Они вышли через западные ворота. Стражники, оставленные сегодня на службе, сердито поглядывали с дозорной вышки на толпу мужчин, женщин, стариков и детей, спешившую из города.
— Ребята и Енисея уже там давно, наверно, — Ярушка, вытягивая шею, смотрела через головы прохожих, стараясь разглядеть товарищей. — Пока мы твою яишню варганили.
— Яруш, ну, хватит меня пилить. Вкусно же было! — Катя зажмурилась, глядя на яркое, еще и не палящее солнце.
От реки тянуло ночной прохладой, пахло клевером. Радужные бабочки покачивались над длинными стеблями, улетая подальше от людей вглубь полей, деловито жужжали пчелы, а над головой вертелись назойливые оводы. В воздухе пахло радостью и ожиданием сверхъестественного.
«Или это только мне кажется?» — мелькнуло у Кати в голове. Дело в том, что люди, чинно и важно следовавшие с ней одной и той же дорогой, не были возбуждены. Скорее даже наоборот, они были спокойны и сосредоточенны.
— А коли места сейчас не хватит? — продолжала ворчать Ярослава. — Сама ж потом страдать будешь, что ничего не видать и ничего не понять.
— Так если ты мне не говоришь, что за состязания у вас такие, и отчего народ серьезный смотреть на них идет, как мне что-то понять?!
Ярушка открыла было рот, чтобы ответить, но рядом с ней материализовался здоровенный детина с широкой кривоватой улыбкой и россыпью веснушек на лице. В него, как в океанский лайнер, врезалась толпа, недовольно рассекаясь и смыкаясь за ним вновь.
— Яросла-а-а-ва! — радостно пробасил он. — И ты здесь! А сказывала, не будет тебя!
Ярушка чертыхнулась себе под нос, схватила под руку Катю, прижала к себе, натянуто улыбнулась.
— Здорово, Микола, — деловито поздоровалась та, стараясь держаться от верзилы подальше. — Вот, случилось заглянуть. А ты чего здесь, не с командой? Неужто опять вышибли?
Рыжий Микола шумно втянул носом воздух, заправил ручищи за пояс, широко расставил локти, отчего их застрявшая посреди дороги компания стала уже не океанским лайнером, а атомным ледоколом. Прохожие недобро поглядывали на них, но связываться не решались.
— Ну, вроде того...
— Наш Микола очень скор на расправу, — обернувшись к Кате, пояснила Ярушка. — В том году его тоже выгнали за драку с ильменским служкой: тот пытался доказать, что летать умеет, как птица.
— И что? — Катя с опаской поглядывала на Ярушкиного знакомого.
— Полетал, — двусмысленно кивнул Микола и снова шмыгнул носом.
Ярослава прикрыла глаза:
— Он его в реку сбросил, с высокого берега, служка едва не утоп.
— Да не утоп бы он, я ж рядом был! Яруш, я тебе гостинец припас, — и Микола достал из-за пазухи большой печатный пряник в прозрачно–молочной сахарной глазури. — На, прими!
Глаза Ярушки вспыхнули огнем:
— Не приму я, — отрезала.
Микола замер, побледнел, едва дыша.
Ярослава схватила Катю за локоть, рванула в толпу.
— Яруш, погоди! — верзила, и без того красный от конопушек, покраснел еще сильнее. — Я ж не про то! Я по дружбе! Просто так.
— Ага, — недоверчиво протянула Ярушка, не останавливаясь.
— Да правду говорю! Ей-богу! — он протянул ей поблескивающий на солнце пряник. — Возьми. Вкусный, медовый, с Тулы купец привез... Сама не хочешь, так подружку угости, не пробовала, чай... Вон, какие глаза голодные.
Катя икнула от неожиданности и отвернулась.
А Микола, разломав его пополам, торопливо всучил им в руки и бросился бежать, рассекая людской поток.
— С кем сегодня играем хоть? Ведаешь? — крикнула ему вслед Ярушка.
— Англяне будут! — и двинул дальше. Катя видела только его рыжую голову, возвышавшуюся над аркаимцами.
Ярушка вздохнула:
— Плохо, что англяне. Сильные они. Третий год Кубок держат.
— Англяне — это кто? Англичане, что ли?
Ярушка задумчиво кивнула, и тут же поморщилась — мальчишка лет шести немилосердно наступил ей на ногу.
— Эй, малец, смотри, куда топаешь!
Тем временем они подошли к шатру, специально установленному для игры: высокие в три–четыре яруса помосты туго скреплены и обшиты коврами и войлоком. Слева и справа от каждого входа стояли девчушки в ярко-зеленых нарядах, с цветами, вплетенными в длинные косы. Они раздавали простенькие амулетики, на Катин взгляд, жутко неказистые. Простая деревянная бляха на кожаном шнурке. Ни тебе узора, ни картинки.
Катя, проходя мимо, презрительно отвернулась. Ярослава же, искоса взглянув на подругу, взяла один, намотала браслетом на запястье.
— Тебе такая ерунда нравится, что ли?
— Пригодится, — уклончиво отозвалась Ярушка и направилась в шатер.
Внутри было прохладно и темно: от единственного источника света — круглого оконца в центре купола — на овальную арену вертикально спускался яркий столб, в котором металась заблудившаяся мошкара.
Они направились налево, поднялись на третий, самый высокий в этой части конструкции, уровень. Ярушка заняла свободное место, Катя тихо опустилась рядом.
— Народу-то сколько, — отметила она тихо и добавила: — Душно сейчас будет.
— Не будет. Не бойся! — Ярослава только хмыкнула. — Кабы не замерзнуть.
— Да я, собственно, и не боюсь, — дернула плечом Катя.
Катя видела, как зрители, торжественно и важно, рассаживались на свои места, преимущественно стараясь не занимать правую часть трибун.
И вот, когда все желающие поместились в шатре, на середину арены вышел, легко опираясь на посох, старец в зеленой тунике–рубахе, поднял правую руку в знак всеобщего приветствия.
— Это главный судья, волхв Сытень, — шепотом пояснила Ярушка, слегка наклонившись к Кате.
— Здравия, дорогие гости! — крикнул волхв.
Трибуны заголосили в ответ «И тебе здравия!». Старик, между тем, продолжал:
— Рад приветствовать вас на пятнадцатом состязании по игре «Шорох».
Как только старик произнес это слово, все присутствующие, как один, прошептали слово «шорох» и топнули левой ногой.
Получилось жутковато. Катя поежилась, покосилась на Ярушку, но та, спокойно сидела, улыбаясь, вместе со всеми топнула ногой. И, кажется, только Катя обратила внимание, что стены шатра всколыхнулись, будто от порыва ветра, по ним пробежал дымок, будто от тлеющей на углях ткани, взметнулся к потолку и, добежав до круглого отверстия, укутал его плотной непроницаемой пленкой.
Внутри сразу стало темно, тихо и холодно.
Катя уже хотела спросить у Ярушки, что происходит, как поняла сама: по плотной ткани шатра, дымясь и извиваясь, полз серый сумеречный туман, местами светлый, местами — черный до синевы, с белесыми хлопьями-прожилками.
— Это что, же, морок, что ли? — насторожено произнесла она, с опаской поглядывая на клубящееся за спиной марево.
Ярушка кивнула и показала подбородком на арену:
— Смотри, не то самое интересное пропустишь...
В живой, дымящейся темноте, волхв Сытень громогласно объявил:
— Гости из туманной Англии!
По обе руки от него, напротив пустующей еще части трибун, воздух молнией рассекли две белоснежные искры. Узкие и длинные как кошачьи зрачки, они установились параллельно друг другу, замерли на миг. С жутковато–утробным гулом искры расширились, образовав один широкий проход, из которого хлынул ослепительно белый свет, свежий морской близ и головокружительно – сладкий запах клевера. Протяжно вздохнула волынка, свирели выводили мелодию, которая лилась и укладывалась в замысловатые кружева.
Трибуны взорвались аплодисментами.
— Что это? — прошептала Катя, прикрывая, как и многие зрители, глаза.
— Англяне, болельщики их. Сейчас рассаживаться будут на свою сторону.
И в самом деле, привыкнув к яркому свечению, Катя заметила, что из тоннеля плотным потоком шли люди, подходили к трибунам, усаживаясь на свои места.
Широкий тоннель заискрился зеленым. Сытень возвестил:
— Встречаем команду Англии, Скотии и Вельса!
Белоснежное кружево, повисшее над ареной, взмыло вверх. Из огненно-белого слепящего пространства вылетели несколько изумрудно-зеленых стрел и вонзились в прозрачную ткань, рассыпавшись сотнями кристаллов.
— Красотища-то какая!!! — воскликнула Катя, ничего подобного не ожидавшая. — А наши, наши где?!
— Смотри дальше
Проход захлопнулся, оставив на арене десять фигур в зеленых одеждах: плотные плащи укрывали их с головы до ног, Катя смогла разглядеть в полутьме только высокие сапоги с загнутыми носками, да узкие резные щиты, которые держали четверо из игроков. У остальных в руках оказались длинные и плоские деревянные биты.
— А что это за щиты у них в руках? И биты?
Ярослава не успела ответить — Сытень раскатисто прорычал:
— Команда мастеров Аркаима! Встречайте!
Открылся изумрудно – синий переход. Из него полились звуки гуслей и свирели, мерное дыхание кузнечного горна и звуки скрещивающихся мечей. Они тонкими нитями малахитовыми нитями обвили уже сложенный англичанами узор, одни элементы от этого стали ярче, полнее, другие — нежнее и прозрачнее. Рисунок словно ожил.
С последней нотой проход закрылся, оставив на арене десять игроков, среди которых Катя без труда узнала Олеба, Истра и Енисею. В руках четверо участников также держали узкие щиты, а остальные — плоские деревянные биты.
Катя захлопала в ладоши и громко, с улюлюканьем крикнула:
— Ура!!!
Одна. На весь шатер.
На нее озирались, недоуменно поглядывали, кто-то крутил у виска.
Ярушка схватила ее за рукав, дернув к себе:
— Тише ты, чего ж ты орешь?!
— Так игра же! Игроков приветствую, поддерживаю свою команду, кричу «Ура». У нас бы еще кричалку какую-то сделали болельщики. Типа «Аркаимцы смело в бой, англичан сметем долой!».
— ТИШЕ ТЫ! — она пригнула Катину голову, чтоб спины других зрителей спрятать.
— Да что такое-то? — уже едва различимым шепотом шипела Катя. — Нельзя?
— Конечно, нельзя. Это же ШОРОХ! Любой звук, брошенный со зла, или в безудержной радости, против твоей команды идет, очки добавляет.
— Так здесь, что ли сидеть смирнехонько надо? И смотреть только? Что за игра такая странная...
Ярушка вспылила:
— Хорошая игра! Смотри в оба и не отвлекайся. Орать, визжать и топать ногами можно только пока волхв стучит в посох.
На арене обе команды выстроились рядом: в первом ряду восемь игроков со щитами, во втором – остальные, одновременно резко взмахнули руками и тончайшее кружево, повисшее в воздухе над их головами, разорвалось на множество мельчайших фрагментов. Они, подхваченные легким порывом ветра, белыми хлопьями взмыли под купол и опустились на ладони зрителям.
Катя тоже получила маленький, размером не большее ее ладони, цветок, тонкий, трогательный, пахнущий солнцем и летним отпуском. Она подняла восхищенный взгляд на Ярушка — та приложила легкую ажурную птичку, как брошь, верхней рубахе–тунике. Девушка рядом с ней закрепила кружевного ужика в волосах, и тот выглядывал оттуда, поблескивая темными изумрудными глазками.
— Они держатся сами, — пояснила она шепотом. — А после игры развеются.
Катя поместила свой цветок на тыльной стороне ладони — давно хотела сделать татушку. И тот, в самом деле, словно приклеился к коже, впитался, став с ней одним целым.
— Как здорово!
Волхв продолжил:
— Судить нынче станут волхвы Сытень и Брус, маг Первой гильдии Макфелл, и колдун Тор из Канимеда!
Зрители взорвались овациями. Сытень снова поднял вверх правую руку, остановил движение в зале и возвестил:
— Да начнется Игра!
Морок за спиной сгустился, темно-серые разводы покрылись инеем, словно пеплом. Резко похолодало, изо рта пошел пар, смешиваясь с густыми сумерками.
Катя опять почувствовала, что задыхается. Грудь передавило, острые колкие комья темного тумана, врывались в легкие, разрывая их. Катя шумно сглотнула, пытаясь восстановить дыхание:
— Да что ж это такое? Опять что ли? — прохрипела она, хватаясь за горло.
Ярушка с жалостью на нее глянула, протянула простой деревянный амулет, тот самый, от которого несколько минут назад Катя презрительно отвернулась:
— На, надень это на шею, полегчает.
Та дрожащей рукой подцепила черную нитку, затянула на шее. Сразу стало легче. С груди будто камень сняли.
Между тем игроки и судьи заняли свои места на поле.
Четверо игроков каждой команды — те, что со щитами — встали друг напротив друга, по краю арены. Ярушка горячо прошептала на ухо: «Это шептуны, они заклятья нашептывают на морок».
Остальные игроки («ловцы») — в центре поля, каждый на расстоянии метра от другого. Напротив английских игроков со щитами встали наши, аркаимские, напротив них, — наоборот, английские. Судьи заняли четыре круглые площадки по углам, над ними загорелись золотые шары светозаров, ярко осветивших поле, а в центре, под куполом, появились две пустые хрустальные чаши.
— Ах, неудачно сели, — вздохнула рядом Ярослава. — Как раз под удары аглицких шептунов!
Катя замерла, почувствовав неладное:
— Шептуны? То есть как «под удары»? Они что, против нас играют, против зрителей?
Ярослава только отмахнулась от нее:
— Да что ты...
Игроки, те, что со щитами, низкими, утробными голосами затянули медленную, протяжную песню.
И в этот момент Катя почувствовала, как ее накрывает с головой холодная волна, ледяные брызги иголками колят тело и открытые руки. Она посмотрела на них: синие, все в бугорках «гусиной кожи».
— Это что?
— Сила. Защиту можешь поставить, — просто объяснила она. — Представь перед собой стену.
Катя попробовала.
Мысленно взяла в руки кирпич, поставила перед собой, на него сверху – следующий, потом еще и еще. Стало легче. Только плохо видно.
— Не так страшно. И хоть дышать можно, да?
Ярушка не отозвалась: она тоже выстраивала защиту, изящную и прочную хрустальную стену. «И чего я не додумалась прозрачную представить», — с сожалением подумала она, посмотрев на соседей и их красивые и ровные невидимые ограждения.
При этом Катя обратила внимание, что волна Силы, наколдованная шептунами (или как там их Ярослава назвала), действовала на всех по-разному. Наискосок от них с Ярославой в третьем ряду, весело поглядывали на них два парня и, кажется, не замечали ледяного душа.
А другие, наоборот, были серьезны и сосредоточенны, будто не на игру пришли, а на экзамен, и сосредоточенно следили за происходящим на арене.
Катя пожала плечами: за чем там следить, на поле пока ничего особенного не происходило — шептуны спрятались за своими щитами, только лохматые макушки видно. Ловцы распределились по полю, в напряженном ожидании чего-то.
Катя нашла глазами своих друзей. Истр махнул им рукой.
Удар посоха.
Один из англичан неожиданно привстал из-за щита и, резко выбросив вперед руку, метнул в аркаимских ловцов шар, похожий на шаровую молнию, ослепительно яркий, искрящийся и угрожающе шипящий. Он несся прямиком на Енисею:
— Осторожнее! — воскликнула она, и звук ее голоса, превратившись в крохотный изумрудный кристалл, отправился в одну из подвешенных под потолком чаш.
— Ну вот, счет открыла, — Ярослава расстроилась.
А Енисея ловко развернулась и одним ударом биты сбила огненный шар, тот с шумом врезался в траву, оставив глубокую черную воронку.
Белоснежный камень отскочил от Енисеи и отправился во вторую пустую чашу. Катя сообразила: это счет.
— Сравняли.
Игра напоминала бейсбол, лапту и крокет вместе взятые. Шептуны выбрасывали в центр поля огненные шары, ловцы противоположной команды должны их отбить. Команда противника старалась этому всячески помешать: отвлекали, пытались перехватить мячи, отбить их сами или изменить их траекторию.
Истр даже умудрился броситься англичанину под ноги, лишь бы не дать ему отбить брошенный огненный шар, за что получил два штрафных камня, улетевших в чашу к гостям.
Енисея сражалась великолепно, она летала над полем, ловко отбивала все огненные мячи, и казалось, что она сроднилась с шаровыми молниями, словно заклинатель змей.
Олеб тоже играл хорошо, азартно, но часто отвлекался — все пытался прикрыть Енисею, в результате и ей мешал, и штрафные камни получал. Посреди игры та схватила его за рукав и что-то сердито бросила. Олеб понуро поплелся на дальний угол поля, сменив там другого игрока.
Но не все шаровые молнии разбивались, некоторые ускользали. В итоге их под куполом становилось все больше, они носились над полем, с грохотом врезаясь друг в друга, сбивая, рассыпаясь шипящими искрами. Причем, не брезговали и на зрителей налетать: то и дело слышался визг, и в воздух взмывали то зеленые, то белые камешки.
Все больше игроков сражалось с красноватыми ожогами на лицах и руках.
Игра стала похожа на опасный праздничный фейерверк.
Катя, привстала, чтобы лучше разглядеть происходящее, и в нее тут же помчалась шаровая молния.
— Ой! — взвизгнула она, снова отдав одно очко в пользу английской команды. Удар, ее стена дрогнула, на миг став голубовато-мутной, а шаровая молния рассыпалась огненным песком. — Так и пришибет ведь! — еще один зеленый камешек в копилку гостей.
Ярослава подмигнула:
— Не особо, парочка синяков да выбитые зубы не в счет. Смотри в оба.
И снова увлеклась игрой:
— Аглицкие шептуны уж больно сильны... Сейчас в атаку пойдут, видишь, что-то замышляют...
И точно: англичане, под прикрытием своих ловцов, протяжно затянули древнюю песню, словно заговор. На первых словах наши игроки припали к земле, выставив вперед руки. Трибуны стихли в напряжении. В воцарившейся тишине Катя слышала короткие команды, которые отдавал капитан аркаимский мастеров – рослый парень с бритой налысо головой и вихрастым чубом.
Воздух напитался Силой до такой степени, что мелькавшие над головами игроков молнии, казалось, соединились с одну сеть, монотонно-гулкую, живую и огненно-белую. От рук аркаимских ловцов исходили мелкие серебристые разряды.
Зал замер, увлекшись игрой, а Катя в какой-то момент не почувствовала — увидела, как арена заполняется зловещей темной искрящейся массой, почти прозрачной, но, тем не менее, плотной и осязаемой.
Вещество, возникшее из-за щитов англичан, постепенно укрыло плечи и головы игроков обеих команд, выплескиваясь наружу, на трибуны. Люди, увешанные простенькими и действенными магическими амулетами, испытывая ничем не объяснимый страх и, вероятно, боль, вскрикивали. На их лицах Катя видела смущение, удивление, которое сменялось почти животным ужасом. То и дело над головами болельщиков загорались белые или зеленые камни — игра не остановлена, счет продолжал идти, а эмоции сдерживать зрители уже не могли.
Защитные стены рушились одна за другой, оставляя прятавшихся за ними людей беззащитными.
Темная масса поднималась все выше. Катя в панике оглянулась по сторонам: все по-прежнему увлеченно следили за игрой. Темную массу, заполняющую собой шатер, не видел никто.
Соседка ярусом ниже, уже укрытая с головой невидимым морем, лишь тревожно оглядывалась вверх и зябко потирала плечи. Даже те, кто, обвешанные защитными амулетами, до сих пор безмятежно наслаждались игрой, сникли.
— Смотри, они едва могут идти!— прошептала Катя: два человека, сгорбившись, попробовали встать и покинуть шатер. Но едва могли сделать несколько шагов, как, окончательно обессилев, вынуждены были вернуться на свои места. Заплакали напуганные дети.
Катя с ужасом заметила, что ее собственная стена побелела, жалобно скрипнула. Гребни призрачных волн поднимались все выше, карабкались, переливаясь через край и спускаясь смолистыми струями под ноги. Поперек стены пролегла длинная косая трещина. Катя поняла – еще мгновение, и ее захлестнет ледяная, пугающая темная волна.
Инстинктивно она вскочила с места, выставила вперед руки, громко скомандовала:
— СТОЯТЬ!!!
Стена скрипнула еще раз, накренилась. Трибуны стихли, все уставились на девочку.
— НЕ СМЕЙ!!! — прокричала она еще строже.
Темное море морока замерло, чуть приподнялось, вздыбилось в центре. Катина стена еще раз качнулась, и завалилась вперед, обдав впереди сидящих зрителей серебристыми искрами. Одна за другой рушились защитные стены болельщиков. Белые и зеленые камешки в недоумении повисли над их головами. Счетчик очков растерянно моргнул и замер. Жуткая субстанция побледнела, потеряла плотность и, словно живая, мыслящая, сникла.
— Катя-я! — пискнула рядом Ярушка и потянула за рукав. — Ты что творишь... Наших же сейчас накажут...
— Ты что, это не видишь? — Катя тыкнула пальцем в медленно колыхавшееся море.
Ярушка непонимающе на нее уставилась, одними губами произнесла: «что?» и пожала плечами.
Судьи ударили посохами и остановили игру. Морок, сворачиваясь в клубок, уменьшался, стекая вновь в руки английских шептунов.
— Прошу подойти старших игроков, — возвестил Сытень.
От англичан отделилась тонкая высокая девушка, мягко передвигаясь, подошла к судьям. От аркаимцев — высокий парень с бритой головой. Пока судьи тихо совещались, игроки ожесточенно жестикулировали, Енисея и Олеб мрачно поглядывали в зал. Один Истр не унывал, широко улыбался, поглядывая то на замерший счетчик, то на соперников.
— Эх, — простонала Ярушка, — сейчас или игры скажут пропустить, или еще как накажут... Опять Кубок англянам достанется.
— У нас это называется дисквалификацией, — пробубнила Катя, садясь на свое место и оглядываясь по сторонам — все, кто не смотрел на арену, пялились на нее, кто волком, кто радостно хихикая.
— Хорошее слово. Длинное...
— Прости.
— Да чего уж там, — Ярушка расстроено махнула рукой.
— Може, утопить ее, чтоб не мучилась? — донеслось до нее справа: это старик-аркаимец сверлил ее взглядом. — Умом, чай, девка тронулась.
Катя замерла.
— Да не тронулась она, дедушка, — вздохнула, впрочем, не очень уверенно, Ярушка, — Не местная она.
— Шпиёнка?!
— Гостья...
Катя прошептала старику:
— Простите...
Вперед выдвинулся волхв Сытень:
— Решением Судейского собрания Игра не засчитывается, — гул недовольных голосов. — Новая игра состоится через два дня в аглицкой стороне, — радостные возгласы англичан подхватили голос волхва. — Виновницу сего бесчинства, — Катя затаила дыхание, вцепилась в Ярушкину руку, — решено наказать примерно, но после расспроса. Для чего отдать ее на суд Верховному волхву.
При этих словах Катя побледнела, а Ярушка, наоборот, облегченно выдохнула:
— Повезло!
— То есть? Меня под суд, а я ж не виновата! А ты говоришь – повезло...
— Не голоси, — она встала и подтолкнула ее в строну выхода, — повезло, потому что, Верховный волхв — это Стар.
***
По безлюдным улицам Аркаима Катя медленно плелась за Ярославой к Стару.
Предстояло объяснение, а она сама уже не была уверена в том, что видела:
— Понимаешь, словно море печали, густое, тягучее, людей поглощало. Неужели не видела?
Ярослава только мотнула головой.
— Не может же такого быть, чтобы никто не видел!
— Может. Если англяне чего специально понавыдумывали, — с сомнением отозвалась та.
— Ты–то хоть мне веришь? — Катя остановилась.
Подруга посмотрела на нее, отозвалась просто:
— Верю, — и направилась дальше, в сторону прохода во внутренний город. — И хочу, чтоб ты ошиблась.
— То есть как?
Ярослава снова остановилась:
— То, что ты описываешь — может быть очень темное колдовство. И, коли ты его увидала, значит, с ним знакома. Значит, есть что-то еще. Что-то, что мы не знаем. И оно меня пугает.
Она провела Катю по узкой винтовой лестнице на крепостную стену Большого Аркаима, а сама отправилась искать Енисею, Олеба и Истра:
— Узнаю, что им известно.
День был ясный, близился к полудню, и, выскользнув из прохлады внутренних двориков Аркаима на солнцепек, девочка сразу почувствовала себя цыпленком на сковороде.
Стар стоял поодаль, всматриваясь в даль.
Катя подошла к нему и стала рядом.
— Красиво, верно?
Вид был, действительно, волшебный. Палящее солнце обесцветило небо, сделав его безжизненно голубым, почти белым. Серебряная прохлада речной глади отражала его пустоту и неопределенность. Ветер, ласково и сонно поглаживал бледно-желтый ковыль.
Катя порывисто вздохнула.
— Что, тяжко было? — не отрывая взгляда от горизонта, отозвался волхв.
Катя кивнула:
— Угу. Меня накажут?
Стар покосился на нее:
— За что? За то, что ты оказалась более зрячей, чем Сытень или Бут?
— Мне никто не верит, — Катя посмотрела себе под ноги.
— Не правда. Ярушка тебе верит. И я. Этого разве мало? — он помолчал и протянул ей руку ладонью вверх: в ней тяжело перекатывалась хрустальная сфера, в которой, Катя видела это отчетливо, покачивалось точно такое же вещество, темное и тягучее, как на арене. Может быть, даже еще более темное и тягучее.
— Тебе это знакомо? — спросил волхв, кивнув на сферу.
Катя заволновалась:
— Да, оно выглядит так же как то, на арене. Оно поглощало людей, одного за другим... Что это?
— «Нараат», довольно опасное существо, кстати, — Стар печально вздохнул, — Надо сообщить судьям. Придется им поработать и с прежними играми английской команды, не использовали ли они его и раньше.
— А что это такое?
— Нараат? — Стар спрятала сферу в складках платья. — Слуга ночи. Он окутывает жертву, вызывая чувство страха и ужаса. Жертва в панике, команде — дополнительные очки.
Катя поежилась.
— Но они и своих болельщиков пугали тоже... Ужас какой-то.
Стар кивнул:
— Жестоко, да. Нараат — обитатель Черного морока, его личный Хаос. Раз ты его увидела — у тебя большая судьба.
— Почему?
— Ты уже поняла, что такое Свет и Тьма? — вместо ответа спросил волхв.
Катя пожала плечами:
— Так это и так ясно. Свет — это день, добро и правда. Тьма — ночь, зло и ложь.
Стар хмыкнул:
— Как ты все хорошо разложила.
— А что, я не права?
— Права, конечно, — он улыбнулся, — но не совсем. Нет Добра, нет Зла. Есть Сила.
— Мне Ярушка уже говорила.
— Ярушка – молодец. Много читает, много понимает. И она понимает главное — Свет, в самом ярком его проявлении также опасен, как и Тьма. По сути, это две стороны одной монеты. Они всегда рядом, рука об руку. И нет ничего опаснее, чем перейти на ту или другую сторону. Особенно для такой молодой души, как твоя.
Он развернулся к ней и заглянул в глаза.
— Я ничего не поняла, — честно созналась Катя.— И Светлый, и Черный морок, это зло?
— Не так. И Светлый, и Темный морок одинаково опасен для тебя. Это абсолютная Сила.
— А Темный морок? Он меня слушается. Я переходы сегодня пробовала делать, у меня получается.
— Темный морок мудр. Он на границе Света и Тьмы. И нам того же желает. Потому и служит тебе исправно.
— А если придется выбирать: Свет или Тьма? Что тогда делать?
Стар нахмурился.
— Я и сам не ответил для себя. Чего уж тебе ответить. Думается, и твоя мама пыталась подольше уберечь тебя от этого выбора.
Катя встрепенулась. На глазах выступили слезы, она их тайком смахнула:
— Вы что-то узнали?!
Стар кивнул и протянул ей знакомую шкатулку.
— Я узнал кое-что про твой ларец.
И Стар, открыв шкатулку, достал из мотка ниток иглу и проткнул ею крышку шкатулки. Катя ахнула.
— Твоя мама очень заботилась о тебе. Очень хотела, чтобы с тобой ничего не приключилось.
— Но зачем? Почему просто не взять было меня с собой? Исчезли бы вместе...
— Есть еще Судьба, Мойра, Фатум... Ну, и твоя невнимательность, конечно, — Стар снова улыбнулся. — И, уж коль скоро Судьба не дала себя обмануть, и настаивает на своем, помни: даже приняв на себя Силу, выбор, куда Ее направить, на какие дела, всегда за тобой! Я прошу тебя помнить о времени, когда ты была слаба, не переставать быть Человеком.
Катя заплакала:
— Так я найду когда-нибудь свою маму?
— Конечно. Мне для этого надо некоторое время... Если снова не вмешается Судьба. У нее на тебя свои планы...
***
Выскочив из дома волхва, Катя бросилась через площадь, помедлила у Общего дома для девочек, на минуту забежала внутрь, и, обогнув главную улицу, выскочила через западный вход в Аркаим. Солнечные часы на башне показывали пять часов вечера. Ворота закрывались в семь. У нее два часа.
Она пробежала еще несколько сот метров в сторону реки, но потом сбавила шаг и оставшуюся часть пути прошла ровным шагом – не хотелось быть запыхавшейся. Дыхание все равно сбивалось от все нарастающего волнения, щеки полыхали огнем.
За десять – двенадцать метров до места вчерашней встречи Катя пошла совсем медленно. Она боялась, что Антон еще не пришел. А что ей тогда делать?
— Повернусь и уйду, — вслух сказала она.
Но боялась она напрасно. Антон был уже у реки. Из-под длинной челки, волной спускавшейся не лоб, на нее немного печально смотрели светло-стальные, словно ртуть, глаза. Подтянутый, высокий, какой-то непривычно смущенный.
Увидев Катю, он встал, виновато улыбнулся.
Катя улыбнулась в ответ, сделала шаг ему навстречу, но тут же словно окаменела: за его спиной выросли два позавчерашних знакомца — Шкода, а справа от нее, почти за спиной, из-за куста можжевельника — медвежья фигура Афросия. Внутри все оборвалось.
Афросий гоготнул:
— Ну, здравствуй, красавица, шустрая ты наша.
Но Катя не смотрела ни на него, ни на Ивана. Тоненькая ниточка надежды еще заставляла ее искать выход. Она не сводила взгляд с лица Антона, пытаясь понять, что же произошло, но не находила ответа. Он виновато опустил глаза, пробурчал:
— Извини. Так получилось: они узнали, что мы встречались, — и он дал себя оттеснить Ивану в сторону, отвернулся.
Тоненькая ниточка надежды оборвалась.
Все.
Пропасть.