Глава 1

3 0 0
                                    

Каждый день Аврелия Потёмкина похож на предыдущий. Он просыпается в своей крошечной комнате, уставший также сильно, как и тогда, когда ложился спать. Потягивается и буквально выползает из кровати, мечтая лишь о холодном душе и чашке растворимого кофе — это обычно помогает ему взбодриться настолько, чтобы не уснуть снова, только в этот раз уже стоя. Взгляд его падает на скромную обстановку: щербатый пол с побитой плиткой, пожелтевшие обои на стенах, шкаф с потускневшим зеркалом, и от этого вида ему в очередной раз становится чуть ли не дурно, но еще и обидно.
Он ведь, как все, родился пусть и в простой семье, но не нищей. Родители долгое время не могли зачать ребенка и, когда это наконец случилось, полюбили сына с первого взгляда. Баловали его в силу возможностей, уделяли ему времени больше, чем самим себе. Но жизнь штука жестокая и несправедливая. Счастье было недолгим: в пять лет Аврелий родителей потерял и перешел на попечение бабушки, которая хоть и хорошая, но очень уж строгая. И при этом обладающая не самым приятным бонусом к своей стареющей натуре — желанием тащить в дом всё, что видит. Синдром Плюшкина — страшная болезнь. Так и рос парень в грязи и мусоре. Потому отчаянно ненавидел нечистоты и всеми силами борется с ними. И никому не позволяет коснуться себя грязными руками.
«Это вносит немалые проблемы в мою жизнь», — натирая кожу до красноты мочалкой, расстроенно думает Аврелий. Ему, как и любому молодому человеку, хочется близости с другими, отношений и любви. Но тяжело строить связь, когда противно от одной мысли о чужой руке на тебе, о слюнявом мокром рте и уж тем более о сексе. А платонические отношения интересны разве что асексуалам, коим Потёмкин не является. «И ведь не сбежишь из этого ада. Все деньги, до последней копейки, уходят ей на лекарства», — парень мысленно пересматривает все взносы в сберегательной книжке, куда откладывает те крохи, что получается сэкономить. «Если бы только не приходилось так тратиться, уже давно бы накопил на свою квартиру, может, даже в другом городе. Смог бы пойти учиться в институт, чтобы стать врачом, а не вечным медбратом клизмы ставить да инъекции делать». Он ненавидит свое бессилие.
Яростный стук в дверь прерывает его водные процедуры, а следом и визг бабушки:
— Хватит воду лить!
Он уже ей и не отвечает. Устал. Раньше бы крикнул: «Я за эту воду деньги плачу!», но теперь предпочитает промолчать, ведь нервы вытрепят ему и так, на работе. Парень закручивает кран, вытирается старым полинялым полотенцем, что давным-давно потеряло цвет, надевает свежее белье. Затем склоняется над раковиной, умываясь, чистя зубы и сбривая редкие волоски — аккуратность и опрятность никому ещё не вредила. Зеркало без рамы, со сколом у правого нижнего угла держится на простой рейке, вбитой прямо в стену с помощью пары гвоздей. Да уж, до дизайнерских интерьеров Аврелию далеко.
— Хватит рожей светить, краше она от глядения в зеркало не станет, — вновь сообщает о себе старая родственница и начинает барабанить в дверь ещё настойчивее. — Жрать иди.
Потемкин радуется, что родители до своей кончины успели привить ему воспитание и вежливость. Иначе бы, будь он похож на своих ровесников, то уже бы как минимум обматерил родственницу за подобное отношение. А он не может, ведь, не смотря на её поведение, она была единственной, кто взял за него ответственность и не дала ребенку сгинуть в системе сирот. Это что-то да значит. На самом деле, Аврелию плевать, что именно, пока он знает истину — лучше с ней было вырасти, чем с кем-то ещё, неизвестным и пугающим.
— Сегодня у меня ночная смена, — говорит он ей, заходя на кухню. Там, как и многие года назад, все также пахнет по утрам кабачковыми оладьями — единственное блюдо, что женщина умеет готовить. — Поэтому не жди вечером.
— Как будто я когда-то это делала, — вновь ощеривается та.
Но Аврелий знает, что бабушка волнуется. Просто это у неё такой защитный механизм — не привязываться к тому, кого может потерять, как это было с родителями парня. Он все детство и юность видел, как та страдает, хоть и пытается это скрыть. И он не настаивает на проявлениях любви, ему хватает того, что имеет.
Завтрак проходит в тишине, если не считать едких замечаний Ираиды Львовны. После Аврелий переодевается, складывает выстиранную и выглаженную хирургическую форму, берет контейнер с гречкой и курицей, что ему неизменно складывает родственница на каждый рабочий день, и выходит из дома, предчувствуя, что сегодня будет так же сложно, как и всегда.

Синий бархатWhere stories live. Discover now