По коже мерзкой судорогой пробегают мурашки, когда он сжимает ладонь на ее шее. Все ближе наклоняется к ней, глядя куда-то в сторону. Еле слышно выдыхает ей в ухо:
- Тебе больно?
Каждый звук проникает глубоко под корку уставшего мозга, гулким эхом рассыпаясь на тысячи режущих слух осколков. Собираясь в тихий, полный отчаянья, гнева и всепоглощающей ненависти шепот.
И этот ледяной шепот почему-то заставляет ее сжаться отнюдь не от боли. К боли-то она уже привыкла. От этого шепота ей хочется спрятаться, убежать, вырваться отсюда, и ее сейчас совершенно не волнует, куда. Или хотя бы закричать. Орать, разрывая связки, о том, как ее это все задолбало. Что давно пора это закончить.
Молчит, в упор уставившись на ублюдка. Прикусывает нижнюю губу, когда он отстраняется, ухмыляясь.
В комнате раздается смачный и хлесткий звук пощечины.
- Не бойся, милая. Тебе осталось недолго.
Только не закричи, Грейнджер. Только не закричи.
- Круцио!
Тело мучительной болью пронзают тысячи невидимых раскаленных иголок, но с высохших губ не срывается ни звука. Не потому, что она, задавленная тонной усталости и отчаянья, перестала чувствовать что-либо. А потому, что у нее уже нет сил кричать.
Она только раскрывает глаза, глядя в пустоту. И задыхается. Давится тем, что жрет ее изнутри и снаружи. Молит кого-то там, сверху, убить ее поскорее, потому что у подонка-без-капюшона она этого никогда не попросит.
А в голове то и дело мелькает знакомый образ. Платиновые волосы, глаза цвета пасмурного осеннего неба, язвительно-самодовольно-чисто-Малфоевская усмешка.
Все ближе. Все родней...
- Гре-е-ейндже-е-ер! Ты жива?
Гермиона зажмурилась от яркого дневного света и слегка пошатнулась. Драко что есть силы махал перед ее лицом рукой, воспользовавшись тем, что профессор Макгонагалл повернулась к классу спиной, записывая что-то на доске.
- Ну и ну, Грейнджер! Подумать только. Ты научилась спать с открытыми глазами. На уроке. На уроке, мать твою. Неужели, это я так плохо на тебя влияю?
Довольно быстро пришла в себя. Саркастично закатила глаза.
- Я не спала, балда.
- А как же. Я же совсем ничего не видел, да?
- Тебе просто показалось, умник.
- Да брось. Сама себе-то не ври. Я уже давно знаю, что ты у нас теперь далеко-не-святая-Грейнджер.
Сотри это выражение со своей рожи, Малфой. Ради Мерлина.
- Идиот.
По коже пробежал еле заметный холодок, когда парень легко провел кончиком пальца по ее руке. Улыбнулся, слегка сморщив острый нос. Уставился на нее полунежным-полусаркастичным взглядом. Дал утонуть ей в своих глазах настолько, что ей показалось, что еще чуть-чуть - и она уже никогда из них не выберется.
- Хватит так на меня смотреть, чертов ты ублюдок.
- А я думал, тебе нравится, - заговорчески подвигал бровями, поправил упавшую на лоб челку, чем вывел девушку из себя еще больше.
- Даже не знаю, чему удивляться больше: тому, что ты думал или тому, до чего ты додумался.
Разумеется, он был прав. Но не признавать же ей это так сразу.
- Откройте страницу пятьсот тридцать девять и повторите раздел об анимагии, - Минерва оглядела студентов нахмуренным взглядом. - И, по-моему, в классе должно быть немного тише, не так ли?
Слизеринец и гриффиндорка почти синхронно уткнули носы в конспекты.
***
Камин без привычного в нем огня выглядит пустым и по-настоящему мрачным. Выложенный темно-обгоревше-серыми камнями, холодный и никому не нужный, он сейчас отлично бы подошел в какой-нибудь старый заброшенный дом. Вроде ее.
Она даже не думала, что будет осознавать это так спокойно.
На улице сгущались сумерки, окрашивая комнату в багрово-синеватый оттенок. Лишь кое-где, на картинах, окнах, стенах и мебели мелькали неяркие, трепещущие, словно живые, блики от свечи, освещающей Гермионе страницы книги, которой она с упоением зачитывалась уже, наверное, в сотый раз.
Осторожно провела пальцем по обветшавшему со временем переплету. Подняла взгляд на часы, смиренно тикающие в углу. Она должна успеть до того как вернется Драко.
После случая с четверокурсницей-когтевранкой он не сводит с нее глаз. Да, вся эта суета с расследованием, траур, горе, охватившее даже тех, кто не знал несчастную девушку, уже закончилась, но Малфой не устает твердить: все может повториться в любой момент. И следующей не должна быть Гермиона.
Наверное, он давно переехал бы в Гостиную Старост, если бы имел на это право, но, к счастью, сделать он этого не может. Поэтому он просто не позволяет старосте девочек оставаться одной.
Сегодня произошло маленькое исключение - слизеринца вызвала к себе после уроков директор Макгонагалл. Естественно, Грейнджер торжественно поклялась никуда из гостиной не выходить и покорно дожидаться папочку-Драко в своей комнате. Но сейчас она должна узнать кое-что. Убедиться наверняка.
Приступ волнения и необъяснимой паники накатился на неё с новой силой, когда она опять напомнила себе, зачем ей нужно отлучиться.
Спокойно, Гермиона. Все будет хорошо. Не будь дурой.
Часы пробили семь.
Сердце стучало как ненормальное.
Мерлин.
Что она скажет? Как объяснит?
Что она будет делать, если её опасения подтвердятся?
Грейнджер, спокойно, черт побери. Возьми себя в руки.
Выдохнула. Слегка толкнула портрет-дверь. Огляделась, проверяя, нет ли кого.
Чисто.
Выскочила из Гостиной Старост и торопливо засеменила к Больничному Крылу.
***
Мысли путались в голове, руки тряслись, взгляд в полубессознательном состоянии метался по строкам, написанным на дорогой, плотной бумаге, с обратной стороны которой, возле фамильного герба красовалась большая, размашистая подпись: "Люциус Малфой". Горло першило от не вырвавшегося наружу крика, а спина вдруг стала неестественно прямой.
Но снаружи Малфой был абсолютно спокоен. Он годами оттачивал семейное умение держать все эмоции под контролем и за последние месяцы достиг в этом таких успехов, что сейчас он больше напоминает апатичную, с завидным умиротворением на лице куклу, которая, наверное, никогда больше не станет живым человеком.
- Простите, профессор.
- Да, мистер Малфой?
- Я немного не понял суть документа, предоставленного мне только что.
Минерва оглядела слизеринца с ног до головы, словно проверяя, не подкинули ли ей заколдованного манекена вместо одного из лучших учеников Хогвартса.
- Все просто, мистер Малфой. Это завещание. Или что-то вроде того. Предсмертное письмо, записка, называйте как хотите.
Он, блин, уже понял это. Не такой болван, как ты думаешь, старуха.
"Идиот".
Словно разряд тока по всему телу. И голос Грейнджер в голове.
М-да. Сейчас актуально, как никогда.
- Я бы хотел прояснить некоторые детали.
- Да-да?
- Почему отец ничего не говорил о нем ранее?
- Возможно, он просто не успел рассказать Вам о нем, мой дорогой. Конверт с письмом обнаружили несколько часов назад. Полагаю, Вы не стали думать, что мы прятали его от Вас намеренно.
- То есть, Вы хотите сказать, что он просто взял и решил мою судьбу, ничего мне об этом не сказав?!
- Это весьма в духе аристократов. Я сочувствую Вам, мистер Малфой, но, насколько я помню, подобные браки среди...к-хм...чистокровных волшебников - довольно нормальное явление и сейчас. Также я могу перечислить вам остальные пункты завещания...
Волна гнева накатила с новой силой и на миг исказила его лицо.
Возьми себя в руки, тряпка. Ты никому не должен показать, что чувствуешь.
- Я знаю их наизусть, профессор. Извольте объяснить пункт, касающийся свадьбы.
- Вы обязаны жениться на Астории Гринграсс.
- Я никому ничего не обязан.
- Этого хотел Ваш отец.
- Если Вы не заметили, мой отец умер.
Давай, Драко. Пропитай своим ядом каждое гребаное слово.
- А ваша мать - еще нет.
В кабинете директора на миг повисла неловкая, до боли звенящая тишиной пауза.
- А причем здесь моя мать?..
Профессор устало вздохнула.
- Если бы Вы внимательно читали условия, то давно бы все поняли.
- Я не желаю их видеть.
- Тогда я Вам их зачитаю.
- Будьте так добры.
Минерва прокашлялась и, исподлобья взглянув на парня, начала читать:
- "Мой сын, Драко Люциус Малфой, согласно моему последнему желанию, должен жениться на младшей Гринграсс, так как ее отец имеет неплохое состояние, и сотрудничество с ним благоприятно повлияет на рост состояния Малфоев..."
- Мой. Отец. Умер.
- Прислушайтесь, мистер Малфой, осталось немного.
Драко нетерпеливо уселся в кресло напротив стола. Сложил руки на груди, и закинул голову на спинку.
- "Нарцисса Малфой и Астория Гринграсс уже заключили Непреложный Обет, нарушением которого будет являться не состоявшаяся свадьба моего сына и вышеуказанной особы. В случае нарушения договора погибает одна из сторон, заключивших Обет, после чего он становится недействительным."
Молчание.
Весь смысл услышанного доходит до него не сразу.
Твою мать.
Просто. Твою. Мать.
- Какого. Гребаного. Хрена?!
Сознание помутняется, а сердце стучит как ненормальное то ли от злости, то ли от шока.
- Прошу не выражаться при директоре, мистер Малфой!
- Прошу не засовывать свой очкастый нос в мои дела!
Со скоростью пули слизеринец вылетел из кабинета, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.
Он остановился возле прохода в Гостиную Старост. Прислонился головой к холодной стене, закрывая глаза и позволяя эмоциям прорваться сквозь баррикады, выстроенные им же самим для своего же блага. Упал на колени и закричал от бессильной ненависти к этому ничтожному, прогнившему насквозь миру, до крови впечатывая кулаки в твердые камни.
Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он покинул директорский склеп. Не знал, как долго будет скрывать завещание от Грейнджер.
Он не знал, что ему делать.
Медленно, опираясь руками о стену, встал. Буркнул портрету пароль и зашел внутрь. Не увидев на диване девушку с копной каштановых кудрей, отправился в ее спальню.
В спальню, из которой вскоре послышались очередные крики и грязные ругательства.
Он в дерьме.
***
Каждый шаг гулко отдается эхом в пустом коридоре. Свет Люмоса на конце ее палочки порой падает на уже спящие портреты, которые недовольно щурятся и ворчат что-то об отсутствии дисциплины у современных студентов. Каждый стук сердца горячо пульсирует в ушах. Губы слегка дрожат от чувства потрясения.
Еще недавно она билась в истерике, уговаривая мадам Помфри избавиться от него. Выслушивая негромкие упреки и советы целительницы, которая все это время сидела с ней рядом, обнимая и поглаживая по голове. Убеждала. Говорила: все будет хорошо. Ты справишься. Это подарок, милая. Не гневи же Мерлина своей неблагодарностью.
Она глотала слезы, шептала, что это не так. Что она не готова. Что это случилось слишком рано. Умоляла дать ей хоть немного успокоительного и чего-нибудь другого, но Помфри лишь настояла на ромашковом чае вместо лишних лекарств.
Ведь это может повредить ребенку.
Да, черт возьми. Она так и думала.
Дура.
Умудриться залететь перед выпускными экзаменами. Да еще и кому? Лучшей ученице Хогвартса. Героине Войны.
"Давно-не-святая-Грейнджер".
Ты прав, Малфой. Ты до невозможности тупоголовый самовлюбленный болван, но ты прав.
Она даже не представляет, что скажет. Рону. Мистеру и миссис Уизли.
Драко.
Она ведь знает наверняка, что долго они вместе не продержатся. Что он уйдет еще до рождения малыша.
А, значит, и говорить ему не стоит.
Мерлин.
Ей больно от одной мысли об этом.
Рука сама тянется к животу. Прижимается, слегка поглаживая. Будто убаюкивая.
Мадам Помфри сказала, что срок небольшой. Что на этой стадии Гермиона не должна еще чувствовать ребенка.
Но она чувствует. Не зная толком, как и почему.
Просто теперь ей больше некого чувствовать.
Ей теперь проще оторвать от себя смачный кусок, который до этого жил Малфоем, и научиться существовать без него. Заменить его другим, живущим ее ребенком. Родным, маленьким комочком, которому суждено появиться на свет следующей осенью. Для которого она станет поддержкой и опорой, и кто, сам того не осознавая, станет для нее тем же в ответ.
Она справится.
У нее ведь нет выбора, верно?
Размышления старосты девочек прервал филин, резко вылетевший из черной тени в углу коридора.
Гермиона в панике отскочила к стене, наблюдая, как птица, грозно хлопая крыльями, кружила вокруг нее.
Проследила за куском бумаги, выпавшем из когтистой лапы.
Дождавшись, пока бешеная птица вылетит-таки на волю, торопливо подняла очередное послание. Развернула.
И ничего не увидела.
Листок был пустой.
За спиной раздался глухой смешок.