Никогда не бежал так быстро. Сломя голову, не задумываясь о будущем, но мечтая. Мечтая, чтобы старая жизнь навсегда исчезла, растворилась, сгорела в пламени, которое разжег я, сжигая мосты. Она – старая жизнь – никогда не должна повториться.
Вот теперь я в поезде. Сидел в неудобном кресле, пялился в окно красными от бессонной ночи глазами. Рядом со мной расположился какой-то мужик, заняв полтора кресла. Прижал меня к стеночке, не вздохнуть, не выдохнуть. Сидел я, сжавшись, уже не первый час. И даже не второй. Болело все: от кончиков пальцев до головы. Быстрее бы приехать, выйти из несчастного вагона, провонявшего запахом пота и грязных носков, на свежий воздух и простор. Хотя, слышал, да и видел в фильмах, что в городе простора особого нет. Все застроено домами, дорогами. А оставшееся пространство забито людьми донельзя.
Кстати, вот он. Город. Лес, мелькавший за окном всю ночь и редко перемежавшийся маленькими деревушками, сменился на огромный пустырь. Постепенно, на пустыре стали вырастать уродливые здания. Наверное, какие-то заводы или склады. Огромные, серые или разноцветные коробки. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Пока они не исчезли, уступив место домам. Сначала шли избы, практически как у меня дома, в родном селе. Такие же маленькие, но только выглядели новее, целее и разноцветнее. Вокруг этих домов не наблюдалось огородов. Только какие-то палисадники, отцветавшие последними цветами.
Пейзаж снова сменился. Частные дома уступили место многоквартирным. Невысокие, всего этажей в пять, наверное. Честно, считать не очень хочется, да и не представляется возможным, ведь откуда-то вырос бетонный забор. Самый такой обычный, который много раз видел в фильмах. И такой же разукрашенный уличными художниками надписями разной степени приличия или рисунками. Вполне красивыми, насколько могу судить.
Дома росли. Все выше и выше поднимались они, тянулись к небу. Огромные, разноцветные. Некоторые из высоток еще строились. Да, прямо сейчас, в такую рань, огромные краны-жирафы поднимали стройматериал наверх недостроенных муравейников, где их принимали рабочие в оранжевых жилетках и оранжевых касках.
Над головой пролетела эстакада, кишмя кишащая машинами. Разными, дорогими, дешевыми. В основном черными или темно-темно синими. Но иногда попадались и яркие. Какие-нибудь лимонные. Или красные. Или оранжевые.
Поезд замедлил бег. Теперь уже мог получше рассмотреть такую незнакомую, городскую жизнь. Хотя рассматривать особо было нечего. Всю жизнь, мою новую жизнь, пока скрыл от меня забор. А перед ним лишь рельсы, рельсы, шпалы, шпалы. Они бежали вместе с нами, то сходились, то расходились в разные стороны, вырисовывая плавные, изящные узоры на сером щебне.
Толчок. Я чуть не уронил с колен рюкзак, наполненный ценными пожитками. Их было немного. Всего лишь старый ноутбук, видавший виды с мой-то безумной жизнью. Когда-то безумной. Когда-то жизнью. Ворох проводов к нему. Там зарядка, еще одна зарядка, только уже для телефона. У компьютерной мыши тоже провод. Еще в рюкзаке лежали пара книг из домашней библиотеки. Каждая прочитана не по одному разу. Вот и в дороге, пока проводник не выключил свет, успел доперечитать «Идиота». В общем-то, ценные пожитки кончились. Остальное, это зубные паста и щетка и еда в дорогу, были сунуты в рюкзак за неимением другого места. Остальные вещи в чемодане.
Он стоял у входа, вместе с остальным багажом. Интересно, как он там? Не упал? Ведь там, в чемодане, банки с закрутками...
Да блин, мама перестаралась, собирая меня в город. Когда сказал (это было в конце весны), что собираюсь учиться в городе, она прямо всполошилась. Во-первых, поддержала меня. Во-вторых, стала сразу же, вы понимаете, сразу же готовится. Накупила в магазине банок разного калибра, крышек. Хоть пока был не сезон, зато по дешевке. Как пошли первые ягоды, отправлялись их в лес собирать. Ну ладно, ходил только я вечерами (по определенным причинам, о которых позднее). Набирал полные бидоны, литров на пять, спелых ягод, пока солнце совсем не скрывалось за горизонтом. В полутьме, под бескрайнем звездным небом, добирался до дома. Там, весь вечер я и мама сидели, перебирали-очищали ягоды. А по утру мама ставила огроменный алюминиевый таз на газовую плиту и принималась варить варенье под названием «пятиминутка». Название этого варенья очень обманчиво. Вот вроде бы, кажется, проварил ягоды с сиропом пять минут и варенье готово. Ой нет. Варишь это варенье в несколько подходов. Закипело, проварилось пять минут, выключаешь, остужаешь и по новой. Несколько раз. Только потом, мама закатывала все в банки, а я относил в погреб.
А уж ближе к осени пошли созревать овощи. Мама разошлась не на шутку. После работы, практически без отдыха, собирала все, что созрело (конечно же в сборе помогал я, хоть на улицу выходить боялся), тащила все в дом. Там перемывала-чистила и приступала к закруткам. Закатала банок – тьма. А вчера, как раз в день отъезда-побега, принялась за сбор чемодана. Накопала картошки, целое ведро. Сунула в специально приобретенный чемодан. На картошку пошли банки – половина погреба!
— Ма, — сказал я, — куда мне столько? Ты чего зимой есть будешь?
— Еще закатаю, — ответила она мне, — а ты чего в городе есть будешь? У тебя что, денег море?
Не стал спорить. Да и зачем. Права она.
Так вот, сборы чемодана продолжились. На банки положила всю мою саму приличную одежду. И в завершении – еду на первое время. Там курицу, которая позавчера, по утру, еще бегала и радовалась жизнь. А сейчас, зажаренная, завернутая в несколько слоев фольги и упиханная в контейнер. Пирогов. Много пирогов. Классические: с луком-яйцом, с яблоками и, мои любимые, с картошкой. Сколько их дожило. Потому что, как только пироги были извлечены из духовки, я набросился на них. Схомячил сразу штуки две, запивая холодным молоком...
Чемодан получился неприподъемным. Даже специально взвесил его на напольных весах. Сорок килограмм! Это больше половины моего веса. Еле его допер до вокзала. Вообще, вокзал вышел отдельной пыткой. До платформы добирались мы через рельсы, подняв чемодан втроем (с нами был еще мой дядя, который довез нас до станции). Чуть несколько раз не упали. Могли бы пройти и безопасно, через переход. Но там была лестница. Высоченная лестница, на которую бы точно чемодан не заперли бы.
Пока ждали поезд, прошел товарняк. Ветрину поднял! Я даже схватился за чемодан, чтобы меня не унесло.
Загружались вчетвером: я, мам, дядя и проводник (кстати говоря, красивый на лицо парень, черноволосый...). Ведь все-таки пришлось тащить поклажу по ступенькам. Хоть и вагона. А еще проход узкий. Чемодан еле в него влезал. А еще трещал, стенка задняя прогибалась, гляди того разорвется и вывалятся внутренности. Но, благо, затащили без происшествий. Как я с ним по городу таскаться буду?
— До прибытия пятнадцать минут! — объявил проводник. С такими же голубыми глазами, как у... Я обещал себе забыть о прошлой жизни. Навсегда.
Сосед проснулся. Потянулся, чуть не ударив меня рукой. Даже не извинился! Но хоть встал и ушел в очередь до туалета. Можно немного расслабиться. Похрустеть затекшими суставами. Ну вот, шея разболелась. Как не кстати.
Вагон заполнил гомон. Пассажиры чересчур оживились. Стали снимать сумки с тянувшейся через весь вагон багажной полки, одеваться, толкаться. Некоторые, уже готовые, стояли нагруженные баулами в проходе. Чего торопятся? До прибытия еще десять минут.
Подумал, что и мне стоит собраться. Но посмотрев на приличную толкучку в проходе решил посидеть, дождаться прибытия. А там, спокойно собраться и выйти, навстречу новой жизни.
Не хочу. Хочу прямо сейчас выпрыгнуть из поезда на полном ходу. Бежать сломя голову обратно по шпалам. Так быстро, чтобы ветер трепал мои густые, рыжие волосы. Чтобы быстрее увидеть станцию. А там всего-то пробежать пару километров и появиться родная деревня. Маленькая, спрятанная среди лесов и полей. Тихая, спокойная, без всей толкучки, всего шума, серых высоток города.
Точно, надо позвонить Любе, что прибываю. Пусть выезжает меня встречать. Люба – это моя двоюродная сестра. Она в позапрошлом году переехала в город учиться. Кстати, я поступил в тот же институт, что и она. Так что жить будем вместе. Слава Вселенной.
Надеюсь, она ни о чем не знает.
— Привет, Ден, — Любовь на удивление быстро сняла трубку.
— Привет! Я прибываю.
— Поняла. Выезжаю.
Она сбросила вызов. Вот и поговорили.
Толкучка в проходе приобрела невиданные масштабы. Все, абсолютно все пассажиры стояли в проходе, трясясь от нетерпения. И чуть не падая, когда поезд толчками тормозил. Но скоро их (и мои) мучения закончатся. Уже появился перрон, другие поезда, из которых, как из рога изобилия, сыпались пассажиры.
Наконец поезд остановился. Бедный проводник, вышел из купе, кое-как протиснутся сквозь толпу и открыл дверь. Грохот чемоданов и стук каблуков наполнил вагон. Толпа ринулась на выход. Так что вскоре вагон опустел. Остался я и еще пара никуда не спешащих пассажиров.
Ну что, пора собираться. Тем более, собираться мне особо и нечего. Накинул осеннюю куртку (заштопанную в трех местах, но никому об этом знать не обязательно), проверил сидение – мало ли что мог оставить – накинул рюкзак и пошел.
Чемодан застрял в проходе. Ни туда – ни сюда. Мучился, опять весь взмок. А он ни в какую. На помощь мне пришел провожатый (у него такой же, прямой нос, как и... забыть, забыть, забыть). Уже мы вдвоем пытались вытащить неприподъемную махину. И все никак. Хоть бери и прорезай проход побольше. Тут один из пассажиров подсказал нам более дельную мысль: пронести чемодан боком. Что я и проводник сделали.
Наконец я на перроне, чемодан рядом со мной.
— Спасибо, — поблагодарил проводника и улыбнулся ему.
Он мрачно кивнул и нырнул обратно в вагон. Видимо, у него остались там дела.
Здание вокзала было огромным. Сюда, наверное, раза три могла поместиться моя деревня. И место бы еще осталось. Сколько людей! Намного больше, чем я себе представлял. Все они, погруженные в себя, спешили с поездов и на поезда, упорно игнорируя (за редкими исключениями) разнообразные лавочки, торговавшие едой, сувенирами и... Я увидел предел моих мечтаний – книжную лавку. Наперекор толпе ринулся к ней. Поставил чемодан у входа, чтобы не быть слоном в посудной лавке и вошел.
Столько книг не было даже в деревенской библиотеке, не говоря о домашней. Стеллажи пестрили разноцветными корешками классики и книгами современных авторов. Глаза сами собой разбежались и не собирались обратно. Руки тянулись к каждой книге. Хотелось скупить их все. Абсолютно все. Вот только цена кусалась. Крыло от самолета дешевле стоит. А я как раз выбрал книгу. У нее была красивая обложка: на фоне города, утопленного в синеве ночи, прогуливались двое парней. Вернее – их силуэты. Они отбрасывали на мостовую тень. Но не свою, а тень смерти. С косой.
Дилемма: купить книгу, или жить относительно безбедно неделю? Ну вроде бы битком набитый чемодан гарантировал мне месяц сытой жизни. А уж за месяц я и работу найду, все дела. Ну а что мне покупать в магазине? Только хлеб. Да и живем один раз, зачем себе отказывать в удовольствии? Так что со спокойным сердцем отправился на кассу.
Вылетел из книжной лавки, чтобы быстрее выйти с вокзала, найти укромное место и начать читать. Только вот случилось страшное и даже, в какой-то степени, невозможное. Пропал чемодан. Когда увидел его отсутствие, то чуть книгу из рук не выронил. Стал его искать глазами. Вертелся-крутился. Ходил туда-сюда. Ничего похожего на мой чемодан не было. Зато увидел что-то похожее н полицейских.
— Товарищи полицейские! — закричал я, подбегая.
— Доброе утро, молодой человек, — заговорил один из них, — что случилось.
— У-у м-меня чемодан украли, — проговорил задыхаясь.
Полицейские переглянулись.
— Замечательно, — вырвалось у второго полицейского.
— Да что тут замечательно! — закричал я, — у меня украли чемодан! Вы понимаете! Че-мо-дан!
— Так, молодой человек, успокойтесь. Предьявите документы.
Сунул документы. Полицейские внимательно посмотрели в паспорт. Потом на меня. Потом снова в паспорт. Что-то было не так.
— Молодой человек, откуда у вас этот паспорт?
Точно. Все дело было в фотографии. Просто я восемнадцатилетний, то есть нынешний, разительно отличаюсь от себя четырнадцатилетнего. Он (я) пухлощекий малыш с серьезным лицом и короткими волосами (чем-то беглого зека напоминает). А я стройный парень с копной рыжих волос. И большим носом (подрос за четыре года, зараза). И совсем не похож на себя запечатанного в паспорте.
— Это мой паспорт! — заявил я.
— Вот пройдемте с нами в отделение. Там и разберемся.
Вдруг среди толпы я видел его. Свой чемодан. Его вез какой-то мужик, неприглядной наружности. Честно сказать, наши, деревенские алкаши и то выглядели поприличнее. Они хоть иногда брились, стирались. А это какой-то оборванец с длиннющей спутанной бородой, в каких-то порванных обносках. Наверное, бомж.
— Мой чемодан! — невольно воскликнул я.
— Так, молодой человек, не юлите, пройдемте.
Бомж с чемоданом грозился навсегда скрыться. Нужно было действовать, чтобы вернуть вещи. Не придумал ничего лучше, чем побежать на полицейских. Толкнул, сбил с ног (каким-то чудом выхватил паспорт). Сам устоял на ногах, чтобы отправиться в погоню по освобождению чемодана.
— Стоять! — заорали хором полицейские, — держите его!
А я уже бежал со всех ног за бомжом. Он спокойненько так вышел себе с вокзала, его даже не остановили на пропускном пункте. А мне путь перегородили еще двое полицейских. Встали стеной, не обойти, не перепрыгнуть. Так что пришлось нырять в сканер для багажа. Нырнул рыбкой, чтобы побыстрее из него вылезти и продолжить погоню-побег. Ох как не хотелось начинать новую жизнь в «обезьяннике». Проскочил я вполне удачно, скорее всего напугав внутренностями женщину за экраном сканера. Вынырнул прямо за спинами удивленных охранников и выбежал вон с вокзала.
Погоня продолжалась. Бомж, как не старался, не мог скрыться от меня. Бежал он неуклюже, как пингвин, резко тормозил, что чуть не падал. Проблема была в чемодане. Пока бежал, заметил, что одно колесико отвалилось.
— Остановитесь! — раздалось из-за спины.
Обернулся. Там менты. Их стало в разы больше. Огромной толпой, плечу к плечу, просто подминая под себя зазевавшихся прохожих, бежали за мной.
Тут, как ни кстати телефон стал разрываться от звонков. Люба.
— Да? — чуть ли не закричал я в трубку.
— Ты где? Куда бежишь? — спросил телефон ее голосом.
— Никуда не бегу. С чего ты взяла?
Люба молчала. Долго и мучительно. Был бы рядом – сгорел бы под ее взглядом.
— Молодой человек! Остановитесь! Хуже будет! — заорали полицейские.
— Ну? — спросила Люба.
— Ну бегу я.
— Так.
— С вокзала.
— Так.
— От полиции. Люб, вытащи меня.
— Ладно.
Она снова сбросила трубку. Ну что за такое!
Пока разговаривал с Любой, бомж куда-то исчез. Я бы остановился, поискал, если бы не несущаяся на меня стена десятка из ларца, одинаковых с лица. Надо бы как-то от них спрятаться. А как? Я не могу даже затеряться в толпе! Спасибо природе, подарившей мне шевелюру рыжих, как спелые рябины, волос.
Каким-то чудом выхватил из толпы уличного торговца. С бусами. На бегу выхватил из его рук товар и разорвал. Разноразмерные бусинки посыпались на тротуар. Полицейские их не заметили. Побежали и... закружились, как коровы на льду. Матерились, размахивали руками. Падали штабелями! Жаль, что не передо мной.
Время выиграно. Недолго думая, свернул в проулок. Мрачное место, совершенно не похожее на весь остальной город. На его лицо, которые все чищенное и вощеное. А проулок меж домами... грязный, весь заваленный мусором. Тут даже мыши бегали! И мой чемодан с его похитителем.
— Ага! — закричал я.
Бомж, копавшийся в чемодане, аж подпрыгнул от испуга. Тут я, налетел на него, толкнул. Быстрым движением закрыл чемодан. Только молния успела сказать короткое «вжух».
Выпрямился во всем своем величии, глянул на бомжа, как умел: высокомерно-испепеляюще. Тот поспешил ретироваться, пополз-побежал на коленях. Я, с видом победителя, поднял чемодан, выдвинул его ручку и только хотел сделать шаг, как, остановленный чемоданом, рухнул на пятую точку. На копчик. Задницу свело от боли.
— Вот он!
Полицейские. Как не вовремя!
Подскочил, взял в охапку поклажу. Побежал со всех ног. Куда там! Не пробежав и метра, умаялась вусмерть. А полицейские, вот они. Еще чуть-чуть и схватят...
— Поднимай! — закричала Люба.
Не успел я и сообразить, как мы вдвоем бежали, перли чемодан к раскрытому багажнику такси. А за нами – полицейские.
— Люб, мы не успеем...
Но Люба – это Люба. Невесть откуда взявшейся силой, ускорила бег. Мне тоже пришлось ускориться. И вот уже такси. Чемодан – в багажник. Крышка – «бух».
— Стойте! — крик.
Мы в такси. Дверьми – «хлоп». Прямо перед носом полицейских. Такси сорвалось с места, оставив их глотать пыль.
Веселым вышло начало новой жизни. Красочным. Ага, ага. Хотя, если подумать, хорошо подумать, это всяко лучше, чем было до. Этот город, забетонированный от и до, намного лучше, чем та, ведущая к большому пруду, полевая дорога. Тянувшейся лентой через рябиновые заросли, по осени пылающие, словно закат. Город намного лучше.
— Ден, а ты чего решил в город переехать? — спросила Люба, оторвав меня от лицезрения бетонного царства.
Она ничего не знает. Хорошо.
— Подумал, что там, дома, делать мне нечего, — отвечал я, — ну что, поступил бы в местную шарагу, вместе с остальными, деградировал бы и спивался, пока бы не достиг уровня мужиков из гаража. А тут хоть в люди выбьюсь.
Такси свернуло с оживленных улиц на окраины. Бетон отступал, сменялся милыми сквериками и парками. Еще зелеными, не тронутыми дыханием осени. Дома становились все уродливее и уродливее. Серые, облезлые. С балконами, обустроенными хозяевами по типу «кто во что горазд». Пока и они не потерялись в пути. Остался только огромный парк. А посреди него высилось несколько четырнадцатиэтажных домов – студенческий городок.
Мы остановились, выбрались из такси сами, вытащили чемодан. Вот здесь, в этой высотке, возвышающейся надо мной, я буду жить следующее пять лет.
С горем пополам, внесли чемодан в общежитие. Пока несли, оторвалась ручка. Да так неожиданно, что еле удержали багаж. Иначе бы разбились все банки.
— Тетя Маша перестаралась, — ворчала Люба, пока мы шли до комнаты. А до этого поднимались на лифте аж на десятый этаж.
— Сбрасывай, — сказала она, когда дошли до нужной двери.
Ну вот и все. Я, наконец-то, на месте. Сейчас увижу комнату. Увижу огромный парк, который, я надеюсь, будет виден весь, как на ладони из моего окна. Познакомлюсь с соседом по комнате.
— Он хороший парень, — говорила Люба, пока возилась с замком, — однокурсник мой. Дурак. Но хороший.
Дверь со скрипом открылась. Я, робея, вошел на цыпочках в комнату. И тут же замер, покраснел. В груди затрепетало сердце. Стоял, смотрел, не смея отвести взгляда.
В общем, все повторялось вновь.