Тридцать первого после обеда я отправилась к Кириллу с новогодними подарками, зная, что в ответ получу кучу других. Настю два дня назад выписали из больницы, и мне не терпелось взглянуть на ребенка. Кирилл сообщил, что они собираются назвать девочку Евгенией, но точно не решили. Дед сопротивляется и не разрешает называть внучку мужским именем. Говорит – хватит того, что одну уже назвали Сашкой, зачем же второй жизнь портить. Тем более фамилия такая специфическая. Представится ребенок – Женя Барс, и будешь думать-гадать, мальчик перед тобой или девочка. Имя должно быть женское, русское, красивое. Например, Мария, Татьяна. Ну или Светлана. А то всяких Янок, Ксюшек и Кристинок уже пруд пруди! Кирилл спорил, что Машек и Наташек не меньше, а вот Жень не хватает.
Я в спор не вступала, мне было до лампочки, какое имя получит Кириллова наследница. Как бы ее ни звали, я ее уже недолюбливала. Хотя мне так и не показали ее. Настя спала в детской вместе с ребенком, и входить туда не рекомендовалось. Мы втроем налепили три подноса пельменей, но они так и не проснулись. Потом дед остался возиться с холодцом, а мы с Кириллом пошли прогуляться до ближайшего магазина. Ему велели купить памперсы, и я увязалась за ним, чтобы поговорить.
Как я ценила, что буквально все могла рассказать Кириллу! Я с ним обсуждала такие вещи, о которых не могла заикнуться даже маме. Куда мне было деваться со своей проблемой, о которой следовало говорить только под одеялом, шепотом на ухо самой себе? С подружкой, конечно, можно было поделиться, но толкового совета она дать не могла в силу своей неопытности и юного возраста. А если нужен как раз взгляд опытного взрослого человека? Не к папе же с мамой отправляться? Да мне бы такое и в голову не пришло! С мамой вообще нельзя было говорить о мужчинах, и все, что касалось отношений полов, оставалось за пределами нашего с ней общения. А к отцу я обращаться стеснялась, может быть, потому, что к тому времени, когда подросла, я уже знала, что он мне не родной. Так или иначе, в нашем приличном интеллигентном доме этой скользкой темы просто не существовало. Все, что меня интересовало, я узнавала из интернета, а потом бежала к Кириллу удостовериться, что я все правильно поняла. И ни разу он от меня не отмахнулся, не сказал, что я слишком мала для таких разговоров или что ему неловко обсуждать подобные темы со мной.
– Так что ты от меня хочешь? – спросил Кирилл, когда я рассказала ему про Саню, телефон и мои душевные метания.
– Как ты думаешь, с какой целью он мне его подарил?
– А с какой целью дарят подарки? Доставить радость.
– Доставить радость можно какой-нибудь пустяковиной. Зачем он купил смартфон? Вот, смотри.
Я достала из сумочки трубку и дала Кириллу.
– Думаю, ему хотелось выбрать тебе подарок, и он не знал, что тебе нужно. А тут вдруг выяснилось, что у тебя нет телефона, – сказал тот, разглядывая трубку.
– Да ну тебя, Кирилл! – рассердилась я. – Как будто не понимаешь, о чем я! Должна я теперь с ним спать или нет, вот что меня интересует. Вас, мужиков, не поймешь.
– Ты собираешься спать с человеком только потому, что он подарил тебе телефон?
– Да вот как раз и не собираюсь. Тогда нужно вернуть телефон, да?
Он усмехнулся.
– Не знаю. Но я бы не взял свой подарок назад.
– Ну что ты мне мозг выносишь? Кирилл! Если я приняла подарок, получается, что я соглашаюсь с ним спать. Разве не так? Разве не на этом основаны все отношения?
– Сашка! Какой цинизм! В семнадцать лет! Несчастная молодежь.
– Какая жизнь, такая и молодежь. И мне уже почти восемнадцать.
– Где те розовые очки, через которые девочки должны смотреть на мир? Мечтать, ждать принца, трепетать от прикосновения руки...
– Где они, принцы-то? Одни козлы вокруг, – перебила я его. – Соответственно, приходится быть не принцессой, а козой. Зачем мечтать, если потом все равно разочаруешься?
– Правильно наш дед говорит: вы – дети хаоса, потерянное поколение, – вздохнул Кирилл.
– Ой, да ладно! Поколение как поколение. Не хуже вашего.
– Такое ощущение, что ты смотришь в кривое зеркало, в котором все доброе и хорошее уменьшается, а плохое увеличивается и становится просто безобразным.
– То самое, осколок которого залетел в глаз Кая? – иронично произнесла я. – Не трудись, я читала «Снежную королеву».
– Да нет. Он залетел в твой глаз, – без улыбки сказал Кирилл. – И я не знаю, как его оттуда вытащить.
Мама унеслась часов в восемь, после того как мы с ней обменялись прикольными сувенирчиками, поцелуями и новогодними пожеланиями. Я осталась одна. Вернее, не одна, а с Лаки, которая гонялась по всей квартире за блестящей елочной мишурой. Понаблюдав за ней некоторое время, я включила телевизор, зажгла свечу в виде Снегурочки, поставила перед собой тарелку фруктов и загрустила. Прекрасно начинается Новый год! Где озорная компания? Где смех и веселье до упаду? Где праздничное настроение?
Чем меньше оставалось времени до двенадцати, тем больше я впадала в уныние. А в половине десятого и вовсе затосковала. Вот тебе и праздник, Тюлькина! Вот тебе и ночь волшебства и чудес! Когда пробьет двенадцать, налью соку и буду чокаться с зеркалом, как старая одинокая кляча.
Около десяти я решила переодеться и полезла в шкаф искать приличную одежду. Я вдруг подумала, что если встречу Новый год в халате, то весь год у меня не будет никаких обновок. Не успела я натянуть джинсы до колен, как запиликал домофон. Спотыкаясь и путаясь в штанинах, я кинулась в коридор и схватила трубку.
– Сашка, ты дома? Я сейчас поднимусь.
«Горохов!» – чуть не завизжала я. Горохов, миленький, как хорошо, что ты пришел, бормотала я, скача по комнате, натягивая штаны и одновременно пытаясь вывернуть свитер. Я готова была расцеловать его только за то, что он появился. Хотя я сейчас обрадовалась бы любому человеческому существу, вплоть до управдома, который пришел отключить газ за неуплату.
– Как ты меня нашел? – радостно спросила я, когда Горохов поднялся.
– У тебя что, память отшибло? – удивился Борис. – Я уже приезжал к тебе в октябре за конспектом по психологии. И номер мобильника записал. Чего он у тебя отключен? Пришлось ехать в неизвестность.
– Не отключен, просто у меня теперь другой номер, – сказала я.
– Слушай, Саш, ты очень занята сейчас? – Лицо Горохова приняло просительное выражение. Едва сдержавшись, чтобы не взреветь «нет», я неопределенно пожала плечами. На самом же деле я просто сгорала от любопытства. Что же такое он мне собирается предложить? Наверно, собралась компания и на одного мальчика оказалось больше. Если это наши, институтские, то я иду. Если незнакомые, поломаюсь немного и тоже пойду. Даже если Горохов один и ему просто скучно, как мне, все равно иду.
– А что такое?
– Да понимаешь, тут такое дело... Ты мне нужна всего на час, а потом я тебя отвезу домой или в гости, где ты справляешь. Короче, куда скажешь. Обещаю, что к двенадцати я тебя верну на место, сто процентов.
Вот это номер! Я нужна Горохову, и притом всего на час. То есть Новый год я все-таки должна провести в одиночестве.
– И что это за дело? – немного разочарованно спросила я.
– Нужна Снегурочка.
– Кто?!
– Ты что, лапа моя, с ушами в ссоре? Снегурочка, которая знает английский.
– Горохов, ты спятил? Тебе делать больше нечего, как в десять вечера тридцать первого декабря искать Снегурочку, говорящую по-английски?
– Да послушай, не перебивай, – нетерпеливо замахал руками Борька и принялся рассказывать. Оказывается, к гороховскому дяде из Америки приехали двое друзей. Даже не друзья, а скорее деловые партнеры. Так вот, гости по-русски не говорят совсем. Дядя общается с ними по-немецки, потому что четыре года прожил в Германии и кое-чему научился.
– К сути уже переходи! – не выдержала я. – Я зачем нужна?
Дядя надумал сделать своим деловым партнерам сюрприз, продолжил Горохов, пригласить Деда Мороза и Снегурочку, чтобы показать американцам, что такое русский Новый год. Эта замечательная идея пришла к нему слишком поздно, так что времени искать артистов, да еще говорящих по-английски, уже нет.
– А зачем по-английски? – удивилась я. – Это же русский Новый год! Пусть все будет по-русски.
– Да не понимают они по-русски, бестолочь! – потерял терпение Борька. – Нужно, чтобы мы общались с ними на английском. Ну что, будешь Снегурочкой? Костюм есть, в машине лежит. Ну Саш, пожалуйста! Нет времени на уговоры.
– А Дед Мороз кто? Кого ты нашел?
– Никого не нашел. Все из нашего театра заняты. Звонил Катьке из пятнадцатой группы, хотел узнать телефон того парня, Генки, помнишь его?
У меня екнуло сердце. Помню ли я его? О чем ты, Горохов?
– А она говорит, с него еще гипс не сняли, какой из него Дед Мороз!
– А что ж ты Катьке не предложил роль Снегурочки? Она по-английски шустро чешет. И поет неплохо.
– Что?! Катька? Снегурочка? – оглушительно захохотал Борис. – Даже если она сможет влезть в костюм, там пуговицы не сойдутся сантиметров на тридцать! Ну ты уморила! Катька – Снегурочка! Да она как минимум снежная баба! Американцы меня не поймут, а уж дядя тем более.
– Фу, Горох, какой ты злой! Им как раз нужно показывать русскую красавицу, чтобы кровь с молоком!
– Ну не настолько же! Давай собирайся, хватит резину тянуть.
– Так кто Дедом Морозом-то будет?
– Кто-кто! Я и буду, – сказал Борька.
– Ты?!
Теперь уже захохотала я. Новый анекдот: Горохов – английский Дед Мороз! Невысокий, худенький, невзрачный, да еще по-английски ни в зуб ногой! Ну что ж, я сама хотела веселья. А этот Новый год, с Гороховым в дед-морозовском костюме и с посохом выше него ростом, скучным точно не покажется!