В один вечер Эмили вернулась с работы позднее, чем обычно. Она объяснила это тем, что к ним в кафе заглянул некий француз по имени Жак Бюжо, влиятельный бизнесмен тридцати лет, «очень симпатичный, дружелюбный и общительный» (по словам сестры), и он, совершенно случайно столкнувшись с ней в кафе, извинился, а потом у них завязался интересный разговор, затянувшийся на пару часов. Оказывается, он достаточно богат, поэтому у него есть возможность путешествовать по всему миру. В наш город его привела работа, и Жак достаточно хорошо отозвался о нём: маленький, ухоженный, аккуратный. Удивительно – наверное, он ещё не побывал в тех закоулках, где мусор валяется на асфальте и дома исписаны различными граффити. Это не так важно, но то, что Эмили и Жак обменялись номерами телефонов, меня правда удивило.
Все выходные я провела дома, рядом с мамой. Роналд Лоуренс посоветовал нам находится с ней все свободные часы, общаться как можно больше, делать приятные сюрпризы, чтобы выводить её из грустных размышлений. Я пыталась сделать всё, чтобы маме стало лучше: предлагала ей выйти на улицу (она ответила, что там холодно), читала книги и последние новости, происходящие во всём мире, готовила вместе с ней обед и ужин, улыбаясь как можно чаще. Даже хотела сходить с ней по магазинам, чтобы купить ей новую одежду. Мама не хотела – на улице холодно и скучно (однако погода была как раз-таки солнечная). К слову, разговаривать она стала намного больше. Она поднялась с постели, выглядывала в окно, изредка улыбалась и не подавала виду, что тоскует по отцу. Это прогресс, но было бы лучше, если бы она и вправду была счастлива.
В понедельник к нам в школу явился детектив Харрелл. Меня очень удивило его появление, но потом я поняла: вероятно, он пришёл, чтобы узнать какие-нибудь подробности о мистере Джеймзе для продвижения расследования. Конечно, я немного напряглась, и не только за себя, но и за Дэйва. И не дай Боже кто-нибудь расскажет об угрозах Дэвида Хлое – скорее всего, это не останется без внимания. И вообще: не хотелось, чтобы кто-то, кроме Стефани и Дэйва, знал, что со мной случилось. Не было желания испытывать на себе сочувствующие взгляды или насмешки... Надеюсь, мистеру Харреллу не взбредёт в голову допрашивать каких-нибудь учеников обо мне и странном учителе истории мистере Джеймзе.
В этот же день на перемене ко мне подошла Хлоя. Её взгляд, полный интереса и любопытства, нервировал меня, поэтому я ускорила шаг, чтобы быстрее дойти до своего класса. Однако девушка не стала отставать, топая за мной попятам.
– Эй, Дженнифер, так что с тобой случилось? Почему сюда пришёл детектив? Это с тобой связано, да? Да? – не унималась девушка, стуча своими каблуками по всему школьному коридору. Многие (почти все) мимо проходящие ученики поглядывали на нас.
– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – ответила я, не смотря в её сторону.
– О тебе! – возмутилась Хлоя, не отставая от меня. – В школу пришёл какой-то следователь и спрашивает всех учителей о мистере Джеймзе. Ты же пропала почти на неделю, Фейбер! Тебя разыскивали! Ну, скажешь, что с тобой было? Тебя изнасиловали?
– Хлоя! – я остановилась и раздражённо посмотрела в её глаза. – Это просто не твоё дело, ладно? Тебя это не должно волновать. Забудь!
Пока блондинка изумлённо моргала, я пошла в сторону класса ещё быстрее. И тут она вскрикнула, да так, чтобы вся школа услышала:
– Ну и сучка ты, Фейбер! Ты что, думаешь, тебя все жалеть будут?! Шлюха!
Стало жутко неприятно от таких слов. Я не остановилась, ничего не сказала – я пошла дальше, словно не слышала её оскорблений. Какие-то парни засмеялись, девушки захихикали и стали шептаться, а меня душила непонятная страшная обида. Поначалу я была довольна, что не стала унижаться перед Хлоей, не стала просить у неё прощения, ничего не рассказала ей о себе, а просто ушла, и мои слова, видимо, царапнули её самолюбие. Понимаю, что её слова не надо воспринимать всерьёз, но в моей душе остался горький осадок.
Сегодня ночью я чувствовала нечто необычное. Я не могла уснуть; и нет, это не бессонница и что-то вроде этого – в моей голове мелькали кошмарные картинки. Мне виделся мистер Джеймз, снова тот подвал, страх, боль, съедающие меня изнутри. Ночной мрак ещё больше придавал ужаса моим кошмарам, а обычные звуки за окном казались чем-то пугающим...
Я свернулась в одеяло, повернувшись к стене. Часы настойчиво тикали, стрелками показывая 1:45. Может, ко мне снова пришла мама? Как в ту ночь, когда я не могла уснуть? Это было давно, но я хорошо запомнила это чувство, словно я что-то обязана сделать. Я ощущала на себе взгляд мамы? Ощущала, что она в моей комнате? Возможно, но сейчас в моей комнате никого нет. Я огляделась и, когда убедилась, что здесь пусто, снова положила голову на подушку.
При мысли о том, что где-то в темноте таится мистер Джеймз, стало ещё хуже. Моральный урод. Я всегда ненавидела его!
Я поднялась с постели и тихо подошла к окну. Весь город спит, на небе сияют редкие звёзды, а луна спряталась за небольшим облаком. Мне не было спокойно – было страшно. Где-то за окном послышались посторонние звуки, и я вцепилась в своё ночное платье руками.
Боже, я стала настоящим параноиком.
Резкий стук в окно чуть не довёл меня до инфаркта. Я почувствовала, как моё сердце остановилось, а после бешено застучало, охлаждая всё тело волной испуга. С трудом сдержала крик, но, когда пригляделась и увидела за окном Дэйва, я буквально потеряла дар речи. Мне стало ещё больше волнительно.
– Эй, это я. Открой, Дженнифер, – послышался глухой голос парня за окном.
Я, немедля, но как можно тише, открыла окно. Повеяло холодным воздухом – по моему телу пробежала дрожь.
– Что ты здесь делаешь, Дэйв? Ты напугал меня! – взволновалась я. Парень невозмутимо смотрел на меня, а потом слегка усмехнулся, протягивая руки ко мне.
– Я хочу показать тебе кое-что. Пойдём со мной?
– Что показать? Сейчас почти два часа ночи, Дэйв, все спят, – шептала я, недоверчиво глядя на него. Что с ним? Он пугает меня.
– Но ты не спала, Дженнифер, – с укором сообщил Дэйв, приподняв одну бровь. – Я хочу тебе многое рассказать. Я приведу тебя обратно, слышишь? Это надо сделать именно сейчас, Дженнифер. Одевайся потеплее и пойдём со мной. Пожалуйста, Дженнифер... Не бойся.
Некоторое время я опасливо смотрела на Дэйва, хмурясь от темноты и какого-то презрения. Во мраке его глаза казались чёрными, ужасно чёрными, словно чёрные дыры, не отражая на себе никаких бликов. Со стороны это казалось немного жутким, и я даже не знаю, почему моё сердце так стучало от страха. Улыбка парня была не доброжелательной, а, скорее, какой-то дьявольской и хитрой. Быть может, всё это казалось из-за темноты, да и я просто накручиваю.
Немного поколебавшись, я всё же надела спортивные штаны, футболку, прихватила с собой обувь и с трудом перелезла через окно – Дэвид мне помог: он придержал меня руками и аккуратно поставил на землю. В моей груди скомкалась тревога, но я всеми силами пыталась её подавить.
Парень провёл меня до машины – наверное, он одолжил её у Кёртиса, потому что машина Аманды была совсем другая. Здесь пахло по-другому, сидения немного скрипели, а по дороге она буквально тащилась. Я не обращала на это внимания, потому что чувствовала себя так, будто хожу во сне или всё ещё не проснулась. Понятия не имела, куда мы ехали: за окном был тёмный лес, а на дорогу я даже не смотрела. Дэйв молчал, словно ощущая, как я напряжена из-за волнения.
Скоро машина остановилась, и тогда я посмотрела за окно – то, что я увидела, действительно заставило заволноваться и запаниковать. Дальше, если выйти из автомобиля и пройти к лесу, можно было увидеть могилы. Много могил. На некоторых лежали цветы, а некоторые совершенно пустые, словно заброшенные... Это кладбище нашего города, и где-то здесь мы хоронили нашего отца. Когда я в последний раз ходила сюда, это место не казалось таким страшным и опасным... Но сейчас, кажется, здесь так пусто, так бездушно и одиноко, что обычное кладбище превращается в кошмар, наводит ужас и леденит кровь.
Я перевела испуганный взгляд на Дэйва, вжавшись в сидение машины.
– Дженнифер, прошу, не бойся, – он схватил меня за запястье, замотав головой. Его взгляд вынуждал меня передёргиваться от страха. – Я ничего тебе не сделаю, слышишь? Расслабься, почему ты так боишься, Дженнифер? Это же я.
– Дэйв, – я вздохнула, успокаивая своё сердцебиение, – я не знаю, но здесь так жутко и страшно...
– Тебя никто не тронет, и я тебя не трону, Дженнифер. Я рядом. А теперь пойдём, я покажу тебе кое-что...
Выйдя из машины, мы прошли внутрь кладбища. Я не отходила от Дэйва ни на шаг, будто с любой стороны на меня мог накинуться какой-нибудь зверь и растерзать на части. Крепкая спина парня служила защитой, и на какой-то момент мне показалось, что я хочу поцеловать его.
– Это здесь, – вскоре произнёс Дэйв, остановившись у одной из могил, на которой лежало пару засохших цветов.
Я посмотрела на надгробье, и, увидев написанные буквы «Маргарет Конорс, 16 марта 1971 – 21 сентября 2009», по моему телу пробежала волна мурашек, а в груди закололо от горькой боли. Он привёл меня к могиле своей мамы? Это чертовски грустно...
– Боже, Дэйв... – выдохнула я, прикрыв лицо рукой, едва сдерживая слёзы.
– Я привёл тебя сюда, чтобы рассказать всё, как было на самом деле, – Дэйв присел у могилы своей матери, долго смотря на надгробье, после чего медленно провёл по нему рукой. – Ты думаешь, что всё так печально, как рассказывала тебе Аманда, да? Боюсь, Дженнифер, ты очень поменяешь обо мне мнение, когда узнаешь правду.
Я округлила глаза от удивления и нахмурила брови, нервно закусив внутреннюю сторону щеки.
– Дэйв, что... что произошло? – тихо спросила я. Парень усмехнулся, подняв на меня взгляд.
– Моя мама, Маргарет, никогда не любила меня. Не любила... Она ненавидела меня. Ненавидела меня за то, что родила. Ненавидела меня за то, что я существую. Ненавидела меня с самого рождения, ненавидела мои глаза, мои губы, волосы, ненавидела моё тело, ненавидела то, что я ребёнок, что я просто живу, дышу, ем, пью воду... Она всю жизнь хотела родить девочку, маленькую, миленькую, добрую и пушистенькую девочку, но родила, чёрт возьми, меня, понимаешь? На самом деле, я ничем не отличался от остальных детей. Но ей нужна была девочка. А родился я. И что бы я ни делал – всё имело плохие последствия. Всё заканчивалось тем, что она кричала на меня, ненавидела ещё больше, била, кидала в меня разные предметы, что были под рукой. Я всегда пытался доказать, что люблю её, честно. Я любил её. Я любил её, как обычный ребёнок любит свою мать. Я хотел обычного внимания, материнской нежности и любви, но... что я получал? Крики, вазу, кинутую в мою сторону, или просто удар по щеке. Я всегда делал ей подарки: на день рождения, на праздник, на Рождество – плевать. Она тайно выбрасывала их, иногда делала это при мне и называла уродом... Потом, когда я стал чуть старше, она начала говорить, что я ненавижу её. Она внушала отцу, билась в истерике из-за того, что я не люблю её, что я эгоист, что насмехаюсь над ней и прочий бред. Не знаю, с чего она это взяла, ведь я всегда говорил, что люблю её. Я делал всё возможное, чтобы доказать это, понимаешь? Как-то она лежала в своей комнате, была грустной – я не знал причины. Пришёл к ней и спросил, что случилось... Она посмотрела на меня и сказала: «Уйди отсюда». Но я не... я не ушёл, я хотел узнать, почему она грустная. Я хотел лечь рядом с ней, наверное, даже обнять и поцеловать, но она оттолкнула меня, сказала сваливать, снова закричала на меня... Я не ушёл, потому что не понимал, почему она думает, что я не люблю её. Я заплакал и стал повторять, что люблю её, обожаю, хочу, чтобы она верила. Но она сказала: «Ты врёшь» и кинула в меня вазу. Отец был рядом, и он успел помочь мне. С того момента я был напуган, старался слушать маму и делать то, что она говорит – то есть, вовремя уходить, когда она просит. Однажды она накинулась на меня с ножом. Мама делала ужин, а я подошёл к ней и спросил, стоит ли помочь ей чем-нибудь. Конечно, она ответила нет, и я сказал ей: «Я люблю тебя, мам», подошёл, обнял, поцеловал её руку, и... она закричала, так громко: «Не прикасайся ко мне! Зачем ты лжёшь мне, Дэвид, зачем ты это делаешь?!». Бросила меня на пол, как половую тряпку, а нож так сверкал в её руке, что я подумал... Вот и настал мой конец. В девять лет. К счастью или нет, папа снова подоспел – остановил её, успокоил, говорил: «Образумься, Маргарет, он всё-таки наш сын». Вообще, я редко общался с отцом. Он был постоянно на своей работе, о которой я, по сути, ничего не знал. Но он... он прекрасно знал, как мама относится ко мне, и не пытался ничего сделать. Ему словно... словно было плевать. Лишь иногда, когда моя жизнь висела на ниточке, он успевал успокоить маму. Позже я стал видеть кошмары. Каждый день, каждую ночь мне снились кошмары... Я видел себя во сне. Я разговаривал с собой во сне. Я просыпался, задыхаясь от ужаса, путал, где сон, а где реальность, потому что... Я мог проснуться и увидеть, как у моей кровати стою я. Мой образ, мои глаза, и я смотрю на себя. Это реально вселяло ужас. Порой я ходил в комнату к родителям, потому что больше не мог спать, но мама выгоняла меня, говорила, что я обманываю её, что капризничаю... Мне было десять, когда я не смог больше этого терпеть. В школе надо мной издевались, дома избивали и ненавидели, всем... всем было плевать на меня. Одной ночью я снова видел себя. Я слышал голос, который что-то внушал мне. Я видел на себе зловещую улыбку, мёртвые глаза и руки... руки в крови. Я слышал, как кто-то или что-то говорит мне: «Перестань это терпеть, умей защищать себя», «Сделай это, Дэвид, ты сильный», «Зачем ты позволяешь им издеваться над собой? Ты не заслуживаешь этого». Я, который стоял у кровати и смотрел на меня, становился всё страшнее и страшнее. Мне было страшно, ужасно страшно, я думал, что сдохну от страха, правда. Он подходил ко мне, смеялся, кричал, шептал что-то... Он сказал: «Мы сделаем это вместе», и потом я... я проснулся. Глубокой ночью я проснулся. Не знаю, под чем я был, кто мной управлял, зачем я это делал, но... я пошёл к маме. Она спала на своей кровати, а папа был на работе. Я взял из шкафа её любимый шарф, залез к ней на кровать, долго смотрел на неё... Она спала, так сладко улыбалась во сне, но никогда так не улыбалась мне. И тут... я почувствовал, как сильно ненавижу её. Я, чёрт возьми, ненавижу её всем сердцем, всей душой. Ненавижу так сильно, как это только возможно. Я сел на неё, обмотал её шею шарфом и... начал душить. Откуда во мне было столько сил, что я смог задушить её до смерти? Понятия не имею. Душил, пока она плакала, пока она билась, пока пыталась меня остановить. Смотрела на меня, как на дьявола, смотрела с такой ненавистью в глазах, что меня будоражило ещё сильней. И, когда она остановилась, когда в последний раз взглянула на меня как не на дьявола, а на сына, я сказал ей: «Прости, мам, я правда любил тебя». Любил, но ты не верила, ты, чёрт подери, не верила, что я умею любить!
Прошла целая минута после всего, что рассказал Дэйв. Я не находила слов, не могла ничего сказать, а только смотрела, не двигаясь, не дыша, не моргая. Моё сердце медленно, но сильно, стучало; стучало от волнения, от переживания, от каждого слова парня, что он произносил. Я не могла поверить.
– Я сжёг её шарф сразу же, как убил её, – вздохнув, продолжил парень. – Сжёг и пошёл спать, как ни в чём не бывало. На следующий день услышал волнующегося отца, услышал, что приехала Аманда, потом они вызывали полицию, скорую... Мне сказали, что маму убили, и я... не знаю, как, но я заплакал. Заплакал, как будто не я убил её, как будто продолжал любить, ничего не зная о ночи... Отец был в трауре, не разговаривал со мной, и только Аманда стала уделять мне внимание. Полиция пыталась расследовать дело с мамой, но ни у кого и подозрений не было, что её мог убить сын. Убийцу не смогли найти, и дело осталось нераскрытым. После похорон отец сразу же уехал, оставив меня, ничего не сказав, не попрощавшись. Я не знаю, где он сейчас и жив ли вообще. Со мной стала водиться Аманда. В школе я стал ещё более скрытным: ни с кем не разговаривал, никуда не ходил, нигде не участвовал – в общем, только до школы и обратно. Все мне соболезновали, жалели меня, будто я превратился в бедного сироту. Два парня продолжали издеваться надо мной. Им было смешно: «В тихом омуте черти водятся», – как говорили они. Действительно. Но я их убил. Я подождал каждого после школы и задушил. Это... это был не я. Во снах... Этот голос во снах говорил мне. Говорил, что мы сделаем это вместе, что теперь мы – это единое целое. Я говорил сам с собой, видел себя во сне, видел, как я убиваю людей... Возможно, я псих, но я точно знаю: во мне есть два человека, и один из них – беспощадный убийца.
Дэйв замолчал, поднимаясь на ноги. А я не шевелилась, продолжала смотреть, представляя всю эту историю в своей голове. Что всё это? Я не понимаю... Дэйв открылся мне? Может быть, всё это сон? Я во сне?
Молчание царило в этом месте, будто нас здесь не было. Дэйв посмотрел на меня, желая узнать мою реакцию, и я перевела глаза на него, не находя нужных слов. Было трудно... Трудно, после такой истории. Я словно пережила это всё с ним, испытала все эти чувства, и мне... мне стало жаль парня. Как мне реагировать? Что мне говорить? Я и сама не понимаю, что испытываю сейчас...
– Дэйв, я... я... ты... – мои губы задрожали, и я положила левую руку на свою грудь, сжав в руках ткань футболки. – Почему... почему ты рассказал мне это только сейчас?
– Я должен был убедиться, что ты не сбежишь, – парень подошёл ко мне ближе, не отрывая чёрных глаз от меня. – Я убийца, Дженнифер. Я убиваю всех, кто делает тебе больно, убиваю плохих людей, убиваю тех, кто заслуживает смерти. Я убил того маньяка, который приставал к тебе, когда ты шла с дня рождении Хлои. Я не хотел, чтобы ты видела этого, поэтому вколол тебе снотворное. Я привёз тебя к себе и, пока ты спала, спрятал его тело в свой подвал. Когда ты пришла ко мне – тогда я показывал тебе свои рисунки – ты подошла к этому подвалу. Ты... ты могла его открыть. Чёрт, я так взбесился, что был готов убить тебя. А мистер Джеймз... Когда он ответил на звонок, я точно знал, что прикончу его. Я выбросил его тело подальше отсюда. Но, Дженнифер... – Дэйв оказался рядом со мной вплотную, и я почувствовала его холодное дыхание на своей щеке – по спине пробежала дрожь. Мне страшно? Наверное... – Дженнифер... И обычный беспомощный парень, и беспощадный убийца умудрились влюбиться в тебя. Ты... Что ты, блин, сделала со мной? Я ещё не чувствовал такого.
Рука Дэйва очутилась на моей талии, и я совсем забыла, как разговаривать. Во рту так пересохло, что я не могла ничего ответить, а лишь смотрела на парня: на то, как он касается носом моей щеки, как подходит ещё ближе, как впивается пальцами в моё тело. Сердце выпрыгивало из груди. Такие смешанные чувства: мне страшно и холодно, но я хочу находиться рядом с Дэйвом так близко. Он аккуратно поцеловал мою щеку, потом ещё раз, и ещё, и ещё, пока не стал целовать всё моё лицо. Я отвернулась, зажмурившись от подступивших слёз.
– Дэйв, что ты делаешь? Пожалуйста, прекрати, мне страшно. Страшно здесь! Мы у могилы твоей мамы, Дэйв, что ты делаешь? – дрожащим голосом проговаривала я. Мне хотелось, чтобы он продолжал, но чувство страха сильнее этого желания.
– Что такое, Дженнифер? Ты испугалась меня? – в голосе парня была некая ирония, и он злостно усмехнулся, не отпуская меня. – А помнишь, как ты обещала, что не испугаешься меня? Ты хотела узнать, почему я такой, теперь будь довольна! Ты узнала, почему я такой разный, почему я такой псих, почему я такой бесчувственный иногда... да ведь? Ох, Дженнифер, посмотри на меня. Здесь никого нет, мы одни.
Я осторожно посмотрела на Дэйва, глаза которого внимательно изучали моё лицо. Руками он прижимал меня к себе сильнее, грубо и неаккуратно, не спуская глаз, коварно ухмыляясь, и я поняла – рядом со мной убийца.
– Твои глаза такие... напуганные, – зашептал он, склоняясь над моим лицом. – Я же сказал, что ничего тебе не сделаю. Почему ты так боишься? Кто тебя так зашугал? Мистер Джеймз? – одной рукой он погладил мою щеку, и я едва натянула на лицо улыбку. – Урод. Тебя никто больше не тронет. Никогда, Дженнифер. Ты... ты моя. Слышишь? Я не дам тебя никому. Дженнифер... Я люблю тебя. Прошу, поверь, что я не сделаю тебе больно. Я никогда не прощу себе этого... Я люблю тебя, Дженнифер, я люблю тебя, я очень сильно люблю тебя.
Губы парня снова целовали моё лицо. Теперь он делал это нежно, и я не отворачивала голову – я приблизилась к нему. Всё тело дрожало от волнения, переизбытка чувств и любви... Я обещала ему и себе. Я не испугаюсь его. Я так давно мечтала, чтобы это произошло – чтобы Дэйв сказал, что любит меня. И я приму его таким, какой он есть.
– Я тоже люблю тебя, Дэйв, – ответила я, и наши губы слились в страстном поцелуе, наполненном горькой болью и нежной любовью.