В пылающем алом сгустке из исцарапанных до плеч рук и ног со следами мужских пальцев на бёдрах было сложно разглядеть прежде симпатичную женщину. Помада размазалась по лицу. Пышные волосы растрепались и спутались, растеклась тушь. С некрасиво подрагивающих губ срывалось лишь одно слово – «нет». Оно пробивалось сквозь рыдания и громкие всхлипы.
Марина поджала ноги, приняв позу эмбриона. Рукой она слабо хватала одеяло, на котором лежала. Хотела укрыться им как защитной оболочкой, панцирем.
- Не стоит так убиваться, - довольно улыбнулся лежавший рядом с ней, по центру кровати, Роман. – Всё было прекрасно.
Он шлёпнул Марину по ягодицам.
- Н-не н-надо! Прошу! Не надо! – заорала женщина срывающимся голосом. – Отпустите! Прошу!
Она ещё больше сжалась в углу, моля бога о помощи.
- А я вот решил тебя поблагодарить, - скалясь в тридцать два зуба, произнёс Роман.
Он смотрел в белый потолок, но в то же время ничего не видел.
- Ты помогла, - он задумался на мгновенье, - пережить горе. Стало так легко...
- Вы там скоро? – за дверью ожил Тийт. – Рука затекла держать блондинчика на мушке.
- Потерпи, – спокойным тоном произнёс Рома. – У меня милая беседа с Мариной. Так?
Он коснулся женщины, и рыдания усилились.
- Ну, зачем? Не стоит.
Роман повернул к ней голову и провёл пальцами по изгибам спины.
- Если тебя это успокоит, то ты супер! Ещё ни одна девушка так не радовала.
Смирнов поцеловал Марину в кошачий треугольник между лопаток.
Дёрнув плечами, она простонала: «Не-ет!».
В коридоре грохнул выстрел.
- Жёваный крот! Какого хрена?! – Роман подорвался с кровати и пулей вылетел в коридор, сильно ударив дверью товарища.
Марина зажала уши руками, бесшумно открывая рот. Чёрные от туши слёзы образовали тёмное пятно на одеяле.
- Ты чего? – обнажённый парень уставился на сослуживца.
- Надоело его общество, - после паузы, помассировав ушные раковины, ответил Тийт. – Только скулил. Хоть бы слово сказал, - Тийт опустил ствол. – Ты развлекаешься, а мне и поговорить не с кем.
Роман обернулся к бездыханному мужу соседки, завалившемуся в угол у входной двери. От дырки в стене с застрявшей пулей вниз протянулась багровая полоса.
- Ну, ты и псих! – вырвалось у Ромы.
- Теперь мы повязаны кровью, - Тийт прошептал ему на ухо, обхватив жилистой рукой его шею. – Куда я, туда и ты. Держи!
Тийт всучил товарищу автомат.
- Посторожи тело. Вдруг оживёт. А я напряжение сниму.
Вахтур расстегнул пряжку и шагнул в спальню.
Зашипела рация.
- Парни, приём! – по искажённому голосу Айвара чувствовалось, что он нервничает. – Куда пропали? Тут люди по корпусу стучат, о помощи просят.
Рома взял протянутую Тийтом рацию.
- Не отвечай. Гони их прочь! Приём.
- Постараюсь. Скоро вы там?
- Успокойся. Считай, что выходим.
Через щель под дверью, из спальни вырвался в коридор сдавленный крик Марины: «Отпустите! Я... я не хочу! Мне больно! Не на...».
Роман скинул с вешалок куртки и заткнул ими щель. Стоны и возня стали тише. Отцовским плащом он накрыл блондина.
- Не стоило сюда приходить, - Рома похлопал труп по угадывающемуся под серой материей плечу. – Теперь отдыхай.
В костюме древнегреческого атлета Смирнов прошёл в гостиную, где на ковре лежало полурастёкшееся тело матери. Роман плотно зажал рот рукой. Гнилостный запах, напоминающий до омерзения сладковатый и липкий смрад сгнившей картошки, нагло лез в нос, хватал за глаза, вызывая тошноту и слёзы. Морщась, парень присел на корточки рядом с мамой.
Он протянул руку к тёмным с проседью волосам, но удержался от прикосновения. Побрезговал. Мать медленно таяла на глазах. Неизвестно какая зараза могла быть на ней. А этот жест имел значение лишь для него самого.
Рвотные позывы мощными толчками стали пробиваться наружу. Всё труднее было сдерживать их, готовых в любую секунду хлынуть между пальцев, бурля и фонтанируя.
Роман поднялся, стянул с дивана накидку и укрыл то, что осталось от матери.
В спальне продолжалась возня с хилыми мольбами Марины, её взываниями сжалиться и пыхтением Тийта, время от времени выкрикивающего: «Не будь бревном, шлюшка!».
Рома покачал головой.
- Будут говорить про меня гадости, - он посмотрел на маму, - ты им не верь.
*****
Стоны стихли.
Смирнов заглянул в спальню, желая взять форму.
Тийт сидел на краю кровати, расставив ноги. Довольный. У Марины же не осталось сил даже на плачь. Она просто тяжело дышала, отвернувшись к изголовью. Взгляд остекленел. На животе, в паху и на бёдрах белели капли спермы.
- Хороша девка, - Тийт подмигнул товарищу. – Собираемся?
- Да. Меня здесь больше ничто не держит.
Парни оделись. Роман скинул в рюкзак плеер, ноутбук, мамины украшения и пару тысяч евро из тайника, откладывавшиеся на новую машину. Он думал запихнуть в сумку фотографию с отдыха на Родосе, когда с камерой подловил родителей, выходивших из Эгейского моря, но не прикоснулся к снимку. Счастливые взгляды отца и матери, глядящие на него с фотокарточки, могли оказаться более тяжким грузом, нежели ящики с патронами, и таскать фотографию с собой стало бы невыносимо.
- Идём! – поторопил Рому переминавшийся в прихожей с ноги на ногу Тийт.
Отбросив все мысли и эмоции, и вновь вспомнив о полученных на службе навыках, они маленькими шагами, тихо продвигаясь вперёд, прикрывая друг друга, вышли на лестничную клетку.
- Её так и оставим? – прошептал Роман, следуя за товарищем.
- Пройденный материал. С этим, - Тийт похлопал по цевью «Галиля», - проблем с девушками не будет. Вряд ли кто откажется, - он поднял автоматическую винтовку на уровень глаз, - когда дуло смотрит на него.
Роман довольно ухмыльнулся:
- Твоя правда.
На улице их ждал облепленный взволнованной толпой бронетранспортёр. Люди колотили по пятнистым бортам машины. Мужчины лезли на крышу, к пулемёту. Женщины стенали, просили защитить:
- Palun, kaitske meid!
- Нам не попасть домой, - сквозь слёзы причитала вторая. – В подъезде эти... обезумевшие.
Слова прерывались всхлипами.
- Они... они бросаются на прохожих.
- Да, - вторила ей третья. – Я видела, как растерзали... о! это было ужасно!.. соседа. Выгрызли ему лицо.
- Вы же армия! Защитите нас!
Одна из женщин не выдержала и, рыдая во весь голос, побежала к родному подъезду соседнего дома. В этот момент обступившие броневик люди заметили Романа и Тийта.
- Что вы стоите? – крикнул солдатам мужчина, вскарабкавшийся на крышу «ПАСИ». – У неё же дети дома одни, не кормлены. А в подъезде заражённые! – Не глядя на вооружённых парней, он стал изучать крепления пулемёта, чтобы его открутить.
- А ну слазь! – грозно гаркнул Роман.
- Ребята, вы чего? – мужчина обернулся и смерил Смирнова взглядом затравленного хищника, в котором затухало пламя борьбы. – Дети же... не кормлены... в опасности.
Он сполз с брони на землю.
- Вдруг они откроют дверь незнакомцам, - последнее слово было практически не слышно. Мужчина смолк.
Дуло автомата холодящей, отрезвляющей порой излишне горячие головы чернотой вглядывалось в его правый глаз. В воздухе повисло напряжение. Стихли крики и стоны. Кроме одного, принадлежавшего убитой горем матери, подбежавшей к подъезду и в суете рассыпавшей содержимое сумочки на бетонные ступени. Улицу наполнили звуки охваченного бедствием города: отдалённой стрельбы, редких машин, истошных воплей в соседних дворах. Недалеко барражировал вертолёт. Выли сирены.
В глубине кабины бронетранспортёра мелькнуло растерянное лицо Айвара.
Мужчина, ощутив пугающую близость смерти, постарался затеряться за спинами других.
Женщина на крыльце, закрыв лицо руками, повалилась на обшарпанный бетон лестницы, так и не найдя в панике среди содержимого сумочки ключей.
- Мальчики, родненькие! – нарушив молчание, запричитала на русском какая-то старушка. Послышался общий облегчённый вздох, хоть люди и пытались не выдать своих чувств, будучи напуганными до такой степени, что забыли про дыхание. – Солдатики, поможите! Дед-то в квартире. Не ходит старый у меня, уже как пару лет. Вынесите его. Прошу вас, хороших.
- А на черта тебе такая обуза, бабуля? – спросил Роман, глядя за старушку, на молодую женщину у подъезда, тело которой подрагивало.
- Ой, - бабушка осела. – Да как можно так говорить? – заохала она. – Я ж с ним полвека живу, бок-о-бок. Хлеб и радость делим на двоих. Ваши путчи и еду по талонам пережили. Какая ж он обуза, старый-то мой? Родная кровушка, а не обуза. Поможите. А? Я пирогов с утра напекла. Ватрушек, витушек. Вы, наверное, голодные. В армии совсем не берегут? Половину отдам.
Тийт наклонился к уху товарища:
- Слушай, я не понял, про что они тут так распинаются перед тобой. Догадался лишь про пироги. Есть интересная мысль. Мы поможем всем, чем можем, и разведём на припасы. Одних лишь пирогов нам до Раквере хватит.
- Только старушке, - Роман моментально забыл про женщину, уже поднявшуюся на ноги и слабо, но с невероятным упорством дёргавшую запертую дверь. – Бабуль...