Снова раздались шаги, а затем что-то твердое и прохладное коснулось моих губ. Я приоткрыла глаза и увидела Эдуарда, протягивающего мне кружку с какой-то темной дымящейся жидкостью.

- Выпей это, станет легче, - пообещал Эдуард, и мне не осталось ничего иного, как забрать у него кружку. Я сделала небольшой глоток, с опозданием подумала, что питье может быть отравлено или снова разбавлено каким-нибудь снотворным веществом, и закашлялась. Горячая жидкость кольнула горло и обжигающей волной скатилась в пищевод. Эдуард забрал у меня кружку и терпеливо дождался, пока приступ кашля не пройдет. Я сама забрала у него чашку и сделала новый глоток, на сей раз поаккуратнее и поменьше, не глотая сразу и пробуя жидкость на вкус.

    Это был чай. Обычный сладкий чай с лимоном и корицей. Я прильнула к ободку кружки еще раз. Очень сладкий.

    Эдуард словно бы прочел мои мысли.

- Не бойся, не отравлено. Прости, я не думал, что все обернется именно так.

    Я сумела выдавить из себя слабую улыбку.

- А как ты думал, все будет?

    Он сидел на полу прямо передо мной, так, что я оказалась выше и смотрела на него сверху вниз. Возможно, он сделал так специально, чтобы я могла ощутить хотя бы какую-то иллюзию уверенности и контроля.

- Не знаю, - он едва заметно мотнул головой, - я никогда не совершал подобного. Ты первая.

- Значит, ты никогда не похищал маленьких тринадцатилетних девочек? – сипло переспросила я, ощущая легкое головокружение от своего бесстрашия. Играю с огнем, так сказала бы моя мама.

- У тебя создалось неверное представление обо мне. Позволь мне его изменить. Я прочел твой дневник, и...

- Нет, - я замотала головой так резко, что плед едва не соскользнул с моих плеч. Одно дело – осторожно перебрасываться с ним пусть и опасными, но мало что значащими фразами, совсем другое – рассуждать о моих чувствах, признаться в которых мне было попросту не под силу ни ему, ни даже самой себе. Тем более, последние сутки слишком многое изменили. Теперь я понятие не имела, что испытывала к Эдуарду. Точно не ту наивную юношескую влюбленность, надуманную и преувеличенную, о которой писала в дневнике. Страх? Безусловно. Ненависть? Не думаю, то я ненавидела сидящего напротив меня человека. Нагнись один из нас еще чуть-чуть – и мы будем дышать одним воздухом. Тех, кого ненавидят, так близко не подпускают, а еще их хочется ударить. Мне не хотелось бить Эдуарда, и не испуг был тому помехой. Я просто не хотела причинять ему боль. Мне было очень страшно, но я по-прежнему ощущала некую... привязанность? Больше всего на свете мне бы хотелось сейчас оказаться дома и понять, что все произошедшее – всего-навсего дурной сон, который мама сгонит ложкой меда и нежным объятьем, как в детстве. Но еще в глубине души я понимала, что, не видя рядом с собой Эдуарда, вряд ли смогу ощутить тот пришедший из детства покой.

Куб [Редактура]Donde viven las historias. Descúbrelo ahora