Джулиан не понимал, куда делать Йерим и еще половина всех резидентов. Выборка была странной и не поддающейся никакой логике. Их не могли выгнать, ведь прошли лишь индивидуальные консультации, а объявления нового задания еще не было.
На личную беседу с Максом Росс не ходил. Он не видел смысла сидеть и час сверлить наставника взглядом. Если верить тому, что Йерим увидела в комнате Кристофера, то всем уже давно известно об их прошлом, об их переживаниях, страхах, слабостях.
Он не торопился признаваться в чем-то, чего они могли не знать. Не собирался говорить об отце, из-за которого оказался тут. Ему хотелось сосредоточиться только на том, что происходило здесь и сейчас. Необходимо было подумать, как вести себя, чтобы протянуть как можно дольше. И смотря на Юэля, который после разговора с Максом, следовал каким-то глупым рекомендациям в преодолении своих проблем, Джулиан понимал, что не зря решил не тратить на это время.
Юэль все последующие дни пытался занять проработкой своих детских травм и борьбой с агрессией. Экстрёму не хотелось думать о том, что произошло в душе, ведь каждый раз, как он вспоминал об этом, его рука чувствовала твердый член, а покусанная и поцарапанная грудь стыдливо горела.
Он с отвращением смотрел на Йонсу, который вел себя так, будто ничего не произошло. Удивляло, как Хван находил в себе силы оставаться в привычном амплуа, несмотря на все безумство вокруг. И это, несомненно, бесило Юэля. Так, что хотелось ударить того по лицу, лишь бы он перестал улыбаться и заинтересованно наклонять голову.
Время шло, и когда за окном стемнело, охранники объявили об отбое. Половина коек до сих пор была пустой, и это заставляло голову кипеть от мыслей и размышлений. На улице снова пошел осенний дождь, и лишь его барабанящие капли смогли усыпить тех, кто не мог сомкнуть глаз.
Не понятно, сколько прошло времени, но по ощущениям всего пара часов. Дверь с силой вышибли и в комнату ворвалось несколько человек. Зажегся свет.
— Подъем! – закричал один, самодовольно улыбаясь. – Всем встать лицом к стене.
Все пришедшие были одеты в бежевую униформу тюремных надзирателей, а их глаза закрывали солнечные очки, надетые совершенно не к месту в искусственном освещении. Каждый из них был тем, кто не вернулся перед отбоем.
«Надзиратель» ударил резиновой дубинкой по каркасу кровати, подгоняя растерявшихся. Среди двенадцати человек лишь двое моментально сообразили, что нужно выполнять приказы. Они, встав спиной, положили руки на стену и расставили ноги. Остальные, озираясь по сторонам, совершенно не понимали, что происходит.
— Тебе повторить? – угрожая дубинкой, спросил второй надзиратель, обращаясь к Юэлю.
Зло смотря на того, с кем он еще несколько часов назад делил комнату, Экстрём повернулся к стене и положил на нее руки. Он покачал головой, надеясь, что из них не сделают заключенных. У него уже был такой опыт в жизни, который крайне не хотелось переживать снова.
— Сейчас мы спустимся с вами на нулевой этаж, — объявил Джон, довольно расхаживая туда-сюда. Он хлопал по дубинке, как бы показывая, что, если потребуется, он сможет пустить ее в ход. – Уверен, вы все знаете, за что вас задержали. Но мы все равно напомним сразу же, как вы переоденетесь.
Он подошел к двери и что было сил крикнул:
— Построились в шеренгу друг за другом! – от его оглушительного рева многие дернулись, но послушно последовали за тем, кто, имея власть, мог натворить очень много бед.
Джон повел их на нижний этаж, где они уже проходили задание с обидчиками. Минуя коридоры, подгоняемые теми парнями, что шли позади, всех «задержанных» вывели в небольшое квадратное помещение. Каждая стена продолжалась дверью с решетками, за которыми виднелись низкие койки, накрытые старыми пледами с катышками и разводами.
Вход позади закрыли сразу, как только все прибывшие прошли внутрь. Джулиан осмотрелся и увидел Йерим, стоящую в форме в углу. Из-за очков и спадающих вперед волос не было видно, куда она смотрела. Но по наклону головы было понятно, что не вперед.
— Раздевайтесь, — приказал Джон.
— Может, сделаем это в камерах? – спросил Юэль.
Джон, задирая подбородок, приблизился к приятелю. Он провел дубинкой от его шеи к животу и резко взмахнул возле руки, едва не касаясь кожи. То, как дернулось лицо Экстрёма, заставило Джона рассмеяться.
— Внимание, заключенные, — сказал он, отходя назад. – Разденьтесь до нижнего белья. Если будете сопротивляться, то придется раздеться полностью, — он рукой поманил Йерим, которая, подняв коробку с формой заключенных, подошла к нему. – Моя коллега выдаст вам новую одежду.
Хван стояла, нервно стуча по краю коробки. Она изредка наблюдала за тем, как раздевались участники. Кто-то скинул с себя вещи быстро, кто-то мялся. Кира стояла, не находя в себе сил пошевелиться. Она прикрывалась руками так, будто бы уже стояла оголенной.
— Да что я там не видел? – проговорил Джон и облизнул губы. – Раздевайся. Ты ведь не хочешь, чтобы из-за тебя все разделись догола, верно?
Кира неуверенно стянула с себя кофту и бросила ее на пол. Второй надзиратель поспешил собрать все, что лежало у ног заключенных. Йерим подошла к Джулиану, который, расправив плечи, ожидал свой комплект одежды. Ее взгляд скользнул по его груди, украшенной маленькой и уже размытой татуировкой. Она поглядела на его плечо, уродливо покрытое ожогом.
Джулиан улыбнулся, видя, как Хван застыла перед ним. Но она лишь всунула ему в руки комплект одежды и отошла.
Видя людей голыми, многое о них можно было узнать. Например, теперь она точно понимала, что ее брат и Юэль делали в душе. Царапины и укусы на груди и торсе болезненно воспалились, и чтобы не представлять то, как Йонсу трахался с этим огромным и неуравновешенным придурком, Йерим поспешила уйти в сторону.
— Что происходит? – шепнул брат, когда она подошла к нему.
— Новое задание, — ответила она, взглянув на его ноги, покрытые шрамами. – Сейчас все объяснят.
Йонсу неуверенно принял вещи, провожая взглядом сестру, которая, раздавая одежду, отходила все дальше. Кира, судорожно пытаясь скрыть синяки на руках и теле, быстро стала одеваться, лишь бы избежать мерзкого взгляда Джона на своем костлявом теле.
Когда все, переодевшись, в ожидании посмотрели на надзирателей, Джон заговорил:
— У каждого на груди есть номер, — он дубинкой указал на место, где были нашивки. – С этого времени вас зовут именно так. Никаких имен, только цифры. Вам понятно?
— Да, — разом отозвались заключенные.
— Обращаться к нам вы можете только мистер надзиратель или мисс надзиратель, — важно продолжал он. – Это ясно?
— Да, мисс надзиратель, — сдерживая улыбку, ответил Джулиан.
Йонсу зажал рот кулаком, чтобы не засмеяться.
— Тебе смешно, номер триста двадцать пять? – прищурился Джон, стремительно направляясь к Россу. Тот молчал, поджимая губы в попытке сохранять серьезное лицо. – Двадцать отжиманий, номер триста двадцать пять.
Джулиан равнодушно повел бровью и опустился на пол.
— Считай громко и четко, номер триста двадцать пять, — рявкнул Джон. – Я сказал: громко и четко!
— Один, два, три...
Джон обошел его и навис, наблюдая, как заключенный выполнял упражнение. Когда Джулиан закончил и поднялся на ноги, Джон похлопал его по щеке и улыбнулся.
— Вернись в строй, — сказал он и поглядел на остальных. – Никаких шуток. Никаких разговоров пока вас не спросят. Есть вы будете только в отведенное для этого время. В камерах всегда должна быть тишина и порядок. Советую вам выучить свои номера, чтобы не облажаться на перекличке. Наверное, вам не терпится узнать, за что вы попали сюда?
Он поманил Йерим рукой и та, подойдя к нему на расстоянии вытянутой руки, протянула планшетку с закрепленным листом. Джон расправил плечи и поглядел на Джулиана, стоящего первым в шеренге.
— Номер триста двадцать пять – умышленное уничтожение или повреждение имущества.
Джулиан облизнул засохшие губы и согласно кивнул.
– Номер пятьсот сорок семь – убийство материю новорожденного ребенка.
Кира не сразу поняла, что речь шла о ней. Лишь взглянув на свою нашивку, он непонимающе подняла глаза на Джона. Но тот переключился на другого заключенного.
— Номер сто одиннадцать – умышленное нанесение телесных повреждений.
Юэль покачал головой, понимая, что именно по этому обвинению он уже сидел в тюрьме. Все было точно так же: даже надзиратель – последняя козлина, насмехающаяся над отсутствием прав у провинившихся.
— Номер четыреста шестьдесят восемь — создание преступного сообщества или участие в нем.
Йонсу усмехнулся, понимая, как глупо это звучит. Если те, кто составлял эти обвинения, назвали его создателем преступного сообщества, то сами же вписали всех, включая Юэля, Джона и Калила в ряды преступников. Но почему тогда два последних так же не стояли вместе с ними у стены?
Джон так же огласил статьи других людей и зажал планшетку подмышкой.
— Все согласны со своими обвинениями?
— Нет, — тихо буркнула Кира. – Я не убивала своего ребенка.
— Хочешь сказать, что полицейские, которые тебя задержали, ошиблись? – прищурился он. – Считаешь, что судьи и присяжные – глупые люди, которые ошиблись?
Кира покачала головой, то ли отрицая его слова, то ли соглашаясь с ними.
— Мне плевать, как вы относитесь к своим статьям, но все вы – жалкие преступники, и место вам за решеткой, — он махнул дубинкой, указывая на двери. – А теперь – по камерам.
Надзиратели подошли к дверям, контролируя заключенных и их передвижения. Джулиан взгляну на Йерим, но та, крутя в руках дубинку, даже не смотрела на него. Двери за ними закрылись, и надзиратели ушли, оставляя заключенных один на один друг с другом.
Джулиан присел на скрипящую кровать и посмотрел на своих соседей. Йонсу и еще один парень, имени которого он не помнил, хотя называл его во время игры, поглядели друг на друга.
— Курить хочется ужасно, — сказал парень лет двадцати пяти с бритыми висками и светлым хвостиком на затылке. – Мне казалось, что у меня нет зависимости.
— Как тебя зовут, напомни, — попросил Джул.
— Фрэнки, — ответил он. – Фрэнк звучит как-то старомодно.
— Что вы, джентльмены, — усмехнулся Йонсу, падая на койку, — нас теперь зовут триста двадцать пять, четыреста шестьдесят восемь и семьсот пятнадцать. Это будет занятно.
Джулиан не стал спорить, ведь пока что действительно было интересно, чем все это обернется. Джон позволял себе слишком много и, Росс был уверен, мог позволить себе многое. Если у надзирателей была граница дозволенного, то Джон всячески пытался достигнуть ее в кротчайшие сроки.
Интересно было только то, где Калил. Один из самых безобидных участников в рядах жестоких надзирателей. Судя по тому, что они ходили втроем, команды работали посменно. И, видимо, смена Калила могла быть самой лояльной.
Во всем помещении не было ни одного окна, а яркий свет в камерах создавал впечатление, что сейчас день. Растянувшиеся в часы минуты казались нескончаемыми, ведь заниматься было нечем, а лежать в ожидании чего-то утомляло не меньше тяжелой работы.
Вскоре дверь открылась, и новая смена заступила на пост. Они внесли стол и с грохотом, обращая на себя внимание, уронили его. Калил расставил тарелки и быстро выложил на них еду, которая даже ему на вид казалась отвратительной.
— Время обеда, — объявила девушка в форме, побрякивая ключами от камер.
Юэль чувствовал, как сводило желудок от предвкушения еды, но стоило ему увидеть бобы в зеленоватой подливе, больше похожей на рвоту, все желание пропало. Они расселись на полу, подгибая под себя ноги и недоверчиво поглядели на жижу перед ними.
— Я это есть не буду, — сморщился Йонсу.
— Да вас никто и не спрашивает, — ответил надзиратель, поставив ногу на стол. – Либо ешь, либо мы это дерьмо тебе в штаны засунем. Усек, номер четыреста шестьдесят восемь?
Хван лишь поднял на него голову и улыбнулся, с натянутым энтузиазмом хватаясь за ложку. Юэль немного попробовал, предварительно сморщившись от запаха. Это было похоже на тюремную еду, которой его когда-то кормили. Несмотря на то, как бобы воняли, они были весьма сносными. И все же после неплохих обедов в столовой вне тюрьмы есть подобное было тяжело.
— У вас есть пять минут, чтобы вылизать свои тарелки, — объявил сторожила, размахивая дубинкой. Он обернулся, когда услышал перешептывания за спиной. – Никаких разговоров за столом.
После обеда приборка и отдых. Затем перекличка, комплекс упражнений. Группа, следящая за ними, была спокойной. Надзиратели сильно не выделывались, лишь изредка отбрасывали какие-то непристойные шуточки и велели повторять все заново, потому что им не нравилось, как некоторые отжимались.
Калил в основном молчал, наблюдая, как страдали другие. Он вспоминал себя на их месте и не хотел становиться частью всего этого безобразия. Нэш лишь время от времени просил своих коллег быть помягче и не переступать грань. И те вроде бы даже его слушали, но через время все равно брались за старое.
Ночная смена заступила сразу после отбоя. Они лишь проконтролировали, чтобы все легли спать и не шумели. Джулиан долго ворочался, слушая, как размеренный шаг мерил коридор. Он чувствовал, что сейчас была вовсе не ночь. В этом помещении, лишенного естественного освещения и даже простых часов, потерять ход времени было слишком просто.
Россу казалось, что прошло лишь полдня. В то время, как Фрэнк был уверен, что целые сутки. Живот крутило от долбанных бобов, которые в них засунули еще и на ужин. Пытаясь справиться с болезненными ощущениями, Джул подошел к двери.
— Эй, мистер надзиратель, — шепнул он. – Мне нужно в туалет.
— У вас там ведра стоят, — помахал рукой тот. – Только сделай это тихо. Утром вынесем.
Джулиан усмехнулся и вернулся на кровать. Подтянув к себе колени, он укрылся одеялом и попытался уснуть. Несмотря на то, что им едва дали поспать прежде, чем забрать сюда, усталости Росс не чувствовал. Еще и бурлящие звуки кишечника, доносящиеся до соседних камер, напрягали.
И все же он не заметил, как уснул. Ему казалось, что он лишь прикрыл глаза, но ослепляющий свет и громкий стук дубинкой по решетке, в момент подорвали всех.
— Построение через пять минут, — объявил Джон. – Застелите свои постели, я обязательно проверю.
Быстрыми неловкими движениями заключенные заправили простыни под матрасы, уложили подушки на место и накрыли все это тонкими пледами. Выстроившись в шеренгу в «тюремном дворе», они расправили плечи и принялись ждать команды.
— Номер триста двадцать пять, — позвал Джон, заходя в их камеру, — это твоя постель?
— Да.
— Я спрашиваю: это твоя постель?
— Да, мистер надзиратель, — устало проговорил Джул.
— Хреново заправил, — цокнул он. – Мамочка не учила? Не разочаровывай мамочку.
Джулиан глубоко вздохнул и подошел к кровати. Он нагнулся, начав перестилать постель, как ощутил крутящее движение в животе. Пытаясь справиться с позывами, Росс заправил кровать снова и поглядел на Джона.
— По-твоему, это хорошо заправленная постель? – усмехнулся надзиратель.
— Мне перестелить еще раз, мистер надзиратель? – с презрением спросил Джулиан.
— А ты сообразительный, — заулыбался Джон, выгибая тонкие брови. – И с энтузиазмом. Веселее!
Джулиан потерял счет попыток угодить надзирателю. Он более десяти раз пытался заправить кровать так, чтобы не было ни единой складки. Учитывая то, что простынь была в два раза больше матраса, каждая попытка оборачивалась крахом.
Наконец, Джон сжался над ним.
— Сойдет, — кивнул он. – Иди в строй.
Джулиан встал на место, раздув ноздри. Ему хотелось ударить этого идиота, возомнившего себя главным, но ярость быстро стихла. Джон встал напротив них, скучающе крутя биту в руках. Он поправил очки и поглядел на заключенных.
— Начинай, номер сто одиннадцать, — сказал он.
— Сто одиннадцать, — сказал Юэль.
— Громче и четче!
— Триста двадцать пять.
— Шестьсот семь.
— Двести тридцать три.
Фрэнк замялся, поглядывая на свою нашивку.
— Ты забыл свое имя, номер семьсот пятнадцать? – рассмеялся Джон. – Заново. И быстрее, это утомляет.
— Сто одиннадцать.
— Триста двадцать пять...
Джон постоянно перебивал их. Высасывал из пальца причины, чтобы остановить и начать заново. По его улыбке было понятно, что это только забавило надзирателя, и никто не понимал, как можно было это прекратить.
— Мистер надзиратель, — подал голос Джулиан без спроса. – Мне нужно в туалет.
— Сходишь в ведро, как закончится перекличка, — отрезал Джон. – Вашему брату по несчастью нужно в туалет. Не задерживайте его, а то еще в обморок упадет от воздержания.
— Я не пойду в ведро, — качнул головой Джул.
— С чего бы это? – фыркнул Джон, подходя ближе. Он упер дубинку ему в грудь и приподнялся на носках, чтобы смотреть прямо в глаза. – Во-первых, никаких разговоров, пока тебя не спросят. Во-вторых, никаких тебе золотых сортиров и туалетной бумаги, сосунок.
— У меня несварение, — спокойно произнес Росс. – Если хотите, мистер надзиратель, я обдрищу всю комнату. Мне не сложно будет это потом убрать, но и вам тоже придется все это нюхать.
Джон дернул носом, но повернулся к коллегам и кивнул им, позволяя сопроводить заключенного. Йерим, обгоняя нерешительного третьего надзирателя, подошла к Джулиану и позвала за собой.
Он выдохнул, когда они вышли из помещения, служащего им тюрьмой. Но Йерим не повела его наверх. Она завернула куда-то за угол и двинулась едва освещенным коридором, держа перед собой фонарик.
— Джон хочет вас всех сломать, — сказала Хван, останавливаясь у небольшой дверцы. – На тебя он особенно зуб точит.
Джулиан вне терпения посмотрел на девушку и в жесте молитвы сложил руки.
— Мне реально плохо, — сказал он. – Подожди меня тут, потом поговорим. Ладно?
Она хмыкнула и опустила фонарик.
Джулиан, вымыв руки, вернулся минуты через две. Он облегченно наклонился на стену и посмеялся.
— Нас всегда будут таким дерьмом кормить? – спросил он, но вопрос не требовал ответа. – Вам что-нибудь говорили про то, как отбирали заключенных и надзирателей? Вообще что-то объяснили?
— Нет, — ответила Йерим. – Я сама не понимаю. Сначала мне показалось, что нас поделили на агрессоров и жертв и поменяли местами. Но Кира заключенная. Хотя... у нее были задатки какой-то странной злости в первый день.
— Она точно была под чем-то тогда, — качнул головой Росс. – Не вяжется. Видимо, просто монетку кидали. Сколько это будет продолжаться?
— Мне кажется, до конца недели. Там должен быть выгон, по идее.
Джулиан покачал головой и отлип от стены.
— Ладно, веди меня обратно, — сказал он, делая шаг. – Кстати, сколько времени прошло?
— Десять часов.
Джулиан тихо рассмеялся. Да, все же он был прав: время здесь шло совсем иначе, чем наверху. Когда он вернулся в строй, то увидел, как все заключенные тяжело дышали. По их лбам стекали капельки пота, а лицо Киры раскраснелось от напряжения.
— В следующий раз, номер триста двадцать пять, когда захочешь сходить в туалет, знай, что все заключенные будут отжиматься до твоего возвращения, — натянул улыбку Джон. – Постарайся все-таки ходить в ведро. Продолжаем перекличку. И если у вас не получается в одну сторону, то попробуем в другую. Номер шестьсот девяносто шесть, начинай.
По ощущениям, это продолжалось еще минут десять, пока Джону не надоело. Он покачал головой, показывая, как ему якобы было скучно, и велел всем разойтись по своим камерам. Йонсу устало свалился на кровать и подложил руки под голову.
— Придурок, — сказал он. – Надо поставить его на место.
— Ты не мог контролировать его тогда, когда мы были наверху, — отметил Джулиан. – Думаешь, у тебя сейчас получится?
— Когда ты просил, я свою собаку успокоил, — напомнил Хван. – Нас двенадцать, а он один. Ну, максимум за него может вступиться еще второй придурок. Моя сестра точно соваться в эти разборки не будет, она всегда в стороне отсиживается.
— Предлагаешь устроить бунт? – заинтересовался Фрэнк.
— Надо подумать, — тихо проговорил Йонсу. – Если мы убедим остальных, то преимущество будет на нашей стороне.
— А тут есть кто-то, кто реально сидел? – поглядывая на соседей, спросил Фрэнк. – Они точно знают, как это делается в настоящих тюрьмах.
Юэль отдыхал на кровати, бесцельно изучая штукатурку на потолке. Он повернул голову только тогда, когда Кира подошла к ведрам. Она остановилась, задирая рубаху, и поглядела на соседей. Экстрём был единственным парнем в их камере, поэтому он невероятно ее смущал. Даже несмотря на то, что она пару дней назад пыталась клеиться к нему.
— Можешь отвернуться? – попросила она.
Тот лишь хмыкнул и перевернулся на бок.
— Обвинения, которые нам выдвинули, — заговорила вторая соседка, заглушая звук струи, бьющейся об железное дно ведра, — они ведь в каком-то смысле правдивы? Меня пытались привлекать по статье за хранение наркотиков, но там дело замяли.
— Я не убивала сына, — ответила Кира, заправляясь. – Отказалась, но не убивала.
— Нет статьи за отказ от ребенка, — пожал плечами Юэль, вновь укладываясь на спину. – Моя статья реальная. Наверное, все сидевшие получили те статьи, по которым их когда-то судили. А те, кто никогда не сидел, получили те, по которым могли бы сесть.
Девушка на соседней кровати поднялась и села рядом с Экстрёмом.
— Так ты сидевший? – с кривой улыбкой спросила она. – Ты точно знаешь, что происходит в реальных тюрьмах. Как себя вести нужно?
Юэль прикрыл глаза, не горя желанием вспоминать прошлые годы.
— Они просто выполняют свою работу, — ответил он. – Кто-то заиграется с властью, кто-то будет спокойнее, это человеческая природа. Наша работа тут – слушаться. Чем послушнее мы будем себя вести, тем скучнее им будет над нами издеваться.
— Не справедливо. Почему мы должны отдуваться, а они веселиться? – сморщила нос она.
Экстрём пожал плечами.
— У заключенных нет права на справедливость.
Смены поменялись, и группа Калила снова внесла стол, разложили еду и позвали всех обедать. На этот раз пюре и два кусочка какой-то дешевой колбасы, сделанной то ли из бумаги с примесью свиных кишок, то ли наоборот. И все же, по сравнению с бобами, нынешнее блюдо вызывало больше доверия.
Ложки лениво заскребли по пластиковым тарелкам, и других звуков больше не было. Никто не говорил, никто не протестовал и не выделывался. Однако надзирателю все равно не понравилось то, что Йонсу не доел колбасу. Он к ней даже не притронулся, отодвинув в сторону.
— Номер четыреста шестьдесят восемь, тебя не устраивает еда? – спросил охранник, толкая тарелку дубинкой.
— Я не хочу доедать, мистер надзиратель, — ответил Йонсу, невозмутимо сидя на месте. – Разве это против правил, мистер надзиратель?
Парень ухмыльнулся.
— Бросьте его в одиночку, — приказал он коллегам. – И колбасу туда киньте. Пусть подумает.
— Эй, — вступился Калил. – Он не нарушал правил, чтобы садиться в одиночную.
Желваки на лице надзирателя сократились.
— Ладно, — кивнул он. – Тогда вы все, кроме номера четыреста шестьдесят восемь, начинайте прыгать, разводя руки, — Йонсу прикрыл глаза, но почувствовал, как к его лицу приблизились. – Я позволю им остановиться только тогда, когда ты доешь эту колбасу. Ну же, прыгайте!
Заключенные замахали руками и вскоре послышалось первое тяжелое дыхание. Хван сидел, безразлично тупя взгляд в одной точке. И все же он подумал, что такое поведение может отразиться на нем. Что, если кто-то из заключенных затаит на него обиду, и потом решит отомстить.
Он быстро схватил оба куска колбасы и засунул за щеки, поднимаясь на ноги. Все остановились, согнулись и громко задышали, наблюдая за тем, как Йонсу стоял с набитым ртом.
— Глотай, — приказал надзиратель, но Хван игнорировал его. – Ты глухой? А вы чего остановились? Прыгайте.
Юэль единственный собрался снова прыгать, но остановился, увидев, как остальные не шевелились. Йонсу отвел взгляд, наблюдая, как зарождалась забастовка. И, пользуясь неожиданностью, выплюнул колбасу в лицо парню. Ноздри надзирателя раздулись, он схватил заключенного за горло и толкнул к стене. Пытаясь убрать руки, Хван царапал тому кожу, пинался и брыкался.
Никто не рыпался, ведь второй надзиратель следил за ними, угрожая дубинкой любому, кто попытался встрять. Калил же, нервно дыша, пятился назад. Он не любил насилие, но не находил сил вступиться. Не знал, позволено ли ему это. Не знал, не начнут ли его травить среди охраны. И все же, смотря на то, как лицо Йонсу побагровело, Нэш кинулся вперед и толкнул коллегу.
— Ты с ума сошел? – крикнул Калил, размахивая дубинкой. – Все по камерам. Живо!
Все суетливо разошлись, с интересом наблюдая через решетки за происходящим.
— Нам нельзя бить их, — продолжил тише Нэш, указывая на камеры. – За нами наблюдают. Хочешь вылететь?
Тот толкнул Калила в сторону, поправил форму и поднял упавшие очки. Обходя мимо два куска колбасы, он стыдливо ушел прочь. Калил посмотрел на второго парня. Они, будто поняв друг друга без слов, закрыли двери на ключ и спешно покинули помещение.
Йонсу, смеясь, грохнулся на кровать. Он потирал шею, на которой остались следы от пальцев, но не переживал на этот счет. Чего только его шея не видела. Только в тех случаях ситуация всегда была немного... приятнее.
— Даже не знаю, кто хуже, — сказал Фрэнки. – Один над нами издевается, другой – бьет. Тот пацан с татуировками сказал, что им нельзя нас бить.
— Он сказал, что за нами наблюдают, — добавил Джулиан.
— Значит, нужно провоцировать их на драку, — выдал Хван. – Если они будут вас бить, то мы все сможем ополчиться против на голосовании. Большинство решает, а нас на одного больше.
— Желаешь им смерти? – поднял брови Фрэнк.
— Желаю не умереть сам, — хмыкнул Йонсу. – Нам в любом случае в конце недели придется выбирать того, кто вылетит. Лучше пусть это будет какой-то придурок из надзирателей, чем я. Ты не согласен?
Фрэнк потупил взгляд.
— Не обращай внимания, — бросил Джулиан. – Ему легко избавляться от конкурентов. Вспомнить хотя бы то, что было на взятии ключей.
— Что ты несешь? – прыснул Йонсу.
— Не делай вид, что ты безгрешный щенок, — махнул рукой Росс. – У тебя было преимущество, и ты пообещал его тому пацану, разве нет? Это же очевидно. Он тебе так улыбался.
Йонсу уже даже не помнил имени того спортсмена, но воспоминание о его жилистых руках заставили Хвана грустно улыбнуться.
— Я не знал, что так выйдет, — ответил он.
— Да, — согласился Джулиан. – Но если бы ты знал, что выбывший умрет, то поступил бы точно так же. Разве нет?
Йонсу резко поднялся, садясь на кровати и свесив ноги, наклонился к Джулу. Прищурился, наклонил голову, пытаясь заставить Росса хотя бы не продолжать нести эту чушь. Но тот отвечал ему точно таким же холодным взглядом, сопровождая это своей фирменной пугающей улыбкой.
— Чего ты добиваешься? – шепнул Йонсу.
— Ничего, — спокойно ответил Джулиан и, наклоняясь, лег на кровать. – Просто хочу знать, способен ли ты сливать всех, кто может тебе помешать.
— А сам? – разошелся Хван. – Если тебе дадут выбор: избавиться от конкурента или принять удар на себя, что выберешь?
— Очевидно, свою жизнь, — не думая, сказал он.
— Даже если этим конкурентом будет моя сестра? – выгибая бровь, спросил Йонсу.
Джулиан секунду помолчал.
— А если тебе придется выбирать между собой и сестрой? – парировал он, улыбаясь. – Мне кажется, сейчас на самом деле ночь, поэтому я хочу немного вздремнуть, — Росс перевернулся на бок, отворачиваясь от оппонента и просунул руки под подушку. – Добрых снов.
В комнате отдыха надзирателей было шумно. Многие из них курили, ведь откуда-то на столе взялась пачка сигарет. Повисший в комнате смог заставлял Йерим морщить нос от неприятного запаха и привкуса гари в горле. Она искренне не понимала, как люди спускали все деньги на трубочки из бумаги, которые медленно их убивали.
— И что, никто не помешал? – заинтересованно расспрашивали надзиратели того, кто сцепился с Йонсу несколько минут назад.
— А что они сделают? – вступил в разговор Джон и блаженно коснулся губами сигареты. – Мы тут главные. Видели бы вы лицо Джулиана, когда я говорил ему заправлять постель. Мне казалось, он расплачется.
— Он какой-то мутный, — с пренебрежением сказал еще один. Тот, кто особо не выделялся и не выделывался, но теперь считавший, что может позволить себе говорить за спиной неприятные вещи. – Кажется психом, на самом деле.
— Да, — согласился Джон. – Надо уделить ему особое внимание. Хочу, чтобы он вылетел.
Йерим сидела в диванчике, подтянув к себе колени, и в пол уха следила за разговорами. Она отмечала, как неприметные резиденты, надев на себя форму, превратились в злых и жадных до власти людей. То, как они сидели, забросив ноги на стол. То, как они говорили. И то, как они смеялись над стыдом в глазах заключенных. Все это не вызывало никакого уважения. Лишь отвращение и страх оказаться за решеткой с такими надзирателям возле себя.
Калил осторожно подошел к ней, держа в руках две кружки чая и зажимая подмышкой пачку печенья.
— Можно сесть рядом с тобой? – спросил он, кивая на пустое место. – Будешь?
Йерим кивнула и аккуратно обхватила пальцами горячую посуду. Нэш устроился рядом, почти вжимаясь в подлокотник, лишь бы не смущать Хван своим присутствием. Он открывал рот в попытке что-то сказать, но в последнюю секунду останавливал себя. И все же, когда Йерим повернула на него голову, он вынужденно заговорил.
— Прости за то, что... за то, что было во время игр на доверие, — пролепетал он. – Я не хотел, но...
— Забудь, — бросила она. – Ты ведомый. Просто понимай, что такими, как ты, пользуются такие, как они, — Хван поглядела на сидящих за столом коллег. – И что из-за таких, как ты, такие, как я, никому не доверяют.
Расстроенный взгляд опустился к мутноватому чаю. Нэш чувствовал вину и хотел ее как-то искупить, но не представлял, что ему нужно было сделать. И в то же время искал себе оправдание, ведь он просто выбирал между своей безопасностью и насмешками над другим человеком.
— Нужно что-то предпринять, — решительно сказал Калил, глядя на ту, кто единственная здесь, как казалось ему, сохраняла голову на плечах. – Они ведь забьют их. Я не хочу, чтобы они проходили то, что я.
Йерим едва ли было интересно слушать про то, что с Нэшем происходило за решеткой.
— И что ты предлагаешь? Их десять, нас двое, — хмыкнула она.
— Сегодня Хэнк чуть не придушил Йонсу, — тихо проговорил Калил, сдувая пар с кружки. – Но я его остановил. Мы можем хотя бы попытаться сдерживать их.
Хван покачала головой, немного помолчала, рассматривая обшарпанный пол, кажущийся в приглушенном освещении коричневым и грязным. В разводах на нем она пыталась найти какие-то узоры, как делала в детстве, смотря на покрывшееся льдом окно.
— Хэнк придурок, — сказала она, наконец. – Но он лишь пытается казаться страшным, чтобы потом его продолжали бояться. Я в группе с Джоном и вряд ли смогу сказать ему слово против. Если я попытаюсь что-то сделать, он меня ударит. Джулиан опять засунет нос не в свое дело, начнется драка. И в конце недели все эти придурки будут голосовать против него.
— Переживаешь за него? – предположил Калил.
— Типа того, — ответила она, не желая говорить, что, на самом деле, пеклась лишь о том, чтобы самой дотянуть до финала.
Джон глянул на часы и потянулся за второй сигаретой.
— Предлагаю нам сходить проведать наших ненаглядных, — сказал он, прикуривая. – Они этого точно не ожидают. Коллеги, вы со мной?
Он поглядел на Йерим, которая за все это время успела сделать лишь глоток чая и надкусить первое печенье.
— Нет, давайте так, — передумал Джон. – Пойду я, Хэнк и... ты, — он указал на еще одного парня, который буквально в рот ему заглядывал. – Этого они точно не предугадают. Повеселимся.
Важно поднимаясь на ноги, он бросил насмешливый взгляд в сторону дивана и сидящих на нем. Рука скользнула по столу, и пачка сигарет вместе с зажигалкой тут же оказалась в кармане.
Калил дернулся, но рука Йерим, опустившаяся ему на колено, остановила.
— Пусть идут, — шепнула она. – Они сейчас думают, что запугают их и останутся безнаказанными. Но посмотрим, как они будут веселиться на выгоне, где большинство будет хотеть именно их ухода.
Пытаясь думать наперед, Йерим все же с беспокойством смотрела на спины уходящих из комнаты надзирателей. Они смеялись и обсуждали то, как весело будет закурить при тех, кого ломало от желания получить хотя бы небольшую дозу никотина.
Видя все это, Хван понимала, что в мире полно таких подонков: издевающихся над другими лишь из-за власти, данной им по неведомым причинам. Она понимала, что именно от таких людей нужно спасать мир, а не очищать его от «биологического мусора», который просто не может найти правильную дорогу.
Но в то же время осознавала всю несправедливость мира и природу страха человека, склонившего перед ней голову. Ведь почти все в комнате заключенных готовы были перетерпеть и смириться с происходящим, лишь бы платить своей жизнью. Классическое поведение жертвы, которым всегда пользуются.
Наблюдая за трясущимися коленями Калила, сдерживающего себя от желания побежать, остановить, вмешаться, Хван чувствовала, как сама занимала позицию жертвы. Ведь когда придет время платить, она выставит себя той, кто просто смирился, кто не хотел пойти против системы тирании.
В глазах надзирателей она будет белой овечкой, которая не делала ничего плохого. В глазах заключенных – той, кто отсиделся в стороне, имея власти в ситуации гораздо больше, чем они. И только в своих глазах она выглядела эгоисткой и трусихой, желающей сохранить свою шкуру.
Но, быть может, это даже не плохо?