Предвестники конца: Развеивая золу

Пролог

— Долго ещё будешь так сидеть? — терпкий голос разрезал тишину.

Он, как и всегда, подкрался осторожно и бесшумно.

— Ты опоздал, — осуждающе проговорила Гулльвейг, держась за рану. — Где тебя ветра носили? И скрой уже свой исполинский рост ётуна — не перед кем здесь иллюзии устраивать.

Она злобно посмотрела на Локи, заставляя его оторопеть.

— Слова благодарности тебе неизвестны? Эти самые иллюзии только что одурачили ищеек Одина и спасли тебе жизнь. Мой истинный рост — не мираж хотя бы, но тебе ведь нет дела, верно? Пускай, Локи рискует своей шкурой, мне плевать. Главное, чтобы я, великая и ужасная ван, была жива.

Гадкая усмешка исказила рот Гулльвейг. Её голубые глаза вспыхнули презрением, а воздух вокруг вновь замерцал тёмным туманом. Она всегда походила на бурю, что не знала преград в своей злобе. Ван взмахнула рукой, и Локи пронзительно закричал, зажимая плечо и падая на колени.

— Спасибо должен говорить ты, целуя подол моего плаща. Где бы ты был без меня, мальчишка? Послушной куклой в руках подлого Высокого, что исполняет любой приказ? Я подарила тебе другую судьбу, открыла правду и научила магии. Помочь мне сейчас — лишь малая трата во имя великого будущего.

Ван схватила Локи, оживляя давно оставленный рисунок, и засучила рукав зелёной рубахи. Нальсон зашипел: кожа покрылась волдырями, являя яркую золотую руну, переливающаяся жёлто-оранжевыми отблесками, точно искры костра.

— Я выжгла перевёрнутый ансуз, завершая начатое твоей матерью, Локи. Эта руна не просто рисунок колдуна. Это метка, что определяет сейд и защищает тебя ото многого. Помни, кому ты обязан, ётун.

Локи презренно взглянул на неё: он никогда не забудет, как золотая кровь Гулльвейг горела на его плоти, выжигая целые куски кожи и оставляя глубокие шрамы. Обугленная рана шипела и не заживала ещё год, а тело отказывалось принимать чужое, лишая сна. Часто он падал на колени, зажимая плечо и кусая губы до крови, пытаясь смириться и принять тёмный сейд.

— Виноват, — процедил Локи, вставая и отряхивая одежду. — Задержался в Асгарде: обходил окольными путями границу, не рискуя попасться стражам, но я добыл то, что ты просила.

Гулльвейг швырнула к сапогам Локи кинжал.

— Срежь по три охапки рилика и анемона, — проговорила она, устало опускаясь на берег. Сейд изводил её, отнимая последние крупицы сил. Ванахейм стал чужим для Гулльвейг в тот самый день, когда Фрейю объявили главным ваном. Тогда родной дом обернулся темницей, где каждая минута длилась словно вечность. Округа противилась Гулльвейг, желая изгнать колдунью как можно скорее и даже не подозревая, что без неё каждый клочок земли здесь погибнет.