К вечеру в общей комнате все ещё было тихо — каждый занимался своими делами. Чжао Сюньюй, наконец нашедший время отдохнуть от учёбы, полностью погрузился в любимое дело — по бумаге скользил карандаш, пока ещё бездумно. Что изобразить, он не придумал, поэтому позволил руке просто бездумно бродить по листу. Поначалу, конечно, выходили язвительные карикатуры на профессора Чэнь, но даже это его вполне устраивало, и на лице появилась расслабленная улыбка.
В соседней спальне снова приятно пахло деревом. Воздух пропитался чем-то сладко-сливочным и одновременно земляным, будто в стенах академии развернулся целый маленький храм. Чуть погодя в ароматном эфире стало угадываться нечто сродни красного дерева, сладкое и одновременно дымно-смольное... Тонкая палочка медленно сгорала, пока Шан Цзинхуа, полностью погрузившись в медитативное состояние, продолжал практику.
Густой запах тлеющего сандала приятно заземлял. Его хотелось вдохнуть поглубже, позволить наполнить лёгкие и всё тело, перенести себя в древность. Аромат словно проносил по старым библиотекам, где полки полны обветшалых свитков; нежно проводил к святым местам, где мирская суета растворялась, уносясь ввысь как танцующий в воздухе сизо-голубой дымок.
Тяжесть волнений и дурные мысли меркли, обращались в ничто, прямо как тонкая длинная палочка благовоний осыпалась, обращаясь в бессильный пепел — в тот, что оседает на дне курильницы. В нём теперь нет энергии, но он добавится к уже лежащему в курильнице мелкому белому песку, потемневшему от вмешанной в него серой пыли. Так же, как огонь превращает палочку в прах, умиротворённый ум перерабатывал события прошедшего дня в опыт. Он, как и пепел, тоже смешается со своеобразным «зыбким основанием» — с прожитым и обдуманным — и укрепит.
Звуки вокруг давно ушли на задний план, реальность покорно отодвинулась. Сейчас Шан Цзинхуа ощущал лишь силу своего тела, лишь то, как течёт по нему энергия, как воздух наполняет живот на вдохе и покидает на выдохе, унося с собой дурное... Глубоко втянуть пропитанный ароматом воздух, задержать на мгновение, и так же плавно выпустить обратно, с благодарностью принимая даруемую им силу... Затем ещё раз, и, наконец, в заветный третий.
Глаза юноши медленно и спокойно открылись ровно в тот момент, когда последний кусочек пепла опал в курильницу. Он не отсчитывал время — просто доверился потоку, позволил практике вести его. Шан Цзинхуа медленно потёр ладони друг о друга, провёл по лицу, словно стирая с него остатки дневной суеты и транса. Мягко и плавно покрутил головой, разминая шею. Из медитации было положено выходить так же плавно, как и входить в неё, не то можно навредить себе — так ему объясняли старые мастера, и он им искренне верил. Шан Цзинхуа плавно опустил ладони к низу живота, напоследок концентрируясь на том, как Даньтянь наполняется энергией.
YOU ARE READING
Горный лотос цветущий дважды | том первый
RandomУ него было всё: удача, громкая фамилия и беззаботная юность - и всего одного письма было достаточно, чтобы привычная жизнь пошла прахом. Теперь фамилия и обаяние мало что значат. Сосед, которого Шан Цзинхуа в гробу видал, на него только огрызается...
