В книгах всегда писали о любви до гроба. О любви, способной менять весь мир, устраивать войны и революции, спасать и губить сотни, если не миллионы людских жизней.
О любви, которая могла бы противостоять всему.
А ещё об всех этих грёбанных родственных душах, без которых полноценным себя не ощущает ни один человек.
Хван на это обычно закатывал глаза, и раздражённо цокал, прогоняя новые связки и делая музыку в наушниках погромче, чтобы эти бредовые мысли даже коситься в его сторону не смели.
Хёнджин никогда и никого не любил. Он вырос сиротой в детдоме на окраине Сеула, и с самого своего детства ненавидел слушать о всей этой чепухе.
Как можно было верить в любовь, если ты никогда её не получаешь?
Всё, что ему было доступно с ранних лет, это лишь постоянные драки с мальчишками за еду, всегда поцарапанные от постоянных падений из-за недоедания ноги, и саднящие от извечных драк и кулаков губы и нос. Не любовь, нет. И потому подобно другим своим сверстникам, тот не ждал от неба подарка на своё восемнадцатилетие, а оттачивал до идеала и так худощавое тело, и танцевал до изнеможения. Потому что дышал только этим. Ждал только свободы. Горел только желанием выйти отсюда, а не заняться поиском не нужного ему какого-то человека, что видите-ли предназначен ему судьбой.
Да вот как и обычно, там, наверху, всё решили за него сами. В то утро, когда на часах пробило едва ли шесть, вместе с первыми лучами мартовского солнца настраивался и Хёнджин с одной единственной горевшей на подкорке сознания мыслью - сегодня. Сегодня парень наконец-то уйдёт из этого проклятого места.
Видит Бог, не собирался он заниматься поиском соулмейта, да вот только она сама свалилась ему и в переносном, и в буквальном смысле на голову.
Не так юноша представлял себе это двадцатое марта. Совсем не так.
Не успевший ещё толком отойти от бессоной ночи, проведённой в танцевальном зале, куда его пару лет назад взяли за бесприкословный талант и пластику, как ему в голову сначала прилетел чей-то ботинок, на вид размера тридцать седьмого, а следом и сама хозяйка золушкиной туфельки, свалившаяся, видно с соседнего дома, и его крутой лестницы.
Сказать, что брюнет был зол, значит преуменьшить в несколько сотен раз его разочарование этой неожиданностью. Какого чёрта всё сегодня идёт не так, как было задумано? Сначала танцы. Феликс, парень чьи родители и держали эту танцевальную студию и так щедро согласились пускать его время от времени в один из своих запасных залов, совсем стал занят подготовкой к выпускным экзаменам, и из-за этого составить ему компанию не мог. Потом детдом. Едва ли вчера танцор завёл разговор об уходе, как воспитательница взбеленилась и ему ещё около получаса пришлось слушать о том, как многое ему дало это заведение и какой же он, чёрт его дери, неблагодарный. Распрощались с криками. Хван себе поклялся туда больше не ступать ни ногой.
А теперь вот это вот. Свалившееся на голову недоразумение.
Спрашивается, где в своей несчастной жизни тёмновласый уже успел так нагрешить?
- Тебя не учили под ноги смотреть? С какого перепуга ты падаешь на меня чуть ли не с неба и сбиваешь с ног? - потирая ушибленные локти, и подбирая упавшую с плеча дорожную сумку будто бы риторически и недовольно вопрашает юноша.
Чёрновласый отряхивает испачканенные от падения штаны, и косится неодобрительно в сторону чуть шипящей девушки. Та растирает кровоточащее колено в разодранной дырке тёмно-синих джинс, и сквозь спавшие на лицо длинные чёрные волосы бубнит себе под нос, кажется ему, что ругательства.
- Я как ангел упала с неба на тебя! А ты такой неблагодарный! - звучит слегка обиженно, потом тон сменяется на обыденный, и пока она аккуратно осматривает свои ладони на наличие грязи, и после окончательно выдыхает, и поправляет наскоро одной рукой волосы, девушка вновь обращается к нему. - И вообще, ты был предупреждён ботинком! - а следом, как в довершение картины, взирают эти серовато-карии бездонные глаза, как он уже понял, на собственном примере, под плёнкой линз.
Хёнджин, наблюдавший за этим спектаклем скептическим взглядом, прикрывает усталые очи и запрокидывает голову к верху, скрывая все свои эмоции под упавшей на лоб ладонью.
- Какой здравомыслящий человек вперёд себя кидает туфлю? - максимально убито и осуждающе, но незнакомка пожимает плечами, и вдруг прыскает звонким смехом.
- Как мы уже выяснили, я! - гордо и торжествующе заключает юница между перерывами хохота. - Согласись, оригинально же!
Брюнет смотрит на неё сквозь пальцы, а после мученически стонет. Отличное начало дня рождения. Всем бы так. И вот вы говорите, что некто подобный предназначен свыше ему? Вот такой всклоченный, немного неуклюжий и прямо скажем странный человек, от которого никогда не знаешь, чего ожидать? Боже упаси. У него и так жизнь не сахар, и вот такие подобные подарочки ему не сдались. И нет, никакие чёртовы соулмейты, не смогли бы ему помочь поменять своё мнение тогда. Вот вообще.
***
Всё усугублялось тем, что теперь Хёнджин был бездомным. Пока гулял по парку с переменным успехом эти мысли одолевали его, и в конце концов тот сдался, отыскивая пустынную лавочку в тихом закутке парка, и сгружаясь на неё всем бренным телом. Сумка при падении подле него жалобно скрипнула цепями на ней, и чуть обмякла. Парень не в пример чувствовал себя примерно также. Хотя ему точно было хуже.
Его минимальных сбережений хватило едва бы продержаться неделю, а результаты экзаменов, что сдавал меньше месяца назад, оставляли желать лучшего. Поступать с такими оценками было можно разве что в колледж. И если талантом двигаться он обделен не был, то вот способностью оплачивать учёбу вряд ли. И вот теперь, эта труднейшая на данный момент проблема в жизни его убивала. Морально. Жестоко. Сокрущающе. Без малейшей попытки сохраниться на этом этапе и всё переиграть. Изменить исход ему предначертанный.
Это же такая отличная перспектива умереть в парке на лавочке в собственный же день рождения, не думаете?
И если вы даже сейчас всё ещё уверены, что соулмейты ему жизненно необходимы, то вам не о чём с ним разговаривать. Юноша может дать вам номер отличного психолога, с которым сам провел несколько лет, по наводке своей воспитательницы, считавшей его неправильным ребёнком, но более ничего. Брюнет сидел на скамейке с видом на реку Хан, и зарывался пальцами в тёмные волосы, размышляя над тем, что же ему делать дальше, и как жить, ведь говоря откровенно... Хван не понимал.
С детства заключённый в стены детдома, парень не знал жизни вне. Никогда не убегал, и старался не доставлять проблем никому. В тринадцать познакомился с мальчишкой из параллельного класса, столкнувшись с ним в классе для практик в своей школе, и поразив того стойким желанием и пламенным рвением, с тех пор пару раз в месяц мог танцевать в зале его родителей. Пробовал курить в шестнадцать, но быстро понял, что гробить свою жизнь за деньги не хочет. Всегда избегал плохих компаний, и по сути своей был одиночкой. Учился не то чтобы плохо, но вряд ли комната в детском доме, с её шумом, вечным мальчишками-задирами и хаосом остальных детей могла позволить ему учиться лучше, чем тогда, Хван и так из кожи вон лез дабы иметь хоть по семьдесят баллов на промежуточных.
Он мог бы быть примерным мальчиком, выросшим в хорошей и обеспеченой семье с любящими родителями, но вместо этого его родная же мать, родив в семнадцать от секса по пьяне на какой-то из многочисленных её тусовок, оставила его на пороге детдома, удосужившись лишь оставить неточные координаты о том, кто она, и не желая боле брать на себя ответственность за ещё одного маленького человека, отчалила в закат. Уже в одиннадцать мальчик узнал, что та умерла от передоза на очередной из вечеринок. Об отце же и по сей день ничего не ведал. Может это был один из тех, кто продал ей последнюю дозу, а может какой-либо из чиновников, которые часто на подобных вечерах снимали девушек на ночь. Для всех Хёнджин был прожигателем жизни и просто грубым, не сведущем в образовании ребёнком. Но вот жизни как таковой, увы, чтобы там кто не твердил, не знал. Не довелось. У него не было ни работы, ни какого-либо другой способа зароботка, и хоть малейшей крыши над головой. Всё, что ему было доступно, это его мечта. Но на неё еды не купишь.
Танцор мученически вздыхает и сжимает в тиски пряди, опуская голову ещё ниже, едва ли не теряясь в своих длинных ногах. Скамейка под ним чуть жалобно скрипит, когда тот нагинается достаточно вниз для того, чтобы ещё немного, и упасть с неё напрочь. Где-то на деревьях чуть слышно чирикают утренние птицы, а небо раскрашивается пастельными оттенками голубизны, являя мартовское солнце Сеулу. Со всех сторон, с каких не глянь, день обещает выдаться погожим, но вот чёрновласый справедливо так не считает, и имеет на это полное право. По крайне мере до тех пор как...
- Неужели я настолько сильно тебя приложила, что ты отчаялся встретить новые сутки? - звучит весёлый, но с едва уловимыми нотками беспокойства в голосе знакомый тон, и парень ушам своим не верит. Пока морально готовит себя поднять голову на звук, про себя молится, чтобы ему показалось. Не может же ему так везти, верно? Оказалось, что может. Ещё как. Когда хуже уже вроде чисто физически быть не может, происходит оно.
Хёнджин матерится, но взгляда не отрывает.
Как банально, чёрт бы вас побрал.
Перед ним она - обладательница теперь уже чистых, без прикрытия смешанного оттенка линз глаз, с лёгкой завесой чёрной чёлки, худая и немного нескладная, такое впечатление, что застрявшая в подростковом периоде, девчушка. Даже не девушка. Отнюдь, создаётся такое впечатление, что она - только-только переступила порог пятнадцатилетия.
Смотрит на него тёмным омутом с примесью горького шоколада на дне, и улыбается так безмятежно, словно жизнь человека перед ней, его жизнь, прямо сейчас не рушится. Вот кто, кто покажите ему, создал это глупое правило?
Это даже не смешно. Ни разу, на самом-то деле. Но он узнаёт её.
По этим глазам.
Нет, мир вокруг него не разражается красками, подобно многочисленным сюжетам книг для малолетних школьниц или всех тех жутко слащавых пособий по соулмейтам. Нет, он и до этого вполне себе нормально, пускай и относительно, жил и чувствовал себя при этом едва ли не чудесно. Но этот взгляд. Заглядывающий в самую душу. Достающий как раз до дна, до закрытой для остальных подкорки всех его мыслей. Выворачивающий наизнанку чувства, он что-то в нём задевает. И переворачивает с ног на голову.
Этот взгляд определённо юноша узнал бы и из тысячи, миллионов и миллиардов людей на этой земле.
Хёнджину было восемнадцать, когда его выгнали из детдома, единственного его места обитания, вынуждая собрать все свои монатки и отчалить в неизвестность. Хёнджину было восемнадцать, когда его жизнь стремительно начала идти под откос с поразительным умением притягивать всё новые, и гораздо больше предыдущих несчастий, проблемы. Хёнджину было восемнадцать, когда его нежелание искать родственную душу обернулось против него же. Она сама в итоге нашла его. Естественно для неё это тоже не осталось чем-то неизведанным и тайным, и это ему прекрасно было известно по мгновенно же округлившимся очам, обрамлёнными маленькими тёмными ресницами. Проскочившему в них неверию в это, следом сменившимся мимолетной радостью.
Но проблема была в другом.
Ему не нужны были соулмейты.
Ни тогда, ни сейчас. Нет.
Он на это не подписывался.
Быть может чёрновласая прочла это в его взгляде, быть может тот выглядел ошеломленно, и слишком откровенно обескураженным и недовольным, но она ничего не сказала. Не бросилась ему на шею. Не стала говорить о том, что теперь они обязательно будут вместе. Что они нашли друг друга. Она не сделала ничего из этого. Лишь молча села рядом. Даже не соприкасаясь с ним.
- Тебе не нужна я. - словно говорит о погоде, заключила та самым обыденным, ничего особо не значащим тоном. Будто ей не было обидно. Будто от неё сейчас не отказывался собственный же соулмейт. Тот, который предназначен судьбой свыше. - Я не буду тебя держать. - и на его шокированно вздёрнутые брови, словно в немом вопросе или недоверии в этом утверждении, лишь пожала плечами и вновь улыбнулась. Спокойно, ласково, без толики фальши или скребущей внутри злости. Вот так легко. - Спасибо, что дал мне знать, что я не одна.
И прежде чем Хван успел что-либо сказать ей, возразить или даже просто попытаться всё объяснить, девушка тихо поднялась, и как ни в чём не бывало махнула ему рукой на прощание так неожиданно и в тоже время цепляюще, что что-то внутри него ёкнуло. Весенний порыв ветра встрепал её длинные волосы, провожая фигуру дальше по берегу, но Хёнджин не смел больше её удерживать здесь. Не тогда, когда хотел сказать, что она и вправду была ему не нужна. Но ему хотелось лишь узнать как её зовут. И только успела эта мысль промелькнуть, зацепить хвостом сознание и укрепиться, обосноваться у него в голове, как от неё не осталось и следа. Будто видение, та растворилась среди деревьев парка. Не сумев вовремя броситься вдогонку, брюнет ещё грузнее и раздраженней опустился обратно на скамейку. Чёрт его дери, всё должно было быть не так.
Он опять всё испортил.
***
Хёнджину чертовски не нравилось чувствовать себя так. Было такое ощущение, что от него оторвали не меньше половины, и спрятали на другом конце этого огромного мира. Внутри постоянно что-то болезненно скребло и ныло.
Любовь напоминала ему, что он сам виноват в том, что упустил её.
Ту, которая, как брюнет думает, могла бы попытаться его принять таким, какой он есть. Ту, которая подарила ему долгожданную свободу от оков родственных связей, ничего не потребовав взамен. Ту, без которой внутри теперь всё горело адовым огнём.
Кажется, в книгах что-то было о том, что от неприятия соулмейта человек может и умереть, попросту не выдержав свалившейся на него мучительной боли и тотального одиночества. Но разве могло ли это быть правдой?
Можно ли было умереть от любви?
Вот так просто?
Это казалось ему нечестным.
Почему из-за своего же выбора человек должен был страдать?
Почему природой заложено иметь родственную душу? Почему нельзя было от неё просто отказаться? Хван Хёнджин этого не понимал. Ровно также, как и не понимал до этого, почему из-за любви устраивались войны, революции, и менялся мир. Это ведь необъяснимо по своей сути. И так глупо, кто бы знал.
И нет, даже повстречав теперь её, он этого не понял. Вот только жгло внутри и вправду очень сильно. Невыносимо. Терпеть сил больше не было. Спустя буквально пару часов после их неудачного разговора, танцор подхватил свою сумку, оглядел напоследок скамейку, послужившую ему временным убежищем от всего остального мира, и двинулся в путь.
Туда, где всё началось.
Брюнет понятия не имел ни как её зовут, ни был ли тот дом её, или же в какой школе, а в том, что она школьница парень был уверен, уж слишком она была маленькой, та училась. Но одно знал точно. Теперь без неё ему придётся туго.
Площадка перед домом, и та самая лестница встречали его безмолвие. В этом спальном районе сегодня он оказался случайно. Ночью, собрав вещи и уйдя из детдома, ему захотелось просто пройтись, раз не удалось уйти в танцы, и проветрить кипящую голову, и вот так спустя пару часов брожения по ночному Сеулу дорога привела его сюда. Сдаётся ему, не просто так.
Вопреки ожиданиям, её тот заприметил почти сразу. Притаившаяся на шестой ступеньке девушка сидела уставившись в никуда. В который раз задумался парень о том, как же всё-таки ей с ним будет тяжело. Он не был обучен любить. И толком выражать свои мысли и чувства тоже. Хван подошёл чуть ближе, не решаясь подниматься к ней, и потому опустился на нижних ступенях.
- Я знаю, что это прозвучит очень странно, и быть может глупо или отчаянно. Но я прошу только одного, не перебивай меня, пожалуйста. - привлекая к себе внимание затараторил юноша, и не мгновенье отведя взор, нервно выдохнул и сжал в кулак ручку сумки, собрался с мыслями, и вернул на неё взгляд.
- Я рос в детдоме, и никогда не знал, что такое любовь. О соулмейтах читал лишь из книг, да слышал краем уха от разговоров девчонок в школе, потому всегда был уверен, что мне они не нужны. Кому нужен такой ребёнок, если от него отказались его же родные родители? Меня никогда не переубеждали в обратном, и потому вырос я с мыслью о том, что если и встречу свою родственную душу, не буду её принимать, и отпущу на свободу, дабы она нашла кого-то ещё. Нашла кого-то лучше меня, понимаешь? Так я думал только ещё сегодня утром, когда ты нечаянно свалилась на меня буквально из ниоткуда. Я не придал этому значение и тогда, но увидев твои глаза там, у реки, во мне что-то перемкнуло. Не хотел я связываться с этим. У меня и так в жизни сейчас всё идёт не лучшим образом, а теперь ещё и всё это. Я растерялся. Тебе же ещё школу оканчивать, тебе не нужны сейчас отношения, и ты могла бы найти кого-нибудь лучше меня в разы и тысячи, но... - вздохнул тот полной грудью, и чуть поддавшись вперёд аккуратно взял нежную девичью руку в свою.
Хрупкая ладонь в его длинных пальцах утонула, и сперва показалась слишком несуразной, но чем дольше тот смотрел на неё, тем больше ему казалось, что так и должно быть. Что это правильно. Её взор, направленный на него, говорил ему лучше всех слов. - Твои глаза дали мне надежду на лучший исход. Я не умею любить. Но очень постараюсь научиться. Ради тебя. И если ты примешь меня таким, то я буду безмерно счастлив.
Хёнджин под конец речи смог побороть свою неуверенность, и даже начать слегка поглаживать большим пальцем тыльную сторону девичьей ладони, всматриваясь в её лицо, и пытаясь прочитать всё то, о чём она сейчас думает. Что держит внутри себя.
- Я не считаю всё вышесказанное глупым. И благодарю тебя за честность и невиданную мной ранее никогда недюжинную смелость. Честно говоря, я и не думала тебя осуждать за твой выбор или его последствия, ведь каждый волен выбирать сам, но мне было лишь слегка обидно. Я мечтала о соулмейте с семи лет, когда только начала ходить на танцы и встретила много красивых парных танцев. Мне так хотелось когда-нибудь станцевать с кем-нибудь родным, и я загорелась этой идеей. Пронесла её сквозь года. И сегодня, впервые увидев тебя лично, подумала, что было бы прекрасно иметь своего человека, который бы, как и я, дышал танцами. Я не думала, и даже не ожидала, что мои заболевшие от линз глаза, и твоя сгорбившаяся на лавочке фигура приведут ко всему этому. Не ожидала, что встретив тебя однажды в танцевальном зале, буду сидеть здесь сейчас с осознанием, что именно ты предназначен мне. Я не хотела падать на тебя. Это вышло случайно. - в свою очередь чуть слышно выдохнула чёрновласая, и в ответ сжала его руку в своей.
По обоим прошёлся разряд тока.
Она улыбнулась. - Я знала тебя заочно по рассказам знакомых и одноклассников, но никогда лично не видела твои танцы. Ты ведь, наверное, даже и не знал, что мы ходим в один и тот же зал и учились в параллельных классах, ведь так? Ты никогда не обращал ни на кого внимания, и всегда был в себе. Даже и подумать не могла, что ты рос в таком окружении. Но тем не менее, я не хочу отказываться от тебя. Только не тогда, когда наконец обрела, слышишь? Я ждала тебя. - и в этот раз наклонившись самой, она в действительности прикрыла глаза, и облокотилась своим лбом об его. - Скажи, готов ли ты разделить свою жизнь со мной?
Юноша моргнул растерянно, скосив на спокойную, почти не подающую вида или какого-то ни было волнения девушку, и вдруг совсем отчётливо понял, что да. Он готов.
- Это ведь ты была капитаном команды черлидерш, да? Сейчас, когда ты рассказала об этом, я вспомнил маленькую девчонку, которая на праздниках всегда умела зажечь толпу своими движениями. Ты училась в одном классе с моим приятелем Ёнбоком. - и едва уловимо улыбнувшись, тот наконец-то отстранился, вновь воззрившись на неё. - Ты знала, что ты превосходный танцор?
В ответ на эту реплику та разразразилась солнечным хототом.
- Ты тоже, Хёнджин, ты тоже. - и вот где-то здесь в полной мере парень понял, кого мог потерять. И между этим осознанием и следующим его разделил один лишь взмах её шёлковых ресниц.
- Подожди-ка, почему ты знаешь как меня зовут, а я до сих пор не в курсе, как зовут моего соулмейта и напарника по танцам? - шуточно нахмурился тот, и наигранно сделав злой вид, сузил свои глаза. - Признавайся, ты ведь следила за мной, да? И сегодня налетела ни разу не случайно!
Брюнет чувствовал себя сейчас немного глупо, пытаясь развеселить её, но...
Её раскатистый смех определённо того стоил.
- Конечно. Караулила тебя всю ночь. Вечернюю тренировку из-за тебя пропустила, а ты и имени моего не знаешь! - и наигранно недовольно вздохнув, брюнетка не выдержала этого взора кариих, тёмно-коньячных глаз, гипнотизирующих её своей глубиной омутов, и снова растянулась в до безобразия счастливой улыбке. - Ха Суён я.
- Суён, значит, - перекатил на языке Хван, после хмыкнув поднялся, быстро отряхивая свои штаны от возможной грязи из-за сидения на ступеньках, и протянул ей слегка подрагивающую вторую ладонь. - Пойдём, Суён, будем отрабатывать пропущенную тренировку. А то это не дело, хотя ведь бывший капитан черлидерш, и моя напарница! - и неудовлетворительно цокнув, он быстро, но аккуратно её поднял, подхватил свою сумку, и перехватив поудобнее ладонь, двинулся в то место, где чувствовал себя по-настоящему на своём месте.
В танцевальный зал. Им ещё танец вместе ставить. И пускай любить Хёнджин в действительности не умеет. Но пообещал ей научиться. А если он что-то пообещал, то слово своё точно сдержит. Она ведь ждала его столько лет.
***
За невероятно тонкую и пропитанную минором стекла обложку спасибо великолепной lowewol 💙
Она выполнила эту обложку в таком чувственном оттенке призрачно–серого цвета, что право слово мне стало стыдно, что это всего лишь драббл.
Я даже подумываю над тем, чтобы это в будущем, возможно, исправить, потому что эта работа достойного хорошего отборного стекла и драмы... Боже мой, она просто ломает меня.
Не хватает слов, одни маты на уме от всего, что я испытываю. Я в ничто с неё🤒
Спасибо🤧