Анхель умер мгновенно. Как и его дочь.
Мария прожила еще несколько часов, скончавшись на руках подоспевшего к ресторану Даниэля Куэрво.
Уильям стоял за углом, царапал ногтями шершавый кирпич стены и морщился от попадавших на лицо капель. Возвращаться не хотелось. Как и смотреть в лицо Даниэлю. Ни он, ни Уилл не могли ничего изменить, и все же Уильям чувствовал, как к его собственному виску приставили револьвер и щёлкнули предохранителем, готовясь сделать выстрел.
Если он не сделает его первым.
О смерти Анхеля написала каждая газета города, в красках расписывая все достоинства и благоразумно умалчивая о неприглядных недостатках безвременно ушедшего владельца «Куэрво Платинум». Только ленивый не потоптался по памяти сеньора Куэрво. Даже на работе Уильяма не укрылся от расспросов и сплетен медсестёр. Каждый день всю следующую неделю Уильям избегал Даниэля, только раз поднявшись на его этаж и замерев перед дверью кабинета с поднятым и готовым постучать кулаком. Он должен был поговорить в первый же день, должен был сказать все, что положено. Хотя бы ради уважения к лучшему другу. Но Уилл ушёл, спрятавшись в работе и механической жалости к усопшему.
Конец апреля зарядил частыми дождями, слеплял землю в парках в уродливые черные комки грязи и барабанной дробью бил по натянутым перепонкам зонта. Гравий кладбищенских дорожек хрустел под вкрадчивыми шагами Уильяма, а сам он пытался слиться с одинаково черной толпой скорбящих родственников Анхеля, которых оказалось достаточно много, чтобы претендовать даже на небольшое наследство почившего.
— Не думал, что ты придёшь.
Голос Даниэля раздался за спиной Уильяма, и он подумал, что стоит попросить знакомых никогда не подкрадываться к нему сзади. Еще одного такого «Привет, Уилл» или «Соскучился, Уилл?» его сердце просто не перенесёт.
— А я не думал, что ты будешь прятаться за этим деревом, — Уилл обернулся и шагнул в сторону. — Хотел зайти к тебе в клинике, но кабинет оказался закрыт. Вспомнил, что ты сегодня не работаешь.
Даниэль Куэрво вынырнул из-за ствола старого дуба, ёжась под хлёсткими пощёчинами ливня и укрываясь в тени черного зонтика. Лицо Даниэля осунулось, под глазами пролегли глубокие круги, да и сам он выглядел слишком бледным. Его обычно смуглая кожа посерела, и, казалось, он сейчас больший покойник, чем его кузен.
— А я подумал, что у тебя проснулась совесть, дружище. Ан нет. Ты просто излечил склероз. Поздравляю, — Даниэль похлопал Уильяма по плечу. — Скажу начальству выписать тебе премию.
— Даниэль, я...
— Подумай десять раз, прежде чем что-либо сказать.
Уильям подумал. Уильям уже хорошенько подумал несколько раз. Каждую ночь он засыпал под очередную сцену извинений перед Даниэлем и пустых соболезнований. Каждую ночь он прокручивал в голове возможные сценарии их встречи и просыпался с головной болью. Кажется, он подсел на аспирин, ставший уже третьей его пагубной привычкой после кофе и сигарет. Жаль только, что ни одна из них не могла его убить. Это было теперь под силу только Алану Маккензи.
Перевалившись с ноги на ногу, Уилл отступил на шаг и спрятался вслед за Даниэлем в тени дуба.
— Мне очень жаль, что с Анхелем... — Уилл поперхнулся словами и кашлянул в кулак, — что с твоим братом такое произошло. Прими мои соболезнования.
— Жаль? — Тёмная бровь Даниэля красноречиво поползла вверх, а голос исказился желчью. — Уильям, не ври хотя бы сейчас. Тебе не жаль. Ты бы сам с радостью отправил несколько пуль в его голову, если бы твои руки не связали глупые клятвы помощи людям. Нет, Уилл, тебе не жаль моего брата и ты радуешься его смерти. Не обманывай себя. По крайней мере, хотя бы один раз в жизни.
Нет, Уильяму правда было жаль. Он с таким усердием внушал себе это каждое утро, заливая кофейный порошок кипятком, что уже и сам в это поверил. Поначалу Уилл не чувствовал ничего. Он даже не чувствовал ту пустоту, что пришла вместе с известием о смерти отца. Ему просто было все равно. Даже вид содрогающегося в рыданиях над телом брата Даниэля не вызывал у Уильяма ничего кроме скуки и ощущения наигранности эмоций. Он стоял и выкуривал одну сигарету за другой, пока дождь не прекратился, а окурки под ногами не превратились в размокшие комки бумаги. И Уильяму стало страшно. Страшно от охватившего его безразличия к смерти своего знакомого. Но и этот страх прошёл, стоило Уильяму отвернуться и направиться домой, вслушиваясь в полицейские сирены и гудки автомобилей.
Ему было все равно. И он пытался почувствовать за это вину.
— Даниэль, мне правда очень жаль, — тяжело выдохнул Уилл, перехватывая поудобней ручку зонта и кладя ладонь на плечо Даниэля. — Мне тоже не хватает Анхеля и...
— Я потерял брата, Уилл, — сухо, негромко и остро процедил Куэрво. — Единственного, к слову, брата. Пусть даже он и был мне всего лишь кузеном, но мы выросли вместе. Я был на крестинах его дочери, а теперь бросаю на их гробы слипшиеся комки земли. Так что не нужно мне врать. Я слишком хорошо и давно тебя знаю. Господи, Уилл, это я познакомил вас, — еще больше понизив голос прошипел Даниэль, и Уилл ощутил, как напряглись его мышцы под плотной тканью пальто. — Я помог тебе с работой, и я втянул тебя во все это. А Анхель все сломал. Анхель сломал твою жизнь. Я знаю, как ты относился к Анхелю после того, что он сделал. Поэтому, будь так добр, хватит плеваться мне ложью в лицо. — Даниэль резко дёрнул плечами, скидывая с себя руку Уильяма, и огрызнулся: — И не пытайся успокоить меня, Уилл. Потому что я наглотался «микстуры Бехтерева», — Куэрво побледнел и икнул, — но, кажется, немного переборщил. И теперь я абсолютно спокоен, но, кажется, меня сейчас вырвет.
Даниэль не соврал. Он согнулся пополам и с хрипом опустошил и так пустой желудок. Уильям незаметно шагнул в сторону, выступая из-за дерева и закрывая собой корчащегося Даниэля. Никто из гостей этого не заметил. Собравшиеся вокруг трех гробов люди дружно кивали какой-то старушке, выступавшей за принесённой из ближайшего церковного сарая трибуной. Она говорила так тихо, что едва ли кто-то из присутствующих мог разобрать ее причитания. По крайней мере, Уильям не расслышал ни слова из ее пламенной речи — все они заглушились кашлем Даниэля, кряхтением и грубыми ругательствами. Только одна из пришедших, стоящая в последнем ряду, обернулась и недовольно цыкнула на Уильяма. Он же в ответ глупо улыбнулся и помахал ей рукой, немного наклоняясь в сторону, параллельно стволу дуба.
Сплюнув скопившуюся на языке желчь, Даниэль распрямился и отодвинул Уильяма в сторону.
— Как ты вообще додумался до этого? — хмыкнул Уилл, с сомнением оглядывая отирающего рот носовым платком Даниэля.
— Ну я же врач.
— Я тоже.
— Ты шулер, Уилл. Медицина — это твоё хобби.
Уилл молча сглотнул брошенные Даниэлем слова. Но теперь Даниэль выглядел уже лучше. Ненамного, но теперь его кожа не отливала зелёным оттенком разрываемого изнутри завтраком человека. Он даже вышел из-за дерева, укрывшись черным зонтом, и покачивался с пятки на носок, бегая взглядом по стянувшимся из самых отдалённых уголков мира гостям. Уилл только сейчас заметил, что Даниэль не уложил волосы — они беспорядочными кудрями разметались по голове Куэрво, отрезая от возраста мужчины лишние восемь лет, что отделяли его от Уильяма.
— Анхель сам виноват в своей смерти, — минут через десять пламенной речи следующего гостя, говорившего исключительно по-испански, выдохнул Даниэль. Уилл все это время делал умный вид и кивал, как будто понимал, о чем идёт речь, но из всего выступления он разобрал только «Куэрво». — Это был лишь вопрос времени. Но если ты и дальше продолжишь делать вид, что ничего не понимаешь, мне придётся прервать нашу увлекательную дружбу. Ты мой друг, Уильям, но некоторые вещи не могут остаться прежними. Поэтому ради всего, что нас связывает, перестань делать вид, что мистер Кёниг не причастен к смерти Анхеля. Мы оба хорошо знаем, что это не так.
«Технически я к ней действительно не причастен, — раздался в голове голос Алана. — Я не нажимал на курок.»
— Но если я еще раз увижу Натаниэля Кёнига, — Даниэль повернулся к Уиллу и заглянул в глаза, — я лично всажу ему пулю в затылок. Ничего личного.
— Я был бы осторожней со словами, — нервно улыбнулся Уилл, поправляя шляпу.
«Да, а то ведь я могу обидеться», — язвительно протянул Алан.
Даниэль промолчал. Он напряженно вглядывался в даль, а затем коротко улыбнулся и посмотрел на Уильяма.
— Я рад, что ты пришёл, Уилл. Теперь хотя бы можно прятаться за этим деревом не в одиночку.
Гости сменяли один другого, а их речи лились как дорогой шотландский виски. Даже сквозь чужую испанскую речь Уилл чувствовал сквозившее из каждого звука лицемерие. Даниэль прислонился к дереву и, казалось, задремал, натянув на глаза шляпу. Иногда он причмокивал губами и бормотал под нос бессвязные фразы, но затем Даниэль приподнял голову и открыл один глаза, исследуя обстановку взглядом. Обнаружив, что ничего не поменялось за полчаса его отсутствия в сознании, Даниэль уже было собрался продолжить свои приключения в царстве Морфея, как вдруг все гости зашевелились и кинулись с надрывными плачами к гробам.
Уильям видел подобное только в Украинской деревне в детстве. Содрогающиеся в рыданиях женщины все время причитали — это так отличалось от похорон Анны и сдержанных разговоров, каким хорошим человеком была его сестра, — мужчины же придерживали их за плечи и качали головами. Как лицемерно и наигранно. Но и это было искренней напускного безразличия и принятия своей судьбы, въевшегося под кожу высшего света Чикаго, так пытавшегося дотянуться до старушки-Англии.
Когда пришло время Даниэля прощаться с кузеном и его семьёй, Уилл отошёл в сторону. Опустил пониже зонтик и повернулся спиной. Пальцы впервые за неделю пробила мелкая дрожь, и Уилл поспешил списать все на пронизывающий ледяной ветер и ливень, а не на зачесавшиеся в носу эмоции. Кладбище начало пустеть. Несколько групп из гостей прошли мимо Уильяма и смерили его оценивающим взглядом, и вскоре рядом появился сам Даниэль. Он остановился, зажал плечом рукоять от зонтика и, вытащив из кармана злополучный носовой платок, чистой стороной отёр с ладони почерневшую от дождя землю.
— И что теперь? — Этот вопрос мучил Уилла с самого прихода на скучные и непримечательные похороны человека, сделавшего для незаконной деятельности города, возможно, больше, чем кто-либо еще.
— Что теперь? Этот идиот успел оставить завещание! — Даниэль широким жестом указал куда-то в сторону, и Уилл по привычке проследил за ним, но, никого не обнаружив взглядом, отвесил себе мысленную пощёчину. — Не понимаю, когда он это успел, но, видимо, между очередными заходами в бордель. А возможно и в самом борделе. Он даже нашёл двух свидетелей и юридически все оформил, поэтому теперь я должен нашему государству пятнадцать кусков. Спасибо, Анхель! Надеюсь, ты слышишь меня в этом твоём красивом деревянному гробу, который на минуточку тоже я оплатил!
Они медленно прогуливались между стройными рядами скупых на эмоции гранитных камней, укрываясь от дождя под промокшими насквозь зонтами. Почему Даниэль выбрал это кладбище не было большой загадкой — оно находилось в одном районе с особняком Куэрво, и добираться при необходимости было бы в несколько раз быстрее и проще. Жаль только, что единственным хранителем памяти об Анхеле в этом городе будет Даниэль. Остальные уже завтра забудут о еще одном трагически погибшем горожанине и родственнике. Как это было с Анной. Как это было с отцом Уильяма, о котором он спустя год нашёл несколько скупых строк в газете. Словно никогда не было Генри Белла и его блестящей адвокатской практики.
Дыхание молочным облачком вырвалось сквозь приоткрытые губы Даниэля.
— А если честно, — вздохнул он, наклоняя зонтик назад, отчего повисшие на заострённых концах спиц капли сорвались ему на лицо, — уволюсь из больницы. Выскажу все арендодателю квартиры. Этот паскуда повысил мне аренду в прошлом месяце в три раза. Он не знал, что я могу себе это позволить, — Даниэль негромко хохотнул. — Но платить почти сотню за кухню и спальню — перебор даже для меня. Женюсь. Заведу ребятишек. Сделаю ремонт в особняке и выгоню этого старого скрягу вместо дворецкого. А, ну и выкину к черту все эти идиотские маски, которыми так восхищался Анхель.
— Даже не дашь им шанса?
— Я давал им шанс каждый раз, когда приходил в гости к Анхелю. Увы, они упустили все возможности мне понравиться.
Вся толпа гостей семенила перед Уильямом и Даниэлем, закрывая собой вид старинных ворот. Кажется, они были тем немногим, что пережило пожар. Или же никто за ними не ухаживал. В любом случае запустение этого кладбища было удивительным — Уилл приметил еще несколько похоронных процессий и всхлипывающих по-итальянски женщин, а значит и поводов прийти сюда было намного больше. Но люди предпочитали зарывать все воспоминания и эмоции вместе с ушедшими из этого мира людьми, оставляя их на этом пожухлом участке городской земли.
— Да и не хочется мне смотреть на них, — продолжил Даниэль, замедляя шаг. — Взглянул сегодня утром и увидел вместо них Анхеля. Сейчас еще придётся выслушивать фальшивые речи от людей, которые едва знали моего кузена, но говорить будут так, словно лично принимали его из утробы матери на этот свет. — Куэрво остановился и пустым взглядом проводил вышедших за ворота гостей. — Ей-богу. Нет ничего более лицемерного, чем похороны.
— Хочешь улизнуть, Дэн? — осклабился Уилл.
— Нет. К сожалению, я должен досидеть до конца.
— Ты даже воскресные службы никогда не высиживал.
— То-то. Но я уже припас кое-что на этот случай, — Даниэль приоткрыл пальто и показал Уиллу блестящую фляжку. — Чистейший мескаль. Только из Мексики.
— Я ничуть не удивлён, Даниэль.
Даниэль уже собирался шагнуть вслед процессии, но Уилл перехватил его за предплечье, останавливая и вынуждая задержаться еще ненадолго.
— А что будешь с долгом перед налоговой?
Губы Даниэля изогнулись в усмешке. Под ложечкой появилось неприятное посасывающее чувство, которое Уилл давно забыл.
— А вот с этим мне поможешь ты, дружище. — Даниэль указал на него пальцем, ехидно хохотнув. — Еще не растерял все свои навыки? Предлагаю нанести визит нашим чудесным знакомым из ирландских пабов.
Сделав глубокий вдох, Уилл попросил у небес терпения. Богу он не молился уже очень давно. Но общение с Аланом Маккензи сделало своё дело — Уильям Белл стал намного терпеливей. А самообладание, приобретённое за эти несколько лет, помогло не отправить Даниэля в далёкое путешествие, а смиренно кивнуть вместе с зонтом, обдавая друга ледяными каплями.
— Хорошо. Но обещай мне, Даниэль, что ты будешь очень осторожен.
***
— Уилл! Дорогой! Добро пожаловать!
Бодрое и радостное приветствие Уилла в его собственном номере заставило покоситься на барные запасы и намётанным взором оценить их состояние. К удивлению Уилла, оно оказалось не тронутым охочими до спиртных напитков руками Алана Маккензи.
— И как все это понимать? — Уильям вопросительно приподнял бровь, сверху вниз взирая на развалившегося на кровати Алана.
С момента их внезапного приезда в Париж Алан не упускал случая попытаться вогнать Уилла в краску или же поставить его в затруднительное положение. Нет, Уилл уже привык к тому, что порой действия Алана вызывают приступы неконтролируемого непонимания. Но теперь ему начало казаться, что это особый вид пыток, который Маккензи придумал специально для него. По правде говоря, Уильям, по собственному мнению, будучи человеком образованным, считал, что такое высшее существо, как Идеал, должно обладать чуть большей фантазией. Но реальность оказалась слишком суровой.
Взгляд Алана на мгновение подёрнулся молочной бело-розовой предупреждающей пеленой и тут же просветлел. Маккензи улыбнулся. В уголках его глаз пролегли неглубокие морщинки. Алан Маккензи был вихрем, сметающим на своём пути все, что только попадалось ему под руку, будь то просто скучная книга с банальным сюжетом о потерянной любви, или же не выполнивший свою работу подельник. Алан Маккензи был неприступной стеной, границы которой для Уильяма с каждым днём стирались все больше и больше, постепенно растворяясь в серебристо-белой дымке непотушенных сигарет и сладковатом аромате трав и пряностей, неизменно сопровождавших Алана.
С самого начала их знакомства Алан любил повторять, что время замедлилось, перестало стремительно нестись к своему неизбежному концу.
Конец для всех был одинаковым.
Но Уилл не хотел знать, что их там ждёт.
Друг. В последнее время Уилл довольно часто слышал от Алана это слово. Алан был слеп, но Уильям в первый раз не поверил ему, сочтя это за очередную глупую шутку. Алан был слеп, но ничто не могло в этом мире остаться незамеченным его чутким присутствием. Алан был слеп, а на месте его привычных серебристых глаз был лишь розовато-белый туман мечущегося в черепной коробке сознания, несущего в себе каждую страницу, каждую строчку, каждое слово истории этой Вселенной и всего мироздания.
И, несмотря на это, Алан Маккензи был на удивление невероятно обаятельным человеком. Он остался им, даже когда ворвался в квартиру Уильяма с дымящимся револьвером и окровавленной рубашкой, заявив, что им срочно нужно уезжать из города. При чём тут был сам Уилл, он не уточнил.
— Тебя что-то смущает? — Алан с улыбкой удивлённо уставился на друга, приобнимая за плечи двух прикрытых лишь одним покрывалом девушек.
Смущает? Конечно же, нет. Уильяма уже ничего не должно было смущать в присутствии Алана, но тем не менее он все ещё привыкал к некоторой... эксцентричности? своего нового друга.
— Да, смущает, — сохраняя невозмутимый вид ответил Уильям, — например, наличие посторонних в нашем номере. — Уилл как-то неопределённо взмахнул руками в воздухе, поймав взмывший над его головой на мгновение светлый пиджак, и указал на двух девушек в постели Алана.
Уильям уже не помнил, почему они с Аланом жили в одном номере. Кажется, Алан аргументировал это тем, что они приехали в самый сезон и это был единственный свободный номер во всем отеле. Спрашивать, во что на этот раз ввязался Натаниэль Кёниг и почему при всех его возможностях ему нужно уехать, было бессмысленно — Уилл и так хорошо это знал. Поэтому совершенно не мог отказать Алану Маккензи в его предложении. К тому же он обещал ему поездку во Францию, а Париж в это время года была невероятно привлекательным.
Замок двери в ванную комнату громко щёлкнул, и в проёме появилась еще одна девушка.
Уильям никогда не страдал от плохой координации, но в этот момент привычная собранность подвела его. Он не успел поймать момент, когда замершая в дверях девушка медленно обвела его взглядом, а затем в два прыжка повалила на кресло. Послышался сдавленный хохот Алана, больше похожий на хрюканье. А Уильям смог лишь тяжело вздохнуть и покачать головой: изменения в их отношениях происходили слишком быстро, причём со стороны Алана, казалось, все развивалось со стремительной скоростью.
— Я определенно нахожу это лишним, Алан, — сдавленно пробормотал Уильям, приподнимая полуголую девушку и осторожно опуская её на пол.
Вздохнув, Уилл накинул свой пиджак на плечи гостьи. Алан саркастично ухмыльнулся, подскочил на кровати и, подперев кулаком щеку, уставился на Уилла.
— А ты, я погляжу, джентльмен, — усмехнулся Алан и покачал головой.
Маккензи небрежным жестом махнул в сторону двери, приказывая всем девушкам выйти, что они тут же поспешно и сделали. Уильям неожиданно для себя с облегчением выдохнул, но холодный тяжёлый взгляд Алана заставил маленькие волоски на его руках встать дыбом, а волосы на затылке практически зашевелились. Алан был недоволен. Алан был рассержен, и резкий контраст хмурых бровей с добродушной дружеской улыбкой заставлял Уильяма усомниться в том, что он сможет выйти из комнаты, не сломав себе парочку рёбер. Как только дверь за спиной девушек захлопнулась, от былой приветливости древнего существа не осталось и малейшего воспоминания. На губах отчётливо отразился вкус железа, и Уильям спешно отёр стекающую струйкой из носа кровь.
— Спасибо, — голос Уилла отчего-то дрогнул, и Уильям нервными рваными движениями попытался остановить кровь, прикладывая к носу платок и слегка запрокидывая голову — все медицинские знания оказывались бесполезными, если рядом вырисовывался Алан Маккензи.
Улыбка Алана граничила с привычным оскалом, но ничего ровным счётом не происходило. Он лишь безучастно выдыхал вверх идеально ровные кружочки сигаретного дыма, иногда перемежавшиеся с неровными помятыми овалами, да смотрел на Уильяма, словно ждал от него чего-то. Минуты тянулись непозволительно долго, пока двое мужчин буравили друг друга суровыми взглядами, и воздух начал тихонько трещать, разрываясь маленькими электрическими разрядами прямо перед кончиками носа и ожидая, кто же не выдержит первым.
— У тебя же сегодня день рождения. — Светлая бровь Алана скептически изогнулась, в воздух взметнулся белый извергаемый лёгкими мужчины дым. — Я подумал, что тебе будет полезно развеяться.
Рука Маккензи вздрогнула и разбросала по полу мелкий серый пепел, как снег, закружившийся в воздухе, прежде чем опасть на мягкий пушистый коврик около кровати.
— Да, — согласно кивнул Уильям, присев на подлокотник кресла. — Но я не просил заказывать мне проституток.
Тон Уильяма получился чуть более грубым и резким, чем он хотел, но было уже слишком поздно что-то менять. Однако Алан лишь слегка полуулыбнулся и снисходительно посмотрел на Уильяма, словно тот был маленьким ребёнком и сделал только что очередную шалость.
— Фи, — Алан поморщился, состроив обиженное выражение лица, — как грубо. Я их не заказывал, — беспечно пожал плечами мужчина и потянулся. — Более того, я даже ни цента им не заплатил, — Алан с важным видом поднял указательный палец и потряс им, словно бы сообщал Уильяму важную для жизни и существования вселенной информацию. — Они сами пристали ко мне на площади. Не мог же я отказать им в их маленьком желании? — Алан небрежно стряхнул пепел в ближайшую к нему подходящую для этого ёмкость.
Почему-то Уильям нисколько не сомневался в том, что эти девушки пришли в номер к Алану добровольно. Алан никогда не предпринимал активных действий, чтобы собрать вокруг себя восторженных воздыхательниц. Вот только они были ему не нужны. Холодное сердце мужчины кряхтело заржавевшим морозом каждый раз, стоило только кому-то порыться в его замке отмычкой. А ключ затерялся в истёртых веками воспоминаниях. Алан нечасто рассказывал Уильяму о ней. Но каждый раз, каждое мгновение Уилл жадно ловил его слова, запоминал каждую малейшую деталь, случайно или специально оброненную Аланом, чтобы затем, в полумраке собственной спальни, складывать из разрозненных кусочков мозаики единое целое.
О ней было сказано немного. Но и этого хватало, чтобы все понимать. Молча. Замечая взгляды и движения, полные сдавленной и давно заглушаемой боли.
Алан говорил о ней рвано, бросая в воздух обугленные обрывки воспоминаний, гарью костров раздражающих лёгкие. Алан говорил о ней, выдыхая в воздух окутывающий каждую частичку бесконечного сознания дым, и Уилл глупо улыбался, вдыхая его с жадностью застрявшего путника в пустыни. Алан крутил в руках перстень, так привлёкший к себе внимание Уильяма в их первую встречу, и задумчиво разглядывал выбитую на ней печать, пока поток его мыслей возвращал Уилла на многие тысячи лет назад. Он рассказывал о ней тихо и осторожно, словно боясь нарушить чей-то покой. Иногда он прерывался, обрывая себя на полуслове, а его взгляд стекленел, становился пугающе пустым, и даже привычно мельтешащих огоньков нельзя было разглядеть за поднимающейся в глубине бездонных глаз тьмой. Он замирал и смотрел в пустоту, оставляя Уильяма одного с мыслями о ней. Он замирал, и её имя тихо срывалось с его пересохших от жара пылающих костров губ.
Но Уилл никогда не мог разобрать, произносимые Аланом слова: они были хрупкими, трещащими, как маленькие, раскалённые добела угольки, и с тихим шипением растворялись в густом воздухе. Слова взрывались маленькими вспышками прямо перед носом у Уилла, распадаясь на тысячу мелких звёздочек, тут же затухающих, стоило им только приблизиться к земле. Слова пахли чем-то домашним и немного резким, примятой под ногами зеленью и тонким ароматом вина.
Уильям так и не узнал её имя.
Уильям даже не был уверен в том, что у неё было имя в обычном человеческом понимании этого слова. Но это казалось ему и ненужным. Намного больше о ней говорило то, как Алан вёл себя в моменты воспоминаний.
Уилл тряхнул головой и сдунул упавшую на глаза чёлку, а Маккензи довольно улыбнулся, заметив секундное смятение Уильяма.
— Тебе стоит смириться. С каждым годом ты будешь забывать о том, сколько на самом деле ты уже прожил, — еле слышно выдохнул в воздух Алан. — Воспоминания, как и все знакомые тебе люди, начнут растворяться в обволакивающем тебя тумане. А ты просто перестанешь замечать, как дни, годы, столетия сменяют друг друга. И чем раньше ты смиришься с неизбежным, тем быстрее ты сможешь жить дальше.
Цена доверия Алана оказалась слишком высока.
Лицо Уилла помрачнело, и он нахмурился, не обращая внимания на замершего около кровати Алана. Надолго забиваться в свои мысли было опасным, они засасывали, парализуя каждую клеточку тела, и услужливо подкидывали в сознание с силой задвигаемые на задворки памяти воспоминания. Уильям пытался забыть. И Уильям пытался смириться. Вот только получалось у него это из рук вон плохо.
— Ты изменился в последнее время, Уильям, — Алан подошёл к невысокому столику и небрежным жестом плеснул себе в гранёный стакан янтарного цвета виски. — Тот Уильям, с которым я познакомился, насколько я помню, был не против хорошенько повеселиться. Или я не прав? — Алан залпом залил в себя напиток и подмигнул Уиллу.
Изменился? Уильям вкрадчиво усмехнулся: из них двоих больше всех изменился Алан. Это не Уилл превратился в ведущего весьма аморальный образ жизни мужчину. Это не Уилл перечеркнул гнетущее напряжение, сопровождавшего каждого незнакомца рядом с ним. Это не Уилл неожиданно показал другого себя. И ответ у Алана был на это всего один: «Привык», — и неопределённое движение плечами. Возможно, Уильяму стоило обидеться на факт того, что теперь он был просто очередной привычкой Алана, но вместо этого Уилл просто улыбался.
— Я предпочитаю развлечения несколько другого рода, — Уилл повёл плечами и поджал губы. — И ты прекрасно знаешь, почему я так себя веду.
Пропустить партию в карты или сходить в бар — Уильям всегда был рад составить компанию Алану, пускай даже тот звал его куда-то в два часа ночи посреди довольно горячего и интригующего сна, в который беспардонно врывался Маккензи. В первый раз подобное напрягло Уильяма. Во второй раз ему захотелось разукрасить лицо Алана, но в результате Уиллу самом пришлось прикладывать лёд к разбитой скуле, потому как реакция у Алана была молниеносной и бескомпромиссной. В третий раз Уильям уже просто не сопротивлялся и послушно проследовал вслед за довольно улыбающимся Аланом.
Алан смерил Уильяма многозначительным взглядом, налил себе еще виски, а затем плеснул напиток во второй стакан, все еще покоящийся на столике.
— Да, я понимаю, ты очень близко к сердцу принял смерть Анхеля, но... — Алан замялся, медленно отхлебнув виски из стакана. — Видишь ли, он сам в этом виноват. Его много раз предупреждали, но он как всегда предпочёл не слушать.
Даниэль сказал то же самое. Анхель сам виноват. Но от этого дышать не становилось легче, а вспышки памяти не угасали, а только с новой силой разгорались в памяти Уильяма. Анхель был сам виноват в своей смерти, но Уилл знал его ближе, чем любого из своих пациентов, и просто не мог заглушить копошащиеся чувства даже несколькими коробками отборнейшего шотландского виски.
— Тебе нравятся женщины, Уилл? — Алан неожиданно возник перед ним и протянул наполненный до краёв стакан.
Заданный в лоб вопрос застал Уильяма врасплох. Он невольно помедлил, подбирая подходящие слова. Разумеется, ему нравились женщины, как и практически любому мужчине вокруг. Так сказал ему милый старенький врач, прежде чем подключить к нему присоски с проводами и нажать на кнопку уродливого аппарата
— Конечно, нравятся, — насупившись, буркнул себе под нос Уильям.
Алан помедлил, прежде чем ответить Уильяму. Алан молчал, глядя на друга своим пристальным и изучающим взглядом. Уилл вздрогнул, сознание потянулось лёгким туманом, а кожа покрылась маленькими липкими капельками пота, неспешно стекающими по коже мужчины. Алан изучал его и непременно рылся в каждом уголке его памяти. Как будто там осталось ещё что-то, чего Алан до этого не видел.
А глаза-то у Алана бледные-бледные. Окантовка серебристой радужки тёмная, практически черная, — Уильям никогда не обращал не это внимание, — и от этого взгляд стал ещё более глубоким и пугающим. Протянув руку, Уилл выхватил стакан у Маккензи и,поднеся его к губам, замер. Он колебался несколько мгновений и отпил вискиглубоким глотком, чувствуя, как алкоголь обжигает горло.
— Неужели? Как... занятно, — наконец выдохнул Алан. — Никогда не замечал.
Алан стоял слишком близко. Его внимательный взгляд скользил по лицу Уилла, останавливаясь на каждой детали. Алан стоял слишком близко, так что Уильям чувствовал на своих губах его горячее дыхание. Он вздрогнул: кожа покрылась маленькими мурашками, и Уилл нервно сглотнул. Друзья не вели себя подобным образом. Но с Аланом все знакомые понятия размывались, приобретали новые оттенки, отдавались на языке приторным вкусом курительных трав и опьяняли распалённое жарким солнцем сознание. Алан стоял настолько близко, что Уилл мог заметить, как на дне его бездонных глаз в расплавленном серебре плещутся маленькие чёртики.
— Ты ведь мне доверяешь, Уильям Белл? — Алан отсалютовал стаканом и опрокинул в себя все его содержимое.
Они определённо не были просто знакомыми.
Но для друзей они уже перешагнули несколько ступеней.
***
— Ты уточнял, доверяю ли я тебе, чтобы протащить пешком на другой конец города ради того, чтобы посидеть в кафе?
— Разумеется! А вдруг, пока мы идём, ты нападёшь на меня со спины! Это, знаешь ли, сильно повредит моему к тебе доверию.
— На тебя нападали со спины?
Лицо Алана скривилось, как если бы ему сунули под нос кусок камамбера, — он явно вспомнил нечто болезненное для себя, нечто, что он прятал глубоко в душе, и Уилл тут же пожалел о том, что задал этот вопрос. Лицо Алана лучше любых слов ответило на него. Уильям снова забыл. И все же Маккензи фыркнул, раскрыл меню и по-учительски добродушно выплюнул:
— Нет. Не буквально. И я тебе уже говорил. Но не будем об этом, — бросив шляпу на столик, Алан улыбнулся и подмигнул Уиллу.
Алан разбудил его на рассвете. Солнце едва показалось из-за горизонта, а Алан уже тащил Уилла по узким улочкам Парижа, соблазняя запахом свежеиспечённого хлеба, булочек и кофе. Первые полчаса самым сложным было — не запнусь о выступающие камни брусчатки. Уилл даже успел даже повертеть головой, рассматривая особняки и маленькие магазинчики, напомнившие ему о поездке в Виргинию и Джорджию. Было в них что-то неуловимо плантаторское.
Улочки стали еще уже, стоило Алану и Уиллу перейти через мост и оказаться в тени серого угрюмого собора, чтобы тут же свернуть в паутину старого города. С каждым шагом идти становилось тяжелее, ступни болели от бесконечного перепрыгивания с одного булыжника на другой, а свежие лужи на дороге не прибавляли их путешествию лёгкости. Когда же Уильям увидел перед собой крутой подъем, на который его тут же воодушевлённо потащил Алан, он смог только громко обречённо простонать и спросить: «Может, лучше не надо?»
И все ради того, чтобы встречать рассвет в одной из маленьких кофеен где-то на другом конце города. Уилл даже не мог выговорить название района, сколько раз не пытался.
— Так... — получив меню из рук сонного официанта, прервал молчание Уилл, — зачем мы сюда приехали?
— О, мой дорогой Уилл, для этого было очень много причин. — Алан хищно оскалился, скользя взглядом по раскрытым перед собой страницам, но не посмотрел на Уилла. — Во-первых, как ты помнишь, мне нужно ненадолго покинуть город, пока все не уляжется. Во-вторых, у нас есть в Париже несколько важных дел...
— У нас?
— Разумеется, Уилл, у нас, — Алан ткнул пальцем в одну из строчек, и зависший над ним официант тут же записал что-то в свой маленький блокнотик. — И в-третьих, ты сам согласился поехать со мной во Францию. Или ты об этом уже забыл? Ты собрал чемодан за десять минут, если меня не подводит память. — Алан поднял голову и, наклонив голову набок, впился в Уильяма внимательным взглядом. — А память меня обычно не подводит. Рассказывай, что так ужалило тебя, раз ты наплевал на работу и уехал в другую страну.
Уилл помедлил. Алан все и так знал. В мельчайших деталях. Он просто не мог не знать того, что в очередной раз устроили Уильям и Даниэль. И все же ждал, когда Уилл сам выпустит вертящиеся на кончике языка слова, ждал с этой ехидной ухмылкой на губах и желанием горячих подробностей последнего дня Уильяма в Чикаго.
— Мы обобрали ирландцев на двадцать пять тысяч.
— Мы? — скептично уточнил Алан, вскинув светлую бровь.
— Я и Даниэль. Анхель оставил ему в наследство долг. — Тяжелый вздох. — И нужно было как-то его погасить.
— И Даниэль не придумал ничего умнее, чем наведаться в ирландский квартал, лишить их годовой выручки и остаться в городе? — с каждым произнесённым пунктом Алан загибал пальцы и едва сдерживал рвущуюся наружу усмешку. — Смело. Очень смело. Хотя больше этого мне интересно, откуда у ирландцев столько денег. Обычно они все сразу же спускают на баб и выпивку.
Этот вопрос интересовал и самого Уильяма. Примерно так же сильно, как содержание предоставленного ему меню, где каждая строчка пестрила длинными непроизносимыми словами, «аксан гравами» и циркумфлексами. Уилл идентифицировал только «кофе с молоком» и «хлеб» и, едва ворочая языком, выдавил из себя «спасибо», когда официант смерил его насмешливо-высокомерным взглядом и сделал очередную пометку в записной книжке. Алан добавил еще что-то про крем, на что гарсон снова кивнул, как заводная игрушка.
— Забавные они, эти французы, — Алан обернулся, проводив взглядом официанта. — Такие высокомерные и ранимые одновременно. Удивительно. Единственные, кому удаётся носить крест и ходить без трусов одновременно. Так что там с ирландцами? Они нашли горшочек с золотом или взяли в рабство лепрекона?
— Без понятия. Вот только, — Уилл лениво улыбнулся, откладывая в сторону меню, и поймал едва не упавшую на пол шляпу, — Даниэля они вряд ли смогут теперь тронуть. У него охрана и связи. Он сам тот еще лепрекон. Чего не сказать обо мне. А валяться без сознания, пока кости будут срастаться — не очень хочется.
Трудно было сказать, что именно отразилось в этот момент на лице Алана. Хитрый, как у лисицы взгляд едва мог скрыть пронизывающую мужчину боль, но Маккензи держался. Он был мил с Уильямом все это время, за исключением нескольких незначительных стычек. Неожиданно для человека, который не моргнув глазом вынес смертный приговор целому семейству. Совесть Алана Маккензи не мучила, а единственным преступлением, по его мнению, за которое нужно было нести наказание, это ранние подъёмы. И то если не Алан был их инициатором.
— Что ж, ты сделал правильный выбор. — Алан брякнул идеальное «merci» подоспевшему с чашкой кофе официанту и звякнул ложечкой по фарфоровой стенке. — Париж прекрасен. Отдохни, наберись сил и потом возвращайся домой.
— А ты?
— А я побуду еще какое-то время в старушке Европе. Я хоть и бессмертное существо, но, как ты знаешь, меня тоже можно убить. Или скорее вывести из строя. Можно, конечно, сделать нового Алан Маккензи, но это отнимет слишком много времени и сил. А у меня нет сейчас ни того ни другого.
Казалось, они обговорили все вопросы еще тогда, год назад, когда Уилл впервые узнал о том, что мир населяют не только люди, но и Алан Маккензи. И вот сейчас, вопрос сам зачесался на языке. Алан размеренно помешивал в кофе в чашке, затем замер, открыл сахарницу перед собой и, мокрой ложкой, зачерпнул горсть таящего сахара. Сладкая приправа тут же отправилась на дно чашки, и Алан бросил вслед за ней еще одну горсть, удовлетворённо улыбнувшись и звякнув фарфоровой крышечкой.
— Наверно поздно это уточнять, но все же, — Уилл взъерошил волосы на затылке и неловко крякнул. — То есть ты можешь выглядеть, как твоей душе захочется?
— Душа довольно спорное понятие. Особенно для меня. Но да, я могу принять любой облик.
— И... почему ты выглядишь так?
— Просто я слишком люблю это тельце.
Очевидный ответ на очевидный вопрос. Алан Маккензи действительно был идеален в роли... Алана Маккензи. И Уильям едва ли мог представить его другим человеком. Но почему-то именно сейчас в голову Уилла полезли самые глупые вопросы, на которые он только был способен.
— Ты ведь, — осторожно протянул Уильям, — говоришь не только на английском?
— Верно, Уилл. Было глупо подозревать обратное, — улыбнулся Алан. — Знаю немецкий. Ну, его восточные диалекты. Провёл в своё время очень много времени при прусском дворе. И в Саксонии. Еще говорю на французском, испанском и итальянском. Читаю Достоевского в оригинале, если тебе это интересно. И знаю японский. Китайский мне не нравится по звучанию. И эта их система тонов. Одно неверное движение связок — и вот ты уже оскорбил чью-то мать. Еще могу объясниться по-гэльски или на польском. Но с последним бывают проблемы — часто путаю слова с русским. Еще неожиданные вопросы?
— А почему... Почему только эти? Мне казалось, что...
— Что я должен говорить на каждом языке, существующем в этом мире? Увы, Уилл. Возможности этого человеческого тела ограничены. Если его перегрузить произойдёт, — Алан усмехнулся, — сбой в системе. Разумеется, я могу запомнить больше, чем любой человек, но в этом теле только часть моего сознания. Важная для меня часть. Я не могу беспечно относиться к нему. Разумеется, как я только что сказал, все можно восстановить, но это займёт некоторое время.
Уилл хотел было съёрничать, но вместо этого выдохнул и промолчал. Официант подоспел как раз вовремя, чтобы переключить его внимание на дымящийся черный напиток в чашке. А следом за ним на столик перед Уиллом опустился десерт, который совершенно не подходил под то, что Уильям заказал несколькими минутами ранее. Небольшая корзиночка, от которой доносились ароматы карамели, ванили и апельсинов. Если это была ошибка Уильяма в произношении, то он нисколько не будет жалеть.
Желудок предательски заурчал и болезненно заныл, в рот набежала слюна и Уилл поспешил залить просыпающийся голод кофе. Алан наблюдал за ним, потягивая свой переслащённый напиток.
— Я решил, что крем-брюле подойдёт больше, чем хлеб с маслом. — Ах, это все же была не ошибка Уильяма; его произношение все еще было таким же ужасным. — А теперь позволь мне кое-что показать.
Алан вытащил из внутреннего кармана сложенный в четыре раза лист и, развернув резким движением, положил его перед Уильямом на стол. Жёлтая дешёвая фотография на прохудившейся подложке, которую можно было сделать в любом ателье, наберись у тебя нужная сумма. Девушка на фотографии показалась Уильяму смутно знакомой, но Уилл не мог припомнить ни как ее зовут, ни обстоятельств, при которых они могли бы встретиться. Внешний вид выдавал в ней работницу какого-нибудь захудалого борделя — посещать такой было себе дороже.
Уилл нахмурился и поднял взгляд на Алана, молча спрашивая взглядом: «И что ты хочешь этим сказать?»
— Мелани Купер. Проститутка из Норт-Сайда. — Алан покачнулся на стуле и сложил на груди руки.
— И при чём тут это?
— Посмотри на фотографию еще раз. Очень внимательно. Никого не напоминает это милое ангельское личико?
Мелани Купер. Уильям уже слышал это имя. Точнее — Уилл даже слегка подскочил на стуле, когда воспоминание вспыхнуло в его памяти, — видел на одном из писем Анхеля Куэрво. Теперь и лицо Мелани не казалось чужим — он узнал ее. Хоть и видел всего один раз в жизни, о котором предпочёл быстро забыть.
— Это же та девушка, которую ко мне привёл Анхель, — побледнев, пробормотал Уилл.
— Именно. И что ты об этом думаешь?
Уилл ничего об этом не думал. И его пустое выражение лица хорошо это показывало. Шестеренки в голове слишком заржавели, чтобы быстро соображать, поэтому Уильям вздохнул и посмотрел на Алана, ожидая объяснения.
— Сифилис четвёртой стадии, — с улыбкой начал перечислять Алан, загибая пальцы, — туберкулёз и ещё целый букет болезней, о которых в приличном обществе не говорят. Эта девушка не пережила бы даже падения с велосипеда, Уилл. Не то что операцию. Кстати, если тебе вдруг интересно, в ее крови нашли очень хорошую порцию героина.
— То есть умерла она не из-за того, что потеряла несколько литров крови, потому что мы не смогли остановить кровотечение? — съехидничал Уилл, отпивая из своей чашки.
— Нет, разумеется, из-за этого, но, — Алан вскинул палец, — не нужно так ехидничать. Мешать героин и наркоз — не лучшая идея. Это все просто очень удачное совпадение. А я не верю в совпадения.
Спорить с Аланом было глупо. Это не было удачным совпадением, а Анхель Куэрво слишком любил себя, чтобы связываться с подобными женщинами в отличном от денежных отношений смыслах. Анхель Куэрво посещал только дорогие бордели, которые держали его хорошие знакомые, именуя своим заведения «престижными отелями». Анхель Куэрво вращался в кругах, где Мелани Купер никогда бы не появилась. А найти девушку можно было только выйдя на улицу после полуночи.
Анхель Куэрво подставил его.
Уилл поперхнулся кофе, спешно отставляя в сторону тарелку с чашкой. Алан едко усмехнулся, наклонившись над столом и неспешно помешивая свой напиток, хотя сахар в нем давно растворился. Забавно, Алан пил кофе с сахаром.
— Почему ты не рассказал мне раньше? — голос Уилла вырвался из обожжённого горла хрипом и царапнул язык.
— А что бы это изменило? — пожал плечами Алан, с удивлением поглядывая на Уилла, пока все внимание было приковано к лежащей на краю стола газете. — Твоё отношение к Анхелю? Ты и так его не любил, не обманывай себя. Мстить ты бы вряд ли стал — это не твой стиль.
— Я бы не чувствовал себя виноватым.
— Ты и так не чувствуешь себя виноватым, Уилл, — фыркнул Алан, поднимая глаза к небу, и редко выдохнул. — Ты заставляешь себя испытывать вину. И стыдишься, что не делаешь этого, как следует. На самом деле в этом нет ничего предосудительного. У каждого человека внутри свои демоны. И твои лишь в том, что ты не переживаешь за других людей так, как за самого себя. Ты пытался внушить себе чувство вины из-за смерти Анхеля. А когда у тебя это не получилось, начал внушать себе, что непременно должен чувствовать себя виноватым из-за отсутствия эмоций. Люди любят все усложнять. Мир и так сложный, а вы еще прибавляете в него проблем.
— Как будто вы не чувствуете вину.
Губы Алана сжались. Глаза прищурились, и Уильяму не понравился взгляд, которым Маккензи на него посмотрел. Взгляд хищника, оказавшегося в роли жертвы. И через секунду он стал привычно насмешливым. В уголках глаз пролегли небольшие морщинки, и Алан рассмеялся.
— Чувствую ли я вину, — Алан не спрашивал, но утверждал, растягивая каждую гласную. — Я чувствую... разочарование. В самом себе. Чувствую обиду других ко мне. Но я не чувствую вины. Вина разрушает. И это не лучший способ для саморазрушения. Алкоголь и сигареты. Предпочитаю их.
Алан насмехался над Уиллом. И на этот раз тем, кто видел собеседника насквозь, оказался Уильям. Алан мог до конца времён отрицать то, что он чувствует вину перед самим собой — не разочарование, нет, а вину в том, чего он не сделал, — но Уилл все слышал. И видел. Самообман был маской Алана Маккензи. Но и она порой давала трещины. Цена доверия была высокой, и платили ее в отношениях оба.
Тарелка ударилась о стол, и ложечка со звоном опустилась на неё. Алан поправил узел галстука, посильней его затягивая. Мимо них проплыли несколько женщин, на что Маккензи тут же поспешил проводить их оценивающим взглядом.
— Как я уже говорил тебе раньше, Уилл, — Алан вернулся взглядом к Уильяму, водружая на голову кофейного цвета шляпу, — ты мне нравишься. Как человек. Как личность. Как друг в конце концов. Мне с тобой интересно, и я бы хотел... продолжить наши увлекательные разговоры о вселенной, о природе вещей, о твоём экзистенциальном кризисе, кризисе личности и о твоём месте в этом мире. Но...
— Все самое интересно всегда идёт после «но», — сухо ответил Уильям, ощущая, что ему не понравится то, что сейчас скажет Алан.
— Спасибо, мой очевидный друг.
Алан залпом выпил весь принесённый ему кофе, свернул газету в несколько раз и бросил на столик пару помятых франков.
— Но меня ждёт встреча с парой очаровательных барышень неподалёку, — Маккензи подмигнул Уильяму и поднялся из-за столика. — Не скучай. Скоро вернусь.
Алан что-то сказал официанту, и тот в ответ сдержанно кивнул. Напоследок Алан еще раз подмигнул Уильяму и помахал. А затем быстрым шагом бросился вслед за удаляющимися от них женщинами. Маккензи догнал их на самом углу, вежливо приподнял шляпу и сходу рассмешил их. Он оказался немного ниже вышагивающих по брусчатке парижанок, но это не помешало ему тут же заполучить двух из них себе в спутницы и, размашистым жестом газеты указав на возвышающийся собор, неторопливо направить спутниц к достопримечательности столицы.
Уильям усмехнулся, покачал головой и откинулся на спинку плетёного стула, наслаждаясь горячим горьким кофе и выглядывающим из-за домов утренним солнцем. Они обсудят все с Аланом завтра, когда он вернётся со своего маленького рандеву.
А пока Уилл впервые за долгое время мог не торопиться и вдыхать свежий воздух Парижа.
«Микстура Бехтерева» (лат. mixtura Bechtereva) — лекарственный препарат в форме микстуры, оказывающий успокаивающее действие на центральную нервную систему, умеренное противосудорожное действие, и стимулирующий сердечную деятельность. Относится к комбинированным седативным лекарственным средствам.
Гарсон (фр. garçon — мальчик) — официант или посыльный во Франции.