Болезненно медленно она приходила в себя. Мозг уже ощущал боль и тяжесть, сковывавшую тело, но не мог что-то изменить: тело не слушалось. Словно джинн в тонкое горлышко лампы, ее сознание входило в тело, заново подчиняя себе мозг.
И лучше всего ей помогла в этом боль.
Гибкими стрелами проникала она в пальцы, заставляя сжиматься кулаки, содрогаться дыхание, переворачивая внутренности.
Именно боль ей помогла осознать, что вокруг ее тела, пока еще безвольного словно неловко надетый скафандр, происходит нечто невообразимое.
Гулким эхо разносились в мозгу крики и проклятия, лязг стали и грохот камней.
Вместе с осознанием происходящего, до нее дошло, где она оставила свое тело, и что это за странные звуки до нее долетают. Она сидела в той же позе лотоса все в том же подвале.
А звуки, доносившиеся до нее — это шум драки.
Она еще не успела открыть глаза, как почувствовала прикосновение, толчок — кто-то ее крепко обнял за плечи. Мягкий шелк волос, аромат трав. Ярослава.
— Ка-атя! — сквозь ватную пелену кричала подруга.
Катя не могла открыть глаза, отозваться, но видела все вокруг, словно находясь в нескольких сантиметрах над своим телом.
Ярослава, обхватив ее голову руками, закрывала собой. Ее лицо, зареванное, в ссадинах и порезах, искажалось от боли.
За ней высилась фигура разъяренного Афросия, больше похожего на зверя, чем на человека, в рубахе с оторванными рукавами. С неистовым усердием он раскручивал над головой тонкий хлыст, чтобы с силой обрушить его на Ярославу:
— Отойди! — орал он. — Зашибу!
Ярушка отчаянно трясла головой и лишь крепче обхватывала Катю.
Афросий рыкнул. Его ярость передалась хлысту: тот покрылся оранжево черными искрами, и будто вырос в длину.
Громила занес его над головой, медленно раскручивая, и резко обрушил его рядом с Ярославой.
Каменные плиты со стоном треснули, взорвались сотней острых как бритва осколков. Ярушка взвизгнула и повалила Катино тело на землю.
Катя с трудом дышала. Огненные молнии и змеи от Афросиева кнута врезались с грохотом в стены, вырывая из них куски и оставляя глубокие рваные раны, а Ярушка как-то умудрялась сама уворачиваться от них да еще прикрывать Катю.
Шкода был вооружен мечом, дымившимся угольно—черным туманом, и все, чего он касался, в одно мгновение покрывалось сажей и сгорало. Не известно, откуда у них взялось такое вооружение. Вероятно, Ирмина постаралась.
Но дело даже не в нем. Енисея, Олеб и Истр, при всем их мастерстве, теперь оказались абсолютно беспомощны. Они методично отбрасывали в сторону шипящих змей, вырывавшихся их Афросиева хлыста, разрубали их пополам. Но от каждого такого удара, их мечи истончались.
— Берегись! — бросила Енисея, отгораживая ребят от исходящего черным дымом меча. Легкий выпад, и голубоватая стена приняла на себя удар, с гулом отбросив Шкоду в угол.
Катя медленно приходила в себя.
Она отчетливо почувствовала запах гари, едкий дым, от которого едва не задохнулась в Ирминином мороке. Лязг мечей, шипение огненных змей и испаряющегося металла, град осыпающихся каменных искр — все это разом обрушилось на нее, словно кто-то на максимум поставил громкость приемника.
Ярослава ахнула и обмякла: фрагмент стены, вырванный Афросиевым кнутом, ударил ее по голове, она потеряла сознание.
Катя резко подскочила, подхватив Ярославу. Зло глянула на Афросия:
— Вот ты гад! — вырвалось у нее.
— О! А вот и наша Будда недоделанная проснулась! — мерзко гоготнул Афросий и, скалясь, направился к ней.
Катя схватила Ярушку за плечи, потянула на себя и оттащила к стене, подальше от этого ненормального.
Тонкая огненная змея с шипением врезалась в каменную кладку, оставив на ней глубокий черный шрам:
— Куда ж ты от меня, красавица, — голос Афросия звучал неестественно хрипло.
Голубоватая искра метнулась между ними, окатив Катю с ног до голову прохладными брызгами пахнувшей тиной воды: это ей на помощь поспешил Истр. Он ловко орудовал струей озерной воды, словно лассо, намотанной на его кулак.
— А, ну-тка, со мной в начале поболтай!
У его ног, копошились изумрудно-прозрачные человечки ростом не выше крупной собаки, толстенькие, с зеленоватыми бородками и длинными руками, в лаптях, перевязанных болотной травой. Они бесстрашно бросались наперерез огненным змеям, хватали их за самое горло, и что было сил давили. Справившись с одной змеей, человечек победоносно кряхтел, деловито отряхивал широкие ладошки, оправлял зеленую рубашку и как ни в чем не бывало бросался на нового противника.
— Водяные? Тоже? — Катя удивленно уставилась на них, на мгновение забыв о схватке.
— Бродники мы, хозяюшка, — поправил ее один из спасителей.
И ловко подпрыгнув, подцепил огненную змею и одним движением перерубил ее пополам. Багровая чешуя потемнела, уплотняясь, и рассыпалась каменной пылью на пол.
— От–так, — довольно пробормотал бродник, спрыгнул на покрытый черной крошкой поверженных змей пол, и побежал на помощь собратьям: те толпой висли на кнуте и руках Афросия.
— Разбойники эти гляди какими диковинками вооружились. Нам такие и не видывались! Я на стене сырость нашел, — он махнул в сторону дальнего угла. — От нее бродников и позвал, — подмигнул ей Истр. — Олеб ни одной травинки — былинки тут не сыскал, мечом орудует.
Олеб рьяно сражался со Шкодой, легко вращал мечом над головой, за спиной, обходя противника то слева, то справа, мастерски делал обманные выпады так, что Шкода едва поспевал за ним.
Но длинные струйки черного тумана, шедшего от зачарованного меча, словно гимнастические ленты, спиралями закручивались вокруг Олеба. Ловкий выпад, разворот, лязг стали о непрочную на вид ткань, и полотно черного тумана рассеивалось.
— Только не позволяй ей сомкнуться над головой, — крикнула ему Енисея.
Олеб улыбнулся:
— А я то и делаю...
— Ребята! Там, — она показала рукой туда, где, как она запомнила, должна оказаться дверь. — Там дверь!
Катя поискала глазами третьего... Антон, ранее не принимавший в событиях никакого участия выглядел сейчас растерянно. Он единственный из этой тройки знал, что попал в прошлое.
Вооруженный тяжелым мечом, он, очевидно, не знал, что с ним делать, неловко отбиваясь от противостоявшей ему Енисеи. Он часто отвлекался, с ужасом поглядывая в сторону адских змей, извергаемых Афросиевым кнутом, шарахаясь от черных призрачных лент.
— Эй, вояка! — то и дело окликала его Енисея. — Или дерись или беги уже!
— Вы не понимаете, — метался Антон как загнанный зверь, — они обещали, что никто не пострадает. Так не должно было быть!
Енисея сурово на него посмотрела:
— А ты и поверил?
И она, сделав крутой поворот вокруг своей оси, долом стеганула его по спине. Катя зажмурилась.
Антон, взмахнув руками, рухнул на пол.
Даже в блеклом свете светозара и красноватых бликах адского оружия Кате потребовалось несколько секунд, чтобы все это увидеть.
В своей ярости злой до невменяемости, Афросий был особенно опасен. Он уже почувствовал власть. Прельстился силой, которую давало ему его оружие.
И он, широко шагая, направился к Кате.
Сейчас он как раз развернулся спиной, чтобы отбиться от очередной ватаги бродников и запустить змею в Истра. Не дожидаясь, когда он развернется, Катя бросилась кубарем ему под ноги.
От неожиданности громила не устоял на ногах, тяжело рухнул на каменный пол.
Хлыст выпал из его рук, мгновенно рассыпавшись на миллионы черных угольков.
Катя запрыгнула на него верхом и с размаха ударила кулаком в переносицу.
— Получай! — выдохнула она.
Афросий взвизгнул не то от боли, не то от досады, дернулся в сторону, ушел от следующего удара. Молниеносным движением он приподнялся, сбросив Катю с себя. Но встать не успел.
Справа подскочил Истр и точным размеренным движением треснул Афросия рукоятью. Тело громилы обмякло.
— А вот и я! — Истр глянул на Катю и улыбнулся.
— Вот зараза! — Олеб на одно мгновение отвлекся на схватку Кати с Афросием, но Шкода воспользовался этим мгновением: резкий выпад вперед, удар, толчок, и рукав рубахи лешего покрылся беловатым пеплом, истлел и рассыпался в тлен.
— Промазал, — прошептал Шкода, — второго шанса не представится.
— Промазал, — подтвердил Олеб, размахнулся и резким ударом по кисти почти выбил меч из рук Ильи. Круто развернувшись, нанес удар долом меча по предплечью соперника.
Шкода охнул и окончательно выронил меч.
С глухим звоном тот ударился о камень.
Черная дымка, сочившаяся из острия его лезвия, медленно истончилась и угасла, как потушенная сигарета.
Оставшись без оружия, Шкода сразу сник, поднял вверх руки, стараясь отступить от Олеба к стене:
— Все, я не буду ничего делать.
Олеб направил на него острие меча:
— Стоять! — Шкода замер.
Больше он ничего не успел сказать: с потолка бесшумными каплями полил черный густой как смола дождь. Тяжелое, живое маслянистое вещество Катя сразу узнала — из такого же пару часов назад возникла Ирмина.
И она не ошиблась — еще через мгновение перед ребятами стояла призрачная тень ведьмы. Черные смоляные лепестки платья ниспадали до пола, прикрывая изящные ступни, темная полупрозрачная ткань платки прикрывала волосы цвета воронова крыла. Мягкая пугающая улыбка скользила по красивому лицу.
Тонкие белесые руки тянулись к Кате, стараясь дотронуться до нее, схватить.
Девочка отшатнулась. Сине-зеленое свечение с угрожающим гулом нависло над ней.
Олеб и Истр, не сговариваясь, дружным выпадом, ударили мечами по призрачным ногам ведьмы, стараясь отсечь ее от пола. Но из-под лезвия клинков выскользнул лишь черный туман.
Сталь почернела и рассыпалась прахом.
Ирмина проскрипела старушечьим голосом:
— Ах, дети – дети...
Ребята выхватили по второму мечу, уже замахнулись, но ведьма неуловимым движением сняла с головы свой платок, взмахнула им и набросила на ребят. Олеб и Истр сникли и осели бесчувственными куклами на пол. Лишившись части силы, водяные духи застыли, словно замерзли.
— Олеб! — крик Енисеи разорвал темноту. Взмах тонкой руки и узкий клинок пронзил ей правое предплечье. — Мама, — выдохнула Енисея и рухнула на пол.
Катя осталась одна.
— То-то, — Ирмина медленно повернулась к Кате. — Отда-ай посох! — прохрипела она.
Катя не шелохнулась.
Ведьма бросила Шкоде:
— Возьми мешок! Ничего вам поручить нельзя. Огненный клинок потеряли, Черное марево – тоже. А ведь вещички не дешевые, редкой силы вещички! — по-старушечьи ворчала ведьма. — Зря только с вами время потеряла...
Шкода – потерянный, подавленный, ни тени недавнего воинственного воодушевления – подошел к Катиному мешку. Та ловко наклонилась, схватила его раньше парня, и вцепилась что было силы. Шкода устало и обреченно посмотрел на нее, резко дернул вниз за лямки. Катины пальцы не выдержали и разомкнулись.
— Мадам, позвольте, — с издевкой процедил он, и равнодушно протянул мешок Ирмине.
— Вытряхни все из него!!!
Он разорвал завязку, и, перевернув мешок вверх дном, вытряс содержимое на пол. Мешочек с травами, самоцветный камень и бронзовая игла выскользнули из шкатулки, с глухим шелестом упали на рубаху. Шкода ногой разбросал вещи, чтобы Ирмине было лучше видно.
При виде Катиных вещей ведьма заволновалась, подслеповато приглядываясь, задрожала. Тяжелое марево мерцало:
— ВОТ ОН!!! – истошно завопила ведьма.
Глаза ее алчно загорелись, лицо исказилось до неузнаваемости. Она тянулась трясущимися руками к разбросанным по пыльному полу вещам.
Катя еще ничего не поняла, затаив дыхание, она следила за тем, куда тянутся призрачные руки Ирмины. Она перевела взгляд на искаженное лицо ведьмы: та смотрела на ... сломанную бронзовую иглу.
— Вот он, — словно заговор повторяла она, приближая мерцавшие в темноте руки к игле.
— Не сме-ей! — Катя бросилась наперерез, но наткнулась на кулак Шкоды.
— Остынь.
Ирмина уже почти дотронулась до иглы. Еще мгновение, и она у нее.
Вспышка, ослепительно яркая, словно молния, рассекла полумрак подвала, полыхнула белым пламенем, и Ирмина с визгом отскочила в сторону.
— Дьявол! — взвизгнула она.
Она попробовала дотронуться еще раз. Снова вспышка и злобный крик.
Катя торжествующе замерла.
Ведьма обернулась к Шкоде:
— Возьми Посох!
Тот с опаской глянул на разбросанные вещи. Игла с отломанным ушком воинственно светилась в полумраке, словно предупреждая. Едва он попробовал взять иглу в руки, — тоже получил сильнейший удар.
Его правая рука мгновенно опухла, и он ее прижал к груди и, качая как младенца.
— Сопляк, — гаркнула Ирмина.
Она наклонилась к игле сама, но лишь прикоснулась к ней, как резко отдернула руку – из мертвенно бледных пальцев сочилась кровь и темными каплями падала в пыль.
Игла же взлетела вверх и ловко вошла в хлопок Катиной рубашки, словно показав, кто здесь ее настоящий хозяин.
— А-а-а-а-а! – нечеловеческим голосом завопила Ирмина. — Мой! Он мой! Отдай его МНЕ!!!
— И не подумаю. Ты проиграла, Ирмина.
***
Мир вокруг Кати изменился. Мрак, поземкой завертевшись у ног ведьмы, зловещими щупальцами стал расползаться по залу, поглощая на своем пути одного за другим почти бездыханных людей, и подбираясь все ближе к Кате.
— Отдай его мне, и я их не трону, — слышала она старушечий шепот ведьмы.
Тьма подползала все ближе, окружая девочку непроницаемым кольцом. Еще короткое мгновение, и Катя оказалась окружена им со всех сторон так плотно, что не видела ничего на расстоянии вытянутой руки.
— Отда-ай, и я отпущу вас всех-х! — змеиным шипением требовала Ирмина.
Кромешная тьма стеной встала перед Катей. Сквозь нее не проникали ни цвета, ни запахи, ни звуки. Единственный живой звук — это биение ее собственного сердца, и злобный шепот ведьмы, раздававшийся в голове:
— Отдай, а то пожалеешь! Их смерть останется на твоей совести. Ты все равно не сможешь жить с таким чувством вины. Ведь они все умрут по твоей вине!
Катя порывисто выдохнула. Червь страха вновь поднимал голову, беззубо скалясь, выворачивая внутренности. Сердце бешено колотилось, пульсируя в висках.
Маленький клочок света, светлый круг под ногами — это все, что осталось реальным. Все, за что можно удержаться, чтобы не сойти с ума. Тьма не могла приблизиться и поглотить ее. Угольно черными змеями карабкалась она вверх, словно по стенкам прозрачной колбы, не в силах проникнуть внутрь.
В чернильной темноте мелькнула синеватая тень. Потом еще одна и еще... Катя судорожно сглотнула, внимательнее вглядываясь в пустоту:
— Только не бояться, — приказала себе.
На границе света и тьмы раздался тихий угрожающий рык.
Внезапно к стене «колбы» прислонилась худая изможденная человеческая ладонь.
Катя вздрогнула и отпрянула.
Тьма дрогнула навстречу, на мгновение приблизившись, но тут же замерла на прежнем расстоянии от Кати: «колба» в итоге не изменила своего размера.
Катя с облегчением выдохнула.
За пределами светового круга движение усилилось: мутный угольно-черный дым закручивался в спирали, слышалось злобное шипение и рык.
На границе света и тьмы появилась еще одна ладонь. С силой надавливала она на прозрачную преграду, хранившую Катю, стенки гудели, подрагивая.
Катя перестала дышать.
Рядом с ладонью появилась другая. Потом третья.
Сумрачные, синевато-серые тела приближались к ней, громоздясь и толкаясь. Звериные оскалы, пустые голодные глазницы, костлявые ключицы.
Кто-то, находящийся там, в кромешной тьме, бился к ней, в ее крохотный оазис света и тепла.
Жутких существ по ту сторону тьмы становилось все больше.
Они карабкались друг по другу, обращаясь в подобие живой лестницы, сталкиваясь обнаженными худыми телами-скелетами, стараясь забраться все выше и выше и найти конец стены.
Своими невидящими глазницами обращались они к Кате, бесплотные рты открывались, шипя и изрыгая черный пепел.
— Где ты! — доносилось до нее. — Чуть ближ-же...
Катя прижала руки к губам.
Сердце, казалось, слишком громко стучит. Ее могут услышать.
И тогда...
Тогда — конец!
Она села на пол, плотно поджав под себя ноги, чтобы не коснуться стены, не разрушить ее спасительные чары, и зажмурилась. Она обняла голову руками, зажав уши от жуткого шипения.
— Духи Черного морока! Мары кладбищенские! — кричала Ирмина, обращаясь к жутким существам, — Идите, идите!!! Убейте девчонку, достаньте мне посох!
Световой круг раскачивался под натиском страшных существ. Они скреблись о него, царапали, оставляя на невидимой поверхности багровые шрамы.
«Мама!» — не открывая глаз, шептала Катя. — «Помоги! Дай знак, что мне делать, как избавиться от этого наваждения?!»
Неожиданно она почувствовала, что в руке у нее что-то появилось, что-то гладкое, теплое и тяжелое. Открыв глаза, она увидела в руках мерцающий всеми цветами радуги камень — Алатырь, открывающий двери.
Она сжала его в кулаке. И в этот же миг, кромешная мгла рассеялась. Девочка оказалась все в том же зале, только совершенно одна: ни Ирмины, ни Духов, ни друзей. Только гулкая тишина.
Она встала. Сделала несколько шагов в сторону.
Ничего не изменилось. Она одна. Подойдя к тому месту, где должна была находиться Ярослава, она ничего не увидела. Что это? Сон? Или сон как раз там, в кромешной тьме? Может, ее друзьями в порядке?
— Я уже сама не знаю, во что верить, — обратилась она к искрящемуся в руках камню. — Где сон, где реальность?
Она взглянула на кольцо — недавний подарок Енисеи и Олеба — камни стали серыми, в них едва теплилась жизнь.
Справа послышался хруст, словно треск поленьев в камине.
Она тревожно оглянулась. Но опасаться было не чего и не кого: зал был по-прежнему пуст.
Треск исходил от стены. Катя подошла ближе.
Серые плиты, словно покрытые испариной, дымились. От них исходил знакомый уже Кате аромат редкого синего ландыша — букетика в шкатулке, оставленной мамой.
Камни словно ожили. Легкое марево дернулось синевой, и на камнях стал проступать человеческий образ, женское лицо: округлый подбородок, длинные волосы, украшение на лбу. Изображение проявлялось все четче. Катя могла уже различить высокий лоб, прямой нос, чуть пухлые губы, нежные завитки волос, богатый головной убор в виде усыпанного камнями обруча... Постепенно проступили покатые плечи, руки, длинное платье в затейливых узорах. Она уже ни чему не удивлялась, и боялась, что это опять наваждение. Но это лицо...
— Мама? — прошептала она, боясь спугнуть удачу.
Женщина, лик которой проступил на камне, открыла глаза, улыбнулась, протянула к девочке каменные руки.
— Ну, вот мы и свиделись, солнышко!
— МАМА!!! — Катя бросилась к холодному камню, обнимая его, целуя. Слезы текли у нее по щекам ручьем. — Мама, мамочка!!! Как ты?!! ГДЕ ты? — причитала она как заговоренная.
— Катенька, — пропела Мирослава. — Ты стала такая взрослая...
— Мамочка, о чем ты! — Катя прильнула к плечу каменного изваяния. – Мы всего три дня не виделись...
— О, эти три дня дорогого стоят, моя милая... С Днем рождения тебя...
— Мама, что происходит, а? ГДЕ ты?— взмолилась Катя.
Каменное изваяние качнулось, на пол посыпалась мелкая как мука пыль:
— Это я у тебя хочу спросить: где ты? Я все продумала, все подготовила заранее: ты должна была дотронуться до носа грифона, и оказаться рядом со мной, Алатырь провел бы тебя кратчайшей дорогой. А ты затерялась во временах, мы с ног сбились, разыскивая тебя!
Катя смутилась.
— Понимаешь, мам, я не сообразила, где этот нос грифона находится. Потом только сообразила, как увидела их живьем, — при этих словах Мирослава порывисто ахнула, — но там уже поздно было, проход закрыт. В коридоре этом было столько дверей. И за одной из них — зверюга какая-то, она вырвалась. Я побежала и вот, оказалась тут. Потом мы отправились с Ярославой в Аркаим. А по дороге на нас напали бандиты, и мы оказались здесь, в этом подвале. И вроде это Александрия.
— Хотела тебя уберечь от бед, и сама же навлекла их на твою голову, — покачала головой Мирослава, — Не так должно было все случиться.
Катя нетерпеливо вздохнула. Она хотела ответов, а не новых загадок.
— Мама, ЧТО должно был не так случиться?
Мирослава прикрыла каменные веки, расправила плечи:
— Много лет назад, когда ты только родилась, тебе было предсказано, что тобой овладеет Белый морок в раннем возрасте, что станешь ты Вершителем.
— Кем?
— Вершителем, Катя, — мама открыла, наконец, глаза и печально на нее посмотрела, — Великим правителем судеб.
— И что? Какая связь? — Катя начинала нервничать.
— Белый морок – опасный дар...
— Да, мне уже говорили.
—...Овладением им в раннем возрасте — почти наверняка —одержимость, Катя. Безумие. Юная, неопытная душа, незнающая добра и зла, не умеющая любить и сострадать, и наделенная такой властью — лишена милосердия. Я не хотела для тебя такой судьбы.
— И поэтому ты забрала меня из Александрии?
— Я украла тебя у Совета. В другой мир, в другую, отколовшуюся от нашего мира много веков назад, параллель, где Морок почти безвластен. Отец, как мог, защищал нас. Но и его власть не безгранична. Три дня назад ты видела, что произошло, мне пришлось уйти. Я приготовила для нас с тобой другое место.
— Да, шкатулка, коридор, нос грифона, Алатырь... Ты хотела, чтобы я всю жизнь пряталась?
В каменных чертах Мирославы мелькнуло смятение:
— Ты говоришь, как твой отец.
— Вот видишь.
— Катя, у меня нет выбора.
Катя вспомнила слова Стара.
— Выбор есть всегда. Трусливое бегство — это не выбор. А эти трое разбойников с ножами, огненными змеями и дымящимися кинжалами, выскакивающая из зеркала ведьма — это все тоже было задумано заранее?
Мирослава отвела взгляд:
— Хочешь рассмешить богов — расскажи им о своих планах. Я не знаю, кто они, те трое.
— Мама, там, в заброшенном подвале Александрии, в которой Ярушка, мои друзья, она там каких-то существ повызывала, тощих, страшных, от которых идет черный дым. И она требует от меня какой-то посох, вроде как посох Велеса. Я думала, она сумасшедшая, у меня же нет никакого посоха. А тут она обыскала меня, нашла все эти вещи из шкатулки (ну, которые ты мне оставила: камень, иголку и моток ниток), и говорит, что иголка — это и есть посох Велеса. Хотела забрать иголку себе, но та не далась: обожгла ее и запрыгнула мне за воротник.
И Катя показала на обломок, прикрепившийся к вороту ее рубахи. Мирослава медленно качнула головой:
— Она не сумасшедшая...
Катя перестала дышать:
— Так эта игла — и в самом деле посох? Посох Велеса? А почему она такая маленькая? Я просто думала, что Велес – это ведь Бог, да? А он, выходит, крохотный совсем...
— Катя, ты говоришь об отце, — Мирослава нахмурилась.
— «Об отце»? — Катя замерла. — Велес — он, что, мой отец? Тот человек, которого я увидела, летая с искрящимся камнем в руках, — это Велес? — Катя развела руками.
Мирослава рассмеялась, проговорила, отчетливо чеканя каждое слово:
— Это посох твоего отца, Катя. И это посох Велеса! Он – царь в том, покинутом тобой мире, а ты – дочь его. Тебе необходимо открыть его силу. И тогда переходы всех миров подчиняться тебе, — Мирослава чуть наклонилась вперед, прошептала на ухо Кате: — Время не ждет, тебе надо отправляться домой. Камень, что хранился в шкатулке, Алатырь, покажет тебе дорогу. Только, пожалуйста, больше никуда не сворачивай.
Катя молчала.
— Мама, так значит, у тебя все в порядке, ты вне опасности?
— Да, у нас все хорошо. Почему ты спрашиваешь?
— И я смогу попасть к тебе благодаря камню и посоху?
Мирослава кивнула:
— Теперь — в любое время, тебе стоит только сделать шаг.
Катя взглянула на кольцо – камни на нем начали тускнеть.
— Мои друзья, — она умоляюще посмотрела на мать, — они в беде. Я не могу их бросить... И это мой выбор. Я не могу бежать.
Мирослава медленно кивнула.
— Ну что ж, — наконец проговорила она. — Я не могу просить тебя оставить их там, во мраке, беззащитных, еле живых. — Катя с благодарностью улыбнулась. — Только прежде тебе надо знать еще одну вещь: Могиня и Ярослава потому появились в твоей жизни, что они — твоя родная кровь и плоть.
Катя хохотнула:
— Да, мы так и подумали, что Ярослава – моя бабушка.
Мирослава покачала головой:
— Нет, не так, она твоя пра-пра-правнучка. Время здесь течет иначе. Позже ты поймешь это!
Катя рассмеялась:
— Так вот почему у меня так просто и легко получилось вызвать Духа темного Морока, сделать переход! — догадалась Катя. — Выходит, я древняя старушка, просто об этом не знаю!!!
Мирослава снова улыбнулась, но покачала головой:
— Не совсем так. Ты дочь Велеса и Макоши, а Ярушка – наша правнучка в седьмом примерно поколении — в нашем мире люди живут гораздо дольше, чем в этом. Поэтому силы владеть Светом и Тьмой тебе досталось больше. Вся сила — в тебе. Ты можешь все, когда будешь точно знать свою цель. Какова твоя цель сейчас?
— Вернуться и помочь моим друзьям...
— Так иди к ней, — и Мирослава стала исчезать.
Последнее, что услышала Катя, было:
— Когда ты будешь готова, только подумай обо мне и Посох тебя приведет.
И она исчезла. Катя подумала о ребятах, сжала в кулаке Алатырь, взглянула на кольцо:
— Хочу к ним.
Тени снова сгустились.