Глава 2. Ты видишь, на груди моей, следы глубокие когтей.

32 3 3
                                    

В моих руках оказалась цветная фотография, сделаная наверно в далеком две тысячи двенадцатом. Да... Помню, тогда пророчили конец света, но ничего. Из груди вырывается нервный смешок, переходящий в тупое хриплое ржание. На фотографии женщина, чьи черты проглядываются в еще теплом трупе. Бедная девушка стоит с сильным мужчиной, обнимает его. Счастье, радость, вот что нужно испытывать, смотря на подобную фотографию, а не то, что чувствую я. У меня в груди накопилась неприятная гнетущая грусть. Но не грусть влюбленного, уезжающего в армию, а пустая грусть, высасывающая все силы, все живое, что осталось в моей прогнившей душе. Такой прогнившей, как этот город, раньше именуемый культурной столицей. О какой культуре может идти речь сейчас, когда в десяти шагах от человека был совершен суицид, когда труп еще недавно живой и лучезарной девушки будет изъеден крысами и воронами. Это ужасно. Это выпивает все силы из тебя. Это заставляет тебя умирать. Это смертельно... Я глубоко вздыхаю и ложусь на грязный пыльный асфальт рядом с ней. Хочу, хочу быть мертвым, но не могу... Не могу оставить этот чудесно-мрачный выцвевший город, не оставлю его мостовые, выстланые булыжником, его когда-то бурную Неву и детей. Все еще культурных детей, которые знают Петербург таким, каким он был, таким каким я помню его. Эти дети смотрят на старые развалины и видят светлые палаты и дворцы. Они видят мосты с дохлыми крысами, но запоминают тот едва уловимый след грустной таинственности. Они светлые и не замечают суицидников на каждом углу, они не видят, как трупы возят экскаваторами в огромные кучи. Серое небо разорвалось и из этой трещины полилась вода. Холодные капли падают на лоб и на шею. Ну и пусть мое лицо изъест кислотный дождь... Нет! Резко встаю, теряя на секунду равновесие. Поднимаюсь на ноги и засунув фотографию во внутренний карман, начинаю бежать так быстро, как только могу. Около детского дома как всегда шумно. Встав на огромный постамент кричу так, что закладывает уши
- Кислотный дождь! Все по комнатам, кислотный дождь! - дети начинают суетиться и бегать, но вожатым удается подавить их напор и пойти в душные комнаты. Наклонясь, чувствую как спину прожигают едкие капли. Забежав в комнату, быстро скидываю остатки одежды, на которых красуются дыры, выеденые кислотой. Подходя к зеркалу ужасаюсь. Все лицо покрыто круглыми пятнами. Рычу от злости. Почему я не умер в борьбе с зараженными!? Почему!? Лицо горит и чешется. Держаться сил нет.
- Богдан! Богдан, тебя зовут - кричит мне голос в конце коридора.

Молчаливые Ангелы Петербурга.Where stories live. Discover now