– То есть вы называете свои действия местью?
– Сказал же – да.
– Тогда поясните нам, мистер Конорс: в чём провинилась Хлоя Метьюз, за что заслужила такую жестокую месть?
– Она травила учеников.
– То есть..?
– Таким, как эта грязная стерва, нельзя оставаться в живых.
– Что плохого она делала?
Грёбаные допросы. Сколько можно спрашивать одно и то же?
– Я убил её, потому что она издевалась над каждым, кто беднее её, разве непонятно?
Мой лжепсихолог-следователь который день является в это тухлое место для того чтобы задать свои однотипные вопросы. Выявление моего психического состояния или помощь какому-то там следствию – чёрт знает, для чего это нужно. А они, идиоты, перевели меня в какую-то психбольницу из тюрьмы – пару раз покричал ночью и всё, я больной. Сочли меня за психопата – и проваливай, лечись. Хотя так и есть: какой нормальный человек разговаривает с собой во сне, а потом грохает людей? Никакой. Зато сижу один в камере и сам с собой разговариваю.
– Что вам сегодня снилось? – спросила женщина (или девушка – хрен знает), глядя на меня из-под прямоугольных очков и постоянно делая какие-то записи в свою книжку. Красивое личико – ничего не скажешь, но слишком фальшивые глазки, то и дело умно моргающие.
– Я не помню, – конечно не помню, кто ей вообще доверять будет?
– Вы кричали ночью?
Я закатил глаза и выдохнул. Может ещё спросит, каким шампунем я голову мою?
– Откуда я знаю? Я же спал.
Терпеливо вздохнула и снисходительно улыбнулась, поднявшись со стула. Неужели поняла, что ничего от меня не услышит? Ведь сто раз уже спрашивала, а работники, что работают здесь, скорее всего докладывают ей обо мне любые подробности.
– Мистер Конорс, ваша мать страдала диссоциальнымрасстройством личности; вы же понимаете, что мы должны установить связь между вашими поступками и её диагнозом? Не думаю, что здесь есть место для ваших детских обид. Вы можете нам помочь, а мы сможем помочь вам, мистер Конорс. Но, если будете продолжать скрывать свою личность, вряд ли нам удастся убавить вам срок в колонии для несовершеннолетних – значит, во время убийства вы были вменяемы и делали это осознанно. Если же нет – дайте определить нам ваш диагноз; вам же будет легче, Дэвид.
Женщина вышла; два сотрудника этой больницы повели меня в "свою" комнату, где я наконец мог изолироваться от всех и остаться наедине с собой. Тускло и скудно, но плевать я на это хотел – заняться всё равно нечем, только лежать и гнить на твёрдой, как камень, кровати. В окно ничего не увидеть: маленькое и запачканное, да и высоко расположено – только на вытянутых руках возможно достать до нижней части подоконника, если можно так назвать. За толстенной дверью даже чужих разговоров не слышно; не позволили взять карандаш с бумагой или книжку какую-нибудь для развлечения. Вот эгоисты, попробовали бы сами посидеть тут годами – естественно, люди сумасшедшими станут. Ах да, или они тут и так сумасшедшие? Как, например, я.
Диссоциальным расстройством личности, значит? Удивительно, что я узнал это после семнадцати лет своей долбанутой жизни. И Аманда об этом молчала, как рыба в воде, хотя точно знала, почему моя мать была такой чокнутой, наверно. Я что, на неё похож? По крайней мере, я бездумно на людей с ножом не кидался, а она – всегда "за", зарезать меня готова была. С самого детства не слышал это человеческое: «Я тебя люблю, сынок». Ни от матери, ни от отца. Обычные слова: «Я всегда рядом, мы же семья» – ничего нельзя было дождаться. Жил, как пришибленный сирота, боясь сделать лишнее движение и сказать не то слово. Вот и залезла в меня какая-то чернота, что пугала по ночам, управляя моими эмоциями и действиями.
Потом увидел её глаза: голубые, наивные, искренние. Смущение какое-то почувствовал, что живот скрутило; а я побит был – не хотел, чтобы ко мне лезли. И чёрт бы меня побрал, сам не заметил, как влюбился в эту Дженнифер, вечно спасая её от всяких насильников. Глаза большие, доверчивые, словно у маленькой девочки. Светились, когда видели меня, это я заметил сразу. И она только мне сказала, что любит, хоть и до смерти пугалась, когда я грубо обходился с ней. Теперь из головы, блин, не выходит; чуть не разревелся, когда последний раз обнимал её и браслет свой отдал. Одну Дженнифер полюбил больше всех, ведь не с кем было нежность разделять, которая в сердце таилась. Превратился в какого-то мечтателя, сам от себя не ожидал.
Опять уснул, думая о ней, а проснулся к утру, когда какой-то мужик разбудил меня недовольным голосом и с кислым выражением лица:
– Конорс, к вам пришли.
Я сразу встал, не стал мешкать: любопытно было, кто ко мне пожаловал. Наручники мне надели, – ну да, я же такой опасный преступник – отвели в комнату свиданий, больше напоминающую место для допроса, и мне чуть плохо не стало, когда увидел Дженнифер. Она сидела как-то съёжившись, напряжённо – видно, что-то плохое случилось, потому что и глаза у неё слишком грустные. Я подавил чувство волнения и стеснения, что в груди внезапно взбушевали, и сел напротив неё, устремив глаза на грязную серую стену – боялся смотреть на неё, и так сердце бешено дубасило.
– Дэйв... Боже, как ты тут? – мягкий голосок, вздрагивающие губы – так хотелось слушать её почаще. Я не мог сразу ответить, как будто переваривал в мозгу её слова, потом кое-как выдавил:
– Неплохо.
Снова выгляжу недоступным для неё. А зачем? Серьёзно дуюсь как ребёнок, или какая-то нечисть внутри снова манипулирует моим умом? Склоняюсь ко второму варианту, потому что, на самом деле, я хотел броситься к Дженнифер, потом поцеловать её – но я, как прикованный, сдержанно сел на стул.
– Ты представить не можешь, как мне тяжело, Дэйв... Как мне тяжело без тебя, – она измученно вздохнула, а я в это время медленно перевёл на неё взгляд. – Я всё ещё... не могу понять, как такое произошло. Я... я никак не могу, не могу...
– Зачем ты пришла? – твёрдо спросил я, чтобы Дженнифер перестала мямлить, надо было быстрей узнать цель её прихода. Сопли, сопли – так и я взвою, но ничем это не кончится.
Резкость снова задела её – взгляд Дженнифер потупился, она поёжилась и поджала губы.
– Я... просто хотела увидеть тебя.
– И всё?
– Нет.. это.. я хотела попросить твоей помощи, Дэйв.
Я с трудом сдержал усмешку.
– Помощи? Дженнифер, я заключён в долбаном дурдоме, а ты хочешь попросить у меня помощи?
– Дэйв, я не могу!.. Не могу без тебя, Дэйв. Я не знаю, что мне делать, я осталась совсем одна.. Ни дома, ни в школе – нигде нет поддержки и общения. Я так.. устала. Устала от всего.. – Дженнифер посмотрела на меня усталыми глазами, переполненными слезами. Я рассмотрел её получше: похудела немного, а лицо такое красное и влажное. Боже, она что, днями и ночами рыдает? – Мама снова пыталась покончить собой, Эмили уехала со своим Жаком во Францию... она звала меня с собой, но я не могла, нельзя было оставлять маму, и... Господи, я не могу жить, когда знаю, что ты тут, Дэйв. В школе теперь меня все презирают, даже Стефани... Стефани оставила меня. Приняла меня за предательницу и кинула... теперь всегда рядом с Марком, а я... я одна в школе, терплю плевки в мою сторону! Дэйв, помоги мне... прошу, помоги мне. Я так скучаю по тебе, Боже, как скучаю!
Вот и разревелась, глупенькая.
– Дженнифер, я не могу встать и уйти отсюда, чтобы помочь тебе.
– Я знаю, но... – соскочила со стула и села у моих коленей, взявшись за мои руки, скреплённые наручниками. Я удивлённо покосился на неё.
– Чего ты?.. Перестань, вставай, Дженнифер!
– Я люблю тебя. Дэвид... я люблю тебя! – мои руки в тот же миг стали мокрыми от слёз Дженнифер; внутри меня что-то заколотило от гнева, и я чуть ли не задохнулся, сдержав приступ ярости. – Скажи, что мне делать дальше... Пожалуйста, Дэйв, я пропаду...
– Дженнифер! – я крикнул, выдернув свои руки из-под заплаканного лица девушки. Она испуганно уставилась на меня. – Я не знаю, что тебе делать, ясно?! Ты посмотри на меня! Видишь? Наручники! Я не смогу тебе помочь, Дженнифер! Не смо-гу!
– Дэйв, не ты ли мне говорил, чтобы я не забывала о тебе?! – Дженнифер соскочила на ноги, хлюпая носом в истерике. Нашла время поскандалить... – Да я думаю о тебе днями и ночами! Я вспоминаю всё, что было между нами, вспоминаю постоянно, а теперь я пришла к тебе, сюда, еле-как уговорив пропустить меня к тебе, а ты... ведёшь себя так эгоистично! Ты говорил, что любишь меня.. получается, ты лгал? Зачем ты говорил это, если...
– Да, я люблю тебя, Дженнифер, но прошу, успокойся! – пришлось её перекрикнуть, и она тут же замолчала. – Я люблю тебя и ни на секунду не забывал о тебе. Но, поверь, знал бы я – сразу бы помог... Да я бы здесь и не оказался! Слушай, Дженнифер, просто иди домой, ладно? Иди домой, не зацикливайся на мне, потому что...
Я не успел договорить, как Дженнифер ни с того ни с сего взяла свою сумку и, шмыгнув носом, подошла к выходной двери – собралась уходить? Не дослушав меня?
– Я всё поняла, Дэйв.
Уходит? Так просто?
Она просила у меня помощи, а я, как последний идиот на этом свете, ничего не ответил ей? Я же люблю её, так какого чёрта ты творишь, шизанутый Дэйв? Сам теряешь то единственное, что любит тебя? Оно же так легко ускользает от рук, а ты просто хочешь, чтобы она забыла о тебе? Ах ты, бессовестный, ты всегда обещал ей, что не отпустишь её. Она нарушила все законы ради тебя, нарушила все правила, бросила подругу ради тебя, а ты, такой жалкий, ничем не ответишь ей? Как ты смеешь жить после такого? Ведь никто, никто больше не полюбит тебя так сильно, как она, Дэйв...
– Стой, Дженнифер! – сорвался я изо всех сил. Девушка остановилась и взглянула на меня. – Я приду за тобой сегодня ночью.