Художники

3-2

Я уткнулась в учебник, слушая переливы бегущих рук - как желтая листва играет в воздушном потоке. Одиноко и тихо.

Мама играла красиво.

- Вот бы ты хоть раз села, - сказала она, когда забыла следующие ноты - играла по памяти. - Тебе же так нравилось.

- Нравилось, - я пожала плечами. - Но это не мое.

- Странно, - сказала мама.

Я промолчала.

- Песни бы сочиняла. Так красиво.

- Но у меня нет к этому таланта, - в который раз говорила я ей. - Я же пробовала - плохо выходит.

- Ну, - мама не отступала, - пробовала бы дальше. Нельзя забывать музыку.

- Я и не забываю. Я просто не играю. Не тянет, - я задумалась, вспоминая минуты, когда от любой песни пальцы сами играли по поверхности - недавно черед увлечений перешел и на инструментал.

- Я бы пробовала. А то очень жалко. Зачем же столько училась?

Я посмотрела на нее, но не ответила. В этот момент в моей голове сам собой складывался танец какой-то невесомой девушки, с древесной кожей, кажется, я ее обозвала «лесной дух»...

- А вот если бы... если не стихи к песням, а произведения. Проза. Что бы ты сказала?

- Какая проза?

- Ну, - я мотнула головой в сторону шкафа, за которой толпилась классика и книги, купленные в девяностых. - Как Пушкин. Лермонтов.

Мама на меня как-то непонятно посмотрела.

- Ты пишешь прозу?

- Нет, конечно.

Я машинально ответила.

Мама зачем-то кивнула.

- Стихи пишешь?

- Ну...

- Ты пишешь стихи?

Я не знала, куда спрятать глаза. Мама тут же села рядом.

- Ты никогда не говорила. Покажи стихи.

- Они... так.

- Ну, покажи! Мне же интересно.

Я долго думала, поступаю ли правильно. Я еще никому не говорила, что пишу.

Потом все-таки я потянулась за тетрадкой с набросками, и вытащила самые понятные.

Олег дернулся, но так, что я испугалась.

- Не ори, - сказал он не своим голосом, и я подползла - коленки свело от колючек. Как и лодыжку от боли... Черт.