Замечательная обложка от замечательной JohnAteTheApple
[Предупреждение!]
Не рекомендуется читать лицам сильного пола, плохо воспринимающим неадекватную информацию о жизни; людям, достигшим половой зрелости, но неполовозрелым; высокообразованной интеллигенции с устойчивыми моральными принципами, а так же детям и мужикам.
Жанр: хоррор с элементами мистики.
Нецензурные слова встречаются. Два.
[Пролог]
Однокомнатная квартира. Шатающаяся люстра. Выглаженый мужской носок, свисающий с неё. Прохудившийся ковер с разбитой стеклянной вазой. Искусственные цветы на полу. Стол. Нетронутый хрустальный сервиз, расставленный с любовью в скромном буфете. В дверях полноватый мужчина, время от времени неудачно уклоняющийся от летящих в него дешевых принадлежностей домашнего обихода. В одной руке недоеденный бутерброд, в другой — телефон, открытый на социальной странице красивой женщины. Кричащая беременная (та самая, что на дисплее, только лет на десять старше и без фильтра) со всклоченными волосами, в наспех накинутой поверх розового флазелинового халата байковой куртке, тапочках и с тенисной ракетой в руках:
— Шоб тебе пусто было, заморыш! Шоб у тебя пузо отросло и рожать!!!
[Глава 1]
Зелёная алея, розовый дом, пятый этаж, восьмая обшарпаная дверь по коридору налево, третья от окна койка, белая подушка с государственным штампом в верхнем правом углу. Ночь.
Продолжение следует...
[Глава 1 (продолжение)]
Та же подушка, полноватый мужчина, лежащий на ней в застиранном больничном халатике-распашонке. Рядом испуганный худощавый блондин, с ужасом смотрящий на вздутый живот друга:
— Шо случилось?
— Чего-чего? Не видишь? Лежу.
— А что брюхо вздуто?
— Кирила жду.
— К-какого Кирила?
— Дочку, шо Ленка должна на днях родить.
— А п-почему Кирилла, если дочку?
— А шоб назло курве! Теперь я хозяин!
— Но к-как? К-как ОНО у тебя там очутилось?!
— Не знаю. Поссорились мы вчера шибко. Вот и прокляла, зараза, перекинула мне ребенка. Ой!
— Что? Схватки?!
— Похоже.
— А врач видел?
— В приемной только.
— И шо?
— Шо-шо. Сказал: «Бум рожать!»
— Черт, друг!
— Ой!
— Шо?!
— Опять началось!
— Шо?!
— Схватки.
— Шо?!
— Перестань шокать! Я сам в шоке! Помоги лучше.
— Да-да. Давай, ты сможешь, брат. Школу отсидел, армию отстрелял, женитьбу на Василиске пережил, значит, и родить сможешь!
— Потише, пень, не лапай меня! И не дави на живот! Почки отдавишь!
— У тебя тут почки?
— Да не мне, ребёнку, дурень! Давай, помоги слезть с кушетки и стать зракой.
— Стать кем?
— Не кем, а чем! Это позишен такая. У Ленки в тетрадке углядел: «позиция 3-раком». Шла после «на левом боку» и «на стуле». Зад кверху, коленки и локти врозь, короч. Там ещё фото прилагались занятные. Эх... Как эту заразу дышать учили?
— Наверно, дышите-недышите.
— Это тебе не менты с трубочкой. По-другому надо.
— Ну тогда вдох-вдох-вдох-вдох...
— Я те шо, воздушный шарик? Выдыхай уже!
— А, да. Выдох-выдох-выдох-выдох...
— Так коньки отбросить недолго, перестань дышать мне в глаз! Потри лучше спину.
— А мочалка где?
— Кулаком потри!
— А... выше пояса или ниже?
— Ниже уже не спина, дурья башка!
— Ага.
— Ох, черт! Тварь-Ленка! Помоги обратно лечь. Похоже, не дожить мне до утра.
— Хватит причитать, позвони ей! Извинись за «шалаву». Может, не изменяла вовсе. Пусть заберёт назад проклятие, тогда и рожать не придётся.
— Как же, не зменяла, я сам подпись хахаля на стене видел: «С любовью, Вася».
— Та, может, не хахаль. Мало ли, кому на её стену задумалось влезть.
— Все равно не пойду звиняться. Уж лучше родить, а потом развод, чем голову перед ней гнуть. А-а-а!
— Дыши глубже, дыши, брат! Сейчас нагоню кислороду. Фух-фух.
— Та не лезь мне рылом в рот! От тебя углекислым перегаром несёт до форточки. Задохнётся ребенок! Ох, как же больно! РО-ЖА-Ю!
— Согни-согни коленки! И голову на грудь — так Настьку учили.
— Не могу голову, застряла!
— Ладно, тужься так!
— А!!! А!!! А-а-а!!! Зови хренова врача! Ребёнок лезет!
— Сейчас, сейчас. Сестра-а-а-а-а!!!
— Да не в ухо мне! В коридор!
— Ага. Сестра-а-а-а!!!
— Ой, не могу! Ой-ой! Па-па!
— Всё! Звони Ленке! Выплюнь ты свою гордость.
— НЕ-МО-ГУ! Она у меня, как кость в горле, застряла.
— Ото и видно — шея совсем не гнётся. Во, какие глазища вытужил, ослепнешь!
— Не ной под ногу! Фух-фух-фух... посмотри лучше, появилось там что-то?
— Да-да, вылазит черное! Наверно, голова!
— Негр, что ли?! О, горе мне! О, черти зеленые! Как же так, доча, Кириллушка?! А все ты: забей на гордость, забей на гордость! Как знал, что зменяет, гадина! А-а-а-а-а-а!!!
Пожилая женщина в выбеленном дожелта халате с закатанными рукавами, в одноразовых перчатках и в очках с замотанной медпластырем правой душкой, медленно заходит в палату. Устало вздыхает, отпихивает блондина:
— Товарищ, отойдите, пожалуйста, от больного, не торчите у него между ног, работать мешаете! Валь, тащи судно. Тут тот, что с непроходимостью, просрался.
[Эпилог]
Тот же дом, третий этаж, четвертая слева по коридору дверь, койка у окна.
— Лен, а Лен. Прости дурака, бес попутал, наговорил лишнего, зревновал шибко, ведь люблю, жуть. Я это, яблочки принес. Как Катюшка-то? Дай посмотреть. Доча всё-таки.
Конец!
[Постэпилог]
Гордость — это маленькая кость, которая не позволяет гнуть шею, сгибая разум.
Вовремя не выплюнешь (неважно чем) — ослепнешь на всю жизнь.
***
Самый-пресамый конец.