В средневековье рыцарь — романтический герой. Он может умереть с портретом своей возлюбленной на груди, о нем пишут поэмы и романы. Рыцари — одно из главных сословий, способное защищать свою территорию от вражеских посягательств. Но он груб и жесток.
Моя правда в этой сказке такова, что главным ее героем будет не принц, а именно рыцарь, потому что именно ему принцесса отдала свое сердце, еще не зная, кто он по своей сути.
В моей сказке нет чуда. Потому что сказка растет вместе с принцессой. А принцесса больше не верит в чудо. Но она верит поступкам, которые делаются от сердца.
Моя сказка — это мой мир. Он нерушим и устойчив, и только я могу начать писать ее заново, разорвав все листы на мелкие кусочки, но сохранив в памяти каждое слово и каждое чувство, что испытывала моя принцесса. Но вычеркнуть прошлое было бы кощунством, потому что сказка — это опыт.
***
— Апчхи!
— Будь здорова.
— Спасибо. Мам, ты уверена, что можно выкидывать квитанции за квартиру десятилетней давности? Мы можем их сдать в музей вещей проходящей эпохи, а?
— Ох и ершистая ты стала. Ты прекрасно знаешь, что если все указано на бумаге, то проще будет тебе что-то доказать.
— Ага, без бумажки мы…
— Юля. Хватит.
— Ладно, заканчиваю. Вот, этот пакет на выброс. Осталось с последними файлами разобраться.
— Хорошо, давай разбирайся, а я на кухне.
Полчаса назад я разобрала последнюю коробку с моими вещами. Там лежали все те незначительные и маленькие безделушки, которые я собирала годами. Для кого-то это может показаться полным бредом. Но не для меня. Это — память. О событии, о важном дне, о человеке. Да обо всем. Что мы есть без нашего прошлого?
У меня даже сохранились личные дневники, которые вела в школе. И как приятно их перечитать. А главное вспомнить то, о чем переживала, и только сейчас понять, что действительно не стоило об этом так долго думать. Как Наташка Панова специально подтолкнула меня к Женьке Ефимову, когда та знала, как он мне нравится. От стыда я покрылась жуткими красными пятнами. А потом надо мной смеялись. Я тогда думала, что это самый страшный день в моей жизни. Даже подговорила родителей забрать документы из школы и перевестись в другую. Хорошо, что через пару дней я передумала. Ведь Женька Ефимов пришел ко мне в гости, потому что переживал за меня.
Но что терпеть не могу — это разбираться в старых документах. Сколько раз говорила маме, что сейчас у нас в стране есть электронный документооборот, что не надо коллекционировать квитанции. Это закончится жуткой аллергией на пыль, которая будет складироваться тоннами в том шкафу, где будут они лежать.
— Вот это новая папка. Мам, а что за красная папка, красивая такая, с позолотой?
— Не знаю, Насть. Глянь.
— Квартира. Это документы на…
— Ой, давай сюда, я уберу в другое место, — мама с такой скоростью прилетела из кухни, что стало полностью неожиданностью для меня.
— Стой.
Это не может быть правдой.
Не.Может!
Сейчас эти документы для меня глупые и никому не нужные бумажки. И я бы не обратила на них никакого внимание, если бы не зацепилась за одну фамилию.
Она была только в одном месте, где стоит подпись и расшифровка покупателя. Таким маленьким шрифтом, что можно и не заметить. Никому не нужная информация. Пшик. Его подпись размашистая, но без лишних завитков. Рука вела буквы уверенно и четко, он не сомневался ни на грамм. Как и всегда, самоуверенный дурак.
— Юля…
— Может объяснишь?
— А это стоит объяснять?
— Да.
— Даня пришел за два дня до отлета.
— И что он тебе сказал?
— Много чего, Юля. Даже поругал меня, — улыбнулась мама.
— Поругал? Боже, тебя за что?
— Что отправила молодую девушку работать в ночной клуб. У меня даже не было мысли, что может что-то случится. Ты же у меня девочка умная, всегда понимала, с кем можно общаться, а с кем нет. Это было моей ошибкой. Он назвал меня такой же наивной, как и ты.
— Что-то еще? — мое терпение лопается.
— Еще… передал эти документы. Сказал, что для тебя этот дом очень важен.
— Все?
— Чтобы я ничего тебе не говорила.
— Ты и не сказала.
— Но не подумала о том, что документы надо бы спрятать. Да, наивная я.
Хотела уйти к себе в комнату. Внутри происходит что-то странное. Нет никакой злости, если только на маму, что не сказала раньше. Нет обиды, что все это провернули за моей спиной. Но есть безумная благодарность к нему. Он единственный понял, как была мне дорога эта квартира. Получается, только Даня и понимает мои чувства. Он. Он один. И если это не рыцарский подвиг, то что тогда?
— Юля, — мама заглядывает ко мне в комнату, — я видела его глаза. И его взгляд, когда вопрос касался тебя.
— Иногда мне кажется, что он тот, кого в сказках надо избегать, а иногда тот — кто освободит принцессу из ее заточения, пусть он и не принц, но он единственный, кто не испугался.
— Юля, жизнь — это не сказка. А он тебя любит.
Сказка… Нет, в сказку я не хочу. Я просто хочу верить в лучшее.
— И еще… то, что находится сейчас в твоей комнате — его заслуга. Я только недавно узнала, что такое клининг.
Это значит, что он был тут. Сидел на моей кровати, касался ее, возможно даже лежал на моей подушке. Почему я сразу не почувствовала его запах? Еще он рассматривал мои вещи. Он меня изучал. Меня это понимание ни сколько не коробит. Возможно, потому что я хочу, чтобы он меня изучал, знал меня.
Мы будем строить наши мосты. Они будут хрупкие и сильные, будут каменные и деревянные, длинные, короткие — будут всякие. Но мы будем делать это вдвоем. Это не будет сказкой, потому что для нее мы совершили достаточно ошибок. Мы не можем уже быть главными героями, но и плохими тоже не можем. Я — обычная девушка, а он — неидеальный герой. Но кроме него мне никто уже не нужен. Мой рыцарь, мой лев, мой Даня.
Данил
Я впервые задумался над тем, что значит любить. Это в фильмах все прекрасно объясняют, рассказывают, ты слышишь их диалоги, их признания и вроде как проникаешься и радуешься за героев. По факту я сейчас третий день сижу и туплю в потолок. Потому что все достало. Все не так, как должно было быть. Изначально.
Я делаю свою работу, езжу по делам, разговариваю, считаю, анализирую. Раньше я кайфовал от этого ритма, от драйва. Но не сейчас. Хочется поставить все на паузу. Переосмыслить. Может это часть какого-то внутреннего взросления. Ну знаете, в жизни каждого человека есть внутренние ступени, на которые он поднимается. Вот, может, моя очередная ступень — сейчас.
“Нравится мне Сашкина походка, нравится мне Сашкины глаза”
— Ну что тебе от меня надо?
Звонок друга я сбрасываю.
Вот так эгоистично хочу на все забить.
Звонок в дверь — приехала доставка, сегодня чуть раньше, чем обычно.
Открываю дверь и уже протягиваю руку, чтобы забрать пакет с едой.
Она стоит и обнимает себя рука. Дурочка, не взяла зонт и попала под дождь. Стоит и пытается согреть себя руками, губы дрожат, а глаза огромные, сахарная вата. В них такое тепло, что я не понимаю, почему она не может согреться, от них.
Мы смотрим друг на друга. Я еще в полном шоке, что Юля стоит на пороге моей квартиры. Сама. Она пришла сама. И Юля, с такой надеждой в глазах.
— Я могу пройти? — слышу я ее тихий голос.
— Черт…конечно, извини. Ты наверно замерзла?
— Да, есть немного, — первая улыбка.
Она осторожно проходит и так же, как и в первый наш вечер, озаряется по сторонам. Ищет кого-то или что-то. Кого? Другую женщину?
Только раздеваться не спешит. Я вижу, как она настраивает себя на разговор. А мозг мой вскипает от того, сколько мыслей пронеслось у меня в голове. Ее прощание уже слышал, ее молчание уже терпел, да и терплю, ее отсутствие тоже пережил, хоть и боль была адская. Что еще мне уготовила моя львица?
— Чай? Кофе?
— Кофе хочу, — вторая улыбка.
Снимает с себя куртку и разувается, все так же осторожно. Она боится, что пришла не вовремя.
Звук перемолки зерен в кофемашины — единственный шум, который царит в квартире. А мы стоим и смотрим друг на друга. Смотрю на ее губы, которые сейчас украшает третья улыбка и по моему телу разливается тепло.
Я не знаю, что испытывает человек, когда понимает, что напротив него стоит та, кто для него — все. Но уверен, что это тепло и эйфория. Я стал цельным. Нет, безусловно, я знаю, что у меня две ноги, две руки, две почки, сердце мозг, один член и два яйца. Но глядя на нее, улыбающуюся, милую, родную… Вот оно… то чувство… Завершенности. Все на месте. Моя душа на месте и мне хорошо. Потому что она рядом. Она пришла ко мне.
Наблюдаю, как она помыла руки и достала две чашки кофе. Молчу, что за сегодня это будет моя четвертая чашка, слишком нравится за ней наблюдать. Потом она наливает ароматную жидкость по чашкам и ставит на столешницу.
— Представляешь, я в Мюнхене пробовала классное блюдо, национальное. Называется, шварцбайтен. Нет, шванбратен. Черт, швайнбратен. Вот. Тяжелый этот немецкий язык.
Юля сидит за столом, покачивая ножкой и вижу, что уже освоилась, прошла скованность и судорожность. Она в открытую рассматривает меня и обстановку. Сравнивает, что изменилось? Да ничего я не менял, Юля.
— Я нашла в Москве, где делают это блюдо. Давай сегодня на ужин закажем?
— Как скажешь. Это вообще съедобно? Я в плане еды не особо немцам доверяю.
— Да, очень вкусно. Просто запеченное мясо.
Улыбка. Смех. И все-таки робкие шаги в мою сторону.
— Иди ко мне, Каренина.
Юля подбегает ко мне и бросается на шею и с такой силой обнимает, что, наверное, так чувствуется счастье. Оно теплое, с тоненькими ручками, но сильно обхватывающие шею, с ароматом лаванды и еще чем-то едва уловимым, женским. Это уют. И запах красивого женского тела.
А потом смотрю в ее глаза, родные, она может улыбаться только ими. И целую. Так, как никогда раньше, потому что раньше не было. Были ошибки, были тайны, были лишние ожидания и неоправданные надежды. А сейчас есть мы.
Только губы остались такими же мягкими и податливыми. С острым язычком, который в порыве страсти могу слегка прикусить. Вот как сейчас.
Чувствую, как месяц без секса дает о себе знать, как кровь приливает к члену, и еще пара секунд и Юля почувствует мое желание. Оно будет упираться ей в живот.
Стон, который исходит от нее, такой долгожданный и вкусный, что хочется, чтобы она делала это постоянно. Он как музыка для меня. И, похоже, завожусь не я один. Замечаю, как Юля расстегивает кофту. Бешено как-то, рвано. Ждала меня. Ну а в джентльмена я никогда не играл и уложил ее прямо на диване, рядом с которым мы и стояли.
— У тебя точно не было никого все это время, Даня? — спросила она первая, слышу, как дыхание только восстанавливается.
— Нет, Юль.
— Это хорошо. Я поняла, что очень ревнивая.
— Я оказался тоже. Боялся, что найдешь кого-то в детчляндии и оставишь меня.
— Меня вообще на свидания там приглашали.
— Чего?
Сгребаю ее в охапку и подминаю по себя.
— И что? Сходила? — смотрю на нее остро и жестко, пусть только попробует сказать что да, укушу.
— … нет.
— Хорошо, — укладываюсь обратно и обнимаю ее.
— Его звали Хильберт.
— Юля!!!
— Ну что?
— Оторвал бы ему его хиль.
— Дань… А что теперь будет… с нами?
Я приподнялся на локоть и смотрю на нее. Неужели ничего не понимает? Неужели думает, что это просто очередная блажь, очередной спор?
— Что хочешь ты?
— Я…
Юля встала и утянула за собой сорванные мной вещи. Глупенькая, вижу, как потряхивает ее, никак не может лифчик застегнуть.
— Юля, стой…
Не выдержал. Встал, взял ее руки, поцеловал тыльную сторону. Вижу, как она дернулась, пытаясь их вырвать, но я их крепко держал. Возможно, знал, что она это сделает.
— Даня… Боже, Даня.
Я притягиваю ее к себе и покрываю поцелуями все лицо, щеки, на которых два её шрамика. Носик, очаровательный маленький носик, закрытые веки, их нежную кожу, подбородок, который подрагивает от ее эмоций, губы. Мои сладкие, дурманящие, соблазнительные, мягкие, любимые.
И каким дебилом он стал, когда решил поиграть с другим таким же королем. Ведь эта девочка вошла, нет, зачеркнем, вклинилась в его жизнь, чтобы изменить ее.
Король никогда не вел праведный образ жизни. Но отчего-то после встречи с нимфой, настройки сбились, и его член был настроен только на радиоволну по имени Юля. Поначалу он был очень зол и огорчен из-за этого. Ведь его уклад рушался, а привычная жизнь неслась к чертям собачьим. Автор оставляет за собой право выражаться не всегда корректно и использовать бранные слова. Иначе выразить свои чувства и эмоции не предоставляется возможным.
Так вот, эта юная нимфа с офигенным телом и сочными губами, что так трепетно обволакивали самое ценное короля, повторю, настроенное только лишь на одну волну, сводила его с ума. Понимала ли она, что творит? Вряд ли. Свои мысли король тщательно скрывал. Но и в полной мере не мог еще осознать, что изменения — необратимы. Отныне он ее заложник.
Можно было бы закончить сказку на этом. Но, блять, нет. Король, сука такая, налажал. Его тайна, которую он так оберегал, вскрылась: теперь его знает о споре с другим королем.
Дальше автор решает перейти уже непосредственно к эпилогу, потому что задолбался писать. Король очень сожалеет. Он дурак, кретин, полнейший придурок. Но уже не представляет себя без своей нимфы. В качестве ремарки, автор добавляет, что он по прежнему настроен только на одну радиоволну. И ждет не дождется, когда, наконец, она начнет вещать в прежнем режиме, потому что, пи*дец, как хочется трахаться.
Конец.
Постскриптум. Люблю.
Глава 29.
Рома.
Я впервые задумался над тем, что значит любить. Это в фильмах все прекрасно объясняют, рассказывают, ты слышишь их диалоги, их признания и вроде как проникаешься и радуешься за героев. По факту я сейчас третий день сижу и туплю в потолок. Потому что все достало. Все не так, как должно было быть. Изначально.
Я делаю свою работу, езжу по делам, разговариваю, считаю, анализирую. Раньше я кайфовал от этого ритма, от драйва. Но не сейчас. Хочется поставить все на паузу. Переосмыслить. Может это часть какого-то внутреннего взросления. Ну знаете, в жизни каждого человека есть внутренние ступени, на которые он поднимается. Вот, может, моя очередная ступень — сейчас.
“Нравится мне Сашкина походка, нравится мне Сашкины глаза”
— Ну что тебе от меня надо?
Звонок друга я сбрасываю.
Вот так эгоистично хочу на все забить.
Звонок в дверь — приехала доставка, сегодня чуть раньше, чем обычно.
Открываю дверь и уже протягиваю руку, чтобы забрать пакет с едой.
Она стоит и обнимает себя рука. Дурочка, не взяла зонт и попала под дождь. Стоит и пытается согреть себя руками, губы дрожат, а глаза огромные, карамельные. В них такое тепло, что я не понимаю, почему она не может согреться, от них.
Мы смотрим друг на друга. Я еще в полном шоке, что Юля стоит на пороге моей квартиры. Сама. Она пришла сама. И Юля, с такой надеждой в глазах.
— Я могу пройти? — слышу я ее тихий голос.
— Черт…конечно, извини. Ты наверно замерзла?
— Да, есть немного, — первая улыбка.
Она осторожно проходит и так же, как и в первый наш вечер, озаряется по сторонам. Ищет кого-то или что-то. Кого? Другую женщину?
Только раздеваться не спешит. Я вижу, как она настраивает себя на разговор. А мозг мой вскипает от того, сколько мыслей пронеслось у меня в голове. Ее прощание уже слышал, ее молчание уже терпел, да и терплю, ее отсутствие тоже пережил, хоть и боль была адская. Что еще мне уготовила моя львица?
— Чай? Кофе?
— Кофе хочу, — вторая улыбка.
Снимает с себя куртку и разувается, все так же осторожно. Она боится, что пришла не вовремя.
Звук перемолки зерен в кофемашины — единственный шум, который царит в квартире. А мы стоим и смотрим друг на друга. Смотрю на ее губы, которые сейчас украшает третья улыбка и по моему телу разливается тепло.
Я не знаю, что испытывает человек, когда понимает, что напротив него стоит та, кто для него — все. Но уверен, что это тепло и эйфория. Я стал цельным. Нет, безусловно, я знаю, что у меня две ноги, две руки, две почки, сердце мозг, один член и два яйца. Но глядя на нее, улыбающуюся, милую, родную… Вот оно… то чувство… Завершенности. Все на месте. Моя душа на месте и мне хорошо. Потому что она рядом. Она пришла ко мне.
Наблюдаю, как она помыла руки и достала две чашки кофе. Молчу, что за сегодня это будет моя четвертая чашка, слишком нравится за ней наблюдать. Потом она наливает ароматную жидкость по чашкам и ставит на столешницу.
— Представляешь, я в Мюнхене пробовала классное блюдо, национальное. Называется, шварцбайтен. Нет, шванбратен. Черт, швайнбратен. Вот. Тяжелый этот немецкий язык.
Юля сидит за столом, покачивая ножкой и вижу, что уже освоилась, прошла скованность и судорожность. Она в открытую рассматривает меня и обстановку. Сравнивает, что изменилось? Да ничего я не менял, Юля.
— Я нашла в Москве, где делают это блюдо. Давай сегодня на ужин закажем?
— Как скажешь. Это вообще съедобно? Я в плане еды не особо немцам доверяю.
— Да, очень вкусно. Просто запеченное мясо.
Улыбка. Смех. И все-таки робкие шаги в мою сторону.
— Иди ко мне, Каренина.
Юля подбегает ко мне и бросается на шею и с такой силой обнимает, что, наверное, так чувствуется счастье. Оно теплое, с тоненькими ручками, но сильно обхватывающие шею, с ароматом лаванды и еще чем-то едва уловимым, женским. Это уют. И запах красивого женского тела.
А потом смотрю в ее глаза, родные, она может улыбаться только ими. И целую. Так, как никогда раньше, потому что раньше не было. Были ошибки, были тайны, были лишние ожидания и неоправданные надежды. А сейчас есть мы.
Только губы остались такими же мягкими и податливыми. С острым язычком, который в порыве страсти могу слегка прикусить. Вот как сейчас.
Чувствую, как месяц без секса дает о себе знать, как кровь приливает к члену, и еще пара секунд и Настя почувствует мое желание. Оно будет упираться ей в живот.
Стон, который исходит от нее, такой долгожданный и вкусный, что хочется, чтобы она делала это постоянно. Он как музыка для меня. И, похоже, завожусь не я один. Замечаю, как Юля расстегивает кофту. Бешено как-то, рвано. Ждала меня. Ну а в джентльмена я никогда не играл и уложил ее прямо на диване, рядом с которым мы и стояли.
— У тебя точно не было никого все это время, Даня? — спросила она первая, слышу, как дыхание только восстанавливается.
— Нет, Юль.
— Это хорошо. Я поняла, что очень ревнивая.
— Я оказался тоже. Боялся, что найдешь кого-то в детчляндии и оставишь меня.
— Меня вообще на свидания там приглашали.
— Чего?
Сгребаю ее в охапку и подминаю по себя.
— И что? Сходила? — смотрю на нее остро и жестко, пусть только попробует сказать что да, укушу.
— … нет.
— Хорошо, — укладываюсь обратно и обнимаю ее.
— Его звали Хильберт.
— Юля!!!
— Ну что?
— Оторвал бы ему его хиль.
— Дань… А что теперь будет… с нами?
Я приподнялся на локоть и смотрю на нее. Неужели ничего не понимает? Неужели думает, что это просто очередная блажь, очередной спор?
— Что хочешь ты?
— Я…
Юля встала и утянула за собой сорванные мной вещи. Глупенькая, вижу, как потряхивает ее, никак не может лифчик застегнуть.
— Юля, стой…
Не выдержал. Встал, взял ее руки, поцеловал тыльную сторону. Вижу, как она дернулась, пытаясь их вырвать, но я их крепко держал. Возможно, знал, что она это сделает.
— Даня… Боже, Даня.
Я притягиваю ее к себе и покрываю поцелуями все лицо, щеки, на которых есть два шрамика. Носик, очаровательный маленький носик, закрытые веки, их нежную кожу, подбородок, который подрагивает от ее эмоций, губы. Мои сладкие, дурманящие, соблазнительные, мягкие, любимые.