Проснулась в состоянии полной тревожности и гудящего сомнения. Паршивое начало дня. Сходила на кухню, поставила чайник, оглядела дрыхнущую Рию, оставила её ещё спать, приготовила на завтрак по яичнице с поджаренным хлебом и помидорами.
Села есть, но от волнения кусок встал поперек горла, так что я просто ковырялась вилкой в еде и листала почту и новости.
Предложение от Лёши встретиться вечером встретила внутренним стоном. И так сложный день, а он делает его ещё сложнее! И тут же устыдилась: он же хороший, добрый и просто хочет мне помочь и понравиться, а я веду себя холодно, как последняя скотина.
Вдох. Вдох. Вдох.
Согласие на позднюю встречу и укол стыда за собственное восприятие.
Ещё раз заглянула к Рие в надежде, что она уже проснулась и мы, наконец, сможем собраться, но нет, она всё так же спала, закинув руку за голову и избавившись от жаркого одеяла.
Я снова пошла на кухню, включила сериал, всё тот же ситком, название которого я никак не могу запомнить. Для успокоения нервов снова села за лепку - очередную птичью свистульку. Скоро смогу ими на рынке торговать - столько их скопится.
На середине работы из норы выползла Рия, лохматая, сонная, похожая на сурка. Я поставила кофе, подождала немного и через несколько минут уже приводила её в чувство магией завтрака.
- Ну что, собираемся? - спросила я, когда Рия сделала последний глоток.
- Сейчас?..
- Да... Я хочу разобраться с этим уже.
Рия наградила меня взглядом человека, категорично не готового куда-либо идти.
- Просто мы же не знаем, как долго он там будет. И будет ли вообще. Я просто знаю, что там он когда-то жил, точнее, даже был, но может же уже и не жить, вон Двадцать-то переехал.
- Угу...
- Тем более... я договорилась встретиться с Лёшей вечером.
Её глаза загорелись любопытством. Наклонилась так резко, что кофе в чашке попытался сбежать.
- Ого! Ну-ка, я жажду подробностей!
Я смутилась. Даже перед Рией неловко со всей этой темой.
- Какие подробности, он уж слишком настойчиво приглашает.
- Небось отведет тебя в фудкорт и подарит три розы! Так и будет, отвечаю!
- Да хоть бы и так. Я, честно, не особо хочу об этом думать.
- Почему?
- Потому что не очень-то хочу идти.
Она прищурилась.
- Так, зачем ты идешь тогда?
- Не знаю.
Вообще-то, я знала. Конечно же, знала, но совершенно неохота была говорить об этом кому-то, даже Рие.
- Давай, пожалуйста, собираться, Рий. А об этом подумаем потом. А то у нас приоритеты как-то скашиваются.
- И то верно. Но разговор ты мне задолжала!
Со скрипом сердца оставив скейтборд дома, я вывела Рию на улицу. На мне были всё те же бриджи, что и два дня назад, только постиранные (не рекой, мной) и зеленая футболка, а Рия надела чёрные джинсы и шифоновую узорчатую кофту.
Маленький белокурый вихрь подлетел ко мне, обнял за талию и уткнулся чумазым личиком в живот.
- Катя! Катя! Катююююша!
Маша так верно глянула на меня, продемонстрировав отсутствие нескольких молочных зубов, что нельзя было не улыбнуться в ответ.
Мне очень нравилась эта девочка, хотя с детьми особо не лажу: они очень шумные и экспрессивные, я теряюсь на их фоне. А вот Маша - она как идеальный ребенок из книжек Линдгрен. Или Крапивина, если бы у него там вообще девочки фигурировали.
- Тётя Рия! Тётя Рия! Бабушка сказала, што вас тоже Машией зовут.
Рие в её девятнадцать лет не особо нравилось быть "тётей", но отменить в детском сознании этот статус никто не мог, поэтому пришлось смириться.
Она закурила, игнорируя ропот бабушек и мой осуждающий взгляд.
- Ага, верно. Тоже Мария. Только тебя до "Маши" сокращают, а меня до "Рии".
- Оооооо! А меня тоже можно до "Рии"? Это здоровски звучит!
- Только после пятнадцати лет.
- Пятнадцати лет кого?..
- Тебя!
- Аааааа...
Маша расстроилась на секунду, а потом снова заулыбалась. Схватила меня за ладони, откинулась назад и стала раскачиваться на пятках.
- Кать, пойдем играть? В догонялки! А научишь меня на скейте кататься? А бабушке помашешь?
- Играть не могу, Маш. У меня дело очень-очень важное. Видишь, я даже без скейта - настолько важное! А бабушке помашу, конечно.
Поприветствовала издалека Елену Степановну, получила в ответ самые сердечные взмахи руками и крики "здравствуй, Катенька!" через весь двор.
- А когда вернешься, поиграешь? - не унималось дитя.
- Вернусь - поиграю.
- А когда вернешься-то?
- Не знаю. Ночью, наверное. Или завтра. Я зайду к тебе.
Она отпустила мои руки, кивнула, вытерла щеку грязной ладошкой, так что лицо стало ещё темнее, и, попрощавшись, убежала на качели.
Рия как раз докурила.
Мы ехали на автобусе номер семнадцать, и он гремел как ведро с гвоздями, подпрыгивал на каждой кочке и шатался из стороны в сторону - мы только успевали хвататься за поручни и балансировать на сиденьях.
Но через десять минут мы уже оказались на месте, вывалились на землю, словно после кораблекрушения.
- Счастливые вы девчонки! Покатались на этом автобусе, а ведь это его последняя поездка - теперь он только на покой! - крикнул нам в спину подозрительно счастливый водитель.
- Да уж, повезло так повезло... - пробормотала Рия, глядя колымаге вслед.
Немного насладившись тем, что земля стоит на месте, мы отправились к ДК: надо было всего-то пройти метров триста правее, и вот, перед нами открылся знакомый мне дворик и здание примечательной советской архитектуры - кубическая бетонная коробка в три этажа, обшарпанная и грустная, ничем не украшенная, ведь сирень, что так бушевала в мае, уже давно отцвела, хотя зелень осталась.
Некоторые окна, матовые, больше похожие на плитку, были частично выбиты. На одной стене - граффити с неразборчивым названием чего-то и рисунком кораблика.
ДК казался прохладным, словно солнце уже не могло согреть его стены.
Приложив руку к фасаду, я обнаружила, что оказалась права: камень действительно был холодным.
- Как ты в прошлый раз вошла? - Рия поднялась на крыльцо. - Дверь, кажется, заперта.
Она дёрнула за ручку и удостоверилась в своей теории.
- Я не входила, он сам пришёл.
- Хм... И что нам делать? Позвать? Попросить скинуть попить или мячик?
Я улыбнулась, хотя мысль о том, что нужно войти в заброшку откровенно меня пугала. По крайней мере, начинала пугать. До настоящего страха я ещё не дошла: во-первых, мне было слишком любопытно, а во-вторых, очень сложно бояться под таким ярким солнцем.
- Давай поищем чёрный ход.
Мы пошли в обход ДК, начали прокладывать себе путь через заросли и мусор. Асфальтовая тропинка, прилегающая плотно к фасаду, привела нас к торцу, где печальная берёза склонилась, загораживая дорогу от непрошенных гостей. Поднырнув под её ветви, мы оказались прямо у ржавого крылечка - местной "курилки" по совместительству, и чёрного выхода (или входа, тут с какой стороны посмотреть). На ступеньках стояли банки из-под кофе, исполняющие роли пепельниц, но они были наполнены водой.
Рия зажгла новую сигарету, поднялась и дёрнула ручку на себя.
С недовольным скрипом дверь отворилась. Из темноты пахнуло холодом и сыростью.
- Вот тебе и "сим-сим", - Рия потушила сигарету, бросила окурок в банку и вошла внутрь. Я пошла за ней, включила на рабочем телефоне фонарь и передала его вперед.
Перед нами замаячила еще одна дверь, сильно запахло гуталином. За дверью было светло: огромный холл, отделанный под мрамор, массивная лестница, гардеробная, стойка администратора. Одни окна, маленькие, находились со стороны входа, а со стороны лестницы - витраж метра два в высоту. Из цветных стёклышек вырисовывались кораблики, пионеры и чайки, окна пропускали через себя свет и играли радужными бликами на ступеньках.
- Ого! - голос Рии эхом отозвался по помещению.
Я шикнула, и она комично прикрыла рот ладошкой.
- Красота! - прошептала она тихо-тихо.
- Да, - так же тихо ответила я. - Как хорошо, что тут ничего не порушили.
- С учётом того, что дверь-то открыта - да. Видать, заколдованное место. Ну, или его крышует кто.
При этой фразе мне тут же начали мерещиться всякие звуки по углам. Тревожно огляделась, но нет, пусто. Рия лишь покачала головой и жестом пригласила подняться по лестнице.
Поднимаясь, я наблюдала за витражом. Мне тоже казалось, но теперь уже не ушами, а глазами, что он живой: толстые линии очертаний изгибались, кораблик немного покачивался на волнах, а пионер слегка улыбался. Сердце моё билось медленно, я была готова к тому, что, когда пионер задорно подмигнёт, оно и остановится.
Но остановилась сама: может, от движения рисунок замрёт?..
Но нет, он ещё больше разбушевался. Стеклянное море готово было вырваться из рамы и пролиться осколками вниз.
Вздрогнула, когда Рия перехватила меня за запястье, заставляя прийти в чувство. Я совсем забыла про неё в ту секунду.
- Дурёха, ты чего?
- Но витраж...
- Витраж красивый, но мы, кажется, не за ним пришли.
- Нет, я не про то. Пожалуйста, встань ко мне и посмотри.
Она опустилась на мою ступеньку и, приподняв бровь, скептично глянула на окно.
- Вот теперь гляди.
Я не была уверена в том, что это не галлюцинации из-за жары, пыли или нервов. Бывают же миражи! Так вот это - витражи.
- Ох!
Услышав этот "ох!", я поняла, что была права. Без шелухи самоубеждения и самообмана, а была права глубинно, когда осознала, что он живой.
- Он шевелится, Кать.
- Вот и я про тоже.
- Это голограмма?
- Не знаю! Но ты же видишь: он улыбается!
- Голограммы тоже могут улыбаться. Ты что, не видела то видео с японского концерта?
- Рия, ну кому нужно запускать голограмму в заброшенном ДК?
Она лишь пожала плечами.
Пионера и кораблик мы спугнули, и они замерли.
Мы поднялись и дотронулась до стекла синего и желтого, но ничего не произошло: просто лёгкая прохлада и слой пыли.
- Море волнуется раз... - пробормотала еле слышно, решая поддержать витраж в его игре.
Подождав ещё несколько секунд продолжения чуда, мы пошли дальше.
Второй этаж представлял собой небольшой холл, ведущий в концертный зал. Правда про зал мы поняли только по табличке: двери в него были прикрыты, а в щёлочку виднелся лишь потёртый красный ковёр.
Быстрым шагом Рия подошла к последней лестнице, облокотилась на перила и, закинув голову вверх, внимательно вслушалась. Затем подошла к дверям и с видом детектива, поразительно близкого к разгадке, глянула в щель.
Её вердикт звучал как "хмммм".
После секундного ожидания обернулась:
- Ну, там сцена горит. Не в смысле огнём, а в смысле свет на ней.
Я тихонько подошла и сама глянула внутрь, чуть приоткрыв дверь: и правда, стройные ряды сидений, обитые красной замшей, покоились в темноте, а сцена, прикрытая тяжелым коричневым занавесом, освещалась желтыми лампами.
Отпрянула. По спине пробежал предательский холодок.
- Тут кто-то есть!
- Ну да, в этом и смысл был, Кать. Найти тут этого мужика.
- Я знаю, но...
- Но теперь это уже не понарошку и поэтому страшно?
Спорить было глупо.
- Ну, если ты хочешь - пойдём назад. Мне-то фиолетово, на самом деле, что там с этим мужиком. Хотя не. Вру. Сама себе. Мне тоже любопытно, так что пойдем в зал. Ну, или ты оставайся здесь, а я поговорю с мужиком.
- Ты что! Я не могу тебя отпустить одну!
- Да брось, что он мне сделает? Даст денег, за которые меня скрутят менты? Подарит щенка, больного бешенством? Зная его фокусы, очень просто не нарываться на неприятности.
Поборов в себе малодушное желание сказать "да, конечно, иди на разведку!", я взяла Рию за руку и решительно (надеюсь) кивнула.
Фанерная дверь открылась тихо, нежно прошуршав по потёртому ковру. Сладковатый запах и полутьма тут же окружили нас.
Как и в большинстве залов, сиденья находились чуть под наклоном, что всегда приводило меня в архитектурное недоумение: а как же первый этаж? В детстве я старалась разглядеть наклон потолка, находясь прямо под подобными залами, но никогда не получалось.
Сейчас я тоже думала про архитектуру. Как странно, что единственный Дом культуры на весь город оказался закрыт! Конечно, власти говорили, что на реставрацию, но где же реставраторы? И вообще он выглядит очень хорошо, что тут чинить - непонятно, только окна поменять да пол помыть.
Рия резко остановилась. Я повторила.
Она жестом показала мне сесть между рядами и сама юркнула в проход.
Мы сжались за спинками кресел, высунув носы в пробелы между подлокотниками и сделались такими тихими, как могли: ещё чуть-чуть и вообще бы слились с пространством.
- Зачем? - сказала я одними губами.
Рия тыкнула пальцем в край сцены, где площадка уходила в темноту, за шторы. Там стоял человек.
Я вжалась в кресло, напрягла глаза. Свитер, брюки, головы не видно, но он явно что-то ищет. Пошёл, скрылся за кулисами, вернулся, огляделся.
Да, Хороший Господин был прежним - даже одежда та же самая. Явно занятой своими мыслями и непонятными действиями, он ходил по сцене туда-сюда ещё минут пять, и я каждый раз мертвела от ужаса, когда он подходил к краю. В сознании рисовались кадры, как он нас находит, а вот дальше голова отказывалась работать, поэтому воображение делало стоп-кадр на его злодейском лице, склонившимся над нами.
Дабы успокоить себя, начала продумывать пути к отступлению. Дверь - самый очевидный вариант, конечно. А если он станет в проходе, то можно оббежать ХГ с другой стороны кресел. В конце концов, нас двое. Можно ещё, наверное, оружие найти, реквизит какой-нибудь.
Встряхнула головой, чтоб опомниться. Я не для того сюда шла, чтобы бить этого человека, а чтоб поговорить!
Рия пихнула меня в бок. Я снова сосредоточилась на сцене как раз в ту секунду, как Хороший Господин вытаскивал зеркало в полный рост, точнее, катил, ведь оно было на колёсиках.
Появился звук: тоскливая скрипка, звучащая откуда-то сверху.
- Пожалуйста, не мешай мне, дружище, ещё ведь нет дождя.
Дождя... Помню, когда я только встретила Двадцать, как шла куда-то в ливень за музыкой. Сейчас почти уверена, что это одна и та же скрипка, которая и не думала замолкать.
- Генрих! - сказал Хороший Господин чуть строже и инструмент утих. - Спасибо.
Он повернул зеркало полубоком, и все лампы, кроме одной, погасли. Осталось лишь пятно света: софит или выбор Бога (как в фильмах) - непонятно. Хороший Господин стоял прямо под ним.
- Ты идёшь? - крикнул он.
Послышались шаги. Я ожидала увидеть скрипача, Генриха-невидимку, помня его как тонкого печального юношу с футляром из-под инструмента.
Но вышел Хороший Господин.
Ещё один.
Мы с Рией переглянулись. Даже она выглядела удивленной.
- Близнецы? - беззвучно сказала она.
Я пожала плечами. Это был самый очевидный вариант, но мне, почему-то, не верилось. Двадцать что-то говорил про это, но тогда я восприняла данную информацию как метафору.
- А где Генрих? - спросил тот, который стоял у зеркала.
- Он не хочет спускаться, - голос у второго был точно такой же. - Думаю, обиделся, что ты не разрешаешь ему играть.
- Ну не сейчас же! Вообще не вовремя!
- Это ты ему скажи.
- И скажу. Эй, Генрих! Ты красиво играешь, просто не вовремя.
В ответ раздалась короткая плаксивая нота.
- Ну что с него возьмешь...
Хорошие Господа (так их правильно будет называть?) встали рядом, у зеркала. Сами зеркальные, они ещё и отражались, так что Господ-то выходило на сцене четверо.
Я прижалась плечом к Рие покрепче. На всякий случай, вдруг мир будет рушиться, а она куда-то исчезнет. Посмотрела наверх туда, где находился таинственный Генрих, в любую секунду имевший возможность нас обнаружить и выдать скрипичной арией вместо сигнала тревоги.
Но сцена на сцене притягивала взгляд больше, чем осторожность. Рия вот вообще не отрывалась.
Хорошие Господа внимательно смотрели на себя же. Я уже запуталась, где какой.
- Думаешь, стоит?
- А у нас есть выбор?
- Конечно, есть.
- Ты прав, есть. Но я не хочу выбирать. Я хочу следовать.
- Мы и следуем. Вон, как многого добились.
- Да, но это не то. Я не понимаю, почему ничего не получается.
- У тебя не получается?
- Да, и у тебя тоже. Ты не замечал, что всё это оборачивается худом?
- Каким худом?..
- Ну, плохо. Как говорят: "нет худа без добра". Вот это самое "худо".
- Мне кажется, так не говорят.
- Может, и не говорят.
- Так почему?
- Я не знаю. Мне хотелось бы, чтобы выходило по-другому, но... Давай хотя бы радоваться, что хватает сил провести меня сюда.
- А равноценный обмен?
- А думаешь, недостаточно?
- Сам же слышишь, что нет. Оттуда прямо звон идёт.
- Не знаю. Слышу, но не хочу. Это противно.
- А что ещё делать? На войне как на войне.
- Но мы не на войне.
- Это вопрос выживания.
- Чьего?
- Моего! Перестань! Не заставляй нас сомневаться.
- Я просто хочу, чтобы всё было хорошо.
- И будет. У меня. Здесь. Только нужно ещё одного вытащить - и мы на шаг ближе.
- Ладно. Давай. Но о жертве давай ещё подумаем?
- Да. Хорошо. Но нам нельзя разделяться, а по-другому не выйдет.
- Тогда начнём уже?
- Да, давай.
Они взялись за руки. Отражения повторили. Темнота сгустилась вокруг единственного светлого пятна, стала звеняще-перестукивающей. Мне всё казалось, что тьма эта - не отсутствие света, а тени темнее черного подкрались на мягких лапах и с любопытством наблюдают за происходящим.
В унисон, словно мальчишки, вызывающие Пиковую даму, Хорошие Господа начали говорить:
- В сером-сером мире, куда ведет путь через землю, там, где звучит гармонь и ходят те, кто не знает, куда идти, живу я. Я живу на сорок шестой улице, ожидая трамвая, смотрю в окно, но у моего дома нет дорог. Это мой единственный дом. Я кормлю птиц, и они не летят больше. Я кормлю рыб, и они больше не плывут. Я кормлю себя и не могу больше жить. На сорок шестой улице, где никогда на ходят трамваи, была война. Война, что расколола меня на осколки. Я порезался и заплакал, я рассыпался и отразился. Я упал вниз. Я собираю себя по частям. Я собираю себя по частям. Я...
Один из них замахнулся и зеркало с оглушающим звоном брызнуло пятнами света.
Я зажмурилась и закрыла уши, настолько громкой и яркой была смерть отражения. Боялась посмотреть снова, но всё же заставила себя.
Рама лежала на дощатом полу, вокруг - миллионы осколков, среди них, как остров посреди океана, стоял Хороший Господин. Третий.
Точно такой же свитер, брючные штаны, серые волосы.
- Ну вот, - огляделся он. - Опять убираться.
- Что уж поделать.
- Ничего, там есть швабра, я схожу.
- Хорошо.
Осколочный (он ещё не ушел, поэтому я могла понять, что это он) протянул руку вверх, к лампам.
- Какой славный тут воздух.
- Хороший, да.
- Моя комната наверху.
- Ага.
- Пойдем. Там есть еда и чай, я там всё обустроил. Мне Генрих помог. Генрих! Геееенрих!!! Видать, он пошел чайник ставить.
Вернулся второй (или первый?) с двумя вениками и одним совком.
- Давайте подметем сначала.
Втроем они быстро убрали беспорядок, выбрасывая мусор куда-то за сценой. Мы с Рией всё это время сидели как кролики, пойманные в силки, но проведшие там достаточно времени, чтоб понять: вырываться бесполезно, надо сделать так, чтоб тебя не заметили.
Чтоб про тебя забыли.
Хорошие Господа начали спускаться со сцены.
Мое сердце пропустило пару ударов. Мы сидели слишком близко к проходу. Рия дёрнула меня за рукав. Я вздрогнула. Руки дрожали, а мыслей в голове было ноль.
Подруга ползком, как можно бесшумнее, продвинулась на пару метров вглубь ряда, таща меня за собой, а потом легла, потянув меня за плечи вниз. Я опустилась, по её примеру постаравшись забиться под откидные сиденья.
Хорошие Господа были ближе: слышались их голоса, обсуждающие, почему-то, гречку, а через секунду их макушки появились над спинками сидений, затем показались головы, плечи, и вот все трое мужчин неспешно, блеклыми силуэтами прошли мимо, а затем голоса удались, дверь хлопнула, приглушенные шаги и вот - тишина.
Ещё несколько минут мы лежали. Потом Рия тихонечко пихнула меня ногой в бок.
Поднялась.
- Повезло нам, что они поленились включать свет! - прошептала Рия мне на ухо.
Я приложила ладонь к груди. Моё несмелое сердце явно объявило бунт таким вот стрессовым приключениям, так что сил хватило разве что на кивок. Страшно хотелось пить.
Рия показала на выход, приподнялась, огляделась и, крадучись, направилась к двери.
Следуя за ней шаг в шаг, я обернулась: сцена посветлела, будто те самые тени потеряли всяческий интерес к происходящему и дружно приняли решение разбрестись по городу.
Словно два партизана, вздрагивая от каждого шороха и настороженно оглядываясь, мы шли к выходу. Пришлось побороть в себе соблазн снова застыть у витража: хватит с меня мировых чудачеств, я просто хочу оказаться в безопасности!
Но перед самым выходом в нафталиновый коридор всё же обернулась, и кораблик весело подпрыгнул на волне.
****
Несколько кварталов мы пересекли спринтерским шагом, оглядываясь, выслеживая "хвост", хотя и знали, что никто за ними не последовал, а если и последовал, то давным-давно отстал.
Мы были почти в этом уверены.
Хотя, как это всегда и бывает, на самом деле мы не были уверены вообще ни в чём.
- Так, всё! - Рия села на лавку. - Если кто-то постарается тут нас достать - я объявляю бой, но никак не бегство.
Я села рядом.
Двор, который нас принял, оказался затенен. Розовая пятиэтажка, деревья с неё ростом, мягкие игрушки и цветник, из жителей только кот селёдочной расцветки.
Я закрыла глаза. Прислушалась к себе, хотя нет, даже не к себе, а к миру вокруг, и не услышала тревоги.
- Хорошо, да. Давай посидим тут.
Минуты две наслаждались тишиной и тем, что могли дышать спокойно. Тополиный пух ластился к ногам, бабочки порхали вокруг цветов, из одного окна слышалось пианино, исполняющее "Лунную сонату". Мелодия доиграла до конца, после Рия сказала:
- Это было круто.
- Да? Мне было страшно.
- Мне тоже. Очень. Но и круто. Круто, что это было не то, что мы искали, наверно. Не просто какой-то печальный мужик, который просто не справляется с задачей не быть мудаком, а...Что это было? Кать? Зеркальные отражения, которые выходят к нам?
Перед глазами снова встала смерть зеркала.
- Да, я тоже примерно так и поняла.
- Только вот про что они говорили - не слишком-то понятно. Я пытаюсь вспомнить.
- Было что-то про недостаток ресурса, замену...
- Как думаешь, это тройняшки?
Покачала головой. Всё ещё не появлялась нужного ощущения.
- Нет.
Подул ветер и принёс с собой прошлогодние листья и обёртку из-под мороженого. Мы снова замолчали.
Сидели и думали, думали и сидели. Я поджала ноги и уткнулась в коленки.
- Думаю, ты должна рассказать об этом Двадцать, - сказала подруга.
Глянула одним глазом на Рию, какую-то страшно мудрую и уставшую в ту секунду.
- Да, думаю, надо. Хочешь со мной? Ты же ещё не видела "Джомбу". А она классная, её стоит увидеть.
- Я думаю, что увижу её в другой раз. Сейчас я хочу что-то очень приземленное: приготовить обед или пойти с ребятами на вписку. Прочистить голову, чтоб вечером думать об этом с... как назвать-то? Не с чистого листа, но со свежего взгляда, короче.
- На трезвую голову. Хорошо, тогда, я думаю, поеду сейчас. А вечером передам тебе новости.
Рия встала, по-кошачьи выгнулась к солнышку, разминая мышцы.
- Я тебя только умоляю: не пропадай на ночь! А если вздумаешь пропасть - пошли весточку, хоть голубя, хоть что.
Я улыбнулась:
- Пошлю ласточку.