20

17 0 0
                                        


...беззвездная, бесплотная, бесчувственная, безвременная мгла. Не знаю, как давно я здесь нахожусь. Минуты или годы. Не знаю. В какой-то момент я решила, что умерла, но рассудок жив, хотя своего тела я не ощущаю. Я молила Бога о помощи или хотя бы о лучике света, просила прощения за то, что раньше в Него не верила, старалась не думать о том, какой Он изувер и психопат в Ветхом Завете и в Откровении Иоанна Богослова. Ответа я не получила. Думала о Фрейе, о маме и о папе, никак не могла вспомнить, о чем говорила с ними в последний раз. Думала о Тодде. Если он уцелел, то сейчас ищет меня вместе с полицией, хотя этого места даже с ищейками не найдешь. Может быть, Тодд не очень рассердился на меня за то, что я отреагировала на фальшивую Ферн и пудреницу поймала. Наверное, из-за этой ошибки я и обрекла себя на смерть, как Орфей, который оглянулся. Но ведь это же подло и нечестно! Я машинально пудреницу схватила, чтобы она не разбилась. В мифах и в сказках всегда поступают подло и нечестно, да и в жизни тоже, и сколько бы времени ни прошло, ничего не изменилось; все, что у меня осталось, – это воспоминания, а самое яркое среди них – торопливый поцелуй Тодда. Память об этом поцелуе согревает меня, не позволяет сойти с ума в этой беззвездной, бесплотной, бесчувственной, безвременной мгле.

Спустя минуты или месяцы во мгле возникает тусклая точка света. Я уже начала бояться, что ослепла, как мама Тодда. Потом, через секунды или через годы, точка превращается в ниточку пламени, в пламя свечи, горящей свечи в странном подсвечнике, что стоит передо мной на голых досках пола. Пламя неподвижно. Не яркое, едва освещает помещение – чердак? – но хорошо видны три лица. Справа от меня сидит Кейт Чайльдс, Злая Волшебница Запада, с головы до ног закутанная в серую накидку, как у арабов, только теперь ей почему-то уже за тридцать. Неужели столько времени прошло? Все эти годы у меня... украли? Слева от меня еще одно смутно знакомое лицо...

О господи, да это же мельбурнский Майк. Теперь он одного возраста с постаревшей Кейт Чайльдс, тоже сидит неподвижно, как будда в такой же серой накидке. Сейчас, когда они рядом, становится ясно, что это близнецы. А прямо напротив, шагах в шести за пламенем свечи, на меня смотрит коленопреклоненная Мисс Пигги – точнее, девушка в куртке Зиззи Хикару и с маорийской подвеской на толстой шее. Это я или мое отражение. Хочу шевельнуться, заговорить или хотя бы застонать, но тело не слушается. Мозги включены, зрение не пропало, а все остальное не действует. Как тот француз, про которого мне Фрейя книгу прислала, «Скафандр и бабочка» называется. Может, я тоже в бодрствующей коме? Но француз хотя бы мог моргать одним глазом, а я даже этого не могу. Слева от зеркала – светлая дверь с золотой ручкой. Смутно припоминаю, что я ее уже видела, вот только где? На верхнем этаже Слейд-хауса. Это игровая комната. Наверное, нас троих опоили наркотиками и затащили сюда. Но кто? И где Тодд?

Голодный ДомWhere stories live. Discover now