Первая пуля чиркнула по «форду», оставив светлый штрих голого алюминия на синем кузове. Названный Айваром парень вздрогнул и сместился в сторону, думая, что уйдёт из зоны поражения летевшей в него второй, да только подставился. Менявший в автомате рожок детина согнулся пополам, выронив «галиль». Он поднял на меня серые изумлённые глаза и осел. Из дырки в животе, пачкая форму, толчками выходила кровь. Айвар ладонью коснулся багрового пятна и поднёс её к лицу. Он так посмотрел на растопыренные пальцы, с которых капало, словно увидел свою кровь впервые.
Я дико заорал – правое бедро обожгло в двух местах. Переключившись с разбитого внедорожника, по мне открыл огонь третий солдат, что не мог толком стоять и поворачивался медленно и неуклюже. Это спасло мою жизнь, но не уберегло от третьей пули. Я почувствовал, как она с чавкающим звуком вошла в тело и ударилась в тазовую кость, раздробив небольшой выступ. Боль, словно ток, пронзила меня от макушки до пяток. На мгновенье глаза расширились до размеров плошек. Я даже выругаться не успел, лишь подумал, что лучше было бы получить молотком по пальцу.
В открытую дверь «кадиллака» мама начала выкрикивать «Димочка! Димочка! Дима!». Валентина с трудом удержала её на месте, не дав вылезти из машины и попасть под шальную пулю.
Перетерпев пик боли, двинулся в обход ранившего меня солдата, который без посторонней помощи быстро развернуться не мог. Шаг за шагом, волоча правую ногу, я ближе подходил к Айвару, сидевшему возле багажника «форда». Заметив моё приближение, он завертел головой.
- E-e-ei, - простонал детина.
Из его глаз хлынули слёзы.
- Ära tee seda![1] - жалким голоском произнёс Айвар, видимо, подумав, что я собираюсь произвести контрольный выстрел. Он пополз прочь, а за ним потянулся местами алеющий след.
- Ещё шаг, - захрипел третий солдат по-эстонски, - и я открываю огонь по «кадиллаку», так как мне нечего терять.
- Стреляй! – превозмогая боль, бросил я и удобнее перехватил рукоятку «зиг-зауэра». – И мне станет тоже нечего терять. Но! Тогда на быструю смерть не надейся.
Последняя угроза была пустой. Ему в любом случае лёгкая смерть не светила. Душа требовала отмщения за отца. И раз убийца мёртв, отпущенную участь разделят пополам его оставшиеся соратники.
Солдат прочитал свою судьбу в моих глазах. Он передёрнул затвор и повёл дулом «галиля» в сторону чёрного внедорожника. В этот момент я уловил за «ниссаном» движение и в следующий миг уже нюхал асфальт. Над головой засвистели пули. Очередь на две секунды, неожиданная даже для стрелявшего. Настолько быстро откликнулся автомат на нажатие спускового крючка, что выкрик «Ублюдок, это тебе за отца!» запоздал на удивительно замедлившееся мгновенье, показавшееся вечностью. Отдача увела ствол вверх, винтовка заклинила, и только тогда зазвучал ломающийся голос брата.
Я приподнял голову. Айвар отполз на приличное расстояние, а опиравшийся на «форд» солдат лежал на земле, корчась от боли. Его правое плечо и бок превратились в кровавое месиво. Изо рта вырывались нечленораздельные звуки, прерываемые временами протяжным «а-а-а-а». Я встал на колени, втянув воздух сквозь плотно сжатые зубы и схватившись за бок. Рана на выступающей костяшке таза саднила. Когда острое жжение угасло, засунул пистолет за пояс и взял брошенную детиной автоматическую винтовку.
Из-за «ниссана» вышел злой Артём. Его бледный лоб и подбородок были разбиты. На тыльных сторонах ладоней рдели порезы и царапины. Он навис над страдающим от полученных увечий солдатом, дуло «галиля» уткнулось тому в переносицу, между сильно выступающих надбровных дуг, и брат выдавил из себя, словно вязкую пасту из тюбика:
- Гнида.
Щёлкнул спусковой крючок, но автомат промолчал. Впервые стрелявший из автоматического оружия Артём не понял, что винтовку заклинило ещё во время предыдущей очереди.
Я доковылял до брата. Чтобы не попасть под горячую руку, осторожно оттолкнул его в сторону и сам выстрелил в голову солдата.
- Пошли, - шепнул я Артёму.
- А «ползунок»? – он кивнул в направлении улиткой удиравшего от нас Айвара.
- Долго не протянет.
С жутким рёвом я наклонился и поднял третий автомат, закинув его за спину. Тёма и не подумал помочь, но затем подставил плечо, и мы тихонько пошли к разбитому внедорожнику.
Валентина наконец-то отпустила нашу маму. Рыдая с надрывом, она пробежала разделявшие «кадиллак» и «ниссан» метры со скоростью спринтера и кинулась к бездыханному мужу. Крашенные в каштановый цвет волосы раскидало по груди отца, когда мама уткнулась лицом ему в живот. Рядом, на асфальте, сидела Марика, положив себе на колени морду Снежка и гладя пса по кремовой шерсти.
- А я так и не попросил у него прощения, - тихо произнёс я, глядя на тело папы.
- Он бы простил, - сказал Артём. – Папа относился к тебе лучше, чем ко мне. Отсюда мои нападки... Гниды! – он плюнул в убившего нашего отца солдата, что лежал ничком на дорожном полотне.
С боковой улицы, тянувшейся вдоль железной дороги на высокой насыпи, откуда вылетел «форд», и куда уполз раненный в живот Айвар, донёсся слабый испуганный возглас. Мы обернулись на звук и увидели, что в нашу сторону бегут морфы.
- Их ещё не хватало! – обречённо выдохнул Сергей Анатольевич. – Вести машину сможешь?
Я пожал плечами.
- Коробка автомат. Попробую. Буду учиться жать на газ и тормоз левой ногой. Или... – я скосился на брата. – Справишься?
Тёма равнодушно кивнул. В другой день и при живом отце он бы кипятком писался от радости, предложи кто вести автомобиль. Но не сегодня. Кому он теперь докажет, что ему, как и старшему брату, можно доверять машину? Кто одобрительно потреплет за щёку за аккуратное вождение? Никто. Неизвестно откуда взявшиеся на их пути солдаты, нелюди, убили единственного человека, чью любовь несколько лет Артём мечтал заслужить.
- Хорошо. Веди Диму к машине, - сказал брату Сергей Анатольевич, а сам поднял нашу маму, поставил её на ноги, но она отказывалась стоять и выскальзывала из его рук обратно к мужу. – Так дело не пойдёт. – Отец Иры подхватил её и понёс кричащую и вырывающуюся из цепких объятий к «кадиллаку», где передал Валентине.
Артём усадил меня на заднее кресло, поближе к стенающей матери. Я приобнял её, заставив голову положить мне на плечо. Мама немного успокоилась и больше не порывалась выбраться из внедорожника. А брат вместо того, чтобы завести машину, помчался вприпрыжку к синему «форду». Тёма обшарил карманы мёртвого солдата, залез в седан и вытащил на божий свет увесистый вещмешок. По напрягшимся лямкам и тому, как искривился Артём, было видно, что он полный.
Со стороны торгового центра «Кристиине», под железнодорожным мостом, также появилась пара стремительно бегущих к нам фигур.
Сергей Анатольевич, желавший забрать тело нашего отца с собой, чтобы у нас была возможность похоронить папу, как подобает, бросил его. Он оторвал Марику от любимого пса и, взяв под руку, поволок её к машине.
Я нажал кнопку на пульте, что был всё это время у меня, и открылась дверь багажника, куда Артём скинул вещмешок. Под камуфляжной тканью друг о друга ударилось что-то металлическое.
- Солдаты, поганые нарики! – выругался брат, усаживаясь на место водителя. – Обдолбались, и давай убивать людей налево и направо!
- Ты о чём? – спросил я, протянув ему ключ.
- У них на заднем сиденье две коробки какого-то жёлтого дерьма в капсулах. Уроды!
Взревел двигатель. Слева открылась пассажирская дверь, и Сергей Анатольевич впихнул на ставший тесным задний диван Марику. Я закатил глаза, сморщившись. С губ сорвался сдавленный стон.
- Прости, - коротко бросил отец Иры.
Он обежал «кадиллак» и успел вскочить в машину перед самым носом у нагнавшего его первым морфа. Тварь на скорости влетела в правый борт внедорожника так, что раскрошилось стекло в переднем боковом окне.
[1] Ei! – Нет! (эст.) Ära tee seda! – Не делай этого! (эст.) или в данном контексте - Не надо!