Туманный день

Часть 1

Холодный пот стекал с Володи. Его взгляд был обращён на листы бумаги:

"Закрывай глаза, моё милое незрячее дитя...
Засыпай в дороге тихой, а с первой песней соловья вставай.
И на рассвете дня цвети, как вновь раскрывшийся бутон цветка.
А подле сумрака вернись на свет домашнего огня."

Одна из заповедей, которую нарекла мне моя матушка на первых днях жизни. Сам запомнить столь давнее послание я бы не смог, ведь был совсем дитя. И как вы уже поняли... Её не стало.

Конечно, я не вырос сиротой без крова, пищи и любви. Мне не пришлось скитаться по ночам ради поиска ночлега или же валяться в переулке от больного желудка, незнавшего плотного завтрака и сытного обеда. Но не спешите восхвалять моего отца. Во всём этом не было его заслуги: в моём подъёме участвовала семья тёти — сестра матушки. А отец, по всем слухам, которые я смог собрать, растворился в жизни гулящего бродяги. Возможно, он уже мёртв, но большего узнать мне не дано, и не особо это волнует. А матушка моя... Она умерла самым обычным способом — тяжёлые роды. После моего появления она прожила ещё полгода, ну как жила... Существовала.

Хоть матушки больше не было в живых и сердце её стало подобно тихой пустыне, она оставила мне некоторые песни и письма. Их было не так много, но достаточно, чтобы я понял, чего она мне искренне желала и дала бы... Этого было достаточно, чтобы в моменты непонятной грусти и печали становилось тепло на душе.

У меня нет отца и матушки, но есть семья, которая обволокла меня облаком любви.

Я вырос в любви, но... Мне мало, что-то не так. Я не знаю, как описать словами то, что лежит у меня на душе. Возможно, виноват в этом мой эгоизм, ведь сколько бы меня ни любили, мне этого недостаточно. Или у меня представление о искренней любви искажено. Возможно, со мной что-то не так, а может, это просто жадность, ведь не мне единственному дарят любовь. Выходит лишь детский лепет по пустякам, ребячество...

Единственное, что я сейчас знаю — ощущения колючего кома в горле, который не даёт мне разобраться в моих чувствах и мыслях. Что же у меня на душе? Подобно дыре в ведре, сердце моё заполнить не может ничего и никто... Я бездонная чаша, которая годится лишь для декора или украшает в последний раз мусор, от которого позже избавляются...

— Эгэгей, снова свои письма пишешь?

Закружилась в танце девушка, подбежавшая к большому камню, который скрывал Володю. После нескольких поворотов в танце она присела, заключив в объятия шею мальчишки, и продолжила разговор: