На улице с самого утра лил дождь. Кристофер попросил самых «смелых и крепких мальчиков» помочь перенести ему парты с улицы в свободную комнату на втором этаже. Пока те занимались делом, постоянно переругиваясь и подкалывая друг друга, тормозя тем самым работу, остальные сидели в комнате и заполняли свои личные дневники.
Мало у кого мысли лаконично ложились бумагу. Многие черкались и долго жевали ручку прежде, чем написать одно предложение. Кира была тем самым чуть ли не единственным человеком, кто с удовольствием занимался этим. Лежа на животе и качая поднятыми вверх ногами, она что-то увлеченно строчила, будто бы ей нужно было написать целую книгу о прошедших нескольких днях.
Но она с самого детства вела всякие дневники. Начиная с возраста, когда главной ее проблемой было то, что какой-то мальчик дернул за косичку, а столовой попался волос в булке. Затем пошли записи о первой влюбленности, положившей начало ее булимии. О предательстве подруг, о ненависти к себе.
К пятнадцати годам ее личные дневники превратились в сборник записанных на бумагу истерик. Несвязные предложения, смысл которых всегда был один — «как же я себя ненавижу». На некоторых страниц остались уже побагровевшие капли крови после первых порезов. Но ведение личного дневника все равно оставалось у нее маленьким уютным ритуалом, когда можно выговориться, не стесняясь обсуждения. Пусть и на бумагу, но вылить все свои эмоции и переживания.
Она захлопнула тетрадь, когда мысли закончились, и спрятала ее под подушку. Ее глаза заблестели, когда она увидела Джулиана и торчащую из его кармана пачку сигарет. Медленно и игриво двигаясь в сторону Росса, Кира старалась загадочно улыбаться.
— Пойдем покурим? — спросила она, остановившись возле него.
Джулиан отложил тетрадь и взглянул на подошедшую.
— Если покурим сейчас, то останемся без сигарет, — сказал он.
— Ну, пожа-а-а-алуйста, — протянула Кира и надула губы. — Ты не представляешь, как меня ломает.
— Представляю, — улыбнулся он. — Покурим в конце недели, ладно?
Кира захныкала, но отошла обратно к кровати. Ей стоило найти того, кто мог бы поделиться с ней сигаретой. Но вспоминая всех курящих, Чайковская понимала, что никто из них не расположен к ней. А те, с кем она успела выстроить контакт во время игры либо уже все выкурили, либо не курили вообще.
Йерим спешно захлопнула тетрадь, когда Кира села на край ее кровати.
— Я могу попросить тебя о маленькой просьбе? — спросила она, невинно складывая ладони у щеки.
— Нет, — отрезала Хван.
— Но я заступилась за тебя во время выгона...
— И? — дернула плечом Йерим. — Я этого не просила.
Кира надула губы.
— Я просто так сильно хочу курить, — шепнула она. — Мне бы одну сигарету...
— Я не курю, — ответила Хван. — Мне где тебе сигарету найти? Украсть? — это был риторический вопрос, но ответ последовал в умоляющем взгляде. — Ты издеваешься? Не знаю, что ты обо мне думаешь, но я не воровка.
— Ну да, — покивала Кира. — Всего-то нож у Юэля сперла.
Йерим посмотрела по сторонам и из-под бровей взглянула на собеседницу.
— Не пытайся манипулировать мной, — предупредила Хван. — Нож — совершенно другая история, которая тебя не касается. А если говорить об Юэле, то дождись, пока он вернется. Уверена, тебе не составит труда подлизаться к нему и попросить, чтобы он нашел тебе эту чертову сигарету.
Кира обиженно глянула на Йерим.
Ей казалось, что они могут стать подругами, но та, несмотря на все попытки, уходила в сторону и всячески отвергала общение. Кире казалось, что Йерим, несмотря на свою внешнюю зажатость, та еще самовлюбленная сука. Но она не понимала, что все эти мысли и глупые попытки подтолкнуть человека на воровство — лишь эффект ее прогрессирующей ломки.
Она вернулась на свою кровать, когда к ней подошел Калил. Он держал в руках две сигареты и зажигалку.
— Я... У меня..., — путался он в словах, словно позабыл родной язык. — Покурим?
Кира захлопала в ладоши.
— Ты мой герой! — пискнула она, подскакивая на ноги.
На улице разыгралась настоящая буря. Деревья, словное тонкие веточки, сгибало к земле. На один лишь миг все притихло, когда двое вышли на балкон. Но через секунду ослепительная молния вспорола небо, и тут же пугающе прогремел гром. Кира могла бы вздрогнуть, чтобы показаться беззащитной девочкой. Но Калил не был ей интересен как тот, переде кем себя можно так вести. Да и курить ей хотелось гораздо больше, чем показывать свои актерские таланты.
Кира крепко затянулась и выпустила белоснежный, по сравнению с темными тучами, дым. Чувство эйфории пролилось по ее телу, теплыми каплями стекая от головы к кончикам пальцев. Она сделала еще одну затяжку, но уже размерено, чтобы в полной мере насладится моментом.
— Почему ты здесь? — спросил Калил, стряхивая пепел вниз с балкона.
— Я нашла листовку на выходе из больницы, когда меня в очередной раз спасали после попытки убиться, — повела бровью Кира и, зажав сигарету между зубов, закатала рукав. — Вот этот зашивали.
Кэл закашлялся и сморщился, пряча за этим отвращение к еще свежему шраму.
— Зачем? — спросил он.
— Ненавижу себя и всю свою жизнь, — непринужденно ответила она. — И это заставляет меня ненавидеть себя еще сильнее. Поэтому я здесь. А ты?
— Я месяц назад вышел из тюрьмы по УДО, — нахмурился он и, опережая вопросы, добавил, — сидел за продажу наркотиков. Нужно было как-то выживать, а это легкие деньги... Хотел снова вернуться к этому, но... Бог послал мне листовку, как знак, что пора что-то менять.
Кира хохотнула.
— Веришь в Бога?
— Ну да, — дернул плечами Калил.
— Зря.
Небо вновь раскололось на две половины, и в глубине тяжелых туч пронеслась череда ударов. Кира сделала последнюю затяжку и по пояс вылезла за балкон. Ее голова в мгновение намокла, а тушь потекла по щекам. Калил выронил сигарету, инстинктивно бросившись оттаскивать ее. Та лишь рассмеялась.
— Да не переживай ты так, — она хлопнула его по плечу. — Я пришла сюда за новой жизнью, а не для того, чтобы с балкона спрыгнуть. Я дура, но не на столько.
Калил смущенно потер шею и, заметив, как дотлевает его сигарета на паркете, поспешил ее поднять. Кира коснулась двери, намереваясь зайти из холода и сырости в теплую гостиную. Но задержалась, глядя на растерянного парня.
— А где ты взял сигареты? — спросила она, улыбаясь.
— Попросил.
— А можешь делать это чаще? — Кира похлопала ресницами и надула губы, надеясь, что такая моська подействует хотя бы на него.
— Д-да, — закивал он. — Думаю, смогу.
— Супер! — во все зубы улыбнулась Чайковская и поспешила вернуться обратно в дом.
Когда они вернулись в комнату, там уже стоял Кристофер. Он кивком поприветствовал их и, убедившись, что все на месте, преступил вещать о планах на новый день. Темой первой полноценной недели реабилитации стала столь актуальная для многих борьба с агрессией. Почти все понимали, что если будут провокации, то шоу не избежать.
Наставник повел их за собой на второй этаж. Самые любопытные там уже бывали, но для большинства второй этаж оставался загадкой. Отделанный в красных тонах с позолоченными декоративными вставками, коридор напоминал холл театра. На стенах висели портреты абсолютно неизвестных личностей, выполненные в стиле, как картинки в учебниках по истории. На этом роскошь второго этажа заканчивалась, в полной мере не удовлетворяя любопытных.
Кристофер выстроил из в две колонны вдоль стен, недалеко от закрытой двери. Все молчали, и в этой тишине было слышно лишь тиканье старых часов, висящих над головой.
— За этой дверью — ваше первое задание, — проговорил наставник, касаясь ручки. — Вы будете входить по одному, действовать по правилам, которые объяснит вам мой коллега, и уходить в противоположную дверь.
— Как загадочно, — шепнул Йонсу. — Что там?
— Можете узнать первым, мистер Хван, — предложил Кристофер, но тот лишь покачал головой. — Тогда начнем так, как вы стоите. Прошу, пройдите.
Девушка, стоявшая ближе всех к двери, скрылась в неизвестном помещении. Все замерли, пытаясь прислушаться к тому, что происходит. Но до них долетали лишь неразборчивые обрывки звуков. По истечению пяти минут дверь открылась, и лысый мужчина забрал Джулиана с собой.
Они вышли на маленькую сцену, позади которой растянулся небольшой экран. Росс увидел напротив себя прожектор, светящий в глаза. Но, прищурившись, он увидел и пару десятков людей, сидящих на зрительских местах. Лицо каждого было прикрыто маской, за которой не рассмотришь даже минимальных черт.
— Пройдемте в этот куб, — рукой мужчина указал на небольшую стеклянную конструкцию, с дверкой на одной из сторон.
Джулиан смело туда заступил и сцепил руки за спиной, ожидая, что же произойдет. У него в голове примерно складывалась картинка ближайшего будущего. Поэтому, расплывшись в широкой улыбке, когда дверь крепко закрыли, Джул принялся ждать.
— Ты никому не нужен. Твой папаша отвернулся от тебя, потому что стыдно иметь такого сына.
— Понимаешь же, что вместо брата должен был разбиться ты?
— Чего ты лыбишься, псих ебаный?
— Жаль, что от аутизма страдает твоя сестра, а не ты.
— Посмотрите на него: потерял смысл жизни, бедняжечка.
Все это продолжалось на протяжении минут пяти. Джулиан, вытянув шею вперед, медленным взглядом скользил с маски на маску, из-под которых вырывались столь остроумные оскорбления. Но он слышал все это уже сотни раз. В том числе и от самого себя.
Спустя еще пару человек к куб впустили Калила. Он почувствовал, как подкосились колени сразу же, как дверь за его спиной закрыли. Сжавшись, как загнанная в угол крыса, он приготовился к чему-то явно не хорошему.
— Ты — прямое доказательство, что все ниггеры преступники.
— Как невиновного могут посадить? Уверен, что не совершал того изнасилования?
— Лучше бы тебя закололи где-нибудь во дворе за кражу наркоты, дерьма стало бы на один кусок меньше.
Калил чувствовал, как его охватывает паника. Все их оскорбления сводились к тому, что он сидел. Несколько ошибок, которые в конечном итоге привели его в тюрьму. Он сжимал кулаки, но без желания ударить говорящих. Он пытался осознать, что все эти люди просто осведомлены его судьбой, что они здесь просто массовка, просто провокация.
Но этого осознания не хватало.
— Смотри в глаза! Чего ты прячешься?
Калил не находил в себе сил поднять взгляд на обидчиков. Он пытался не слушать, не хотел, чтобы его порицали за старые ошибки. Он пришел сюда, чтобы исправить все это, а не окунуться вновь в те переживания, которые и без сторонней помощь изводили его.
Когда дверь открыли, он, продолжая прятать глаза, быстро ушел к остальным, кто уже прошел задание. И лишь в другом тесном помещении, где не была света прожектора и говорящих масок, он смог понять, что не повелся. Он не начал кричать или оскорблять в ответ и не разрыдался. В этом была его маленькая победа.
Кира вздрогнула, когда дверь за ее спиной закрыли. Ее в тот же момент охватила какая-то необъяснимая тревога, скрутившаяся внизу живота. В горле встал ком, а ведь зрители еще даже не начали говорить. Зажимаясь, она глядела на них, но из-за света прожекторов толком не видела, сколько человек сидело напротив нее.
— Много ума не надо, чтобы перед первым встречным ноги раздвигать, правда?
— Что скажет твой ребенок, когда узнает, что его мать наркоманка и шлюха?
Она резко согнулась, колени ударились о пол. Закрывая глаза руками, Кира пыталась не слушать. Но каждое слово, как острый нож, ударяло ей и в сердце, и в разум. Легкие жгло от стыда, и дышать становилось все труднее.
— Пожалуйста, — прохрипела она, — не надо.
— Заделала ребенка и бросила его.
— Неудивительно, что ты не нужна своим родителям.
Истерика наступала стремительно, показывая себя через слезы и слюни, падающие на пол. Это было уже чересчур, это было неправильно.
— Тебе не кажется, что это твой ребенок должен ненавидеть тебя, а не ты его?
Ее трясло. Ее ломало изнутри от каждого звука. Грязные слова уже мешались в одну черную горячую массу, которую в нее насильно заливали. Упираясь лбом в стекло куба, она судорожно хваталась за плечи, царапая себя через одежду. Ей хотелось прямо здесь расчесать, разорвать свежий шрам, лишь бы не слышать этого шума.
— Думаешь, это ребенок сломал тебе жизнь? Ты по своей малолетней тупости обрекла его на вечное страдание и стыд.
— Лучше бы тебя не успели спасти.
Лютая ненависть к самой себе, к отцу ребенка и самому малышку, вперемешку с дикой тоской по ним, заставляли ее выть. Она просила людей остановиться, но ее реакция лишь подначивала их продолжать. Хватая себя за волосы, царапая кожу на голове и на руках, она осознавала, в каком дерьме жила.
Дверь за ее спиной открылась и две руки поспешили поставить ее на ноги. Лысый мужчина прижал ее к себе, крепко обнимая. Она цепляла его за пиджак, оставляя на ткани следы от слез, слюней и соплей.
— Тише, девочка, — шепнул он, отводя ее в сторону. Усадил за кулисами, протянул бутылку воды. — Это просто задание, просто задание.
Когда истерика немного отступила, оставляя от себя лишь распухшее красное лицо и тяжелое дыхание, мужчина проводил Киру до комнаты, где собрались все остальные. Она вошла, не глядя ни на кого. Нашла себе укромное место и спряталась там, не желая никого видеть и никого слышать.
Следующим был Йонсу. Надменная улыбка не сходила с его лица впредь до момента, пока за ним не закрыли дверь стеклянной камеры. Он расправил плечи, уже осознавая, к чему стоит готовиться. Ждал, уверенный в своих силах пройти это задание с высоко поднятой головой.
— Тебя родители бросили, почему хотели мальчика, а вышла какая-то слащавая копия?
Хван усмехнулся. Придурок завистливый.
— Ты решил под мужиков ложиться, потому что в приюте тебя насиловали?
— Или потому, что девушкам такой недопарень не сдался?
— Думаешь, что родители ждут тебя?
Йонсу лишь качал головой, бесстрастно оглядываясь по сторонам. Ему хотелось, чтобы это быстрее прекратилось. Им не стоило упоминать семью. Все, что угодно: его внешность, его национальность, его сексуальная жизнь, саморазрушение — все, кроме семьи.
— Ошибка природы.
— Ребенок из приюта — биомусор, не достойный жизни.
— Родители отказались от тебя, сестра отказалась от тебя. Думаешь, дело в них, а не в тебе?
— Тебе сестре в глаза смотреть не стыдно?
— Ты чуть сестру в могилу не свел!
— Благодари Бога за то, что твоя сестра не пошла по твоим стопам и не стала ложиться под старых мужиков. Она просто упала на самое дно. Стала мусором. И все из-за тебя.
Йонсу резко посмотрел прямо, медленно подходя к стеклу. Наклонив голову, он взглядом сжирал того придурка, который это сказал. Видел его. Видел, где он сидит, как сидит, во что одет. Но не мог ничего ему сделать. Не понимал, кто скрывался под маской и какие эмоции он сейчас испытывал.
Он клыком закусил фалангу пальца, крепко сжимая кулак, пытаясь унять дрожь в коленях. Почувствовал, как проступила кровь. Но это помогало ему оставаться в ресурсе, чтобы молча продолжать слушать это дерьмо.
— Царапаешь себя, но лучше бы один раз надавил сильнее.
— Всем бы стало легче без тебя.
— Только и умеешь, что прятаться за спинами других.
Он разжал челюсти, когда дверь позади открылась, и зрители замолчали.
Безволосый мужчина подошел к нему, но Йонсу направился прямо к тому парню, с которого не сводил взгляда. Зрители подскочили, но Хван не планировал никого бить. Он лишь хотел посмотреть в глаза козлу, который осмелился задеть не только его, но и Йерим.
— Повтори, что ты про мою сестру сказал, — прорычал он. — Стала мусором? Ты можешь оскорблять меня, сколько хочешь. Но не смей трогать ее, тебе понятно?
— Ваше время вышло, — сообщим лысый, положив ему руку на плечо.
Но Йонсу сделал шаг вперед, нависая над тайным обидчиком.
— Сними свою маску, — приказал он, прищурившись. — Хочу посмотреть, что ты за мразь.
Наставник схватил его за талию и отволок от застывшего в испуге зрителя.
— Это подставная массовка, — шепнул тот, продолжая тянуть назад сопротивляющегося Йонсу. — Он говорил то, что ему сказали говорить. Он тут ни при чем.
Хван еще раз дернулся и освободился из захвата. Не желая больше ничего слушать, он сам нашел нужную ему дверь. Толкнув ее с силой, Йонсу влетел в гримерку, лишенную оборудования, но заполненную кучей лиц, переосмысляющих что-то в своих головах. Он пнул стоящий неподалеку стул и ударил по стене.
Остановился, вздохнул и пригладил волосы назад, оставляя тонкую красную полоску на пепельном цвете. Под гнетом всех эмоций он даже забыл, что снова раскусил вечно страдающий указательный палец на правой руке.
Йерим в томительном ожидании поглядывала на часы и не понимая, почему некоторые находились на задании больше, чем пять минут. Она стояла у самой двери, подготавливая себя к самому худшему. Но даже не могла представить, в чем состояла суть поставленной перед ними задачи.
Она взглянула на Юэля, стоящего напротив нее. Желваки быстро сокращались, а ноздри раздулись, как паруса на ветру.
— Если бы тут не было этого старого хмыря, ты бы была уже не жилец, — шепнул он.
— Ты все еще печешься об этом? — спросила она. — У тебя явно есть проблемы серьезнее, чем я. Эта неделя особенно сложна для тебя.
Дверь открылась, и Йерим, наконец, попала в эту неизвестность. Она прикрыла глаза ладонью, когда яркий свет прожектора осветил ее. Безволосый наставник проводил ее к кубу и спешно закрыл двери. Хван лишь обернулась, чтобы убедиться, что ей действительно некуда бежать.
— А ты все-таки девчонка или пацан?
— Брат похож на девку, а ты — на парня. Странная семейка.
— Ты всегда была слабым звеном, признай это. Иначе бы брат не назвал тебя обузой.
— Выпрямись, чего ты сутулишься, как собака?
— Твое место там, где и всему биологическому мусору — на помойке.
«Ребенок из приюта — биологический мусор» — так говорил Йонсу, когда они после совершеннолетия вышли в открытый мир. Неужто он все еще так думал и использовал эту формулировку в своем письме?
— Тощая и с синяками под глазами — да какой мужик на тебя посмотрит?
Йерим покачала головой. Она старалась дышать ровно, как и во все остальные разы, когда слышала подобные слова. И, что самое гадкое, часть из них она слышала от Йонсу.
— Ты разбила брату сердце, когда отказала ему в помощи вернуться к родителям. И какая ты после этого сестра?
Хван закатила глаза.
— Да блять..., — шепнула она.
Неужто из письма, которое она едва как написала, складывалось впечатление, что она до сих пор горевала по брату? Она давно приняла, что он — не тот человек, который должен присутствовать в ее жизни. Изредка эта рана болела, но не так ведь сильно. Или они добивались именно того, чтобы содрать заросшую коросту и смешать с кровью соль?
— Ты выглядишь, как приведение. Не думала им на самом деле стать?
Йерим молча покивала.
Когда комментаторы стихли, безволосый открыл дверь и, провожая до следующей комнаты, шепнул:
— Ты молодец.
Она оставила эти слова без внимания. Лишь открыв дверь, Хван привлек свободный угол, в котором вряд ли кто-то увидел бы ее. Слившись с тенями, Йерим обняла колени и задумчиво положила на них голову. В голове, что странно крутились не совсем те вопросы. Ей было интересно, почему основной темой для буллинга выбрали именно Йонсу? И так же покоя не давала мысль, что написал в том письме написал брат.
Юэль был одним из последних, кого запустили на задание. Куб едва ли не оказался низким для него, но он лишь кончиками волос касался верхней стенки. Он собрал всю волю в кулак, желая попытаться не поддаваться на будущие провокации. Но его злила Йерим, злила эта прозрачная коробка, злили маски на лицах людей.
Экстрём чувствовал себя уязвимым, когда запрещал себе применять силу. Он всегда действовал так, как привык. И теперь, пытаясь насильно выбраться из этого состояния, находился в постоянном состоянии стресса. Из-за давления как из вне, так и изнутри.
— Приперся сюда за помощью, но тебе даже тюрьма не помогла.
Зубы сомкнулись.
— Грязное уличное животное!
Раздулись ноздри.
— Сила есть, ума не надо.
Кулаки сжались, но хватило воли разжать их обратно.
— Неблагодарный кусок говна! Родители дали тебе все, но что ты дал им в ответ?
Дыхание участилось, в голове застучало.
— Лучше бы тебя забили в подворотне.
— Зациклился на своих проблемах, а подумать о том, что матери и отцу тоже было тяжело, не мог?
— Думаешь, что цветочки к могиле что-то исправят?
— Мать спившаяся шлюха, а придурок-отец в могиле. И какой ребенок может у них получиться?
Невидимые шоры опустились на его лицо. Юэль больше не видел ничего, кроме препятствия в виде стекла и конечной цели. Он, прикладывая весь вес своего тела, бросился на стену куба. Первый удар кулаком, второй, третий. Но все без толку. Экстрём лишь разорвал коросты на костяшках, оставляя подтеки крови на стекле.
— Я убью вас нахуй! — плевался он. — Как только дверь откроется, вам всем не жить, уебки!
Он быстро среагировал на то, как открыли дверь. Двигаясь быстро и уверенно, за несколько шагов он оказался возле зрителей. Схватил первого попавшегося, не разбираясь, кто что говорил. Поднял того с кресла и швырнул на пол, забивая ногами.
Остальные, кто не разбежался, ринулись его останавливать. Но Юэль лишь без разбора махал руками, не чувствуя силы. Никто не имел права говорить плохо о его семье. Никто. А тех, кто все же осмелился, ждала вот такая участь.
С кого-то слетали маски, но взбешенному Экстрёму не было дела до их лиц. Единственное, что его волновало, касаясь их физиономий — это хорошенько их обработать, чтобы мать родная не узнала.
Неизвестно скольких он успел задеть мельком, а кому выбить зубы или сломать нос. Но все закончилось тогда, как резкий удар электрошокером в отрытое плечо, привел его в чувство. Он отступил на несколько шагов, едва держась на ногах.
Его заколотило, и это увидели все. Смотря на свои окровавленные руки, Юэль возвращался в то самое страшное время, когда его посадили. И ведь эти люди правы: даже колония не исправила его.
Не разбирая дороги, Юэль рванул на выход. Он с силой толкнул дверь, вылетая в красно-золотой коридор. Ноги сами несли его вперед. Куда-либо. Без особой разницы. Важно было лишь убраться подальше от всего этого цирка и ужаса.
Осознав не сразу, где он в итоге оказался, Юэль спустился на мокрую землю и дрожащими руками прикрыл лицо. Прошла минута или десять — разница не чувствовалась в состоянии полного смятения и отчаянья. Он услышал, как кто-то подошел.
— Съебни нахуй отсюда! — рыкнул он, не глядя.
— Мистер Экстрём, — раздался голос Кристофера, — расскажите, что произошло.
— Вы нахуя все это устроили? Знали же, как я себя поведу. Вы дали им те письма, да? — он поднялся на ноги и навис мрачной фигурой над наставником. — Я доверился вам, думал, это будет применятся в добрых целях. Но вы использовали это, чтобы просто спровоцировать меня!
Кристофер коснулся его плеча, затем — второго. И Юэль не успел понять, в какой момент времени сам нагнулся и позволил наставнику себя обнять. Он бесстыдно разрыдался, крепко смыкая руки на спине мужчины.
— Мне так жаль.... И я веду себя так всю жизнь..., — он рычал и всхлипывал. Всхлипывал и рычал. — Мне очень нужна ваша помощь. Я не справлюсь сам. Я знаю, какой конец меня ждет. Такой же, как отца. Меня просто убьют во время очередной драки... Или снова посадят, а там уже и убьют. Я не хочу такого. Я хочу все исправить. Пожалуйста...
Кристофер, с заботой отца, которой Юэль никогда в жизни не видел, с теплотой и нежностью погладил его по волосам и спине. Экстрём чувствовал, как тот едва дышит от его крепкой хватки, но не мог расцепить руки. Он будто бы из последних сил держался за предоставленный шанс, не желая его никому отдавать.
— Мы обязательно поможем, — произнес Кристофер. — Впереди еще много стресса и сложностей, тебе нужно найти в себе силы справляться с эмоциями. Это настоящая борьба, в которой тебе необходимо постараться. Слышишь меня?
— Д-да, — пытаясь успокоиться, вздохнул Юэль.
— Обещаешь мне, что постараешься?
— Обещаю.