Мужчину разрывает на части со злости на этого паршивца, поэтому откидывает широких мужчин в чёрных смокингах от него и поднимает, схватив за воротник.
— Не пойму, кому ты хуже сделаешь: мне или себе. Ты не хочешь, чтобы я оборвал твои многовековые планы, но ты сам их рушишь. Они всего–лишь увидят лужи крови, поплачут и забудут, а мне действительно плевать, как подыхать. Но всё же тебя надо уведомить, что ты самый отвратительный отец, каких я когда-либо встречал.
— Когда ты был маленьким, ты каждый день говорил: «Давайте переедем в Америку!», а теперь тебя что не устраивает? Деньги, женщина, машина, Америка, что тебе нужно ещё для счастья? До чего ты ещё опустишься ради этой девчонки? У тебя таких ещё миллионы будут! — оба прожигают друг друга взглядом, но мужчина сдаётся быстрей. — Ты меня услышал, Чон Чонгук, не хочу стрелять в тебя перед вылетом. Выбирай сам.
— Ты меня тоже услышал.
— Жду тебя в аэропорту к семи утра. Пусть подкинут. Видеть тебя в своей машине не хочу, — Чон старший выходит из дома, созывая за собой троих парней и, в конечном итоге, уезжает по направлению в Инчхон.
В комнате стоит тяжелая атмосфера. Чонгук сидит на полу пару секунд, чтобы утихомирить дрожь (от злости). Чонхён тоже сидел на полу, скорчившись от боли – ему самому не помешала бы помощь. Младший почти сразу встаёт и подходит к брату, кладя ладонь на его плечо.
— Ты в порядке?
— Прости, Чонгук, — тот лишь извиняется, хотя чувствовал себя настоящим инвалидом. На этом оба медленно поднимаются, помогая друг другу. Недолгое разбирательство полностью выдуло из обоих силы.
— Не надо. Я не так пострадал, насколько ты. Мне уже пора, надо попрощаться с ребятами.
Братья входят в небольшую комнатку, где сидело всё столпотворение друзей. Тихие, измученные, подавленные. Ничего не поделать, а время идёт. Первыми под руку попались Хёна и Донан.
— Нуна, прости, что ввязал вас в неприятности. Хён, пожалуйста, найди достойную работу с хорошим начальником, и надеюсь, что я получу приглашение на вашу свадьбу. В случае чего, живите дружно и создайте хорошую семью. Спасибо за вашу помощь.
Он обнимает пару по очереди и переходит к лучшим друзьям, которые сами принялись обнимать его и умудрились даже заплакать.
— Хёны, спасибо, что всегда были рядом. Вы те, на кого можно положиться. Не забывайте включать видеозвонки, когда будете пить, — а у парней глаза полные слёз, просто могут, что обнимать и улыбаться, стуча по спине, даруя парню удачу и терпение. Наконец, взгляд доходит и до Ким Серри, заплаканной, напуганной, не хотящей отпускать свою первую и, кажется, последнюю любовь.
Чонгук смотрит жалобно, у самого лицо скривлено от разливающейся жгучей лавы внутри. Он не знает, куда себя девать. Позволит ли она прикоснуться к себе, позволят ли поцеловать себя в последний раз? Парень дрожащими пальцами прикасается к слегка выпуклому животику любимой и наклоняется к ней, соприкасаясь слегка влажным лбом к её и прикрывая слезящиеся глаза. Боль прожигала все внутренности, а чувствуя её рядом, ему казалось, что она усилилась в раз десять. Он чувствует эту боль за всех.
— Спасибо за все годы, что ты была рядом, — шепчет он ей, приоткрыв глаза и заглядывая в её снова.
Этим предложением он подразумевал все годы, начиная с их первого знакомства. Неважно, что было, через что они прошли и сколько ошибок им пришлось пропустить через себя – это было прекрасное время. Незабываемое. Пусть это была лишь маленькая история любви с разыгравшимся сюжетом, но конец будет резко отрезан, как и их отношения, и увы конец – не happy end. Как же он хотел бы вернуться в те времена, когда они с парнями потешались над этой девчонкой. Исправить свои ошибки и признаваться в тёплых чувствах каждый день. Серри молчит, не может даже дотронуться до его руки на животе или поблагодарить в ответ, лишь смотрит на него и принимает его чувственный поцелуй в лоб.
Она была готова простить ему всё, пожалеть за то, что он пережил минутами ранее. Жизнь его калечит каждый день, каждый час, каждую секунду, когда он пытается связать свою жизнь с той, в ком он нуждается. В горле ком застревает ещё сильней и на сей раз парализовало всё тело. Она не может сказать что-либо в ответ, ухватить за руку и обнять, когда его руки опускаются в исходное положение, а прекрасное лицо удаляется от неё.
— Джун, подкинешь? — не своим голосом спрашивает Чонгук, но скорее это было похоже на просьбу.
— Да, — расстроенно отвечает Ким. — Чемоданы здесь или у Тэхёна?
— Здесь, — он как раз–таки собирался за ними.
— Выходи.
— Не провожайте нас, — Чонгук зашнуровывает кроссовки и закидывает огромную сумку с вещами на плечо.
Ему хотелось услышать от друзей, что это был всего лишь сон и уже можно просыпаться, но теперь ему начинало казаться, что он слишком многого хочет.
— Не знаю, когда точно приеду обратно, но на ваши свадьбы грех не явиться.
Все кивают ему, слабо веря сказанным им словам, потому что знали настоящую правду и были способны отличить: где Чонгук просто играет, а где – говорит правду. Если он говорит слишком уверенно и серьезно, то скорее всего он врёт. Чонхён узнал обо всём от охранников раньше самого Гука, ведь именно он унаследует компанию и, только после неожиданных вопросов его друзей о переезде немаловажного человека в их компании, парень рассказал его друзьям об этом досконально, а Гук прямо сейчас лишь лгал им прямо в лицо. Но они понимали, что это всё во благо, просто не хотели расстраивать Чонгука. И даже если скажут что-то сейчас, Серри сразу поймёт что да как. Но... единственный, кто действительно верил в слова парня или хотел верить, – это именно она. Таков–то и был его план. Провалили основную часть, так детали разбирать точно не стоит.
— Я больше не могу, хён, больше не могу.. — неожиданно Чонгук закрывает дверцу машины и облокачивается на неё локтями, кладя на них голову.
У него всё тело дрожит, настолько, что зубы стучат об друг друга. Он еле сдерживается, чтобы не заплакать. Он чувствовал себя плохо даже не от того, что был унижен на глазах у всех, а то, что все его друзья и жена увидели это, переживают его проблемы и они точно будут переживать за него больше, чем он сам. Впервые Чон не мог даже взглянуть на машину и в очередной раз сказать, как она прекрасна, а идти к ней было всё сложнее и сложнее. Он уходит, но искренне не понимает, почему он делает это. Почему покидает свою семью, дом, мать, друзей, школу, страну, ради какого–то подписанного отцом контракта. Всё. Он уже морально истощён, он не может больше держать это в себе.
— Так тяжело.. — бьёт себя по груди, но в прежнее состояние так и не приходит. — Будто сейчас задохнусь.
Намджун хочет подойти к другу и обнять, но видит, как из дома выбегает Чонхён, потому просто садится за руль. Чон старший подбегает к братишке и разворачивает за плечи, но сам Гук тут же опускает голову, пряча в глазах слёзы.
— Чонгук... — только Чонхён хотел сказать слова о том, чтобы тот успокоился и всегда был спокоен, так увидев полную рассеянность братишки, сам–же всё и растерял. Парень крепко обнимает братишку, выслушивая и принимая всю ту боль, что он получал от людей в течении всей жизни. Чонгук расплакался, накрепко схватившись за футболку брата, прямо как в детстве. И Чонхён знал, что его брат никогда не рассказывал другим о своих слабостях, потому что всегда хотел казаться сильным в глазах окружающих. Но на самом деле он никогда не был таким. В детстве Гук постоянно плакал и бежал к старшему брату, но потом что-то пошло не так и он прекратил так делать. Да, таким вещам всегда приходит свой конец: ты терпишь долго, но потом эта стена рушится и твоей сдержанности приходит полный крах. Всё начинается с новой силой.
— Почему я живу как подопытная крыса, на которой зарабатывают хорошие деньги, хён? — неровно дыша спрашивает Чонгук, почти сразу успокоив слёзы. — Я для отца не человек? Не имею своих желаний, чувств?
— Чонгук... — у Чонхёна у самого глаза полны слез и он вздыхает, чтобы сдержать себя перед ним. Ему жаль, что его младший брат всё это время жил под таким бременем, пока тот беззаботно учился и жил в столице, являясь тем, кто позже займёт место отца. Но ведь все знают, что в нормальных семьях именно старший должен жить так, как живёт сейчас Чонгук.
— Если я останусь, он действительно убьёт нас. Почему я, чёрт возьми, верю в эти безумные слова? — он через силу сдерживал себя, чтобы совсем не разрыдаться, ведь он же мужик. Дурацкие стереотипы... — Даже не посмотрит.
— Я понимаю.
— Я думал, что смогу, но... не могу остаться. И уехать тоже не могу. Просто застрял. Что мне делать, хён? Я так устал.
— Чонгук, тебе есть ради кого жить, слышишь? — старший брат отстраняет младшего брата от себя, держа его за плечи, и смотрел мокрыми глазами в его такие же. Он будто чувствовал то, что происходило внутри него: всю эту запутанность, боль, желание убить отца или умереть самому. В его груди природа буквально бушует, там хаос.
— Ради кого? Ради родителей, которые лишний раз наводят ствол, жены, которая меня ненавидит, ребёнка, рождение которого я даже не смогу увидеть, или новой невесты, которая меня даже в лицо не видела? За эти годы пройдёт столько всего, что я даже элементарно не смогу ничего объяснить сыну, а люди, что находятся здесь, забудут обо мне, потому что я всегда доставлял им только проблемы и... — он пытается подобрать нужное слово, но просто бьёт себя по голове, оттягивая волосы.
— Всё не так плохо, как тебе кажется, Чонгук.
— Въезд в Южную Корею будет запрещён на такой же срок, как и длительность контракта, а это значит, что я даже на их свадьбы приехать не смогу. Я не смогу увидеть рождение сына, племянника, как парни женятся или элементарно закончат университет. Я не смогу ничего, впервые я это говорю! Скажи мне. Скажи мне, как наследник... Нет, как знающий отцовскую политику мой брат. Я всю жизнь буду так жить? Быть мишенью для отца, проверяя его новые снаряды на себе, жить по контрактам, как раб, быть для него как ежедневные проценты, но при всём этом делать вид, будто наши отношения лучше, чем с женой и друзьями вместе взятыми? Я вообще точно его сын?
— Послушай, давай что–нибудь сделаем.
— Мы ничего не сделаем, хён! И ты ничего не сделаешь, ты это прекрасно знаешь! У меня нет больше выбора. Я не хочу уподобляться отцу: издеваться над своими детьми только потому, что ещё молод. Поэтому я не хотел, чтобы она делала аборт, даже если мы ещё недостаточно адаптированы во взрослой жизни, а ты ведь понимаешь, что слово отца не пустой звук, оно никогда не было и не будет таковым.
— Давай я отдам тебе наследие компании?
— Что? С ума сошёл? Забудь об этом. Может тебе всё равно на своё будущее, но я не хочу подставлять Сохён и Чонсо, которые абсолютно ни в чём не виноваты. Всё, хватит, — Чонгук вздыхает, разминая плечи. — Надо это прекращать. Я просто уеду сейчас. Переждём, дождёмся правильное время и будем спокойно жить, как раньше.
Чонхён прикрывает глаза и активно, но с болью в груди, кивает. Оба слабо верят, что вскоре всё станет как прежде, но ничего не оставалось. С огнём играть нельзя – рисовать не хотелось.
— Договорились.
— Сходи в больницу, проверься, а то от такого удара мне самому больно меж ног стало, — этим предложением Чонгук вызывает у брата ухмылку и это радовало. — Какой месяц у Сохён?
— Шестой.
— Я знаю Сохён–нуну как облупленную, она никогда не носила широкую одежду. Ты действительно думал, что я не замечу?
— Решил проверить тебя, — улыбнулся парень.
— Хм, думаю, мы с тобой будем видеться чаще, чем со всеми остальными, так что who is international playboy? Сделай нормальную рожу, эта тебе не идёт.
— Сказал мой младший брат с заплаканным лицом, — Чонхён презрительно обернулся на братишку и щелкнул его по лбу. — Мы будем следить за ней, не переживай.
— Чонгук! — оба оборачиваются на голос Ким, которая чуть ли не вылетает из дома.
— Обними её хотя бы. До встречи, братишка, — Чонхён в последний раз крепко обнимает младшего прежде, чем пропустить подругу и уйти в сторону, откуда шла она.
— Чонгук, пожалуйста, скажи, что ты решил подшутить надо мной, не уезжай... — со слезами на глазах просит Серри, придерживая до неузнаваемости потерянного парня за плечи, но тот только стыдливо смотрит куда-то в землю. Он не может показать ей своё лицо.
— Прости, — Чонгук убирает её руки с себя. Сейчас он не узнавал сам себя. — Мне пора.
— Не ври, у тебя ещё много времени, не сбегай от разговора. Почему ты молчал всё это время? Ты ведь бросил меня не потому, что ревновал, да? Ты же не такой дурак, чтобы поверить этой дурацкой фотографии, верно? Ты просто ожидал всего этого от отца, вот и всё! Ты мог просто рассказать мне всё так, как есть, я бы поняла тебя.
— И что бы я сказал? Извини, но мне нужно в Америку к новой жене?
— Лучше бы было так, чем то, как я себе места не находила и не понимала, что я сделала не так. Почему ты никогда не советуешься со мной? Почему не можешь открыться мне? Что мне стоило сделать, чтобы стать человеком, которому ты можешь доверить всё, Чонгук? Дело ведь было даже не во мне, а в тебе самом..
— Если ты всё уяснила, то можешь идти, — это единственное, что Чонгук мог ответить.
— Подожди, я...
— Спасибо за время, за чувства, за счастье. Мне было хорошо с тобой, — сказал он, перебив девушку, и оборачивается к двери машины.
— Чонгук.. — она останавливает его, удержав за кофту. — Но я ведь до сих пор люблю тебя...
— Тогда не совершай глупостей. Живи, как жила до меня. Забудь всё, что было между нами. Давай останемся теми одноклассниками, которые терпеть друг друга не могли. Ладно?
Серри отрицательно кивает, обходит парня и встаёт перед ним, облокотившись о дверцу машины.
— Между нами не могло быть отношений и эта ситуация полностью оправдывает этот факт.
— Хорошо, может оно и так, но как же наш ребёнок? Он ведь не виноват.
— Просто... — он старается быстро подобрать слова, но, прикрыв глаза, просто отвечает: — Позаботься о нём. Я сделаю ради него всё, что в моих силах.
— Чонгук! Я не об этом!
— Ты сама отказалась от аборта.
— Почему ты говоришь так, будто сам был всеми руками за?!
— Может я и не был за, но в данном случае я не имею право решать! Я знал, на что мне приходится идти, но мне его рождение никакой пользы не даст, — в следующую секунду он чувствует обжигающую боль на щеке и вновь оборачивается на жену.
— Он тебе ничем не обязан.. — сквозь слёзы прошептала Ким, съёжившись. Только тогда он понял, что неправильно выразил свои мысли.
— Пойми уже наконец, — чеканит он, приблизившись. — Рождение ребёнка никак не сказывается на моем возвращении. Отец видел тебя, знает обо всём, но не выразил ничего, кроме непринятия. И я ничего не могу с этим поделать. И не смогу сделать многого для нашего ребёнка будучи в Америке. Так что уйди с дороги и не вмешивайся во всё это. Я больше не твой муж и не буду им снова, так что решать свои проблемы я буду сам. Удачи тебе в построении будущей личной жизни. И удачи в воспитании ребёнка, я достаточно услышал про твои методы.
С каждым обидным словом Серри медленно вжималась в металл, а каждый слог прожигал в сердце огромную дыру, после которого оставался только пар горелой плоти. Слёзы шли настолько неустанно, что падали одна за другой с подбородка и врезались в траву. Слов ответить ему не было не от того, что их действительно не было, а от того, что язык не слушал то, что говорил ему мозг.
— Надеюсь, ты примешь мои слова и простишь, — Гук отталкивает Ким от двери, но когда та падает на землю, закрывает дверь обратно, подходит и крепко обнимает, безысходно выдыхая в её шею. Его уже грызла совесть и будет догрызать всю оставшуюся жизнь. — Прости, я не хотел..
— Я же вообще не об этом.. — Серри игнорирует ситуацию, отодвинув его от себя, потому что её больше интересовало другое. — Если ты прекрасно знал, что у нас нет будущего, зачем тогда вообще что-то начинал? Зачем ты сделал из нас полноценную семью, зная, чем это закончится? Ты желаешь мне удачи в личной жизни, прекрасная зная, что с девушкой с ребенком никакой мужчина не захочет иметь дело. Ты прекрасно знаешь, что ничего хорошего не выйдет.
— Прости.
— У тебя даже нет оправданий, гениальный ТОП-3. А я так долго ждала тебя в тот день, а ты просто собрал вещи и ушёл. Почему?
— Потому что я был зол на всех. И на себя в том числе.
— И ты поверил? Поверил этой тупой фотографии? Ты вообще когда-нибудь доверял мне, Чонгук? Когда ты был ещё тем бабником, постоянно насмехался надо мной, подставлял, я приняла тебя таким, какой ты есть, а ты из-за одной несчастной фотографии... Я не верю в это.
Чонгук молчит. Извинения? Они с трудом лезли. Даже не потому что они бесполезны, а потому что только выводят её на лишние эмоции. Слов было куча, учитывая, какой Чонгук не многословный.
— Скажи, я действительно ничего не значу для тебя?
Чонгук не знает, что ответить. Да – снова вселит надежду, нет – совершит огромную ошибку.
— Конечно.. значишь. Но я не думаю, что мой ответ что-то даст нам в наших отношениях, — парень окончательно отстраняется от Ким и поднимает её на ноги.
— Понятно. Уезжаешь.
— Да, поэтому тебе пора идти.
— Тогда... Перед тем, как уйти, можешь поцеловать меня? В тот раз я не смогла, но в этот... — он резко притягивает к себе за шею и целует её, не дав договорить. Это то, о чём он мечтал долгое время. Обычный поцелуй. Действительно такой, какой должен быть в последний раз. Оба могли прочувствовать всю боль и безграничность неземных чувств в этом поцелуе. Вселенная не успела помирить их, как уже разделяет. Разве это справедливо? А хотела ли она вообще того, чтобы они были вместе? — Спасибо.
— Пока? — она кивает и робко избавляется от мужских рук.
— Пока.
— Береги себя.
— Ты тоже.
И тогда он провожает уходящий силуэт жены до закрытой входной двери и садится в заведённую машину, в которой его ждал Намджун.
— Ты был слишком груб, — начинает Джун, заводя машину и почти сразу выезжая на трассу, а Чонгук даже не смотрит на дом, в котором были все его лучшие друзья. — Не завидую ей.
Эти слова резали уши, несмотря на то, что сам понимал, как был груб к той, кто этого не заслуживал.
— Не хочу привязывать её словами.
— Ты всегда был добрым, этого у тебя не отнять. Если вы действительно любили друг друга, то она это поймёт.
— Думаешь, я поступил правильно?
— Неважно, правильно это или нет. На твоём месте я бы лучше пошёл на смерть, чем испытал подобное. Да, я знаменитый ТОП-3 в школе, но я не смог бы быстро принять жизненно–важное решение. Я понимаю, почему ты пытаешься оттолкнуть от себя Серри, но мне всё ещё больно осознавать на что ты решился.
Ким слышит всхлип младшего и невольно улыбается.
— Никогда не думал, что наш эгоистичный Чонгук когда–нибудь будет думать не только о себе. Меня поражает, что ты не думаешь о своих желаниях, а думаешь о своих друзьях и жене, о том, как будет лучше для нас. Никогда не думал, что скажу это, но я зауважал тебя как мужчину, а не как просто друга. Я действительно уважаю в тебе это новое приобретенное качество.
— Но я не могу простить себя за то, что сделал, — Чонгук уже в самом деле плачет, смотря за тем, как мимолетно исчезают деревья за краем окна, и кусает костяшки на кулаках. — Раньше я всячески издевался над ней, и это доставляло мне моральное удовольствие, и сейчас.. по сей день я продолжаю издеваться, но чувствую совершенно далекие от радости чувства.
— Всё закончилось, Чонгук. Не плачь.
— Отец был прав. Ей только исполнилось восемнадцать, меньше чем через полгода у нас будет ребёнок. И она тоже права. Чем я только думал, когда вступал в отношения? Я знал, к чему всё придёт. Безответственный идиот. Она наверняка чувствует на плечах непосильный груз.
— Давай ты не будешь думать об этом. Радуйся, что сегодня все остались в целости и сохранности. Радуйся хотя бы тому, что возможно, она не будет держать на тебя зла. Я думаю контракт можно будет обойти или расторгнуть и, если у неё никого не будет, ты сможешь вернуться к ней.
— Я не хочу, чтобы у неё кто-то был..
— А это уже не тебе решать. Но раз вы закончили на более менее хорошей ноте, разве вы не можете просто переписываться? Созваниваться?
— Не знаю... Не хочу гадать, что будет дальше. Не хочу связывать её собой на долгие годы. Думаю, если ограничиться контактом, время поможет вылечить раны.
— Ну теперь ты сам себе противоречишь.
— И не говори.
— Почему ты решаешь всё за неё? Может она не хочет забывать. Может она уже ждёт от тебя звонка. Может она готова дождаться?
— Может ты не будешь вселять в меня чувство самобичевания и сожаления?
— Борись до конца, Чонгук. Делай то, что считаешь важным вам обоим.
***
— Спасибо, хён.
— Пиши нам, Чонгук.
Надеюсь, я не испортила Вам настроение последними главами🥲
Что вы думаете по этому поводу?