Последний месяц беременности Элеонор Хардман провела в больнице под наблюдением врачей. Джейк не отходил от девушки ни на шаг, стараясь помогать и поддерживать ее. Он чувствовал себя ответственным за нее и ребенка, которого она носила под сердцем. Мужчина с еще большей силой привязался к подруге. Теперь он часто держал ее за руку и любовался ее лицом, когда девушка спала. Голдберг понимал, что это неправильно, что так быть не должно, но все же, не мог пересилить себя.
Все это время Томас провел в тюрьме, каждый день, разговаривая с адвокатом и Уильямом. Он часто писал жене письма, которые передавал ей через агента. Он хотел быть рядом, хотел быть со своей маленькой девочкой, но ему приходилось довольствоваться лишь пониманием того, что о ней заботятся.
— Здравствуй, Джейк, — сказал Хардман, когда Голдберг вошел в тюремную камеру. — Как Элеонор?
— Она в порядке, — мужчина присел на стул, сцепив руки в замок. — Скучает по тебе.
— Я тоже по ней скучаю, — грустно улыбнулся Хардман. — Как Роуз?
— Скоро она появится на свет. Элеонор уже не может дождаться этого дня.
Джейк часто начал навещать Тома. Нел просила его ходить к нему, так как сама не могла этого делать, а мужчина не мог ей отказать. Их встречи были напряженными, но потом все изменилось. Они начали общаться, словно старые друзья, хотя, говорили они только об Элеонор и Роуз.
Томас сидел на кровати, склонив голову. Он знал, что должен сказать Джейку, но не мог подобрать нужные слова. Он пытался, но сказать это было слишком больно. Наконец, он взял себя в руки и посмотрел на Голдберга глазами, полными серьезности.
— Ты любишь ее?
— Что? — Джейкоби выпрямился и напрягся.
— Ты любишь мою жену? Ты любишь Элеонор?
Голдберг был растерян и озадачен. Он не мог понять, к чему ведет Хардман. Он вздохнул и лишь едва кивнул.
— Хорошо, — поджал губы Том. — Я рад этому.
— Почему?
— Потому что ей нужен человек, который позаботиться о ней и о ребенке.
— Ты хочешь, чтобы я позаботился об Элеонор?
— Да, именно этого я и хочу, — Томас поднялся и, сунув руки в карманы, начал расхаживать по комнате. — Не думаю, что я смогу это сделать. Ей нужна будет помощь. Ей нужна забота и любовь.
— Я не понимаю.
— Все ты понимаешь, — закатил глаза Том. — Если я и выйду отсюда, то только в глубокой старости. Я хочу, чтобы ты позаботился о ней и о ребенке. Хочу, чтобы ты пообещал, что всегда будешь рядом с ними.
— Я и так рядом с ней, — Джейк тоже поднялся и встал напротив Тома.
— Ты понимаешь, о чем я. Ты любишь ее, и ты можешь дать ей то, чего не смог дать я.
— И что же это?
— Настоящую семью и счастливое будущее, которое она заслуживает, — теперь в глазах Томаса, казалось, собралась вся боль мира. — Просто заботься о ней. Поддерживай и помогай. Пообещай мне.
Хардман протянул руку мужчине и тот, чуть поразмыслив, пожал ее. Голдберг был озадачен такой просьбой, но, казалось, что Том знает, что делает. Когда Джейкоби ушел, Том долго сидел на кровати, обхватив голову руками. Ему было больно. Невыносимо больно и страшно. Но он знал, что все, что его волнует это его жена и дочь. Он сделал все правильно. Он поступил так, как должен был.
Спустя две недели к Томасу пришел Уильям. Он то и сообщил мужчине радостную новость. Элеонор родила здоровую и красивую девочку. Том был счастлив, а его руки дрожали от волнения и любви. Он так хотел быть рядом с ними. Хотел увидеть малышку, подержать ее на руках. Только сейчас он понял, что он натворил. Томас сел в углу камеры, а из его глаз хлынули слезы, которые он так долго держал в себе. Все должно было быть иначе. Все должно было быть иначе. Отчаяние и боль душили его изнутри. Он плакал, словно мальчишка и теперь ему не было стыдно за слезы. У всех есть чувства и их нельзя скрывать, особенно такие.
Прошло еще несколько недель, прежде чем Элеонор позволили навестить мужа. Она на дрожащих ногах шла к камере, держа в руках маленькую дочурку, которая крепко спала. Услышав стук каблучков, Томас тут же бросился к решетке.
— Здравствуй, Элеонор, — улыбнулся мужчина, увидев жену.
— Привет, — едва улыбнулась девушка.
Хиггинс открыл решетку и впустил девушку внутрь. Он оставил их, позволив насладиться этим временем. Том стоял напротив Нел и не решался подойти ближе. Он смотрел на нее, словно видел впервые, а девушка, как и раньше, смущенно улыбалась.
— Том, — тихо шепнула она.
Хардман сделал шаг и взглянул на малышку. Его лицо озарила счастливая улыбка, а на глазах вновь появились слезы. Он не мог поверить, что видит ее. Не мог поверить, что это его дочь. Она была такой маленькой и такой красивой. Роуз продолжала крепко спать на руках у матери. Казалось, время остановилось. Том не мог сказать и слова, так прекрасно было это мгновение.
— Хочешь подержать ее?
Хардман лишь посмотрел на Нел глазами полными слез и кивнул. Девушка аккуратно передала сверток мужу, показав, что нужно делать. Том едва дышал. Невозможно описать то, что он чувствовал в этот момент. Он словно взлетел до самого неба. В его сердце была неописуемая нежность.
Мужчина присел на кровать, и Нел села рядом.
— Маленькая моя, — шепнул он, поглаживая указательным пальцем нежную кожу на щеке малышки. - Моя доченька.
Пожалуй, это был самый трогательный момент за всю жизнь Элеонор. Она смотрела на мужа и тоже не смогла сдержать слез. Прильнув к мужчине, девушка тихо заплакала от счастья.
— Спасибо, — Томас обратился к жене. — Спасибо за нее. Спасибо, любовь моя.
Они просидели так больше часа, и ни один из охранников не посмел прервать их идиллию. Весь мир был в этой маленькой комнате. Чувства были обнажены так, как никогда прежде. Они просто смотрели на спящую малышку и не произносили и слова, стараясь даже не дышать.
Томас не хотел отпускать дочь, когда пришел Хиггинс. Он не был готов попрощаться ни с ней, ни с Элеонор. Но, все же, передав девочку матери, Томас не смог сдержаться. Он буквально рухнул на колени перед Элеонор и со слезами на глазах начал вымаливать у нее прощение. Ему было так стыдно и так больно. Ему была невыносима мысль о том, что Нел приходится справляться с этим в одиночку. Он должен был быть рядом с ними. Должен был помогать и поддерживать. Должен был заботиться и любить. Он корил себя за то, как поступил с ними.
Элеонор тоже было невыносимо тяжело. После рождения Роуз она переехала в квартиру в центре города. Джейк остался с ними и старался всячески помогать девушке. Голдберг мог бы быть хорошим отцом. Порой, Нел просыпалась среди ночи и видела, как мужчина убаюкивает малышку, что-то тихо напевая ей на ухо. Сперва девушка ловила себя на мысли, что так не должно быть. На его месте должен был быть Том. Но потом, она поняла, что Джейк искренне любит Роуз.
Против Томаса выдвинули обвинения в массовом убийстве студенток в тот день, когда он сбежал. Он отрицал свою причастность к этому. Никто даже не провел экспертизу. Казалось, что все забыли про это. Хиггинс решил не говорить про это Элеонор.
Так прошел год. Элеонор пришлось свыкнуться с мыслью, что Тома нет рядом. Было нелегко, но все же, ей удалось справиться. Они часто навещали его. Суд позволил Нел проводить три часа с Томасом раз в неделю. Пожалуй, это было самое счастливое время. Том играл с девочкой, старался сделать все, чтобы она запомнила его. Он старался быть хорошим отцом и у него это выходило.
Хоть Элеонор и пришлось научиться жить без Тома, все же, бывали дни, когда становилось невыносимо больно. Особенно больно было тогда, когда маленькая Роуз начинала плакать. Девушка пыталась ее успокоить, качая на руках и, напевая песенки, но видеть слезы ребенка было невыносимо. Тогда Нел сама начинала плакать. Казалось, что вся боль вырывалась наружу в такие моменты. Она часто думала, что не справляется.
— Тшш, тише, маленькая, — со слезами на глазах шептала Нел. — Все хорошо, мама рядом.
Роуз не могла успокоиться. Она снова плакала посреди ночи, а у Элеонор просто сдавали нервы.
— Тише, пожалуйста, Роузи, — она присела на кровать, стараясь сдержать ком в горле. — Тшш, все хорошо. Все хорошо.
Сердце разрывалось в очередной раз. Было слишком больно смотреть на девочку. Она любила ее всем сердцем, но черты ее лица напоминали о муже.
— Нел? — в коридоре загорелся свет и на пороге появился Джейк. — Все хорошо?
— Нет, — чуть ли не рыдая, ответила девушка. — Не в хорошо. Я не могу успокоить ее. У меня не получается.
Джейк подошел к Элеонор и взял на руки ребенка. Он начал что-то нашептывать малышке и та, словно по взмаху волшебной палочки, успокоилась. Голдберг уложил Роуз в кроватку и вывел Элеонор из комнаты, прикрыв за собой дверь.
— Ты в порядке?
— Нет, — шмыгнув носом, ответила девушка. — Не в порядке. У меня ничего не получается, Джейк. Я не могу даже сделать так, чтобы она перестала плакать.
Казалось, что слезы не хотят останавливаться. Нел всю трясло от рыданий, и теперь она уже не понимала, что происходит.
— Я не думала, что все будет так. Я не хотела плакать, я хотела ее успокоить. Но черт, это так сложно.
— Тише, Нел, — Голдберг обнял девушку и начал успокаивающе гладить ее по спине. — Быть мамой сложно, я понимаю. Но ты справляешься, Нел. Ты замечательная мама и у тебя прекрасная дочка.
— Нет, Джейк. Я не справляюсь, — снова захныкала девушка. — Я люблю ее, очень сильно люблю. Но когда я смотрю на нее, я не могу не видеть Тома. Понимаешь? Я не могу без него. У меня не выходит.
Голдберг не знал, как помочь девушке. Не знал, что сказать, как успокоить. Ей было тяжело и больно, он понимал, но ничего не мог сделать. Он просто продолжал обнимать ее, пока она плакала. Он хотел помочь, но не знал, как. Когда Нел успокоилась, он уложил ее в постель и, дождавшись, когда она уснет, вернулся в свою комнату.
Он понял, что сейчас он с ней не потому, что дал обещание Тому. Он с ней потому, что должен быть рядом. Он сам хотел быть рядом. Хотел помогать воспитывать Роуз, хотел сделать счастливой Элеонор. Даже спустя несколько лет его чувства не угасли. Он все еще любил ее. Когда-то он хотел предложить ей встречаться, еще в университете. Теперь он жалел, что не сделал этого тогда. Возможно, ее жизнь сложилась бы иначе. Возможно, все могло бы быть иначе. Но теперь ничего уже нельзя изменить.
После очередного визита Элеонор, Том решил поговорить с Хиггинсом. Уильям пришел вечером, прихватив с собой стаканчик с кофе.
— Как ты, Том? — спросил мужчина, присаживаясь на стул.
— Спасибо, что позволил видеться с Элеонор и Роуз, — чуть улыбнулся Хардман.
— Твоя дочка просто красавица, — кивнул Уильям. — Очень похожа на тебя.
— Она похожа на Элеонор. Она не рассказывает мне, но я вижу, что ей тяжело.
— Элеонор сильная и она неплохо справляется. Ты очень благородно поступил, позволив Голдбергу находиться рядом с ними.
— Ей нужна помощь, а я не могу ей ее оказать.
— Ты правильно сделал, Том, — Хиггинс скрестил руки на груди. — Тебя что-то тревожит, я прав?
— Да, да, — кивнул Томас. — Больше года прошло уже. Было три суда и за это время ничего не изменилось.
— Ты знаешь, мы не можем тебя отпустить.
— Знаю, — усмехнулся мужчина. — Я больше не могу видеть, как Элеонор страдает.
— Ты знаешь, что она этого не заслуживает, Том. Так почему же ты мучаешь ее?
— Я хочу вернуться к ней и дочери. Я хочу быть с ними.
— Том, послушай меня. Я знаю тебя и Элеонор уже несколько лет. Ты любишь ее, и она тебя любит, я это вижу. Но ты сам причиняешь ей боль.
— Что мне нужно сделать? — Хардман поднял голову и посмотрел агенту в глаза. — Что ты предлагаешь?
— Расскажи правду.
— Я не могу. От этого будет только хуже.
— Том, — Уильям серьезно посмотрел на мужчину, которому так отчаянно нужна была помощь. — Ты убиваешь Элеонор. Ты делаешь ей больно. Рано или поздно мы найдем улики, доказывающие твою вину. Ты знаешь, чем все это может закончиться. Но так может пройти много лет. Твоя дочь будет уже взрослой. Ты уверен, что хочешь причинить ей такую боль? И Элеонор?
— Но тогда я смогу быть рядом с ними.
— Не будь эгоистом! — вскрикнул агент. — Том, Элеонор больно и плохо без тебя. Но представь, каково ей будет, когда найдут улики и тебя осудят.
— Если я расскажу правду, то лучше не станет. Сейчас я могу оттянуть это.
— Можешь, но легче ей не будет. Наоборот, сейчас ты делаешь ей только хуже. Она ждет и надеется, что все закончится хорошо. Но также, она знает, что этого не будет. Она взрослая и умная женщина. Она знает.
— Хочешь сказать, что чем быстрее это произойдет, тем лучше будет?
— Именно это я и хочу сказать, Том. Больно будет в любом случае, но только ты можешь решить, как долго будет длиться ее боль.
Том знал, что Хиггинс прав. Она страдает. Ей больно. Больно его маленькой, любимой Элеонор. Пожалуй, Томас и правда был эгоистом. Сейчас он думал лишь о себе. Но все же, он понимал, что это нужно сделать. Нужно перестать быть таковым. В его жизни есть люди, которые ему небезразличны. Порой, нужно пожертвовать собой ради того, чтобы любимые были счастливы. Хиггинс ушел, оставив на стуле диктофон. Том взял его в руки и, поджав под себя колени, замер.
Он думал о Роуз. Как же он хотел хоть раз увидеть, как она спит в своей кроватке. Как же он хотел отвести ее в садик, а затем в школу. Он хотел делать с ней уроки, хотел гулять, держа ее за руку. Хотел подарить ей щенка. Хотел сделать ее жизнь счастливой. Так все должно было быть. Именно так.
Тяжело вздохнув, Том нажал на кнопку.
— Меня зовут Томас Роберт Хардман, — начал он. — И это был я. Я убил их всех.
— Нел! — Джейк вошел в гостиную, в которой Элеонор играла с дочерью. — Хиггинс звонит!
— Спасибо, — девушка взяла телефон, продолжая с улыбкой смотреть на Роуз. — Здравствуйте, Уильям.
— Элеонор, — в трубке раздался осипший голос агента. — У вас все хорошо?
— Да, все в порядке, — Нел снова улыбнулась. — Что-то случилось или вы просто позвонили узнать, как дела?
— Элеонор, — Хиггинс вздохнул. — Думаю, вам нужно приехать.
— Все в порядке? — девушка поднялась с пола. — Что-то с Томом? Он в порядке?
— Да, он в порядке. Но все же, вам стоит приехать, Элеонор. Сейчас же.
— Вы можете толком объяснить, что происходит, Уильям?
— Элеонор, дело в том, что...
— Что?
— Дело в том, что ваш муж признался.
— Признался в чем?
— В убийствах.
Ноги Нел подкосились, а телефон упал на пол. Она не могла поверить в то, что услышала. Не могла понять то, что только что сказал ей агент. Он признался. Но в чем? В убийствах? Он не мог этого сделать. Просто не мог. Только не он.
— Нел, все в порядке? — в комнате снова появился обеспокоенный Голдберг в фартуке. — Нел?
— Останься с Роузи, — тихо сказала она, выбегая в коридор.
— Нел, что происходит? Куда ты бежишь?
Но она не ответила. Накинув куртку, девушка выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.
Элеонор ехала в такси, нервно крутя в руках пояс от куртки. Она все еще не могла понять, о чем именно говорил Уильям. Как Томас мог признаться в том, чего не совершал? Как он мог так поступить? Может быть, она не так все поняла? Но тогда, почему же голос Хиггинса был таким взволнованным? Как же много вопросов крутилось у нее в голове.
Вскоре Нел уже была на месте. На улице, у входа в тюрьму, ее встречал агент.
— Доброе утро, Элеонор, — поздоровался мужчина.
— Уильям, что происходит? — тут же спросила Нел. — О чем вы говорили?
— Идемте. Вам нужно услышать кое-что.
— Уильям, скажите мне, что происходит? Хотите сказать, что Том признался в убийствах?
— Да, Элеонор, мне жаль, — сказал агент, когда они уже шли по коридору к кабинету.
— Но он этого не делал! — вскрикнула Нел. — Он не мог.
— Элеонор, прошу вас, успокойтесь. Я дам вам кое-что послушать, и вы все поймете.
Девушку трясло от злости и отчаяния. Войдя в кабинет, она уже едва стояла на ногах.
— Элеонор, — Хиггинс усадил ее на диван, а сам встал у стола. — Вчера вечером Томас признался в убийствах. Во всех убийствах.
— Этого не может быть, он этого не делал!
— Элеонор, — агент протянул девушке диктофон. — Послушайте это. Я оставлю вас.
Хиггинс быстро вышел из кабинета, оставив девушку одну. Ее руки все еще тряслись, а воздуха, казалось, становилось все меньше и меньше. Нервно сглотнув, Элеонор включила запись и замерла.
«Меня зовут Томас Роберт Хардман, — раздался голос из динамика. — И это был я. Я убил их всех. Об этом сложно вспоминать, и не менее сложно говорить. Момент за моментом все меняется. Иногда я чувствую себя очень спокойно, а в другой момент я не чувствую себя спокойным и вовсе. Все, что проходит на мой ум прямо сейчас, это то, что я должен использовать минуты и часы, которые я имею в запасе настолько плодотворно насколько возможно. Знание того, что это время мы используем продуктивно, помогает жить в такой момент истины. Прямо сейчас я чувствую себя спокойным.
Я знаю, что я должен рассказать это. Не потому, что так правильно. Я должен рассказать об этом лишь потому, что больше не хочу причинять боль моей маленькой Элеонор и нашей дочери Роуз.
Вся моя жизнь была сплошным черным пятном до тех пор, пока я не увидел Элеонор. Она освятила мое жалкое существование. Она вернула меня к жизни, и я понял, ради чего мне стоит жить. Ради нее, только ради нее.
Я всегда знал, что со мной что-то не так. Я знал, что я не могу вести нормальную жизнь, но я старался. Не могу сказать, что я с самого детства хотел убивать людей. Я не был плохим человеком, просто так сложилась судьба. Моя семья не была образцом для подражания. Я не виню родителей во всем, но я и не могу сказать, что они непричастны к этому. Думаю, все родители имеют огромное влияние на будущее своих детей.
Очень долгое вступление. Сложно сейчас сконцентрироваться на основном, ведь все мои мысли занимают мои прелестные девочки. Черт, как же я скучаю по ним.
Это сложно... Очень сложно вот так говорить. Но я должен это сделать. Я знаю.
Впервые это случилось еще в университете. Тогда я встречался с девушкой, и я думал, что мы всегда будем с ней вместе. Но это было ложью. Не помню, что именно я чувствовал тогда. Это стирается из памяти, знаете ли. Но мы с ней расстались, и я был очень зол на нее. Я хотел, чтобы она поняла каково это, когда тебя используют. Я напился тогда. Очень сильно напился. В баре я познакомился с девушкой, и она была очень мила. Мы поехали ко мне, а потом я не помню, что произошло. Помню лишь то, что произошло на следующее утро. Я проснулся с ней в одной постели. Я ее позвал, но она не ответила. Она уже была мертва. Не помню, что произошло. Но я знаю, что это сделал я. Я убил ее.
Я спрятал ее тело в лесу неподалеку. Я смотрел в ее пустые глаза и понимал, что вижу в них образ той девушки. Мне это понравилось. Не буду скрывать, мне это действительно понравилось. Тогда я очень боялся, что меня вычислят. Я боялся, что в мою дверь постучит полицейский и арестует меня. Но этого не произошло.
Однажды ночью, спустя год, я проснулся из-за того, что мне хотелось чего-то. Я не мог понять, чего. Я сел в машину и поехал к винному магазину. Я купил бутылку виски и почти всю выпил ее. Затем я поехал к ночному клубу и увидел там девушку с прекрасными длинными волосами. Я познакомился с ней, и она поехала со мной. Она просто села в мою машину, понимаете? Это был знак свыше. Тогда я отвез ее в лес и убил ее. Я снова был пьян и ничего не мог поделать. Она очень громко кричала, и тогда я ударил ее по голове ломом. Клянусь, в тот момент я почувствовал себя Богом. Наверное, так это и было. Она была в моей власти, и я мог делать с ней все, что пожелаю.
Меня снова не вычислили, и я уже был спокоен. Не могу сказать точно, как много девушек вот так просто сели в мою машину. Не думаю, что они знали, чем все это закончится. Я выбирал красивых девушек, умных, из хороших семей. Думаю, я хотел отомстить. У меня это получилось. Я знал, что меня не поймают. Я был осторожен и очень внимателен. Мне просто нравилось убивать, я хотел убивать. Ты чувствуешь, как последнее дыхание жизни уходит из тела. Ты смотришь в глаза своей жертвы. Человек в такой ситуации - просто Бог!
Так продолжалось до тех пор, пока я не совершил ошибку. Она сбежала из моей машины. Все было бы хорошо, если бы она не сбежала. Я был слишком самоуверенным, пожалуй. Я совершил глупость. Она подала заявление, и меня арестовали. Не думаю, что меня тогда могли осудить за убийства. Я мог бы просто отсидеть положенный срок и выйти на свободу. Может быть, это была воля случая. Я не знаю почему, но я решил сам себя защищать.
Именно тогда в моей жизни появилась она. Моя девочка. Моя Элеонор. Мне нужно было найти психолога для себя, но я не хотел ни с кем говорить. Тогда Джефферсон предложил игру. Он хотел, чтобы я раскололся, выбрав девушку. Он принес десятки фото начинающих психологов просто, чтобы подразнить меня. Среди них была Элеонор. Я узнал ее. Да, я узнал ее. Это была она. Я много месяцев думал о ней. Много месяцев я смотрел на нее и не знал, как подойти. Она была так прекрасна. Не как все другие девушки. Она была юна и красива, и это привлекало меня. Я видел в ней идеальную девушку. Я знал, что не хочу делать с ней то, что делал с другими. Я не хотел причинять ей боль. Я просто любовался издалека. Но вот, ее фото оказалось на моем столе. Я мог тогда просто отказаться и спустя время выйти на свободу, но я не стал этого делать. Я хотел узнать ее. Хотел увидеть ее. Не думаю, что она догадывалась обо мне тогда. Не думаю, что она знала. Она не знала. Не знает и сейчас и это возбуждало. Не в сексуальном плане, нет. Она будоражила мое подсознание.
Когда она пришла впервые, я увидел в ней то, чего не видел раньше. Ее силу и превосходство, хотя, она была еще ребенком. Я узнал ее поближе, и она доверилась мне. Я часто смотрел на ее фотографию и представлял, как убью ее. Но так же, я знал, что никогда с ней так не поступлю. Мне пришлось заслужить ее доверие. Не знаю, как так произошло, но она осталась со мной. Представляете, она осталась со мной! Я был так счастлив.
Но все же, мне не хватало страха в ее глазах. Порой, я видел его, но не так, как мне хотелось. Я пугал ее специально иногда, но все же не мог сделать ей больно. Я полюбил ее. Тогда я уезжал и все повторялось. Я начал представляться другим именем. Люди верили мне тогда, я просто бил их по голове, а потом делал то, чего не мог сделать с Элеонор. Я не могу описать то, что я делал с ними. Но могу сказать, что это длилось долго. Некоторых из них вы никогда не найдете, и я не стану вам помогать.
Была еще одна девушка. Особенная девушка. Не для меня, для Элеонор. Она мне не нравилась. Знаете, просто не нравилась и все. Она мешала мне. Она мешала Элеонор быть счастливой. Я не сожалею, что убил ее. Я сделал все правильно. Она кричала и кричала. Очень громко и долго кричала.
Каждого из нас ожидает определенное число неудач. Так называемый метод проб и ошибок. Но дело в том, что некоторые люди чисто психологически менее готовы к ним, чем остальные. Одни могут справиться с неудачей и извлечь из неё пользу, другие же - нет. Все просто. Я не жалею, что убил ее, но я жалею, что причинил боль Элеонор.
Я не чувствую себя виноватым за все что я сделал. Мне жаль тех людей, которые испытывают чувство вины. Хотя, я чувствую себя виноватым перед Элеонор. Но я знаю, что она любит меня и будет любить. Я просто знаю это.
Я хотел бросить все. Жить с ней нормально. Хотел сделать ее счастливой. Мы поженились, и я думал, что теперь все будет хорошо. Но мне было мало. После того, как мы начали жить вместе, я пытался сдерживаться. Я решил, что завяжу. Не вышло. Я не мог причинить ей боль. Только не ей. Для этого были другие девушки.
Она изменила меня и все же помогла остановиться. Я больше не хотел убивать. Пожалуй, Элеонор действительно стала моим ангелом. Она спасла меня и помогла. Она не знает этого, но это так.
Я не хочу, чтобы ей было больно. Не хочу, чтобы было больно нашей дочери. Они лучшее, что есть в моей жизни. Не знаю, хотел бы я все изменить. Может быть. Я не знаю. Это живет во мне. Злость и жажда. Я знаю. Это просто внутри меня. Я бы сделал все, чтобы не причинить боль моей малышке. Я бы убил сотню, ради одной. Только ради нее. Это было правильное решение. Всегда было правильным решением.
Я не жалею, что поступил так. Но все же, мое сердце продолжает сжиматься от боли. В моей голове только она. Она и Роуз. Я так скучаю по ним. Я так люблю их. Это все, что важно сейчас.»
Элеонор выключила диктофон. Она сидела неподвижно, словно статуя. Что делать в таких ситуациях? Как поступил бы обычный человек? Она не знала. Она не знала, что сказать и что сделать. По сути, она должна была сейчас рыдать и кричать, но этого не хотелось. Может быть, спустя год все слезы просто были выплаканы? Может быть, уже нет смысла плакать? Она не верила в это. Просто не могла поверить. Как он мог так поступить? Как он мог так поступить с этими несчастными девушками? Как он мог так поступить с ней? Запись была остановлена даже не на середине. Это было лишь начало истории. Самое начало, но и оно уже было страшным. Что же было дальше? Элеонор не хотела знать. Она не хотела слушать это. Просто не могла.
Когда в кабинет вошел Хиггинс, Нел продолжала сидеть, сжимая в руке диктофон.
— Мне жаль, — только и сказал мужчина.
Девушка кивнула и тяжело вздохнув, поднялась.
— Я хочу увидеть его.
— Да, я знаю. Он ждет вас, Элеонор. Идите за мной.
Пожалуй, эта ночь была самой страшной в жизни Томаса Хардмана. Ему пришлось рассказать все. Каждую деталь, малейшую подробность. Это было тяжело и страшно.
Всю ночь он просидел в камере, включая и выключая диктофон. Он сидел там, словно маленький ребенок и рассказывал, будто о фильме ужасов. Было тяжело прокручивать ужасающие образы в своей голове, но больше всего он боялся не воспоминаний. Он боялся, что Элеонор услышит это. Боялся, что она не захочет больше его видеть. Боялся, больше никогда не увидеть свою дочь.
Рассказать все было правильным решением. Он давно должен был так поступить, Уильям был прав. Нужно было уже давно рассказать это и позволить маленькой Элеонор жить спокойной, счастливой жизнью. Возможно, спустя несколько лет, его могли бы отпустить, не имея прямых доказательств. Но какой был бы в этом смысл? Он знал, что Нел ждала бы его, но чего бы это стоило? Он не мог пойти на такую жертву. «Мы защищаем тех, кого любим». Все должно было быть именно так.
Под утро, когда последние слова были сказаны, Уильям пожал руку Тома, сказав, что это решение было правильным. Его больше не допрашивали, да этого и не нужно было делать. Запись пойдет в суд, и судье останется вынести приговор.
Всего вышло шесть записей. Почти шесть часов рассказа о другой жизни Томаса. Наверняка, прослушав все, Уильям отправил группу экспертов в их с Элеонор дом. Там, на заднем дворе, они нашли останки одной из его жертв. Еще дальше, в лесу, было спрятано еще одно тело. Он рассказал все. Указал точные места и даты. Рассказал, как приезжал на те места после убийств. Может быть, это была мания? Он всегда возвращался. В каждое место. Снова, снова и снова.
— Суд состоится через неделю, — сказал Уильям, открывая решетку камеры. — Ты все правильно сделал.
— Я сделал это ради Элеонор, — Том сидел на кровати, склонив голову. — Только ради нее.
— Да, я знаю. То, что я услышал, было ужасно, Том. Я бы никогда не подумал.
— Да, я тоже...
— В любом случае, тебе остается лишь надеяться на то, что тебе дадут несколько пожизненных заключений.
— А какой смысл в этом?
— Ты будешь жить.
— Без Элеонор и Роуз? — хохотнул мужчина, поднимаясь на ноги. — Я не вижу смысла в такой жизни. Она знает?
— Да, Том. Она здесь. В моем кабинете.
— Ты дал ей послушать все это?
— Лишь малую часть, — вздохнул Уильям. — Не думаю, что ей следует знать все.
— Да, да, ты прав, не следует. Как она?
— Разбита, опустошена... Знаешь, я не очень хорошо умею подбирать такие слова. Сломлена?
— Я могу ее увидеть?
— А ты думаешь, она этого хочет?
— Я надеюсь на это.
— Идем.
На Томаса вновь надели наручники, которые цепью были скреплены с железками на лодыжках. Впереди шел Хиггинс, а рядом два охранника. Пожалуй, все его считали самым опасным человеком во всем мире. Его привели в маленькую, светлую комнатку, и усадили за стол.
— Я могу тебе доверять? — спросил Уильям, указывая на наручники.
— А ты доверял мне когда-то?
— Я доверял твоей жене, Том. Я знаю, ты, правда, любишь ее. Если я сниму наручники, ты не сделаешь ничего необдуманного?
— Серьезно?
— Ты знаешь правила, я должен спрашивать.
— Можешь быть в этом уверен.
Хиггинс замялся, но потом, все же, снял цепи с Хардмана. Потерев запястья, мужчина снова тяжело вздохнул. Теперь ему оставалось только ждать.
Нел замялась у двери, дотронувшись пальцами до холодной ручки. Ее сердце билось с невероятной скоростью. Она все еще не верила. Не верила этой записи. Просто не могла верить. Приоткрыв дверь, девушка робко вошла в комнату и замерла, увидев мужа. Том выглядел совсем не так, как при последней встрече. Казалось, он постарел, по меньшей мере, на десяток лет. Раньше Элеонор не замечала, как сильно отросли его волосы, а к бороде она уже успела привыкнуть. Но в нем изменилось не только это. Его взгляд стал другим. Уставшим, сломленным и тревожным.
— Здравствуй, Элеонор, — тихо сказал Томас, поднимаясь со стула.
Девушка стояла, прижавшись спиной к двери. Нужно ли было накричать на него? Устроить истерику? Нужно ли было ударить его? Или нужно было крепко обнять? Она не знала, что делать. Просто не знала.
Раньше все было иначе. За этот год она изменилась. Очень сильно изменилась. Все видели эти перемены. Больше она не была так счастлива, а чувства она старалась засунуть куда подальше. Она сломалась уже давно. Теперь, она могла думать только о дочери, и только она вызывала на ее лице настоящую улыбку.
— Привет.
— Элеонор, я должен объяснить...
— Нет, Том, — тихо сказала девушка, делая шаг вперед. — Не должен. Я не хочу это слышать.
— Тогда зачем ты пришла?
— Я не знаю, — честно сказала Нел. — Может быть потому, что я все еще твоя жена?
— Да, ты моя жена, — чуть улыбнулся Томас. — Да.
— Том, скажи мне лишь одно, — Элеонор посмотрела на мужчину, и в ее горле образовался ком. — Это правда? Все, что ты сказал, это правда?
Он опустил взгляд и лишь едва заметно кивнул. В этот миг оборвалась последняя нить. Все было кончено и пути назад не было. Именно в этот момент сердце девушки разбилось окончательно. Именно в эту секунду. На глазах вновь появились слезы от удушающей боли в груди.
— Зачем? Зачем ты делал все это? — спросила Элеонор после долгой паузы. — Зачем?
— Чтобы не причинять тебе боль, — только и ответил Хардман.
— Все было ложью, верно? — слезы с новой силой хлынули из глаз, и Нел не могла больше держать себя в руках.
— Нет, не все. Я люблю тебя, Элеонор. Всегда любил.
— Ты следил за мной, — повысив голос, сказала девушка. — Еще до нашей первой встречи. Зачем ты следил?
— Элеонор, я...
— Ты хотел убить меня? Как и всех остальных?
— Нет, — Томас сделал шаг, и девушка буквально отскочила, врезавшись спиной в стену. — Элеонор...
— Скажи мне правду.
— Это правда. Я люблю тебя и всегда любил. Я бы никогда не сделал такое с тобой.
— Как я могу тебе верить после всего?
— Тебе не нужно верить, любовь моя, — Томас протянул руку и погладил девушку по щеке. — Ты знаешь это. Я всегда любил тебя и всегда буду любить. Это правда.
— А та девочка, Том? В твоем родном городе. Это...
— Это был не я, — Хардман убрал руку. — Ты снова боишься меня?
— Нет, Том, — Элеонор снова попыталась взять себя в руки и успокоиться. — Я не боюсь тебя.
— Ненавидишь?
— Я должна, но нет. Ты всегда был частью моей жизни, Том. Я не могу ненавидеть тебя.
— Но после того, что я сделал, ты можешь меня ненавидеть.
— Я знаю, но не могу. Ты делал ужасные вещи, Том. Ты убил мою лучшую подругу.
— Прости меня, Элеонор.
— Ты отнял много жизней, — руки снова затряслись. — Но я не могу ненавидеть тебя. Просто не могу.
Слезы снова полились из глаз, и в этот раз сдержаться просто не было сил. Девушка прильнула к мужу и крепко обняв, заплакала.
— Почему я не могу ненавидеть тебя, Том? Почему? — рыдала Элеонор в мужскую грудь. — Это был ты, всегда был ты. Так почему же я все еще люблю тебя?
— Мы не можем выбирать, кого любить, Элеонор, — Том прижимал к себе девушку и гладил по волосам, вдыхая ее запах.
Они стояли посреди комнаты и плакали, крепко обнимая друг друга. Теперь они все знали. Теперь Элеонор все знала, но все же не могла отпустить этого человека.
— Суд будет через неделю, — сказал Томас, вытирая слезы со щек девушки. — Прошу тебя, не приходи.
— Я не могу не прийти.
— Это будет быстро, Элеонор. Я думаю, они просто вынесут вердикт и все.
— Что же тебя ждет?
— Я думаю, ты и сама это знаешь, любовь моя.
— А что же ждет меня?
— Долгая и счастливая жизнь, Элеонор, — Томас улыбнулся. — Забери Роуз и уезжай отсюда, хорошо? Не оставайся здесь.
— И куда же я поеду?
— У тебя есть место, где ты можешь провести всю жизнь. Ты забыла?
— Но мы хотели уехать вместе, Том, — Нел продолжала плакать, глядя на мужа. — Вместе.
— Я буду рядом, всегда.
— Но Том.
— Послушай, просто уезжай, когда все закончится. Джейк сможет позаботиться о вас.
— Джейк?
— Ты не должна быть одна, любовь моя, — Том притянул к себе девушку и провел носом по ее мягкой щеке. — Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Нел молчала, когда Хиггинс вез ее домой. Казалось, она вовсе перестала чувствовать что-либо. Совсем недавно она была счастлива, а теперь ее жизнь перевернулась с ног на голову. Весь этот год прошел словно в тумане и лишь маленькая Роуз спасла девушку от самоубийства. Целый год Элеонор пыталась закрывать на все глаза, понимая, что изменить ничего не в силах.
— Элеонор, — сказал Уильям, останавливая машину. — Я знаю, прозвучит глупо, но все же, я думаю, что он изменился. Он, правда, стал лучше благодаря твоей любви. Ты изменила его.
Нел лишь кивнула и вышла из машины.
Весь вечер она просидела на диване, держа Роуз на руках. Она не плакала. Просто сидела и смотрела на девочку. Джейк стол на пороге и смотрел на разбитую и опустошенную Элеонор. Он не знал, что сказать ей. Не знал, нужно ли вообще говорить. Как же он хотел обнять ее сейчас, но он прекрасно знал, что ей это не нужно.
Через неделю состоялся суд. Последний и решающий. Хорошего исхода ожидать было глупо, его просто не могло быть.
— Ты точно хочешь пойти? — спросил Голдберг, надевая пиджак.
— Он мой муж и я все еще люблю его, — просто ответила девушка.
Заседание было закрытым, но все же, у здания суда собралось огромное количество репортеров и просто любопытных зевак. Элеонор шла гордо подняв голову. Она даже и не думала скрываться от фотокамер. Все что-то кричали и спрашивали, но девушка просто не слышала этого.
Она сидела в первом ряду, и Джейк крепко сжимал ее руку, пытаясь хоть как-то поддержать. Когда начался суд, первым делом включили запись с признанием Томаса. Было тяжело слышать это снова. Очень тяжело. Том сидел рядом с адвокатом и даже не обращал внимания на судью. Ему было все равно. Он смотрел лишь на нее. На маленькую и любимую Элеонор, которая была так прекрасна. Он смотрел на нее с улыбкой и любовью, просто не мог иначе.
— Томас Роберт Хардман, прошу вас встать, — сказал судья и Том поднялся. — Я считаю трагедией то, что такой умный молодой человек оказался на скамье подсудимых. У вас могло быть прекрасное будущее, но вы избрали другой путь. У вас любящая жена, Томас. У вас прекрасная дочь. Я искренне сочувствую им, но у меня просто нет другого выхода. Томас Роберт Хардман. За убийство более тридцати девушек вы проговариваетесь к смертной казни. И да поможет вам Господь.*
Ноги Томаса подкосились, и он просто рухнул на стул. В зале была тишина. Никто не мог и слова сказать. Сложив бумаги, судья вышел из помещения, а Том просто сидел и смотрел в одну точку. Обернувшись, он снова посмотрел на Элеонор. Из ее глаз лились слезы. Что он наделал. Что же он наделал.
Ему не позволили обнять ее. Не позволили снова попросить прощения. Его увели в наручниках и под конвоем.
Обычно, после вынесения смертного приговора и его исполнением, проходит достаточно много времени. Многие проводят в камере смертника более двадцати лет, и могут прожить, почти целую жизнь. Но можно ли это назвать жизнью? Но в этот раз все было иначе. До исполнения приговора оставался месяц.
Элеонор позволили приходить почти каждый день. Она простила его, не могла не простить. Ему это было нужно. Как можно держать обиду на человека, который и так поплатился за все сполна? Он потерял все. Он потерял ее, свою дочь, свою жизнь. Этого было достаточно. Должна ли она была быть зла? Да, но все же, она не могла не любить его. Каждый имеет право на прощение. Каждый должен быть прощен, и никто не должен умирать в одиночестве.
Казалось, что Томас просто забыл о том, что должно произойти. Он начал вести себя как прежде. Он играл с дочерью, пытался научить ее говорить. Он был прекрасным отцом все это время. Так и должно было быть.
Месяц прошел очень быстро. Нел все же пыталась убедить себя, что еще не все потеряно. Она не хотела принимать тот факт, что он, любовь всей ее жизни и отец ее ребенка скоро навсегда оставит их. Но реальность была беспощадна и ужасна. В последнюю встречу, Томас не выпускал из объятий своих любимых девочек. Он пытался быть сильным. Пытался держаться, но выходило плохо. Все они сидели в темной камере, и тихо плакали. Хотелось проснуться. Как же они хотели проснуться и понять, что все это был лишь сон.
— Я всегда буду рядом, любовь моя, — сказал Томас. — Я буду оберегать вас. Обещаю.
Мужчина крепко обнял жену и поцеловав в последний раз, взял на руки свою дочь.
— Маленькая моя, моя маленькая девочка, — шептал он, глотая слезы. — Я буду рядом. Папа всегда будет рядом.
Нел обещала не плакать. Обещала, что будет сильной. Но ей было страшно. Так страшно, как никогда.
* Комментарий Судьи после вынесенного им смертного приговора серийному убийце Теду Банди.