Юля
О том, что Даня бросил баскетбол, я узнала только в апреле, когда к нему внезапно подошёл Кирилл и, скосив на меня взгляд, полный презрения, попросил вернуться в команду. Нет, я подозревала, конечно, что Милохин либо пропускает тренировки, либо из-за ноги ему делают поблажки. Но чтобы настолько категорично изменилась ситуация, и подумать не могла. Тем более для Дани игра, мяч, команда – значили если не всё, то многое.
Однако Милохин отказался, он пожелал удачи ребятам и даже сказал, мол, придёт обязательно за них болеть.
Я пыталась как-то расспросить, узнать причину, в конце концов, чувство вины никуда не ушло. Да только Даня отмахивался со словами, что у него в жизни сменились приоритеты, и теперь другие планы на будущее: юрфак или международные отношения, практика на фирме у отца, переезд. О переезде Даня говорил часто, словно не мог дождаться момента, когда мы будем жить под одной крышей.
С одной стороны, я понимала, почему ему не терпится: между нами сохранялась определённая дистанция, которую мы не нарушали. С другой же, закрадывались мысли, что вся эта натянутая ситуация между ребятами, командой и отказ от баскетбола непосредственно связаны с той игрой, на которую Даня не попал по моей вине.
Но Милохин продолжал убеждать меня в том, что всё это глупости. Якобы он повзрослел, а с Кириллом они просто повздорили на одной из тренировок, поэтому теперь общаются сквозь зубы.
В конце концов, я и сама как-то отпустила тревогу, переживания, тем более на носу были сначала пробные экзамены, к которым нужно было готовиться, а там и настоящие. Хорошо ещё, дома отец ходил спокойным. Это было удивительно, но тут спасибо маме, она ему внушила, что у дочки внеклассные занятия, подготовка к поступлению. Плюс в мае нам сообщили о точной дате операции для Матвея, там уже родителям не до меня было.
Они собирали документы, то и дело бегали в клинику, сдавали анализы, какие-то карточки заполняли. Мать жутко нервничала, срывалась постоянно на отца, охала, ахала, всё-таки никто точных гарантий на успешный результат не давал. Я тоже переживала за брата, но старалась держать эмоции в себе. Никому не говорила, даже Дане. Хотя, что уж там, Милохин в принципе не знал о Матвее, он полагал у нас в семье один ребёнок. Я планировала ему рассказать, конечно, но позже, после операции, пока как-то боялась, стресса и так хватало.
С Наташкой мы больше не общались. Я таила на неё обиду, вспоминая ту отрезвляющую пощечину, а она делала вид, будто не было всех лет нашей дружбы. Предпочла своего Валька, выбрала роль преклоняющей колени. И пусть мне было жаль подругу, сердце болело за неё, однако это был личный выбор Красновой.
А я умела уважать чужие решения.
***
В конце мая, буквально перед самыми экзаменами, мать прибежала домой растерянная. Я как раз только вернулась, мы с Даней гуляли на берегу озера после дополнительных занятий, которые организовали нам в школе за месяц до экзаменов. Я очень радовалась им, потому что по той же математике местами хромала, плохо она мне давалась. Милохин даже предложил помощь, да так ответственно ко всему подошёл: выпросил у классной ключи от кабинета, чтобы мы могли спокойно три раза в неделю на часик задерживаться после уроков и заниматься, нашёл в интернете кучу тестов, в библиотеке взял задачники. Объяснял Даня, кстати, лучше математички, но и требовал не меньше. В итоге перед допами я хорошо подтянулась, многие темы усвоила. Даже переживания немного отошли на задний план.
А тут мать с порога огорошила, заставила все клеточки в теле напрячься:
– Дату операции перенесли!
– Как? Почему? – опешила я.
– Да кто ж их знает, поставили перед фактом, мол, раз бесплатно, ждите.
– Но ведь там… уже сроки, – бормотала себе под нос я.
– Врач сказал, что крайний срок конец июня. А там уже… – мама вздохнула. Я глянула на Мотю, спящего в коляске, и сердце сжалось в тугой комочек. Он был ещё таким маленьким, беззащитным, нуждался в этой операции. Он и не жил-то толком: с детьми не виделся, на качелях не катался, не пускал мыльные пузыри, не пошёл в первый класс. Он мог никогда всего этого не испытать и не попробовать.
В голову сразу полезли ужасные мысли, но я отодвинула их, маме нужна была поддержка, ей в разы хуже.
– Все будет хорошо, мам! – заверила я, натянуто улыбнувшись. Главное – верить. Мы обнялись, наверное, сто лет так не обнимались, крепко прижавшись друг к другу. Если бы в ту минуту спросили, на что вы готовы ради жизни маленького братика, я бы, не думая, ответила – на всё.
Чуть позже мать, немного успокоившись, вдруг позвала меня в их с отцом спальню. Папа был на работе, в последнее время он пропадал там почти без выходных: то ли смен прибавилось, то ли напряжённая обстановка с ожиданием операции на него давила. В любом случае за последние два с половиной месяца отец ни разу меня не ударил, даже голоса не повысил.
Мама открыла шкаф, вынула оттуда красный пакет с розами и протянула его мне, тепло улыбнувшись. Я осторожно взяла, хлопая от удивления ресницами. Затем приоткрыла и ахнула.
— Это же… – губы у меня дрогнули. Осторожно, словно боясь навредить ткани, я вынула длинное вечернее платье в пол: изумрудный цвет, стразы на груди, переливающиеся подобно морской волне, рукава-крылышки и скромный вырез.
– Скоро ведь выпускной. А ты… с Данилом будешь. Должна блистать. Я потом ещё туфли принесу, уже присмотрела. Нравится?
– Мам, – прошептала, стараясь не расплакаться от счастья и щемящей нежности. Платье было бесподобным, женственным, словно сшитым для принцессы, а никак не для простушки Юли. И пусть оно простенькое, но цвет и разлетающийся подол предавали ему какую-то особую роскошь.
– Давай посмотрим, как оно на тебе будет смотреться?
***
За день до первого экзамена Даня позвал меня погулять в парк. На улице до этого неделю шли дожди, похолодало, наши даже переживать начали, как бы в день выпускного погода не подвела. Ресторан-то выбрали за городом, в часе езды, специально, чтобы можно было прогуляться по территории. А сколько денег за него запросили, отцу и говорить было страшно.
Мать специально момент подходящий выискивала, потом намекнула, затем ещё раз, но папа всё равно разразился ругательствами. Дорого. Для нас, в самом деле, сумма была приличной, это я уже молчу о туфлях и платье, которые мама купила мне тайком. Но худо-бедно наскребли сумму, правда, только на одну меня.
Не сказать, что я расстроилась, наоборот, обрадовалась даже. И без того переживала насчёт вечера, ведь родители собирались пойти, а там Даня. У папы же аллергия на Милохиных, не дай бог ещё дядю Славу увидит, его дорогую машину, шикарный костюм. Нет, такого праздника мне не хотелось. Так что отсутствие денег в какой-то степени имело свои плюсы.
В отличие от меня Даня вообще ни о чём не переживал, он постоянно улыбался, шутил и строил планы на ближайшее будущее. Последнее ему, кажется, особенно нравилось. Вчера он так и заявил: погуляем, а после заглянем в одно место, в какое, правда, не пояснил.
Заплетя две косички и надев платье, которое мама мне недавно укоротила до колен, я улизнула из дома. Даня ждал у входа во двор, привалившись спиной на свой байк. Он что-то внимательно разглядывал в телефоне и выглядел таким взрослым, а ещё родным. Всё в нём мне казалось идеальным. И одет он был всегда с иголочки, словно собирался на фотосессию, сегодня не исключение: красная майка, потертые джинсы, кеды, а если уж шлем добавить, точно сойдет за модель.
Я подбежала и чмокнула его в щеку практически с разбега. Даня тут же поднял глаза и растянул губы в лучезарной улыбке.
– Привет, – прошептала я, заводя руки за спину.
– Привет, милая, – он по-хозяйски коснулся моей талии и притянул к себе, щекоча дыханием губы. – Я тебе говорил, что ты у меня самая красивая?
– Хм, – задумчиво протянула, но больше для вида. Комплименты Милохин делал частенько, заставляя верить в то, что Юля Гаврилина действительно, самая красивая девушка в мире. – Может быть.
– Ну тогда переходим к действиям, – хищно и игриво произнёс Даня. Подался ко мне, коротко целуя. Каждый его поцелуй был настоящей подзарядкой, бесконечной стихией, что вечно стремилась к большему и требовала продолжения. Я привстала на носочки, обвив шею Дани руками, и нежно провела языком по его нижней губе, затем чуть прикусила, сладко посасывая.
– Вот проказница, – шепнул он, разрывая наш поцелуй. – Ты где этому научилась?
– Недавно с таким мальчиком познакомилась, – закатила я глаза, усмехнувшись. Порой мне хотелось, чтобы Даня немного ревновал, но, с другой стороны, у нас царила такая идиллия: на протяжении последних трёх месяцев мы были по-настоящему счастливы, хоть и приходилось порой тайком сбегать из дома, прятаться в кустах или в шкафу.
– Да ты обалдела, Гаврилина? – выгнул бровь Милохин.
– Ой, я это сказала вслух?
– Слышишь! – повысил голос Даня, поддерживая мою игру. А потом вдруг взял и шлепнул меня по бедру. Он никогда подобного себе не позволял, словно держал между нами некую дистанцию. Я аж дар речи потеряла, густо покраснев.
– Мы вообще едем или нет? – смущенно спросила, отводя взгляд в сторону. Зато Милохин пребывал в отличном расположении духа, кажется, ему понравилось.
– Едем, милая, едем.
– Прекращай.
– Чего?
– Прекращай так на меня смотреть, – задохнувшись от волны смущения, робко произнесла.
– Как – так? – с этой своей излюбленной полуулыбочкой спросил Даня.
– Как кот на смену, – выдала первое, что пришло на ум.
– Я ещё не начинал.
– Дурак, – поджав губы, я ткнула его локтём в бок.
В парк мы доехали быстро, по пути купили хлеб, чтобы покормить уток. А их там оказалось безумно много, но ели они без энтузиазма, видимо, были сытыми.
Гуляя, мы дважды обошли озеро, и Даня предложил прокатиться на лодке, правда, согласия моего дожидаться не стал. Сам купил билеты, подхватил меня на руки как настоящую принцессу и понёс к лодке. Ох, на нас столько людей смотрело! Кто-то даже сфоткал, а кто-то шептался, мол, повезло девушке.
Я и сама не верила: разглядывала Даню с мыслями, что мы созданы друг для друга. Казалось, впереди ждёт только счастье. И опять же всё это возникало не из ниоткуда. Милохин каждый день доказывал свои серьёзные намерения, одно из таких я увидела после прогулки по парку.
Вместо того, чтобы поехать домой, он привёз меня в неизвестное место.
– Где мы? – спросила я, стоя напротив многоэтажек из красного кирпича.
– Там нас ждет риелтор.
– Ч-чего?
– Я искал хороший район, отзывы читал, ну и сами квартиры просматривал, чтобы ремонт нормас, ценник. Пойдем, посмотрим? – Даня говорил это с такой гордостью, неподдельным желанием поскорей найти для нас дом, что у меня невольно глаза защипало от эмоций. Сердце закружило волчком, губы дрогнули. Я отвела взгляд к детской площадке, замечая маленькую девочку, которая бежала вдоль тропинки, а за ней мальчишка лет пяти. Они смеялись. В их лицах было столько счастья, искреннего, детского, живого.
– Мы тоже так бегали, помнишь? – произнёс Даня, приобняв меня за плечи. Я прильнула к нему, прижимаясь к родной мужской груди. Зажмурилась, прося того, кто на небесах заведовал людскими судьбами, никогда не разлучать нас с Даней. Я и дня представить без него не могла, моя любовь стёрла границы наших жизней. Мы будто стали единым целым, одной большой звездой, что ярко сверкала на ночном небе.
– Я люблю тебя, – шепнул Даня, чмокнув меня в висок.
– И я тебя.
– Ну, пошли? – он переплёл наши пальцы и потянул за собой навстречу нашему будущему.