Дождь всегда давал многое мыслям. Он позволял им струиться так же, как крупным каплям по стеклам стоящих на обочине машин. Разрешал им потеряться в себе, окутывал их холодным одеялом и прятал от всего мира в своих объятьях. Ведь никому не важно, о чем ты думаешь, идя под дождем. Каждый прохожий спешит поскорее укрыться или уже прячет глаза под зонтом.
Люди, натянувшие на головы капюшоны, опускали взгляд в землю. Они видели лишь ноги тех, кто появлялся на их пути. И, завидев перед собой малейший силуэт, быстро старались отойти в сторону, не желая столкнуться с любым из всех этих случайных прохожих, сливающихся в серую массу. Не желали доставлять дискомфорт или ввязываться в неприятный диалог посреди монотонных улиц, окутанных мокрой погодой.
Те, кто прятался под зонтом, видели лишь ботинки других. В этой ситуации избежать столкновения сложнее, но у таких людей наверняка уже выработался навык. Иначе Юэль не понимал, как они обходят его в паре сантиметров, задевая лишь кончиками выступающих спиц.
Сам он никогда зонты не любил. Не любил и капюшоны. Не любил покрывать голову чем-либо, когда идет дождь. Юэль чувствовал, как холодные капли остужают горячий лоб. В такие моменты ему на долю секунды казалось, что он чувствует саму жизнь.
Но лишь на долю секунды.
Раскат грома вернул Юэля в реальный мир. Парень растолкал людей на светофоре и, не дожидаясь зеленого света, вышел на дорогу. Скрип тормозов и протяжный разгневанный сигнал. Юэль лишь поднял вверх средний палец и, свирепо сжимая зубы, пересек улицу.
Проезжавший мимо таксист, словно мгновенная карма, с ног до головы окатил его грязной водой. Едва сдерживая гнев, чтобы не броситься вслед за машиной, Юэль опустил взгляд к обуви. Поношенные, дырявые на ступнях кеды промокли. Он видел, как отслаивается подошва. Но это были единственные кеды его размера, которые он смог отыскать в том чертовом мусорном баке.
Дождь усилился, когда Юэль поджал плечи и стремительным шагом продолжил путь. Вокруг почти никого не было. А те, кто по каким-то стечениям обстоятельств, находились на улице, прятались под карнизами домов и крышами остановок. Они все смотрели на Юэля так, будто он единственный сумасшедший, кто не боится промочить ноги. Или, быть может, они смотрели на него так как раз из-за расклеенных кед, порванной куртки и синяков на лице?
При очередном шаге Юэль с силой ударял ногой по луже. Ему не нравилась мысль о том, что о нем могут подумать другие. Он яростно перебирал единственную лямку, которая удерживала рюкзак на левом плече. Вторая же уже давно была оторвана неловким резким движением, когда нервы сдали в очередной раз.
Юэль остановился возле цветочного магазина и неуверенно посмотрел на вывеску. Засомневавшись лишь на мгновение, он все же открыл дверь и ступил на порог.
Звоночек при входе радостно его поприветствовал, а из-под прилавка послышалось какое-то шуршание. Из-за стойки выглянула продавщица. Широкая улыбка, недосчитывающая нескольких зубов, и седые волосы заставили его слегка нахмуриться. Она была похожа на его мать.
— Ой, какой высокий! — хихикнула она, когда Юэлю пришлось наклониться, чтобы переступить через порог. — Ну, дорогой, вымок весь? Небось, на свидание торопишься.
— Типа того, — кивнул он и бросил взгляд на пол, вымощенный белой плиткой. Увы, его присутствие здесь нарушило всю чистоту магазинчика. С него стекала вода, а кеды оставляли длинные грязные следы. Стараясь не сгореть от стыда на месте, Юэль поднял глаза.
Он поджал губы, когда увидел разнообразие цветов. Выбор здесь больше, чем за всю жизнь Юэля. У него всегда было лишь несколько вопросов: где спать? Что есть? И как не замерзнуть ночью? И, как правило, на них было не больше трех ответов. А здесь... десятки видов различных оттенков и ароматов, дурманящих голову от одного лишь вдоха.
Парень похлопал себя по карманам и достал скомканную мокрую бумажку, лишь отдаленно похожую на купюру в доллар. Положил ее на прилавок, стараясь лишний раз не касаться — чтобы не порвалась.
— Какие цветы она любит? — заулыбалась продавщица.
— Он, — поправил Юэль, но, заметив переменившийся взгляд женщины, уточнил: — Это отцу.
— О-о-о, — протянула она, — должно быть, какой-то веский повод. Так какие цветы он любит?
— Не знаю. Просто дайте мне один.
— Букет? — переспросила женщина и покачала головой. — Боюсь, этого не хватит, дорогой.
— Цветок, — сморщился Юэль. — Какой-нибудь. Я из всего этого только розы знаю, но они дорогие.
Женщина прекратила улыбаться и, задумавшись, развернулась к цветам. Сморщенные пальцы скользнули по длинному стеблю к большому раскрывшемуся желтому бутону.
— Это дорого, — повторил он.
— Возьми, — настояла она, аккуратно поднимая размякшую купюру.
Он небрежно коснулся стебля, грубой кожей встречаясь с шипами. Робко кивнул в знак благодарности и поспешно ушел. Чувствовал, как продавщица смотрит ему в след. Но не мог даже мысленно сказать ей «спасибо». Было слишком неловко находиться в столь затруднительном положении.
Он шел еще очень долго. Подошва совсем отклеилась, хлюпая при каждом шаге. Дождь прекратился, когда Юэль подошел к кладбищу. Едва переставляя уставшие от ходьбы ноги по размокшему песку тропинки, он двигался вдоль стриженого газона и белых, однотипных плит с выгравированными теплыми словами. Солнце ненадолго выглянуло из-за туч, но прохладный ветер заставил Юэля поежиться.
Вокруг не было ни души. Это к лучшему. Никто не увидит, как он унижается перед могилой человека, который никогда его не любил.
— Привет, пап, — шепнул он, опускаясь коленями на мокрую землю. — Я принес тебе цветок... Не знаю, понравится тебе или нет. Наверное, нет. Но сегодня шесть лет, как тебя не стало. Надо же, как быстро идет время, — он тихо усмехнулся. — Я до сих пор ничего не добился. Ты всегда говорил мне, что у меня светлое будущее. Но единственное светлое в моей жизни — эта чертова роза, на которую мне даже денег не хватило.
Он кинул цветок к надгробью и склонил голову вперед, не находя в себе сил снова взглянуть на белую треснувшую плиту. По щекам текли дорожки воды, собирающиеся с нестриженых прядей тёмных волос. А с ними мешались слезы, сдерживаемые Юэелем на протяжении всего года.
— Я очень скучаю по тебе, — говорил он, обманывая самого себя. Отец никогда не был ему отцом на самом деле. Никакой любви, никакой заботы. — Я исправлюсь, обещаю. Мне нужно еще немного времени. Я все исправлю, слышишь? Я хочу, чтобы ты гордился мной. Я все исправлю...
Юэлю было невыносимо оставаться здесь. Пусть он и вспоминал отца лишь раз в год, пусть тот никогда ничего хорошего для него не делал, Юэль скучал. Очень сильно. Он чувствовал, как горит его затылок, будто бы ему снова двенадцать, а отец вместо благодарности за кое-как приготовленный ужин выгнал его в коридор. И эти воспоминания разжигали внутри него такую странную, необъяснимую тоску.
Другой, должно быть, не печалился бы такому исходу. Но Юэль... Он на шесть лет застрял в том дне, когда узнал о смерти отца. Остался все тем же шестнадцатилетним парнишкой, который сбежал из дома, лишь бы не делить крышу со своими родителями, но который продолжал делить с ними свою жизнь.
Он поднялся с колен, спешно вытер щеки ладонью и пошел прочь. Поднял глаза к серому картону, зовущемуся небом, что вот-вот грозился вновь спустить на город холодный ливень. Иногда так сильно хотелось, чтобы мир рухнул. Так, чтобы в один миг ничего не стало.
Ни переживаний о прошлом. Ни переживаний о будущем.
Будущее... Такое странное, кажущееся естественным понятие. Нечто несуществующее, абстрактное. Привилегия, которую могли себе позволить только богатые. Те, кто сладко ест. И те, кто сладко спит. Лишь они могут быть уверены в том, что завтра проснутся от приятной мелодии, пойдут на работу, которая даст им уверенность в том, что у них будет и еда, и питье.
Говорят, бедность не о деньгах. Говорят, бедность о пустоте в душе. И если это правда, то что значит дыра в кармане? Что значат расклеившиеся кеды, которые несколько лет уже кто-то носил? Что значит бесцельное скитание по улицам города без поиска развлечений и какой-то романтики?
Наверное, все это описывало лишь неудачника.
Говорят, бедность — это состояние ума. Но сколько бы Юэль не представлял себе беззаботную жизнь студента, у которого в голове лишь экзамены и вечеринки, это не свалилось на него. И жизнь не церемонилась с ним, когда отбирала у него любую возможность жить так, как все.
Жизнь не спрашивала, хочет ли он мыслить, как бедный. Она просто так распорядилась.
Юэль повел носом, ощущая мокрый запах табака, смешанный с пылью дорог. У двери уже закрытого кафе прятался мужчина. Солидный костюм, блестящие туфли с острым носом. Он курил, безучастно наблюдая за движением на улице.
— Есть сигарета? — спросил Юэль.
Мужчина поднял глаза, учтиво кивнул. Его пальцы с аккуратно постриженными ногтями скользнули в карман. Однако он остановил взгляд на кедах Юэля и замер.
— Просто дай мне сигарету, — произнес Юэль, делая шаг навстречу. Его кулаки инстинктивно сжались, будто бы он готовился силой отобрать злосчастную сигарету.
Мужчина достал пачку и протянул ее незнакомцу.
— Возьми, — сказал он. — Зажигалка нужна?
Юэль поджал губы и кивнул.
— Вставай под крышу, — пригласил его мужчина. — Вот-вот начнется дождь.
Стоя в безопасности от окатившего город дождя, Юэль закурил. Он жадно втянул дым, прикрыв глаза. Приятная мелочь, освобождающая голову на пару минут.
Он вымученно поглядел на мужчину в костюме. Хотелось поменяться с ним жизнью хотя бы на один день. Просто почувствовать вкус еды и мягкость одеял. Но он настолько привык к улице, сделав ее своей естественной средой обитания, что даже час, проведенный в роли богатого, разобьет ему сердце.
— Мне надо позвонить, — буркнул он, выпуская дым из носа. — Есть телефон?
Мужчина не обратил на его слова никакого внимания.
— Эй, я с тобой говорю, — повысил голос Юэль. — Мне повторить?
— Я угостил тебя сигаретой, но где заслуженное уважение? Научиться бы тебе манерам, пацан, — спокойно ответил мужчина. Он бросил сигарету в урну и раскрыл зонтик. — Родители должны были позаботиться о том, чтобы ты вырос воспитанным.
Все произошло быстро.
Юэль дернул его за пиджак и бросил того на стену здания. Мужчина не издал ни звука, но застыл, ошеломленными глазами смотря на высокого, крупного парня, которого вывелА* из себя одна неверно сказанная фраза.
Они смотрели друг на друга несколько секунд, прежде чем Юэль ударил в стену рядом с идеальным лицом незнакомца. Тот задрожал.
— Ты ничего обо мне знаешь, — прорычал он. — Поэтому не смей говорить о воспитании.
Деньги. Та вещь, которая делает человека одновременно и сильным, и слабым. Та вещь, которая дает человеку причину думать, что он неуязвим. Но стоит хоть немного нарушить баланс их маленького идеального мира, они дрожат как листья по осени.
Куда делась смелость выражений этого мужчины, когда его дорогая жизнь попала в руки грязного, неотесанного парня, в прямом смысле глядящего на него сверху вниз?
Высокомерие, презрение. И детская трусость. Все это чуждо тем, кто все потерял. Боятся лишь те, у кого хоть что-то есть. Человек с деньгами в кармане боится, что его ограбят. Человек с квартирой боится, что произойдет пожар. Человек с семьей боится, что его семьи не станет.
Человек без всего неуязвим. И почему никто не может понять этого?
— Что тебе нужно? — залепетал мужчина, поднимая руки вверх. — Деньги?
— Да пошел ты. — Юэль плюнул ему на туфли и быстрым шагом ушел за поворот.
Он, как безумец, несколько раз ударил воздух, коря себя за глупость. Раз уж на то пошло, можно было забрать у него деньги. Хотя бы на еду. Но какая сейчас уже разница, если Юэль снова повел себя, как полный болван?
Может, бедность действительно является конечной точкой глупых слов и необдуманных поступков. И если человек склонен к постижению знаний, к приобретению опыта и к удивительной способности приспосабливаться и адаптироваться, то Юэль едва ли подходил под понятие человека.
То ли жив, то ли мертв.
Пустая единица общества без пользы. Как для себя, так и для других. Такие, как он, не заслуживают хорошей жизни. Такие, как он, доживают свои дни где-то в подворотне.
Недовольно озираясь на каждого прохожего, Юэль не заметил, как ноги принесли его к дому, с которого все и началось. Удивительно, как за шесть лет ничего не поменялось. Ему было сложно даже представить, откуда у матери деньги на то, чтобы платить за квартиру.
Нельзя было назвать этот район неблагополучным. Каменные дома в несколько этажей всегда содержались в чистоте. За ограждением, доходящим Юэлю всего до колена, высаживали кусты и цветы. На тротуаре редко можно было найти мусор, разбитые бутылки или остатки от еды.
Припаркованные вдоль машины среднего класса спокойно стояли на своих местах, и их владельцы даже не переживали о том, что кто-то ночью попытается их вскрыть или испортить. За редким исключением, ведь везде есть свои идиоты. И все же этот район был хорошим местом для семей, не гонящихся за образом «американской мечты».
Он за один шаг поднялся на крыльцо и занес палец над кнопкой квартиры, сомневаясь, стоит ли. Быть может, пора вычеркнуть эти визиты навсегда. Пока он метался в своих мыслях, выходящие подростки с силой толкнули дверь, и Юэль в последнюю секунду успел ее поймать. Те рассмеялись, кидая однозначные взгляды.
— От тебя воняет, бро, — хохотнул один, поправляя крашеные волосы.
Улыбку с его лица снял один сильный удар. Парнишка схватился за нос, но ни он, ни его друзья ничего не сказали. Взгляд Юэля, полный решимости размазать их по асфальту здесь и сейчас, заставили их промолчать.
Он скрылся в узком, тускло освещенном коридоре и сделал неуверенный шаг на первую ступень. На первом этаже пахло сигаретами. Эти мелкие засранцы прятались тут, чтобы покурить. Юэль сжал лямку рюкзака и посмотрел вверх. Вспомнил, как в детстве засекал время, чтобы как можно быстрее преодолеть лестничный пролет. Как пытался перепрыгивать ступеньки и подниматься, то пропуская одну, то две, то три. Тогда ему было весело.
...Тогда.
На втором этаже выделялась лишь одна приоткрытая неухоженная дверь. Там до сих пор были заклеенные дыры, которые когда-то проделал Юэль в порыве гнева. Не то чтобы уже тогда он обладал огромной силой. Эта дверь всегда была хлипкой.
Из небольшой щели тянуло табаком и запахом кошачьей мочи. Удивительно, как матери везло оставаться здесь так долго. Удивительно, скорее, то, какими терпилами были ее соседи.
Животное утиной расцветки встретило его на пороге, потираясь о ноги и жалобно мурча. Юэль оттолкнул кошку в сторону и, оставляя за собой мокрые следы на засеянном пылью полу, прошел дальше.
Остановился перед входом на кухню, повернув голову в другом направлении. На самой первой двери все еще висела табличка «посторонним вход воспрещен», которую Юэль стащил откуда-то еще лет в двенадцать. Тогда был его первый опыт с молотком и гвоздями, после которого пальцы еще долго стонали.
Он мотнул головой и сделал неуверенный шаг на кухню. Сидящей там женщине не было и пятидесяти лет, но выглядела она достойно пренебрежения. Всклоченные волосы, впалые глаза и синие губы. Она держала в пальцах сигарету, словно изображая из себя актрису прошлого века — эстетичную и загадочную. Но по факту выглядела попросту смехотворно и жалко.
Юэль ногой пододвинул стул и упал на него, вполоборота напротив матери. Потянулся за пачкой, но старуха щелкнула его по руке.
— Тебе жалко? — рыкнул он, вскидывая брови. — Хоть сигареты не жалей для собственного сына.
— Да где этот сын? — фыркнула она и стряхнула пепел мимо. — Хоть бы раз принес матери выпить.
— Надо выпить — сходи сама, — тихо сказал Юэль, все же зажимая сигарету между зубов. — Прибралась бы хоть. Знала ведь, что я приду.
— Не знала, — равнодушно ответила мать, выпуская тонкую ниточку дыма.
— Сегодня годовщина у отца. Я всегда захожу в этот день.
Она повела бровью, поджимая тонкие губы.
— Как папашу мертвого помнить, так ты первый, — недовольно проговорила она, вдавливая сигарету в переполненную пепельницу. — А как живую мать навестить, так тебя нет.
— Считай, что ты тоже мертва для меня, — выплюнул Юэль, подавляя в себе чувство стыда за сказанное. — Где вы оба были, когда я нуждался в вас? Только пили и ходили, клянчили деньги у соседей, чтобы опохмелиться. Тебе не стыдно? — Он подался вперед, размахивая сигаретой. — Потерять все так просто. Как ты вообще живешь еще?
Мать опустила взгляд. Юэль стыдливо отодвинулся.
— У меня забирают квартиру, — сообщила она, поджигая очередную сигарету. — За неуплату. Будем ютиться в подворотнях вместе.
Юэль шмыгнул носом. Нельзя сказать, что это неожиданный исход. Но сколько не готовь себя к такому, новость — снег на голову в любом случае.
— Размечталась, — бросил он, пряча глаза под мокрой челкой. — Сама разбирайся.
Они замолчали.
Да, все-таки бедность — это выбор. И семья Экстрём тому доказательство.
Какого черта они вообще решили переехать из Швеции в Штаты? На что надеялись? Это те вопросы, которыми Юэль задавался последние годы. В погоне за лучшей жизнью они потеряли все. Не удержали по собственной глупости. Им не хватило совсем немного уверенности, совсем немного настойчивости.
Юэль постоянно представлял, как бы могла сложиться его жизнь, если бы они остались на родине. Но все, что он помнил о Швеции, — это вкус сыра и едва уловимые в воспоминаниях мотивы песен группы «ABBA». Ему было два года, когда они переехали. В голове не осталось даже поверхностных знаний языка.
Чем дольше Юэль прятал глаза, тем больше они наполнялись предательскими слезами. Проведя ладонью по мокрой челке, он осмотрелся. Когда-то здесь было уютно. Но сейчас от грязи становилось дурно.
Широкая газовая плита, об которую столько раз обжигался Юэль, терялась под нагроможденной посудой. Столешницы завалены какими-то газетами, которые мать тащила в дом. Кромка на фасадах давно отошла, а древесная стружка намокла и вздулась.
— Знаешь, как мне стыдно было в школе? — нарушил он молчание. — От меня постоянно воняло кошками, а ночевать я пытался в раздевалке. Знаешь, как было неловко постоянно прятать взгляд и выслушивать всякое дерьмо в свой адрес? — Юэль с силой прижал сигарету к пепельнице. — Все родители ходили на игры своих детей. Ты хоть знаешь, что наша команда три года подряд держала первенство Штата? — Он глянул на мать. Та сидела, перебирая в руках край давно уже не белой скатерти. — Конечно, не знала.
Стало душно. Кровь прилила к лицу, и чтобы не показывать своего смущения и злобы, Юэль подошел к окну и осторожно открыл шаткое окно, едва державшееся на разболтанных петлях. Он набрал полные легкие свежего воздуха, пытаясь отделаться от запаха кошачьей мочи, и взглянул вниз.
Там все еще терлась компания подростков. Все крутились вокруг крашеного мальчишки, прижимающего какую-то тряпку к носу. «Придурки» — подумал Юэль.
— Прости, — тихо послышалось из-за спины. — Я ненавижу себя за то, что с тобой сейчас происходит. Это только моя вина...
— Мне сейчас нахуй твои извинения не сдались, — сквозь зубы ответил Юэль, утирая совсем ненужные слезы.
— Пожалуйста, Элли, — простонала мать, подходя к нему со спины. Ее руки скользнули к его груди. Он застыл, трясясь от гнева и печали, противоборствующих внутри. — Пожалуйста, прости меня. И пожалуйста, добейся в жизни всего, чего хочешь. Я потеряла все. Но хочу, чтобы у тебя было все.
Юэль затрясся, крепко сжимая зубы. Лишь бы не разреветься, лишь бы не показать, насколько он слаб.
— Пожалуйста, — продолжала шептать мать, щекой прижимаясь к его широкой спине, — найди в себе силы все исправить.
Он грубо оттолкнул ее.
— Если я что-то и исправлю, — сказал он, сгибаясь так, чтобы заглянуть ей в глаза, — то только ради себя. И ты, и отец для меня мертвы больше, чем шесть лет.
Взгляд карих глаз матери был отражением его собственного: сказанные слова ударили как нож в сердце. Юэль распрямился, потер и без того красное лицо, схватил рюкзак и поспешил на выход.
— Да что мне сделать, чтобы ты простил меня? — крикнула она ему вслед. — Прости! Ты не видишь, что я раскаиваюсь? Какие слова мне еще сказать, чтобы ты понял, что мне не все равно на тебя? — Ее голос сорвался на отчаянный вопль.
Юэль резко остановился, от злости до крови прикусив внутреннюю сторону губы. Он не хотел оборачиваться, не хотел продолжать диалог. Но и уйти не мог. Что-то держало его здесь. Что-то, что каждый год приводило его обратно в дом.
Он немного наклонил голову, чтобы краем глаза посмотреть, где стоит мать. Ее не было видно, но с кухни доносился приглушенный вой и всхлипы.
В последнюю секунду его внимание привлекла странная листовка. На глянцевой бумаге был лишь небольшой заголовок.
«Реабилитационный центр для тех, кто потерял надежду».
И снизу приписка: «Каждый заслуживает второго шанса, но не каждый в силах найти его. Мы можем помочь». Адрес, время и больше ничего.
Юэль спешно сунул листовку в карман и оглянулся.
«Я все исправлю, — мысленно пообещал он то ли себе, то ли матери. — Обязательно все исправлю».