Запах его дыхания. Это что-то кислое – пиво и сигаретный дым. Он снова наваливается на меня сзади, железная пряжка ремня царапается сквозь тонкую ткань домашних шорт, а вокруг нас – темнота, словно мы под прожекторами, тогда как вокруг – зрители. Жесткие пальцы впиваются мне в шею, должно быть, до красных отметин, и это не по сценарию: я хватаю ртом воздух, давлюсь и просыпаюсь.
За окном светает, я бездумно рассматриваю заливающийся розовым горизонт, пока растираю шею: дыхание перехватывает, будто пальцы Чака и правда сжимали мое горло минутой назад. У меня холодные ладони – я дышу на них и зажмуриваюсь, потому что плакать хочется до глупого. Я вроде бы не одна в доме, где-то за стенкой спят Гарри и его сестра, но я не могу рассказать им, как мне на самом деле страшно, а потому – всё равно, что одна.
Кажется, что прошла целая жизнь с тех пор, как я залезла к Стайлсу в машину, но, может быть, в этом всё и дело: сделав круг, я осталась всё той же маленькой девочкой, которая отчаянно храбрится, но продолжает искать защиты у старших; не повзрослела ни на секунду.
Я натягиваю джинсы и свитер, приглаживаю волосы и спускаюсь в гостиную. Здесь темно, но не пусто: Ватсон спрыгивает с дивана мне навстречу, и я подхватываю его на руки, чувствуя, как теплый шершавый язычок принимается вылизывать мои ладони. Я целую пса в макушку, смаргивая глупые слезы, и мы со щенком идем в холл, где я цепляю на ноги кеды, прежде чем выйти на крыльцо - снаружи свежо и пахнет дождем. Небо над нами затянуто тучами, а ветер пронизывает до костей, так что я зябко передергиваю плечами и скорее отпускаю Ватсона, который тут же отбегает от меня, чтобы обнюхать ближайший куст и пристроиться возле него.
Я расшнуровываю кеды, присев на пуфик, когда из гостиной доносится недовольный голос Стайлса:
- Оставила всё и ушла?
Чудесно: похоже, я вернулась в самый разгар семейного скандала. Ватсон сбегает на кухню, а я невольно съеживаюсь, вспоминая одного из бывших приятелей мамы – Питера, который частенько прикладывался к бутылке. Каждое его возвращение в наш дом сопровождалось громкой руганью с битьем посуды и обещаниями матери вызвать полицию, если Питер скажет ещё хоть слово. Мне тогда было восемь лет, и я хорошо запомнила оранжевую спецовку Питера, его добрые светлые глаза и леденцы в форме петушков, которые он приносил мне с работы. Но вместе со счастливыми воспоминаниями шли закрытые двери маминой спальни, крики с кухни, из-за которых я не могла уснуть и пряталась под одеялом, свернувшись клубочком на кровати, и синяки - мама каждое утро закрашивала их перед зеркалом.
Погруженная в воспоминания я не слышу ответа девушки на вопрос Гарри и опускаю голые ступни на пол, не зная, стоит ли мне подняться и пройти в гостиную или остаться на месте? Решаются вопросы семьи, к которой я не имею никакого отношения, но мне прекрасно слышно всё из холла, и это очень похоже на то, как если бы я подслушивала. Черт возьми.
- Джемма, - кажется, что даже отсюда я различаю тяжелый вздох Гарри, - это твой дом. И ты не можешь каждому своему парню оставлять по квартире, даже если ему некуда пойти. Пусть поживет у друзей.
Я закусываю губу. Это какое-то проклятье: слышать разговоры, не для твоих ушей предназначенные. Стараюсь шуметь как можно громче, чтобы меня заметили: ногой задвигаю ящик с обувью, поднимаюсь и снова открываю и запираю входную дверь, но из гостиной так никто и не выглядывает: спор в самом разгаре.
- Я рад, что ты здесь, - возражает Гарри, - но как ты собираешься объяснить маме, почему остановилась у меня?
Джемма или молчит, или отвечает так тихо, что её слов я снова не разбираю, зато понимаю, что из холла могу пробраться на кухню и беспрепятственно заняться завтраком. Но стоит мне сделать несколько шагов, как из гостиной выходит Гарри: он хмурится и сжимает в руках темно-коричневый свитер.
- Доброе утро, - с трудом выдавливаю я. Мне безумно неловко из-за того, что снова стала свидетелем чужого разговора, и я переступаю с ноги на ногу, не зная, куда себя деть.
Стайлс кивает, натягивая кофту. Он выглядит усталым, как будто не спал всю ночь, а его пальцы сминают пустую сигаретную пачку. Вполне возможно, что я чего-то не понимаю, но разве курение не вредит голосу?
Гарри на мгновение прикрывает глаза, говорит:
- Мне пора на саундчек, - и оглядывается, чтобы взглянуть то ли на сидящую в кресле Джемму – она кажется неестественно маленькой в нем, то ли на свернувшегося у неё на коленях щенка.
- Спасибо, что погуляла с Ватсоном, - продолжает Стайлс, приглаживая одной рукой взъерошенные волосы.
- Это вроде моя работа? – после короткого молчания отвечаю я, и Гарри поднимает голову, отвлекаясь от телефона, на котором мгновение назад что-то проверял.
Я всё пыталась разобраться, откуда возникает эта неловкость между мной и звездным мальчиком. Он старше меня всего на два года – не такая уж большая разница, чтобы смущаться или чувствовать себя рядом с человеком неловко, но вот этот человек поднимает голову, просто смотрит на меня, и я понимаю: у двадцатилетнего парня не может быть такого усталого взгляда. Это нормально, нормально – может быть, если повторить это несколько раз, мне удастся сглотнуть тугой комок в горле и поверить в собственные слова. А пока что я слышу только, как колотится сердце в груди, и стараюсь улыбнуться.
- Да, конечно, - откликается Стайлс, убирая телефон в карман джинсов и качая головой, мол, сам не понимаю, что несу.
Интересно, он задумывался когда-нибудь о том, как может выглядеть со стороны с этими его странными скачками настроения?
- Кстати, - усмехается Гарри, проходя мимо меня к двери, чтобы забрать со столика возле неё очки и ключи от машины. – Можешь обрадовать свою подругу. Часа через полтора тебе завезут билет на концерт. Позвонят в домофон и представятся Полом Хиггинсом. Ответишь и заберешь у охранника конверт. Справишься?
Я смотрю на Стайлса во все глаза, потому что вот он оборачивается, и снова эта ухмылка и блеск в глазах: он становится холодным и саркастичным, каким я и привыкла его видеть большую часть времени. Еле сдерживаюсь от того, чтобы не возвести глаза к потолку, потому что мне семнадцать, а не семь лет, но вовремя спохватываюсь и отвечаю откровенно смеющемуся надо мной парню:
- Спасибо.
- Без проблем, - отмахивается он и снова смотрит в сторону гостиной.
Как бы Гарри ни сердился на сестру, он продолжает волноваться и заботиться о ней – его ладонь уже опустилась на дверную ручку, но, должно быть, мысленно он всё ещё рядом с Джеммой в гостиной.
- С ней всё будет хорошо? – спрашиваю, и Стайлс переводит на меня хмурый взгляд.
Попалась. Я прикусываю язык, но слишком поздно. Если Гарри и замечает мою оплошность, то не подает виду, только неопределенно ведет плечами и неожиданно мягко произносит:
- Будет, когда, наконец, повзрослеет.
Хлопает входная дверь – Стайлс уходит, а я остаюсь стоять посреди холла, ошеломленная его словами.
У Джеммы красные глаза. Сейчас, когда она сидит на самом краешке кресла, судорожно вцепившись в подлокотники, я стараюсь не смотреть на неё, потому что не знаю, имею ли право спрашивать о чем-либо или обещать, что всё будет в порядке. Стою в дверях гостиной, опершись плечом о косяк, и вспоминаю свою школьную подругу Ники, с которой мы одно время близко общались. В самом начале выпускного класса – 18-го сентября – парень Ники разбился на мотоцикле. Когда подруга немного пришла в себя, родители заставили её пойти на занятия, чтобы, по их словам, переключиться. В школе все наперебой уверяли Ники, что всё будет хорошо, мол, она сильная, справится, на что девушка только кивала. Мне казалось, что она попросту не слышит обращенных к ней слов, пока одна из девочек, с которой мы вместе ходили на тригонометрию, не пообещала Ники, что вскоре все наладится. Мне хорошо запомнился тот момент: Ники вскинула голову и улыбнулась жутковатой улыбкой, от которой у меня всё похолодело внутри, а после усмехнулась.
- Ничего уже не наладится, - отрезала она.
Это была ничем не прикрытая правда, и мы все это знали, но как же страшно она прозвучала.
- Давай выпьем кофе, - предлагает Джемма, и я поднимаю голову, встречаясь с ней взглядом – она слабо мне улыбается, и я киваю.
Мы уминаем коробку шоколадных пирожных, пока болтаем о всякой ерунде, когда из холла доносится звонок домофона.
- Это, наверное, Пол, - замечает Джемма и снова очаровательно улыбается, заправляя за ухо выбившуюся на глаза прядь волос: - В работе у одного из солистов известной группы, есть свои плюсы, да?
В её голосе не звучит особой радости, когда она говорит об успехах брата, и я не знаю, причина этого в недавней ссоре между ними или в том, что старший ребенок в их семье добился меньшего признания, чем младший, но о таком, конечно же, не спрашивают. Мне остается только кивнуть, подняться с места, отставить наши с Джеммой чашки в мойку и выйти из кухни.
Когда несколько минут спустя я звоню Стейси, мне едва удается сдерживать смех. Передо мной на коленях лежит белый конверт, оборотная сторона которого подписана «Для Хезер Рид», - а внутри я нахожу два билета. Стайлс, должно быть, проигнорировал мое замечание о том, что я не фанатка One Direction, и теперь я держу в руках совершенно одинаковые пригласительные в красную фан-зону.
- Алло.
- Угадай, что я организовала тебе с One Direction? – начинаю я, прежде чем подруга успевает отругать меня. На часах половина одиннадцатого, и Стейси, наверное, ещё спала, пока я набирала её номер.
- С One Direction? – рассеянно откликается подруга.
- Угу, - довольно отвечаю я, улыбаясь в трубку, потому что очень хорошо представляю, как Стейси сидит на разобранной постели и трет глаза.
- Я не понимаю, - неуверенно проговаривает Стейси, и я закатываю глаза. Вроде бы умная девушка, но стоит кому-нибудь заговорить об этих парнях, как у неё отключается всякое логическое мышление.
- Помнишь, как ты жаловалась мне, что все билеты на их концерт раскупили?
- Да, - признается Стейси, немного помолчав, потому что «жаловалась» - это очень слабо сказано.
- А теперь угадай, у кого есть два пригласительных на сегодняшний концерт?
Я на всякий случай отодвигаю трубку от уха, готовясь услышать радостный вопль, но на том конце провода повисает оглушительная тишина. Это настолько не похоже на шумную Стейси, что через несколько секунд я с беспокойством окликаю её:
- Эй, всё нормально?
- Хезер, - выдыхает подруга. – Чертовка.
Я смеюсь, но Стейси быстро приходит в себя и перебивает меня:
- Встречаемся через полтора часа у метро Wembley Park.
Я сверяюсь с билетами.
- Но здесь сказано, что впускать на стадион начинают только с пяти часов.
- Ты хоть представляешь, какие там будут очереди? – раздраженно выдыхает подруга, и по шуму воды я понимаю, что Стейси уже добралась до ванной.
- Хорошо, - покорно отвечаю я, понимая, что с фанатками спорить бесполезно. – Встретимся у метро в двенадцать.
Футболка, джинсы и старые кеды идеально подходят для концерта, на котором меня наверняка затолкают – я убеждаю себя в этом, пока принимаю душ и собираюсь, но одновременно с тем понимаю, что как бы я ни оттягивала момент, но мне придется вернуться домой за вещами и мобильным телефоном. Хорошо, что в тот злополучный вечер я не успела вытащить ключи из кармана джинсов и всё ещё могу попасть в дом без ведома Чака.
Когда я приезжаю на станцию метро Wembley Park, на часах ещё нет двенадцати, но Стейси уже ждет меня на платформе, и это беспрецедентный случай. Собираюсь было подшутить над подругой, выходя из вагона поезда, но смотрю на неё, выряженную в шорты и голубую футболку с изображением парней из группы, и проглатываю свои замечания; она всё равно меня не услышит.
- Идем скорее, - волнение в светлых глазах, ледяные пальцы сжимают мою ладонь, и мы со Стейси бежим к выходу из метро, как будто концерт должен вот-вот начаться, а ворота закроют с минуты на минуту. Это сумасшествие. Абсолютное.
Как бы я ни отплевывалась и ни открещивалась от творящегося вокруг хаоса, остаться равнодушной не получается при всём желании, когда оказываешься частью огромной толпы, в которую нас затягивает ещё по дороге от метро к стадиону. Вокруг – девчонки всех возможных возрастов; почти у каждой – что-то с символикой 1D, так что у меня начинает немного рябить в глазах, а к горлу подкатывает тошнота. Они бегут, прыгают, размахивают самодельными плакатами, смеются, орут песни, некоторые из которых кажутся мне смутно знакомыми, и я напрягаюсь, когда представляю, как странно, наверное, буду выглядеть на концерте. Я не знаю наизусть ни одной песни – в голове какие-то обрывки из слов, и только.
Мне хочется развернуться и уйти, потому что я отчетливо представляю, какими будут следующие несколько часов моей жизни. Стейси говорит, что красная зона – это возле сцены, и нам нужно встать как можно ближе, а я в ужасе зажмуриваюсь, потому что, кажется, окружающие нас девочки не постыдятся и раздавить кого-нибудь, лишь бы добраться до тел кумиров. Сейчас я уже не могу винить Стайлса за грубость в машине, когда он только-только обнаружил меня: любой бы на его месте испугался.
Но Стейси оборачивается и улыбается мне так радостно, что я не решаюсь сказать, что хочу уйти. Испортить подруге настроение будет нечестно, ведь я сама попросила Стайлса о билетах на концерт. На самом деле, о билете, но не возвращать же было один охраннику, который и так осматривал меня с безмерным удивлением, будто никогда прежде не видел в доме Гарри девушек. Это просто смешно. Я сильнее сжимаю ладонь Стейси, чтобы нас не разделило толпой, и радуюсь тому, что погода разгулялась: из-за облаков выглянуло солнце, заливая площадь у арены светом.
В конце концов, мы находим нужную очередь и пристраиваемся в самом хвосте, где у нас проверяют билеты, после чего выдают браслеты – красные, по цвету зоны. За следующие несколько часов я успеваю наслушаться песен One Direction до такой степени, что у меня кругом идет голова. Присаживаюсь прямо на нагретые солнцем плиты и прикрываю глаза, прислушиваясь к звонкому голосу Стейси, которая спорит с группой незнакомых девочек о том, принадлежит Стайлс к представителям нетрадиционной ориентации или нет. Мне хочется громко фыркнуть, потому что, черт возьми, они его видели вообще? Но я вовремя прикусываю язык, понимая, что прозвучу откровенно глупо – ещё вчера я не могла запомнить имени сестры парня, а сегодня утверждаю, что он не гей. Оглушенная внезапно свалившимся на неё счастьем Стейси даже не спросила, откуда у меня билеты на шоу, но я уверена, что ближе к вечеру, когда парни отыграют последнюю песню, этот вопрос придет подруге в голову.
Настоящее светопреставление начинается, когда охранники открывают ворота и пропускают толпу на стадион. Стейси тянет меня за руку, и мы бежим в нашу зону – на самом деле, я не вижу перед собой ничего, кроме кудряшек Стейси, скрепленных заколками; весь остальной мир проносится мимо разноцветными пятнами, и я едва перевожу дух, чувствуя, как колит в боку, когда мы, наконец, останавливаемся. Подруга упрямо работает локтями, и мы проталкиваемся в третий от сцены ряд: толпа сжимается вокруг нас – железная застежка на рюкзаке стоящей впереди меня девчонки упирается мне в живот, и это до того напоминает мне сцену из ночного кошмара, что я вздрагиваю, сильнее стискивая в пальцах влажную ладонь подруги.
- Всё нормально? – она встревожено смотрит на меня, и я замечаю у неё над глазом след от туши.
Я сглатываю: мне хочется пить, дышать удается с трудом, но я вымученно улыбаюсь и тянусь, чтобы убрать черный след от косметики с лица Стейси.
- Если станет плохо, скажи, - предупреждает меня подруга; она знает, что у меня легкая форма клаустрофобии: я безумно боюсь застрять в лифте, и в толпе мне не по себе, но здесь – посреди шумного стадиона, возможно, у меня откроется второе дыхание. Вокруг царит такая сумасшедшая энергетика, воздух настолько пропитан эмоциями, что я не могу не ощущать приятного волнения, которое только усиливается, когда на экранах над нашими головами начинают крутить музыкальные клипы. После идет голосовая инструкция от группы, в которой фанатов просят не толкаться, соблюдать спокойствие и обещают сразу же остановить концерт, если начнется давка.
Когда на сцену выходит четверо парней, в которых я не узнаю ни одного из участников One Direction, Стейси наклоняется ко мне и кричит:
- Это 5 Seconds of Summer. Они выступают на разогреве.
Я оборачиваюсь к подруге: у неё расширенные зрачки, будто она под кайфом, но на самом деле – просто очень взбудоражена. Когда раздаются первые гитарные аккорды, толпа приходит в движение: Стейси вцепляется в мою руку чуть повыше локтя как раз в тот момент, когда волной меня отбрасывает на стоящую впереди девушку с ярко-рыжими волосами, а после назад, где я наступаю кому-то на ногу.
Визг бас-гитары, крики и возгласы девушек вокруг сливаются для меня в один заунывный звук, и я сосредотачиваюсь только на том, чтобы не упасть, когда толпа снова делает волну. Стейси смеется – волосы спадают ей на глаза волнистыми прядями, и она то и дело отбрасывает их рукой, не забывая держать меня и держаться самой.
- Это только начало, - выдыхает она, когда нам удается немного придти в себя.
Очень жарко. Я вижу, как капелька пота сбегает у Стейси по шее, и в который раз удивляюсь: неужели всё это стоит того, чтобы увидеть их? Не поговорить или хотя бы дотронуться, но просто увидеть?
Я стараюсь дышать носом, чтобы не дай Бог не свалиться в обморок. Не знаю, на чем держусь, но со следующей песней неизвестной мне группы, которая, стоит признать, неплоха, хоть слов я не слышу из-за стоящего вокруг визга (мне уже давно заложило уши), нас со Стейси снова отбрасывает вперед, и вот мы уже протискиваемся во второй от сцены ряд.
- Останемся здесь, - кричит подруга, и я киваю. От стоящей слева от меня девушки так сильно пахнет духами, что меня начинает мутить, и я приподнимаюсь на цыпочки, стараясь глотнуть немного свежего воздуха.
Группа разогрева выступает около часа. За это время трибуны постепенно заполняются, и позади нас набивается толпа народа. Стейси делает панорамный снимок – руки у неё заметно дрожат от едва сдерживаемых чувств, а я немного привыкаю к духоте и успокаиваюсь, когда перестает кружиться голова.
Когда 5 SOS покидают сцену, нам повторяют инструкцию по технике безопасности, после чего на экранах показывают видео с парнями из One Direction, от чего весь стадион буквально взрывается криками. Если я думала, что фанаты раньше были громкими, то ошибалась: визжали, кажется, теперь абсолютно все. Когда на большом дисплее прямо передо мной появляется изображение Стайлса в подводной маске, я не сдерживаю смеха – он, наверное, звучит немного истерично, но я надеюсь, что его никто не слышит, и почти чувствую, как выходит из легких горячий воздух вместе с этими смешками.
Первые звуки ударных разносятся по стадиону. Я кожей ощущаю повисшее в толпе напряжение – оно держится всего пару секунд, а после One Direction выбегают на сцену, и мне приходится зажать уши. Стоящая впереди меня девушка – та самая, с оранжевыми волосами – подается назад, и я вижу слезы на её лице, которых она будто бы и не замечает и не стирает. Слезы на щеках, а на губах - улыбка.
Я не ору песни вместе со всеми, потому что не знаю слов, но в какой-то момент ловлю себя на том, что выискиваю на сцене Гарри. Это удивительно, как преображается его лицо, когда он машет фанатам, а потом смеется, запрокидывая голову назад. Как он бегает по сцене, нелепо размахивая руками и даже не пытаясь танцевать. Проблемы с хореографией, кажется, у всех, кроме Лиама, что разрывается между секторами и старается оказаться одновременно во всех концах сцены.
Мне странно видеть Стайлса таким живым – с блестящими глазами и ямочками на щеках от улыбки. Мне странно закусывать губу на его соло, когда он тянет ноты, а на экранах появляется его лицо и шея с вздувшимися от напряжения венами. Он чудно держит микрофон, почти касаясь указательным пальцем губ, а после посылает фанаткам воздушные поцелуи, и я теряюсь, потому что два образа – этот Гарри и тот, которого знаю я – не складываются в одно целое. Или, может быть, я не нахожу им общего знаменателя.
Когда парни исполняют несколько песен, и вперед выходит Найл, который говорит о том, как рад выступать в Уэмбли, Стейси толкает меня в бок.
- Что? – перевожу на неё взгляд и вижу, как она раскраснелась, до хрипоты подпевая ребятам и прыгая вместе с толпой. Должно быть, я со стороны выгляжу ещё краше.
- Ты пялишься, - замечает Стейси и неожиданно обнимает меня за плечи. - А я говорила, что Стайлс великолепен, - шепчет она мне на ухо, и черт – мне хочется развернуться, пробиться сквозь толпу визжащих девушек и спрятаться где-нибудь, потому что наедине Гарри вовсе не казался мне таким милым, какой он есть сейчас.
Добрый. И я ничего не понимаю, если честно.
Не хочу делать поспешных выводов о настоящем Гарри Стайлсе, а потому неопределенно пожимаю плечами и бормочу что-то о том, что Стайлс чаще всего мелькает у меня перед глазами, на что подруга только ухмыляется. Конечно, она мне не верит, но самое главное, я не знаю, во что теперь верить мне. Кому из них.
На одной из песен - Стейси говорит, что это Happily - толпу обсыпает красными лентами конфетти, и подруга смеется, словно маленькая девочка, перехватывая одну в воздухе и сжимая её в руках. А на Alive небо над стадионом озаряется золотистыми фейерверками, и толпа восхищенно ахает, чуть сжимаясь, от чего вылившая на себя флакон духов девушка снова оказывается возле меня.
На самом деле, если вы хотите увидеть толпу плачущих маленьких девочек, сходите на концерт One Direction. В какой-то момент я перестаю обращать внимание на слезы на щеках своих соседок и сосредотачиваюсь на концерте. Стейси начинает хлюпать носом во время You&I, а когда я нахожу и сжимаю её ладонь, подруга прижимается ко мне, и я не знаю – плачет она или смеется, потому что вижу только её вздрагивающие плечи.
Мне особенно запоминаются три выступления – Little Things, Better Than Words и Story Of My Life. Стейси кричит мне название перед каждой песней, и я вижу, как оглядывается на нас несколько фанаток, награждая меня такими взглядами, будто я спрашиваю имена парней, на что я только улыбаюсь, потому что, если честно, эти девочки выглядят так забавно со своей необоснованной ревностью к каждой девушке на стадионе.
Когда Стайлс просит толпу немного покричать, я зажимаю уши ладонями, потому что становится очень громко, и замечаю, как едва заметно улыбается появившийся на экране Зейн, который, кажется, очень неуютно чувствует себя на сцене.
Небо над стадионом постепенно темнеет, и наступает момент, когда подруга говорит, что следующая песня – последняя. Истерика среди фанаток к тому моменту достигает пика. Я не понимаю их слез, но, возможно, тоже плакала бы, если бы в первый и, должно быть, последний раз видела своих кумиров.
Они не увидят Гарри Стайлса дома.
Боже, что за нелепость.
Как только последние звуки Best Song Ever повисают в воздухе, а сцена гаснет, Стейси хватает меня за руку и тянет к выходу.
- Быстрее, - кричит она, вызывая у меня стойкое ощущение дежавю, и мы начинаем пробиваться сквозь толпу.
Стейси эмоционально опустошена – только так я могу объяснить то, что дорога домой проходит в полной тишине. Подруга отвозит меня в Хэмпстед-Хит, и я прошу её остановиться возле поворота, где вчера меня высадил таксист.
- Мне всё ещё интересно, где ты достала билеты, - выпаливает Стейси, когда я слезаю с мопеда.
Этот вопрос не давал ей покоя весь вечер, я вижу по её глазам.
- И почему мы приехали сюда? – продолжает подруга.
Я молчу, а она закусывает губу и вздыхает.
- Хорошо, - говорит после недолгого молчания. – Ничего противозаконного?
Качаю головой.
- И никакой проституции или наркотиков?
Я вскидываю голову, но в темноте не могу разобрать, серьёзно Стейси или смеется.
- С ума сошла? – обижаюсь.
- Просто волнуюсь за тебя, - замечает она.
- Спасибо, - только и могу ответить я, прежде чем обнять её.
Выпуская во двор Ватсона, я думаю, что если и могу рассказать кому-то о том, что случайно забралась в машину к известному на весь мир певцу, то только Стейси.
По дороге со стадиона я решаю не дожидаться Гарри или Джемму, а выгулять Ватсона и сразу лечь спать, но в доме царит такая неестественная и напряженная тишина без Стайлсов, что я зажигаю свет в холле, гостиной и кухне, после чего устраиваюсь на диване со щенком и снова берусь за книжку. Проходит почти три часа, а у меня по-прежнему сна ни в одном глазу, и я, наконец, признаю, что мне просто страшно. Страшно закрывать глаза в огромном пустом доме. Страшно снова увидеть во сне отчима.
Поэтому когда по прошествии двадцати минут хлопает входная дверь, я с облегчением вздыхаю: слава всем богам, я могу отправиться спать. Слезаю с дивана, расправляю покрывало, затем выхожу в холл и сразу понимаю: у Гарри Стайлса другие планы на мой счет. Один из возможных вариантов: помочь звездному мальчику добраться до постели, чтобы он не свалился с лестницы и не свернул себе ненароком шею.
В голове до того отчетливо встает образ Питера, что я невольно зажмуриваюсь и потираю ноющие виски, прежде чем окликнуть прислонившегося к двери Стайлса:
- Привет.
- Привет, - расплывается в улыбке он, взмахивая рукой, и только тогда я вижу, что с правой стороны его пиджак весь в пыли.
Он что, где-то падал?
- Как ты добрался в таком состоянии? – тихо интересуюсь я, подходя ближе.
- На такси, - делает шаг ко мне и хватается за край обувного шкафчика.
Чудесно.
- Спасибо, что додумался вызвать машину.
- Я никогда не сажусь за руль пьяным, - неожиданно почти отчетливо произносит Стайлс, и я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Какая прелесть.
- Иди сюда, - тяжело вздыхаю я, и Гарри делает неуверенный шаг мне навстречу и хватается за мою ладонь. У него горячие пальцы, не сравнить с моими. - Давай снимем с тебя это.
Стайлс позволяет мне стащить с него пиджак, у которого оказывается порванным рукав, и пока я с тоской осматриваю испорченную вещь, расшнуровывает ботинки и стягивает их с ног вместе с носками.
- Что с твоими руками? – спрашиваю, замечая ссадины у Гарри на ладонях.
Он вскидывает голову и снова мне улыбается, а я теряюсь, потому что сейчас он выглядит таким беззащитным и усталым, что мне хотелось бы, чтобы здесь были его сестра или мать, что могли бы помочь ему.
- Ты знала, что кусты у меня во дворе с колючками? – весело спрашивает он, приподнимая брови.
Его глаза пьяно блестят, и я качаю головой, потому что даже в таком состоянии – едва удерживаясь на ногах, он умудряется выглядеть до обидного привлекательно. И как это у него получается?
И я могу, конечно, оставить его прямо здесь: в прихожей есть небольшой диванчик, где Стайлс мог бы даже вздремнуть, но совесть не позволяет мне его бросить, и я говорю:
- Поднимайся.
- Куда? – удивляется он.
Только бы не засмеяться.
- Промывать твои боевые ранения, - стараясь сохранить серьёзную мину, откликаюсь я.
Гарри почти весит на мне, а, на секундочку, в нем явно больше моих пятидесяти килограммов, поэтому я прошу:
- Эй, не наваливайся на меня. Я тебя не донесу.
- Прости, - бормочет он, хватаясь за мои плечи и перестраиваясь, чтобы пойти позади. Я стараюсь не обращать внимания на то, как его дыхание теплом взъерошивает мне волосы, и открываю дверь в ванную, пропуская Гарри вперед.
- Только не упади, - предупреждаю его я, и он опирается на стиральную машинку, прежде чем опуститься на край ванной и вздохнуть.
- По какому случаю праздник? – стараясь звучать равнодушно, спрашиваю я.
- Отыграли концерт в Уэмбли, - шепчет Гарри.
- И? – я достаю аптечку из шкафчика, а из неё – антисептик.
- Я с детства мечтал собрать этот стадион.
Да, а я в детстве о розовом пони мечтала.
Молчу, открывая краны и регулируя температуру воды, потом перевожу взгляд на парня, который сидит, опустив голову и сжав пальцами края ванной, и тихо говорю:
- Поздравляю.
- Спасибо.
В ванной повисает тишина. Гарри не издает ни звука, пока я обрабатываю его ладони из баллончика, хотя эта штука должна, наверное, жутко щипать.
- Ну, всё, герой дня, - смеюсь, убирая аптечку на место. – Жить будешь.
- Ты была на концерте? – с неожиданным интересом спрашивает Гарри, удерживаясь за край ванны одной рукой, чтобы не потерять равновесие.
Я оборачиваюсь – клетчатая рубашка съехала с его плеча, обнажая край татуировки - и киваю.
- И как тебе?
- Очень… - стараюсь подобрать нужные слова. – Очень впечатляюще.
Гарри кивает, как будто большей оценки от меня ждать не приходится, но когда я помогаю ему подняться по лестнице на второй этаж и добраться до комнаты, он неожиданно снова со мной заговаривает:
- Знаешь, что самое интересное во всем этом?
- Что?
Он криво ухмыляется, и грусть во всем его облике становится настолько осязаемой, что я едва удерживаю себя от того, чтобы не сжать его плечо – это лишнее.
- Я мечтал собирать стадионы, но несколько дней назад, когда у меня пропал голос, так что парням пришлось разобрать мои соло, обрадовался.
Он заглядывает мне в глаза, и я не уверена, что должна это говорить, когда произношу:
- Ты всего лишь человек, Гарри, и можешь сломаться.
Стайлс держится за рукав моего свитера – я только сейчас это понимаю и гляжу на его длинные пальцы с аккуратными ногтями.
- Не для всех, - отвечает он, после чего издает невеселый смешок и разжимает пальцы, отходя к своей двери и разворачиваясь ко мне спиной.
Он сутулится и втягивает голову в плечи – никогда ещё я не замечала в нем этого так отчетливо, хотя о чем вообще я говорю, зная его три дня. Просто придумываю себе невесть что.
Провожаю Гарри взглядом, ничего, абсолютно ничего не понимая, потому что ему снова удается перепутать все мысли в моей голове, и тихонько произношу:
- Поспи. Станет легче.
- Конечно, - кивает он. – Спасибо.
- Пожалуйста, - отвечаю я, и это странно, как и все происходящее в целом, ведь это именно я должна говорить: «Спасибо».