Юля
Я увидела сообщения Насти как раз в тот момент, когда Вова уже свернул в имение Милохиных.
Планы изменились!
Наш папа только что вернулся домой.
Скажи Вове, пусть повернет назад.
Юля?
Она отправила первое сообщение пятнадцать минут назад, плюс три минуты назад от Дани было три пропущенных звонка. Я запаниковала, уставившись в телефон, и соображала, что же мне делать. Но, прежде чем я обрела возможность ясно соображать, Вова уже остановил машину перед входом в дом Милохиных.
С нарастающей тревогой я смотрела, как он выходит из машины, обходит ее и открывает мне дверцу. Тяжело сглотнув, я взяла сумочку, в которой лежали три упаковки Ben & Jerry’s, ухватилась за руку, протянутую Вовой, позволив ему высадить меня из машины. Снаружи я набрала в легкие побольше прохладного вечернего воздуха и осторожно осмотрелась.
Наверху лестницы, перед тяжелой входной дверью я увидела Даню и Настю, они уже поджидали меня. Даня скрестил на груди руки, а Настя коротко махнула мне. Я повернулась к Вове:
– Не знаю, надолго ли я тут задержусь. Вы побудете здесь некоторое время?
На губах шофера появилась тонкая улыбка:
– Я всегда здесь, мисс Гаврилина. Как только мистер Милохин даст знать, я отвезу вас домой.
Он слегка приподнял форменную фуражку и снова сел за руль – вероятно, чтобы отъехать к гаражам сбоку от дома.
Я быстро поднялась по ступеням широкой лестницы ко входу.
– Привет, – прошептала я, добравшись до пределов слышимости обоих. – Я увидела сообщения только минуту назад. Ваш отец здесь?
Даня и Настя кивнули. Хотя вид у обоих был далеко не сияющий, Даня все-таки привлек меня к себе в коротком объятии.
– Привет, – пробормотал он мне в ключичную впадину, и я вся покрылась гусиной кожей.
Когда мы оторвались друг от друга, Настя вздохнула:
– Папа специально вернулся, чтобы поужинать с нами.
– Тогда лучше уйти, да? – нерешительно спросила я. Мне не хотелось показывать, что я сбегу при возникновении малейшей сложности. В конце концов, Даня выдержал целый вечер в обществе моей семьи. Но они выглядели такими несчастными из-за одного факта, что должны провести время с отцом, и я не хотела бы дополнительно осложнять ситуацию еще и своим присутствием.
Даня криво улыбнулся:
– Я предпочел бы избавить тебя от этой пытки.
Как раз в этот момент в дверном проеме появился Вячеслав Милохин
Когда он увидел меня, его глаза на долю секунды расширились.
Я оцепенела.
– Приглашайте вашу гостью в дом и закрывайте уже дверь, черт возьми, что вы топчетесь на пороге! – прозвучал его громовой голос. Настя и Даня выпучили глаза и обернулись к нему.
Секунду мы смотрели друг на друга. Настя опомнилась первой и мягко потянула меня за руку в дом. Она закрыла за нами дверь, и я внезапно очутилась в нескольких метрах от Милохина старшего, который пристально осмотрел меня с головы до ног.
Я сделала то же самое. На нем был темно-синий костюм, сшитый по мерке, волосы песочного цвета аккуратно зачесаны набок и зафиксированы гелем. Со времени нашей последней встречи его волосы немного посветлели, но взгляд остался прежним – ледяным, лишенным малейшей эмоции. Я тяжело сглотнула. В горле пересохло, как будто я проглотила песок.
И тут я задалась вопросом: почему я допускаю страх? Мне безразлично, что он думает, в конце концов, я испытываю к нему только гнев, презрение и неприязнь, и ни капли уважения.
И я распрямила спину и смело посмотрела ему в глаза:
– Добрый вечер, мистер Милохин, – сказала я.
– Папа, это Юля, ты наверняка ее помнишь, – добавил Даня.
Мистер Милохин коротко кивнул мне. И потом повернулся к Дане:
– Ужин готов. Приглашайте и вашу… подругу.
Он больше не удостоил взглядом ни меня, ни Настю, а развернулся и исчез в соседнем помещении.
Я услышала, как Настя с облегчением выдохнула.
– О боже, Юля, – сказала она. – Как жаль. Мог бы быть такой приятный вечер, а теперь придется мучиться в компании отца. Вместо суши будем есть, наверное, цыпленка в красном вине. – Она скривилась.
Даня настойчиво взглянул на меня:
– Ты еще можешь слинять.
– Но твой отец уже видел нас.
– Это неважно.
– А тебе будет лучше, если я исчезну?
Даня не медлил ни секунды:
– Нет, конечно же, нет. Чем скорее отец привыкнет к мысли, что ты теперь с нами, тем лучше.
От этих слов стало теплее во всем теле. Я мельком стиснула его локоть.
– Я не уйду. Кроме того, я люблю цыпленка в вине. – Я подняла вверх сумочку. – И у меня с собой мороженое.
– Я отнесу его быстренько на кухню, – сказала Настя. – Идите вперед.
Когда мы вошли в столовую, рука Дани лежала у меня на талии. Помещение столовой было огромным, с высокими потолками и широкими окнами, за которыми простирался задний двор имения Милохиных. Темно-зеленый цвет стен повторялся в обивке стульев, а над длинным обеденным столом из блестящего темного дерева висела дорогущая люстра, которая не уступала люстрам танцевальных залов старшей школы. Стол был накрыт профессионально, с множеством столовых приборов, красивым фарфором и бокалами для вина с золотой каймой.
Но не только обстановка и убранство отличают эту столовую – если ее вообще можно так назвать – от моего дома. Главным образом это настроение, царившее здесь. Напряженное и холодное – не сравнить с той теплой, расслабленной атмосферой, в какой выросла я.
Так же как и тогда, в закроечном цехе в Питере, Вячеслав Милохин и здесь заполнял все пространство. Из-за его отстраненности и холодного взгляда просто невозможно было чувствовать себя хоть сколько-нибудь хорошо. Это просто удивительно.
Никогда бы я не могла себе представить, как можно жить с этим человеком в одном доме.
Мы сели: мистер Милохин во главе стола, Даня по левую руку от него, я рядом с Даней, и напротив нас Настя. В столовую вошли две служанки и поставили перед каждым из нас по глубокой тарелке с супом, от которого исходил аппетитный аромат. Я, последовав примеру Дани и Насти, расправила сложенную матерчатую салфетку на коленях.
– За приятный вечер, – провозгласил мистер Милохин, поднимая бокал.
Даня и Настя пробормотали что-то в ответ, и я тоже подняла бокал.
Надо признать: этот вечер один из самых неприятных в моей жизни.
Первые десять минут прошли в молчании. В столовой было так тихо, что казалось, я неестественно громко глотаю или ставлю на стол бокал. Я судорожно размышляла, есть ли хоть что-то, что я могла бы здесь сказать – или должна была бы сказать. Но мне так ничего и не пришло в голову.
Я осмелилась взглянуть на Даню, и он легонько улыбнулся.
В конце концов заговорила Настя:
– Как прошел благотворительный вечер, Юль? Я слышала о нем только хорошие отзывы.
Я испытала облегчение, что она выбрала такую тему, в которой я разбираюсь и могу хоть что-то сказать.
– Очень удачно прошел. Было собрано тысяча двести фунтов, что превзошло все наши ожидания.
– Вау, – сказала Настя. – Лексингтон был доволен?
Я кивнула:
– Да, он, к счастью, в большинстве случаев остается нами доволен.
– За немногим исключением, – пробормотал Даня.
Когда я взглянула на него, он ухмыльнулся в свой бокал.
Я знаю, о чем он думает в этот момент. Воспоминания о том дне, когда мы с ним сидели перед Лексингтоном и Даня был приговорен к штрафным работам в оргкомитете, еще свежи и в моей памяти, будто это произошло только вчера. Я ответила на его усмешку.
– Хорошо, может, есть и исключение. Но это, пожалуй, не имеет отношения к работе моей команды.
– Юлия, – перебил наш разговор мистер Милохин, и улыбка мигом исчезла с моего лица. – Как я понял, вы активно участвуете в школьной жизни.
– Да. Я уже два года работаю в организационном комитете.
Он коротко кивнул. Не выказав никаких чувств:
– Так-так.
– Юля руководит этим оргкомитетом, – сказал Даня, не отрываясь от своего супа.
Его отец не обратил на него внимания.
– А вы собираетесь учиться дальше?
– Да, осенью я еду в Оксфорд.
Мистер Милохин заинтересованно поднял взгляд, и впервые за этот вечер появилось чувство, что он меня действительно заметил.
Я задержала дыхание. Все во мне противится разговору с этим человеком об Оксфорде. Это так сокровенно для меня, и я не хотела бы, чтобы кто-то все испортил, не имея никакого представления, что на самом деле означает тот факт, что я смогу учиться в этом университете.
– Ах, в самом деле? И какой же курс вы выбрали?
– Политика, философия, экономика, – ответила я.
– Это солидный курс. И в какой колледж вас зачисляют?
– Святой Хильды, сэр.
Он кивнул:
– То есть тот же колледж, какой выбрал Даня. Очень удобно.
Я проигнорировала его намек.
– Это очень хороший колледж. Собеседования там… – Я осеклась. В те дни, когда у нас проходили интервью, умерла миссис Милохина. Я взглянула на Настя, которая замерла, не донеся ложку до рта, и рассеянно смотрела теперь в суп. – Мне там очень понравилось, и я с нетерпением жду начала учебы, – быстро закончила я.
Даже трудно представить, как больно Насте и Дане вспоминать об этом времени. Я рискнула взглянуть на Даню, но он не подал виду и продолжал есть суп.
Одно только первое блюдо заняло у нас целый час. Во время основного блюда мы с Настей изо всех сил старались поправить ситуацию и болтали обо всем: о фильмах и музыке, о книгах и блогах. Когда Настя сказала, что раньше занималась балетом, даже на лице у мистера Милохина заиграла легкая улыбка. Но она исчезла так же быстро, как и появилась, и я даже стала сомневаться, не привиделась ли она мне.
– Однажды в «Щелкунчике» мне досталась самая маленькая из всех второстепенных ролей, но я так гордилась ею, – припомнила Настя. В этот момент она разрезала цыпленка, красиво декорированного обжаренными на гриле овощами. Повар так старался над оформлением тарелок, что я не могла набраться смелости разрушить его шедевр.
– Я бы хотела увидеть фото со спектакля.
– Тебе вряд ли понравится, – пробормотал Даня. – Она была одной из маленьких крыс. Фотографии довольно жуткие.
– А почему ты не расскажешь Юле, что ты и сам когда-то брал уроки балета? – съехидничала Настя. Но Даня метнул в нее испепеляющий взгляд, и она сунула в рот большой кусочек цыпленка.
– Правда? – удивленно спросила я.
У Дани задергалась челюсть:
– Лидия делала вид, что это мегатрудно. Она жаловалась каждый день. А я сказал, что нечего притворяться, подумаешь, какие трудности скакать туда-сюда.
– И он ходил на три пробных занятия, – рассмеялась Настя. – Видела бы ты его. У него ничего не получалось.
– И сколько ты продержался? – спросила я с улыбкой.
– Пока Настя не пообещала мне, что больше не будет жаловаться.
– Да ты был очень хорошим братом, – заметила я.
– Что есть, того не отнять, – ответил Даня.
– К счастью, он ограничился этими тремя уроками. Иначе бы я всё бросила и не продержалась бы два года, – сказала Настя.
– И почему ты все-таки бросила? – спросила я.
– Не хватило дисциплины, – ответил мистер Милохин, как будто я спросила его, а не Настю. – Моя дочь в основном делает то, что ей легко дается. Как только возникают трудности, она пасует.
За столом установилась неприятная, тяжелая тишина, словно темная туча, готовая в любой момент разразиться громом.
Губы Насти сжались в бледную линию. Даня так крепко сжал в пальцах приборы, что побелели костяшки. Единственным, кто сохранял полное спокойствие, был мистер Милохин. Кажется, он даже не заметил, что своим гадким замечанием испортил настроение всем сидящим за столом.
Как можно быть настолько равнодушным ко всему, что происходит вокруг? Таким пренебрежительным по отношению к собственным детям?
Настя с которой я подружилась, стойко выдерживала любые трудности. Мистер Милохин не знает собственную дочь, если так говорит о ней.
– И все равно я хотела бы взглянуть на фотографии, – перебила я эту тягостную тишину нарочито радостным тоном. – Я уверена, ты выглядела волшебно даже в роли маленькой крыски.
Мне еще никогда не приходилось выступать в качестве примирительного мостика между несколькими людьми – по крайней мере, так, как теперь, – и я понятия не имела, сработает ли это или, наоборот, ухудшит ситуацию. Я знала только, что хочу снять с Дани и Насти хотя бы часть их напряжения.
– Я покажу тебе после ужина, – ответила Настя с вымученной улыбкой. Она подняла голову, и какой-то момент казалось, что Настя смотрит на своего отца. Но потом я увидела, что ее взгляд устремлен мимо него на огромный семейный портрет, который висел на стене над старым камином. Картина маслом изображала всю семью Милохиных, в том числе миссис милохиной с ее лисье-рыжими волосами. На картине Дане и Насте было лет по шесть, от силы по семь.
– Ну, – сказал вдруг мистер Милохин, промокнул губы салфеткой и встал. – У меня сегодня телефонная конференция. Хорошего вечера. – Он кивнул нам и покинул помещение.
Я растерянно переводила взгляд с Дани на Настю, но они, судя по всему, не увидели ничего особенного во внезапном уходе отца.
– Он просто ушел, – пролепетала я, оглянувшись на дверь, за которой только что исчез мистер Милохин.
– Это нормально, не заморачивайся, – объяснила Настя и откинулась на спинку стула. Она с улыбкой погладила свой живот. То, что она может делать это в нашем присутствии, не задумываясь, наполнило меня теплотой, которой мне так недоставало после холодных взглядов мистера Милохина.
– Он всегда находит отговорку, чтобы уйти от неприятной ему ситуации, – заметил Даня, отпивая из своего стакана. – Впрочем, мы давно привыкли. Я не могу припомнить, чтобы мы когда-то видели его дольше двух часов за один раз. – Он фыркнул. – Да и слава богу.
– Сомневаюсь, что у него вообще совещание. Мама бы этого никогда не позволила, – пробормотала Настя.
Даня задержал дыхание. Затем шумно выдохнул.
– Если хочешь, ты теперь свободна, – сказал он и посмотрел на меня искоса.
Я нахмурилась:
– Что ты имеешь в виду?
– Мы можем закончить этот гнетущий вечер и попробовать еще раз на следующей неделе.
Настя кивнула:
– Да, на тебя никто не обидится, если ты захочешь уйти.
Я возмущенно переводила взгляд с одного на другую:
– Чтобы я бросила такую вкуснятину, – я указала вилкой сперва на недоеденного цыпленка, а потом на Настю. – И вообще, я не уйду, пока ты не покажешь мне фотографии.
Настя засмеялась, а Даня с улыбкой покачал головой.
Я снова принялась за ужин и пыталась не показать вида, как встревожила меня эта встреча с Милохиным старшим.
Остаток ужина прошел заметно непринужденнее, но я была рада, когда после десерта мы пошли в комнату Насти и закрыли за собой дверь. Теперь мы сидели на ее большом, удобном диване и листали старые фотоальбомы.
– Какие вы были прелестные, – вздохнула я, указывая на фотографию, где Даня и Настя стояли в обнимку, прижавшись друг к другу пухлыми щеками.
– Здесь нам по три года. Смотри, какие кудряшки, – сказала Настя, указывая на завиток у себя на голове.
– А теперь разве нет? – спросила я.
Она помотала головой и потянула себя за конский хвост:
– Нет. И я очень рада этому. А то пришлось бы каждое утро их укрощать, с ума можно сойти.
– Но эти кудряшки такие милые. У Дани волосы совсем не вьются.
Я взглянула на Даню, который сидел в одном из двух кресел, стоящих напротив дивана, листая журнал о путешествиях.
– У него всегда были такие волосы, – Настя вырвала меня из моих мыслей.
Я наклонилась, чтобы лучше рассмотреть снимок:
– И взгляд у него здесь такой же строгий, – заметила я.
Настя хихикнула и перевернула страницу. Там был обиженный мини -даня с пустым вафельным стаканчиком от мороженого в руке.
– Мороженое выпало у него из стаканчика, – ухмыльнулась Настя.
– Бедный малыш Даня, – пролепетала я и тоже ухмыльнулась. Даня, сидящий напротив, только вскинул одну бровь.
– Настя, не делай вид, что тебе меня жалко. Я до сих пор помню твой злорадный смех, – сухо сказал он.
– Неправда, не было такого!
– Ах, не было? Ты не смеялась надо мной? – в шутку рассердился он.
– Смеялась, но тут же поделилась с тобой мороженым.
– Ага, у тебя было банановое мороженое. Кому вообще может нравиться банановое мороженое?
– Мне – нет, – подключилась я.
Даня указал на меня:
– Вот видишь.
– У вас обоих гайки в голове разболтаны, – сказала Настя, продолжая перелистывать альбом. На следующих снимках близнецам было лет шесть или семь, и около них все чаще появлялись Артур, Женя, Олег или Егор.
– Э, да вы знаете друг друга уже много лет, – удивилась я.
– Да, а что? Иногда даже кажется, что мы все братья и сестры.
Я кивнула, разглядывая розовощекого Женю, золотые кудри которого торчали во все стороны. Потом мой взгляд перекочевал на маленького Даню, который держал мини-артура в борцовском захвате за шею.
– Ну что, удалось тебе поговорить с Артуром? – тихо спросила я, повернувшись к Дане.
– Да, кое-что мы с ним обсудили. – Он помедлил. – Сейчас у него трудности.
– Что-то плохое? – тут же спросила Настя.
Даня пожал плечами:
– Я обещал ему никому не рассказывать.
Настя озабоченно нахмурилась. Я видела по ней, что она борется с желанием расспросить подробности, но потом лишь кивнула:
– Все ясно. Но ты уверен, что это можно как-то поправить?
Даня убежденно кивнул:
– Артур выдержит. В конце концов, у него есть мы.
Мы с Настей скептически переглянулись.
Вместе с тем я чувствовала облегчение оттого, что с раздором между Артуром и Даней, кажется, покончено. Когда мы говорили с Даней по телефону ночью после моего дня рождения, он признался мне, как важно для него провести последний школьный год, наслаждаясь общением со старыми товарищами. Он не хотел портить себе этот год размышлениями о будущем. Но вся беззаботность жизни ушла со смертью его матери. Тем важнее были для него друзья, на которых он мог положиться. И которые могли положиться на него.
Немного позже я распрощалась с Настей, и Даня проводил меня домой. Точнее, отвез меня Вова, но Даня тоже сел со мной в «Роллс-Ройс». Мы выезжали из имения в сторону Гормси молча.
Хотела я того или нет, но чувствовалось, что встреча с его отцом лежала тенью на нас обоих. Я видела этого человека три раза в жизни, и всякий раз он пытался вогнать клин между мной и Даней. Я очень надеялась, что впредь Даня этого не допустит. И наши чувства окажутся сильнее, чем влияние его отца.
– О чем ты думаешь? – вдруг спросил он, голос у него был низкий.
Я подняла взгляд и наткнулась на его бирюзовые глаза. В животе у меня все затрепетало.
Я набрала воздуха:
– О том, что хотела бы побольше таких выходных с тобой.
Даня то смотрел на меня, то отводил взгляд, будто не знал, как от этого защититься.
– И еще мне хотелось бы знать… – Я осеклась.
Даня ждал.
– Что тебе хотелось бы знать? – допытывался он.
– Что будет дальше. С тобой, – прошептала я. – С тобой и твоим отцом, я имею в виду. С тем, что он решает за тебя, какую жизнь ты должен вести, а ты позволяешь ему загонять себя в угол, хотя тебе на самом деле этого совсем не хочется.
Даня потупился, глядя в пол «Роллс-Ройса», как будто там было что-то увлекательное. Судорожно вздохнул. Еще раз. И потом медленно покачал головой.
– Дело не только в нем, – заговорил он через некоторое время хриплым голосом. – Дело в компании «Милохины». Эта компания – вовсе не дело жизни моего отца, которое должно перейти ко мне. – Я тяжело сглотнула, когда он снова поднял глаза и посмотрел на меня: – Я… я не хочу разочаровать маму.
Я сделала резкий вдох.
Об этом я никогда не думала. Разумеется, после смерти матери многое изменилось. Я все время думала, что все будет хорошо, если Даня последует своим мечтам, а не отцовским планам на его жизнь. Но теперь до меня дошло, что об этом больше речи не идет. Даня связан с компанией «милохины» не только через отца. Теперь его держит там в первую очередь мать.
– Ты не разочаруешь маму, – прошептала я.
– А что, если все-таки? Что, если у меня не получится?
Я увидела в его глазах то, чего до сих пор там никогда не видела: страх. Он вспыхивал отчетливо и, казалось, наполнял весь лимузин.
– Я с тобой, – сказала я. Всего три маленьких слова, но в эту секунду я вложила в них все, что могла.
Даня долго на меня смотрел. Кажется, он понял все, что я хотела сказать этими словами. паника постепенно ушла из его взгляда и сменилась уверенностью и той теплотой, с какой он смотрел на меня весь вечер.
Потом Даня взял мою руку, нежно сплел свои пальцы с моими и мягко сжал их.
– И я с тобой. Что бы ни случилось.
Я откинулась назад и положила голову ему на плечо.
Следующий вдох дался уже куда легче.
Мы справимся.