Ярослава спустилась на один пролет вниз. Перед ней темнели три перехода, уводивших куда-то далеко, судя по гулкому эхо изнутри. Она провела перед ними рукой, нарисовав в воздухе крест перед каждым из них. Тут же загорелись в ночи три алых знака, запечатавших проходы.
Девушка удовлетворенно хмыкнула и аккуратно ступила на следующий пролет. Бело-синий шарик над ее головой качнулся и величественно поплыл за хозяйкой.
Ярушка спустилась еще на один этаж и остановилась перед низенькой дверью, чтобы пройти через которую ей пришлось бы согнуться как минимум вдвое.
Она сделала земной поклон, широко коснувшись рукой теплого пола, а, когда снова взглянула на дверь, та оказалась привычного размера, позволив ей без труда через нее пройти.
Ярослава на мгновение замерла. Острые кулачки сжались в нерешительности. Но в следующую секунду она толкнула дверь и проскользнула внутрь.
Она оказалась в небольшой, жарко натопленной комнатке, по периметру которой стройными рядами были развешены пучки трав, венки и нанизанные на толстую льняную нить лепестки цветов.
В глубине комнаты, перед раскрытой книгой сидела Могиня и дремала, подперев голову кулаком. По комнате разносилось ее ровное дыхание, изредка прерывавшееся раскатистым храпом.
Ярушка осторожно подошла ближе, присела на лавку напротив бабушки. И стала ждать.
Она облокотилась на стол, удобнее подперла голову. Посидела так минут пять. Привстала, дотянулась до стопки плоских подушек, аккуратно уложенных на сундуке, подложила одну на жесткую лавку и села на нее.
Минуту помедлив, вздохнула.
Положила голову на стол, заглядывая в лицо бабушки.
Синий шар над ее головой подрагивал, скучая. И неожиданно издал тихий, но отчетливый в ночной тишине гудок.
— Ш-ш, — шикнула на него Ярушка.
— Што хотела-то? — отозвалась бабушка Могиня, оборвав очередную порцию храпа на полутоне.
Ярушка выпрямилась, по-школярски сложив руки на столе.
— Бабу-уля, я тебя разбудила, прости, пожалуйста...
Могиня поправила съехавший на лоб платок, насупилась:
— Ничего не разбудила. Не спала я... Знаешь же, внучка, бяссонница меня измотала в конец.
Ярушка мельком глянула на синий световой шар, внезапно покрывшийся трещинками. Торопливо продолжила:
— Ну, все равно, помешала ведь...
Бабушка кивнула, расправила книжную страницу и начала водить пальцем по ровным кумачовым строкам, проворчала:
— Шо верно, то верно. Занята я шибко. Так что, не томи, говори, зачем пришла.
Ярослава набрала побольше воздуха в грудь и выпалила скороговоркой:
— Бабушка, ты давеча говорила, что прабабушка научила тебя как приметки делать. Так я прошу тебя и меня тому научить. Как там ходы тайные заповедные прокладывать в коридоре том.
Световой шар приобрел розоватый оттенок, предательски пискнув.
Могиня медленно подняла глаза на внучку, отодвинула книгу в сторону.
Ярослава вздрогнула — взгляд у бабушки стал тяжелым, пронизывающим насквозь. В голове, словно в раскрытой книге картинками пронеслись Ярушкины чаяния о славе и могуществе великой ведьмы, владеющей древними знаниями своей семьи, помноженными на опыт и силу крови.
— А пошто не научить? — медленно растягивая слова проговорила наконец, Могиня. Ярушка не поверила своим ушам, просияла. — Только верно ли поняла я тебя, дитятко: хочешь знания тайные получить?
Ярушка с готовностью кивнула.
— А знаешь ли, что за них плата полагается?
Ярослава снова кивнула, но медленнее.
— И готова ли ты цену дорогую отдать за знания эти?
Голос Могини с каждым вопросом звучал все тише, все более пугающе. Ярослава едва дышала.
— Готова, бабушка, — прошептала она, и сразу поняла, что не спросила — какую цену возьмет с нее бабушка. Сердце заколотилось сильнее в груди.
Могиня, не сводя пристального взгляда с внучки, между тем, стала по часовой стрелке рисовать круги на столе. Она водила морщинистым крючковатым пальцем по темной поверхности, постепенно увеличивая их размер. Когда она вела рукой в сторону Ярушки, окружность подсвечивалась голубым светом, когда удалялась от нее – красным.
— Для меня и для тебя станет общей чаша сия, соль и хлеб — одни на двоих, тревоги твои пусть услышу я их.
Ярослава не могла отвести глаз от этого искрящегося, разрастающегося между ними сине-красного вихря. Голова становилась все тяжелее, а руки будто приросли к столу.
Девочке стоило бросить на них один короткий взгляд, чтобы понять – она стареет. Быстро и неуклонно.
Сердце замерло и оборвалось, с грохотом упав в пятки. Она подняла темные от ужаса глаза и встретилась со спокойно-равнодушным, впитывающим ее эмоции взглядом Могини.
— Бабушка, — вырвалось у нее из груди.
— Ты почто не спросила, какую цену заплатила я за те знания? — глаза Могини становились все темнее, затягивая словно в омут, а голос звучал грозно, отчетливо чеканя каждое слово. — Почто согласилась на неведомое? По глупости, по недоумению разбросав себя?
— Бабушка, неужто такая цена? — шептала Ярушка, ощущая на своих плечах год за годом. А лицо Могини, наоборот, разглаживалось и молодело: седые волосы набирались цвета, становясь темно-русыми, морщинки расправлялись, на щеках загорался румянец.
— Каждая приметка — годочек, каждое словечко — минутка, каждый уголок – моя силушка.
— Бабушка, пощади, — взмолилась Ярушка под тяжестью лет, и смолкла, услышав свой голос – сухой, скрипящий, как ветки на ветру.
Могиня внезапно прекратила раскручивать вихрь, с силой хлопнув раскрытыми ладонями по столу. Сине-красная воронка между ними замерла на миг, медленно раскручиваясь против часовой стрелки, и тая.
— То-то же, — отрезала она, в одно мгновение вернув себе свои года, а Ярушке – молодость. – В другой раз думай, прежде чем просить. И запомни! Не проси ничего, покуда сами не подадут тебе!
Ярослава одернула руки со стола, и опрометью бросилась к выходу. Синий световой шар с треском мчался за ней и едва поспел проскользнуть в узкую щель, в которую промелькнули Ярушкины пятки.
А Могиня невозмутимо приблизила к себе свою книгу,вновь углубившись в чтение.