В ту ночь меня и Ульфина обслужили прекрасно. Едва дверь за королем и Игрейн захлопнулась, а мы остались между запертой дверью наверху и стражей внизу, снизу раздался звонкий голос Ральфа, перекрывающий звон мечей, наконец-то убираемых в ножны:
— Клянусь богами и ангелами, ну мы и поработали сегодня! А когда все закончится, мне придется провожать всех обратно. У вас там есть огонь? Хорошо. Можем обсохнуть, пока ждем. Можете идти, предоставьте это нам. Идите, чего вы ждете? Получили приказ! И помните, никому ни слова о приходе герцога.
Один из воинов, убрав меч, направился к себе в комнату, но другой задержался, глядя на меня.
— Это так, милорд Бритаэль? Мы можем быть свободны?
Я начал медленно спускаться по лестнице.
— Совершенно верно. Можете идти. Мы пошлем за вами привратника, когда направимся обратно. Но главное — ни слова о приходе герцога. Смотрите! — Я повернулся к Ульфину, смотревшему на меня широко раскрытыми глазами. — Джордан, поднимись к двери и встань там на страже. Подожди, дай мне твой плащ, я его просушу.
Он с благодарностью ушел, сжимая наготове меч. В комнату охраны внизу зашел Ральф — ускорить процесс выполнения моих приказов. Я спускался не спеша, давая ему возможность отослать воинов.
Когда внутренняя дверь закрылась, я вошел. В ярко освещенной комнате не было никого, кроме нас двоих.
Ральф возбужденно улыбнулся.
— Ни за что на свете, даже ради своей госпожи, я больше не отважусь на подобное!
— Больше не потребуется. Ты совершил почти невозможное, Ральф. Король этого не забудет.
Потянувшись закрепить факел на стене, он вдруг увидел выражение на моем лице.
— Что с вами, сэр? Вам нехорошо?
— Нет. Эта дверь запирается? — Я кивнул на дверь, через которую вышли стражники.
— Я запер ее. Если бы они что-нибудь заподозрили, то не дали бы ключей. Да разве могут они что-нибудь заподозрить? Я и то мог бы поклясться, что на лестнице с нами говорил Бритаэль. Это было как волшебство. — В последней фразе отчетливо слышался вопрос, и он посмотрел на меня знакомым мне взглядом. Я промолчал.
— Что делать сейчас, сэр?
— Спускайся к привратнику и смотри, чтобы он не сунулся сюда, — я улыбнулся. — Ты успеешь погреться у огня, когда мы уйдем.
Он, как всегда, легко сбежал вниз по ступеням, крикнул что-то Феликсу, тот рассмеялся. Я стянул свой намокший плащ и вместе с плащом Феликса расправил его над огнем. Одежда под ним была почти сухой. Я немного посидел, протянув руки к огню. В освещенной огнем комнате стало очень тихо. Снаружи же шумели потоки воды, и шторм терзал крепостные стены.
Мысли жгли меня, как искры. Я не мог сидеть спокойно. Встал и беспокойно прошелся по комнатушке. Снаружи бушевала буря, у двери слышались голоса и стук костей: Ральф и Феликс коротали время. Я взглянул в другую сторону. Ни звука с лестницы. Лишь тень Ульфина, неподвижно замершего у комнатной двери...
Кто-то тихо спускался по лестнице. Женщина, завернувшись в накидку, что-то несла. Она двигалась совершенно беззвучно, Ульфин при этом не шевельнулся и не издал ни звука. Я вышел на площадку, вынося с собой свет и тени из комнаты охраны.
Это была Марция. На ее щеках блестели слезы. Она склонила голову над тем, что несла в руках. Она держала укутанного от холода ночи ребенка. Увидев меня, она протянула его мне.
— Позаботься о нем, — попросила она, а за чертами ее лица и слезами проступили ступени и стены. — Позаботься о нем...
Шепот превратился в потрескивание факела и шум ветра снаружи. Я стоял совершенно один. Дверь наверху была заперта. Ульфин не двигался.
Я опустил свои пустые руки и вернулся к огню. Пламя угасало, и я подбросил дров. Однако лучше мне не стало, свет жег меня. Хотя я увидел все, что мне было надо, где-то в конце чувствовалась смерть, и мне было не по себе. В комнате стало душно, тело ломило. Я взял накидку, которая почти уже высохла, набросил ее на плечи и вышел на площадку. В стене была небольшая дверка, из-под которой задувал ветер. Я толкнул ее наружу, преодолевая порывы шторма, и вышел на воздух.
Сначала, после света стражницкой, я ничего не видел. Я закрыл за собой дверь и прислонился спиной к сырой стене. Речным потоком на меня хлынул свежий воздух. Предметы вокруг начали принимать свои очертания. Впереди, в нескольких шагах, маячила высокая зубчатая стена крепости. Между мной и ею лежала ровная площадка, и другая стена поднималась к зубчатому парапету. За стенами и головокружительной скалой виднелась крепость, соединявшаяся в самой высокой точке с мысом. В вышине, где мы видели освещенное окошко, высилась черная башня, очерченная на фоне темного неба.
Я подошел к парапету и перегнулся через него. Снизу начиналась скала, представлявшая собой днем травянистый склон, заросший водорослями и белой смолевкой. На ней вили свои гнезда морские птицы. Внизу пенились воды залива. Я поглядел направо, откуда мы пришли. Не считая мечущейся пены, берега залива, где нас ждал Кадал, не разглядеть.
Дождь прекратился, тучи начали рассеиваться, уносимые ветром. Там и здесь в промежутках между облаками просвечивало звездное небо.
Внезапно прямо у меня над головой развеяло облака, и показалась плывущая, как корабль по небу, яркая звезда.
Она выделялась среди своих меньших сестер. Ее мерцающий свет нарастал, источая сияние и блики всех цветов. Звезда росла и становилась ярче, пока ветер не набрасывал на нее паутину облаков. И тогда она тускнела, становилась далекой и серой, теряясь среди остальных. В новом витке хоровода свет звезды вновь набирал силу, превращая ее в искрящийся светоч. Так оно продолжалось, пока я стоял одиноко в ночи на крепостных укреплениях: от яркой и живой к тусклой и сонной, плавно разгораясь вновь, но с каждым разом все медленнее и медленнее. В преддверии утра она ровно светила, обещая ясный и спокойный день.
Я вздохнул и вытер с лица пот. Я отошел от парапета, к которому прислонился, тело затекло, но боль и томление прошли. Я поглядел на темное окно Игрейн, где они сейчас спали.