нему плотнее своим юным, гибким телом. Макс провёл ладонью по её затылку, примял волнистые мягкие пряди. Её тонкие волосы золотились на свету, ветер вздувал и шевелил их.
Ладонью Макс водил по тёплым Галиным лопаткам, покрытым лёгкой нежной вискозой сарафана.
Как вдруг у Гали зазвонил телефон.
– Алло, Галочка, солнышко? Ты позавтракала?.. Хорошо. С кисонькой гуляешь?
– Да. Мы с Максом.
– Ох!.. Я на саду. Вчера принесла вишню, лежит в холодильнике. Ещё в холодильнике стоит пара скляночек. Возьми эти скляночки, половину вишни отсыпь и отнеси Юре.
– Юре?.. – растерянно переспросила Галя.
Макс пристально смотрел на неё, отмечал каждое малейшее движение её лица, пока она разговаривала – и уловил в её выражении испуг. Когда Галя закончила разговаривать и убрала телефон в поясную сумочку, обеспокоенный Макс приблизился к ней и предложил:
– Хочешь, я схожу к Юрчику?
– Нет, спасибо, – отказалась Галя.
Макс согласился, сказал:
– Как знаешь.
Но он же видел, видел, как в её лице промелькнуло беспокойство, какой испуг... Это упоминание Юры чем-то испугало её, но – чем именно? Чем, Солнышко? – хотел бы спросить Макс, когда кончиками пальцев стряхивал с её лба чёлку.
Он смотрел на неё: рассматривал мягкие лоснящиеся волосы, тревожимые ветром, вытянутое белое в пыльце веснушек лицо, прямые выпирающие из-под кожи ключицы... Почему-то именно в этот момент его посетило осознание рассмотреть его Солнышко в последний раз, чтобы запомнить всё вплоть до мельчайших деталей её внешности. Необходимо срочно запомнить каждую ресничку, расположение каждой родинки, то, как сверкают на солнце голубые глаза. Солнышко изящно двигает тонкими руками – и эти движения по кадру, как в мерцании стробоскопа, запечатлеваются в памяти.
Кошка Мика важно вышагивала по траве округлыми меховыми лапами. Вкруг детской площадки зеленели оазисы монструозных подорожников, из-за которых высовывал круглые головки белый клевер. На карусели напротив подруга подруги сидели две женщины с растрёпанными волосами, курили тонкие сигаретки, пачка от которых лежала в центре руля-колеса.