Топаз крутил в голове слова Голода. Те засели плотно, впиваясь когтями в разум, проникая своим ядом в подсознание. И два правила, сказанные Голодом, буквально за несколько часов осознались Топазом. Теперь это казалось ему настоящей истиной. Тем, к чему стоит стремиться. И ему вовсе не казалось странным то, как быстро он поменял свое мнение.
Ведомый. Кроткий. Послушный.
Однако, изменить мнение еще не значило полностью принять его, полностью отдаться этой идее. Он все еще вспоминал друзей, но пытался занять голову чем-то, лишь бы не думать об этом. То — жизнь Лекса Вега, а никак не Топаза.
Сидя у окна, он пытался успокоить эмоции. Притупить их. Дышал ровно и глубоко, как делал всегда, когда хотел подумать и очистить голову. Юность сидела позади на кровати, неизвестно чем занимаясь. Когда Топаз вернулся в комнату, она просто смотрела в одну точку, не обращая на него никакого внимания.
— И что мы будем делать дальше? — спросила она.
Топаз дернул носом.
— Ничего, — ответил он. — Я буду учиться, ты тоже можешь.
— Но мы пришли сюда вместе.
— И? — не поворачивая головы, бросил Топаз. — Нет никаких нас, Юность. Есть я и ты. Не будь меня, чем бы ты здесь занималась? Ты ведь тоже хотела сюда.
— Я такого не говорила, — по ее интонации было понятно, что она нахмурилась.
— Не хотела бы — не пошла, — пожал он плечами. — Я ведь тебя не похищал.
Юность помолчала. Топаз еще раз набрал воздуха и прикрыл глаза.
— Что-то случилось? — спросила она.
Топаз сжал челюсти.
Он не мог объяснить ей, почему решил отталкивать ее. После того, как был таким добрым с ней. После того, как сам увязался за ней. После того, как позвал с собой.
Но почему? Боялся обидеть?
— Ничего, — ответил Топаз.
— Ты другой, — отметила она.
Парень удивленно усмехнулся.
— Ты ведь меня почти не знаешь, — все же обернулся он. — Не знаешь, какой я на самом деле.
— Ты странный, но милый, — беззаботно сказала она, не смущаясь. — А теперь ты холодный и злой. Я что-то сделала не так?
— Не будем об этом, — качнул он головой, отталкиваясь от подоконника. — Тебе нужно сходить к Голоду. Поговорить. Раз ты здесь, ты должна понимать, зачем. И быть полезной людям, которые нас приютили.
С этими словами он вышел из комнаты, надеясь найти себе место тише. Хорошо, что в столь большом здании, занятом лишь парой десятков человек, почти любой угол был неприметным уголком для раздумий.
Топаз размеренным шагом мерил коридоры. Думал о том, что слышал с утра. Видел эмоции на лице Тропы, которая переживала о брате. И не знал, считается ли их семейная любовь здесь такой же запретной. Не понимал, простительно ли то, что Тропа переживает о брате.
Мыслей было много. Но Топаз буквально физически ощущал, как необходимые Голоду мысли захватывали разбившееся сознание. Чувствовал, как те оставляли свои следы, обосновывались, как новые хозяева. Вытесняли привычный уклад, воспоминания.
От этого было больно. Буквально.
Он остановился у стены, придерживаясь рукой. Пальцами второй коснулся лба, на котором проступила пульсирующая вена, словно парень был напряжен. Сознание раскалывалось на тысячи мелких кусочков и перестраивалось заново.
Однако он неосознанно боролся с этим, как иммунитет с вирусом.
Темнело в глазах.
Он не успел понять, как чья-то рука подхватила его, не дав упасть. Топаз поморгал, пытаясь восстановить расфокусированное зрение. Перед ним стояла Тропа. Ее лицо не выражало удивления, лишь легкий оттенок беспокойства.
— Сильно болит? — спросила она, держа руку на его плече.
Он покачал головой и сделал шаг в сторону, тактично убирая пальцы Тропы от себя.
— Еще и мысли читать умеешь? — спросил Топаз.
— Нет, — улыбнулась она. — Ты говорил с Голодом. После такого подобные приступы не новинка. Привыкнешь. Я в первый раз упала в обморок.
Топаз непонимающе на нее посмотрел.
— Он говорил тебе о правилах, так? — приподняла она брови. — Наверное, еще и дрался. Твое сознание больше всего уязвимо в бою.
— Я понял это, — перебил он, — но...
— Никто не знает точно, как объяснить способности Голода, — тише сказала Тропа, приглашая его жестом пройтись вперед. Топаз сделал неуверенный шаг, страхуя себя возле стены. — Но мы точно знаем, что он питается жизненными силами людей. Поглощает их. Люди умирают из-за этого.
— Хочешь сказать, он позавтракал мной? — хмыкнул Топаз.
— И он способен управлять нашим сознанием. Ты сейчас чувствуешь себя должным дать ему то, что он требует, — не обратила внимания на вопрос девушка. — Чем больше ты будешь сопротивляться этому, тем больнее будет. Но потом питать его станет твоим привычным делом.
Она усмехнулась и покачала головой. Понимала, как это звучит.
— Но, Топаз, прошу, сопротивляйся, — неожиданно сказала она. — Ты слаб сейчас, напуган и растерян. Мы все были такими, когда пришли сюда. Когда мы с Севером нашли Голода, мне было двенадцать, а Северу шесть. Мы прошли полмира вдвоем, видели то, чего не должны были видеть дети. Знаешь, а он ведь никогда не считал нас за детей, попавших в беду. Видел в нас лишь полный энергии сосуд.
Топаз поднял руку вверх.
— Зачем ты мне все это говоришь? — спросил он. — Разве нам нельзя знать прошлое друг друга?
— Ты здесь лишь один день, а мы несколько лет. Бок о бок. Голод глуп, думая, что мы не сблизились. Я, правда, не знаю ничьих имен, но... Тебе тяжело понять это сейчас. Просто, пожалуйста, не давай ему того, что он хочет.
— Но Голод — наш лидер, — сопротивлялся Топаз. — Он должен знать, как лучше для всех.
— Ты хочешь так думать, но не думаешь, — робко улыбнулась Тропа, останавливаясь. — Эпоха рассказывала тебе, почему бросила вызов Голоду? — Топаз молчал. — Гранат рассказал мне, что вы встретили ее. — Он отрицательно качнул головой, отвечая на вопрос. — Она хотела занять его место.
Топаз хохотнул.
— Так вы, вместо того, что устраивать революцию в мире, устраиваете ее между собой? — презренно сощурил глаза он. — Как глупо.
— Без Эпохи здесь ничего не сдвинется, — дернула плечами она. — Ты можешь не верить мне. Я знаю, что не смогу достучаться до тебя сразу. Но... Сопротивляйся этому, ладно? Не становись просто безвольной куклой в его руках, как все мы.
Топаз с напряженным лицом смотрел на Тропу. Он видел в ее взгляде ненависть к самой себе за безволие. Понимал, что она переживет за брата. Понимал, почему обвиняет Голода. Ведь он запретил и ничего не делал сам.
Эта мысль ударилась о череп. Топаз прикрыл глаза, подавляя болезненный стон.
— Может начать лихорадить, — предупредила Тропа, рассеиваясь. — Приходи, если захочешь поговорить. Или если будет плохо.
И Топаз остался один в темном, холодном коридоре. Поежился, но продолжил свой бесцельный путь по лабиринтам фабрики. Рассматривал рисунки на стенах, разорванный алюминий на стенах — последствия взрыва. Углы со временем сгладились, но о починке не шло и речи.
Чем дальше Топаз уходил, тем громче в голове звучали слова Тропы. И все больше затухали наставления Голода. Будто бы радиус его воздействия ограничен, будто бы от этого можно было сбежать. И Топаз бежал, понимая, как дерьмово повел себя с Юностью.
Чувствовал, что если повернет назад, если захочет извиниться, то все испортит еще больше. Попадет под призрачное влияние Голода и оттолкнет девушку от себя еще дальше. Но ведь он отправил ее к Голоду. Значит, и она станет такой же, как он. Не придется извиняться, не придется сожалеть и думать о том, что беспочвенно охолодел. Она будет такой же.
Жить без подобных эмоций рядом с человеком, точно так же их лишенных, в перспективе казалось просто. Никакой привязанности, никакого стыда за свои слова. Привлекательно. Лишь с этой мыслью Топаз остановился, поняв, что уже сделал круг по этажу. И вернулся туда, откуда начинал — к своей комнате.
Юности внутри не было. Дверь была приоткрыта, внутри помещения гулял сквозняк. Топаз прошел внутрь, прикрыл окно. И когда сел на кровать, стараясь успокоить головную боль, выронил на пол бумажник. Тот, как и всегда, раскрылся.
Взгляд Топаза упал на фото, вложенное в него. Он почувствовал странное жжение в груди, словно кто-то медленно начал выкачивать из его легких воздух. Он схватил бумажник и напряженно уставился на снимок. Розовые волосы, широкая улыбка, из-за которой у Бэми глаза сжимались в тонкие полосочки.
Рука не поднялась выбросить фото, несмотря даже на боль, которую оно приносило. С одной стороны — понимание, что они не попрощались на время, а навсегда. Нет, они даже не прощались. С другой стороны — вирус, засевший в сознании, требующий прекратить думать, вспоминать, сожалеть.
Топаз закрыл бумажник и убрал в карман, падая на спину. Он опрокинул голову с одной стороны кровати, ноги свисали с другой. Чувствовал, как кровь подступает к щекам, как начинает гореть и краснеть лицо. Но продолжал так лежать, прикрыв глаза.
До момента, пока не услышал шаги.
Не поднимая головы, взглянул на того, кто пришел.
— Поговорила? — спросил он.
— Да, — ответила Юность, проходя к его кровати. Она опустилась рядом с ним, повернувшись спиной.
— Не дрались?
— Нет, — качнула она головой. — А должны были?
Топаз молча пожал плечами.
— Чувствуешь что-то? — спросил он, наконец поднявшись. От резкого подъема закружилась голова. Топаз будто бы начинал терять хватку, присущую человеку, у которого вся жизнь без остановки перескакивает с ног на голову и обратно.
— Не знаю, — растерянно проговорила Юность. — Ничего необычного, вроде.
— Ладно, — кивнул он, садясь рядом с ней.
Взглянул. Она снова прибрала волосы, но в этот раз в две косички, мирно лежащие на ее плечах. Он заметил, как девушка безрезультатно пыталась поправить макияж. Его лицо дрогнуло в чем-то, напоминавшем улыбку.
Шло время. От силы несколько часов, за которые небо успели затянуть грозовые тучи. На землю непроглядной стеной полился дождь. В лужах едва можно было рассмотреть огни отдаленного города.
От силы несколько часов, а казалось, что несколько дней. От бездействия хотелось заняться хоть чем-то. Но Топаз не знал, куда податься. Он завидовал Юности, которая, казалось бы, не скучая, просто разглядывала то, как молния раз за разом разрывает небо на несколько частей.
Каждый раз, как Топаз пытался открыть рот, силясь сказать простое «Прости», он чувствовал, как невидимая рука смыкается на его горле. Ощущал себя таким безвольным и подавленным, раз им так легко можно было манипулировать.
Думал об остальных, которые будто бы не замечали этого. Которые общались на эмоциональные темы без тени необъяснимой боли, не задыхаясь от слов. Не понимал, как это возможно. Привычка? Иммунитет? Сопротивление?
Топаз мысленно усмехнулся. И кому же они по итогу сопротивляются? Миру вокруг или собственному лидеру?
Ему нужны были ответы на все вопросы, которые роились в голове. Сам себе он ответить не мог, только накручивал и додумывал, что, разумеется, никогда и ни для кого ничем хорошим не заканчивалось.
Оставив Юность, по-прежнему наблюдающую за буйством стихии за окном, Топаз прошел вперед по коридору и постучал в приоткрытую дверь. Когда Тропа ответила, он перешагнул через порог.
Тропа сидела в своем кубе, бесцельно кидая мячик в стену. Тот отскакивал, она его ловила. Взглянув на Топаза, она по его лицу сразу поняла, зачем он пришел. Поднялась, открыла дверь куба и, вышагивая наружу, на секунду потеряла над собой контроль.
Часть ее тела рассеялась, но она успела собраться с духом, и лишь смущенно улыбнулась.
— Так бывает, — сказала Тропа. — После куба мое тело, как глаза после очков — расслабленно слишком сильно.
— Мы можем поговорить? — силясь, сказал Топаз.
— Не здесь, — ответила она и, накинув на плечи, кофту позвала его за собой.
Они шли коридорами, спускались по винтовым лестницам, прежде чем выйти к большому, просторному помещению. Там, сгорбившись над столом, и напевая себе под нос, над какими-то чертежами старался Гранат. Он лишь поднял глаза, посмотрев на тех, кто пришел, и продолжил свое занятие.
Все помещение было уставлено вскрытыми ящиками, из которых торчали различные детали. На многих была эмблема «BLCKMN Labs.». Ступая между стеллажей за Тропой, Топаз чувствовал, как ему становится легче.
И в то же время тяжелее от того, что ничто не заставляет его подавлять печаль, растущую в груди.
Тропа остановилась у одного из закрытых ящиков и присела на него, похлопав рядом. Топаз занял свое место. Тяжело вздохнул, не зная, с чего начать расспрос. Он взглянул на Тропу. Та тоже выглядела иначе.
Здесь ни он, ни она не ощущали в должной мере давления Голода. Топаз понимал, что Тропа думала о брате. Но не знал, чем ей можно помочь.
— Как вы здесь живете? — спросил он. — В смысле, чем занимаетесь целыми днями и какие вообще планы?
— Мы учимся контролю своих способностей, учимся стрелять и драться, — пожала она плечами. — Очень редко нам это пригождалось в итоге. Но Голод уверен, что мы должны уметь постоять за себя, если начнутся трудные времена.
— Можно подумать, сейчас легкие, — хмыкнул Топаз. — Вы планируете хоть что-то делать? Вам не надоело прятаться, как крысам, в этом месте?
Его слова пропитаны презрением. Сидеть сложа руки было не для него. После беспрерывного бега, резко остановившись, не можешь нормально стоять.
— Эпоха хотела начать бунт, но ее порыв подавили. Она хотела устроить мирную демонстрацию, что на нее мало похоже, но эту идею снова замяли. Я не знаю, что нам делать.
— Ничего, — крикнул Гранат. — Мы будем ждать приказа Голода. У него есть план, просто он не посвящает в него вас. Особенно таких, как Эпоха, которые будут пытаться вставить палки в колоса.
Топаз непонимающе глянул на Тропу.
— У него хороший слух, — ответила она, — а еще он подлиза Голода.
— Я все слышу, — бросил Гранат.
Тропа сморщила нос.
— У Голода «есть план» уже несколько лет. Но никто не знает о нем. Даже Гранат. Он только обещает нам, что дело продвигается, что скоро все наладится. А мы продолжаем сидеть здесь и бояться, когда нас найдут и перебьют.
— А как же Квантовое бессмертие? — приподнял брови Топаз. — Разве оно не?..
— Не обещает вечную жизнь? — продолжила она. — Да, но... Если я потеряю Севера здесь, то ни в какой другой Вселенной его не увижу. А если он потеряет меня... Именно поэтому Голод учит нас не привязываться друг к другу. Потерять близкого человека гораздо страшнее, чем умереть самому.
Топаз понимающе покивал.
— А, может, это действительно выход? — спросил он с надеждой в голосе. — Не привязываться и не любить. Я бы все отдал для того, чтобы не чувствовать этого. Но не через эту боль, которая... сжимает меня после разговора с Голодом.
— Боль проходит, дружище, — отозвался Гранат. — Через несколько недель, если сильно будешь сопротивляться, Голод все равно победит. Если поддашься, то через несколько дней. И тогда мысль о безразличии к остальным станет для тебя нормальной.
За время своего монолога, Гранат подошел к ним. Облокотился на стоящий рядом стеллаж и сверкнул синими искусственными глазами.
— Прежде чем ты, Тропа, начнешь спорить или осуждать меня, скажу, что я тоже привязан к вам всем, — продолжил он. — Но я не боюсь терять вас. Я переживаю за Севера потому, что он, вероятно, жив. Смерть — это горечь лишь для живых. Если я потеряю кого-то из вас, то не буду лить слез, зная, что вам это не поможет. Да и не нужно вам это. Ты бы хотела, чтобы я после твоей смерти горевал по тебе? — Тропа молчала. — Ты бы хотела, чтобы я позаботился о Севере. И я бы сделал это. Мы должны продолжать жить ради живых, а не погибать душевно из-за мертвых. Это касается и тебя, Топаз.
Он, прищурившись, смотрел на темнокожего парня.
— Я согласен, что философия Голода не идеальна. Что в ней много изъянов. Вся эта бесчеловечность, лишенность чувств. Мы для него — как пешки на шахматной доске, понимаете? Потому что он понимает, что в нужный момент можно рискнуть кем-то ради того, чтобы поставить мат вражескому королю.
— И ради чего он рискнул тем, что не позволил нам найти моего брата? — встрепенулась Тропа, притягивая обратно рассевшиеся частицы своего тела.
— Ради нашей безопасности. Если все будут защищать одну пешку, которая не может...
— Заткнись, — бросила Тропа. — Я прекрасно знаю, что ты не умеешь играть в шахматы. Насмотрелся на то, как этим страдает Гром день ото дня. И ты не имеешь права говорить мне, что мой брат — бесполезная пешка. Голод, и ты вместе с ним, заставили его почувствовать себя таким.
Гранат устало прикрыл глаза.
Топаз чувствовал себя, как между двух огней.
— Он своенравный, — ответил Гранат. — Я много раз говорил тебе о том, что он лезет на рожон, не понимая, что его ждет. Вы взяли его освобождать Эпоху, показав, что он может быть полезным в самом пекле. Пойми, я переживаю о нем так же, как и ты. И я искренне не хотел, чтобы он попал в беду из-за ваших попыток развязать революцию раньше времени.
— Тогда почему, ты его не остановил? — вскочила на ноги Тропа.
— Я не могу следить за ним все время. Я спал, когда он ушел. Он обещал мне, что не будет больше, но снова ушел. У него явно не твой характер. Ты податливая и сговорчивая, но при этом трусливая. Север же — просто безрассудный. Пойми, я пытаюсь смотреть на всю ситуацию и со стороны Голода, и с вашей.
— Тот, кто смотрит на проблему с двух сторон, не видит ни одной, — разочарованно произнесла Тропа, садясь обратно. Она прикрыла лицо ладонями. Вздох получился рваным, поломанным.
— Тропа, — обратился Гранат, но не успел договорить.
Комнату осветила синяя вспышка, и рядом с говорящими буквально из воздуха, весь запыхавшийся, с растрепанными волосами и красными щеками, появился парнишка. Топаз не успел поймать момент, когда он бросился в объятья Тропы, а та, прижимая его к груди, начала тихо плакать.
Ее пальцы гладили его по волосам, а он цеплялся пальцами за ее кофту, будто пытаясь удержать ее рядом с собой, будто боясь, что она сейчас растворится в воздухе и оставит его одного.
— Я помню тебя, — шепнул Топаз. — Ты раздавал листовки на улице.
Север повернулся на него, похлопав глазами. Топаз вновь увидел вспышку молнии в его зрачках.
— Север, — сказал он, отлипая от сестры и протягивая руку.
— Наслышан, — постарался улыбнуться тот и протянул руку в ответ. — Топаз.
Тропа повернула брата к себе, рассматривая его лицо.
— Тебя пытали? — спросила она, сжав его щеки пальцами. Она пыталась найти хоть одну царапинку, хоть один синяк. И нашла, небольшой кровоподтек на лбу. — Кто этот сделал?
— Я сам, — неловко улыбнулся он, потирая затылок. — Я... Я ударился о стену, пытался сбежать, думал, может, получится как в тот раз, когда я так разогнался, что прошел через закрытую дверь. Но не получилось и.... Меня не пытали, меня даже кормили, но.... Этот говнюк Ллойд говорил мне, что ты тоже у него. И что он пытает тебя. И включал мне записи. Я думал, он жульничает, но это было так убедительно... И.... я..., — он начинал задыхаться от накопившихся эмоций. — Прости, что я ушел. Я буду внимательнее.
— Нет, ты будешь послушнее, — вставил Гранат, теребя его по макушке. — Этот Ллойд... Парень Эпохи, да? Ты сказал ему что-то? И как ты выбрался?
— Ллойд сказал, что будет перебой электричества, и у меня будет возможность сбежать. Я это и сделал, не мешкал, — развел руками Север.
Тропа и Гранат переглянулись.
— Так ты сказал ему что-то? — мягким, но требовательным тоном спросила Тропа.
Север опустил глаза.
— Да, — буркнул он, но тут же заговорил живо, словно пытаясь перебить гнев сестры, — но он меня вынудил! Я думал, что если не скажу, то он... он... убьет тебя.
Тропа притянула брата к себе, взволнованно подняв глаза на Граната. Тот смотрел на нее напугано и растерянно. Он тут же развернулся и побежал вдоль стеллажей.
Остальные последовали за ним. Тропа и Север — осознанно, Топаз — не понимая, что происходит. Не понимая, кто такой Ллойд, и что сказал его парнишка. Не понимал, но подозревал.
Они бежали вперед по коридорам, и стоило им выйти в большой зал перед главной дверью, которая была заперта на импровизированный засов, дверь с грохотом вылетела. С улицы быстрым и уверенным шагом, с решительным взглядом и ниточками дыма, тянущегося от пальцев, зашла Эпоха.
— Мамочка дома, — сообщила она. — Где этот гандон, который называет себя вашим лидером? Пакуйте вещи, детки. Сюда идет группа захвата Безопасности.
Когда она договорила, на лестнице, ведущей на второй этаж, появился Голод. Он стоял, убрав руки за спину, и сверху вниз смотрел на всех, кто находился перед ним. Из-за угла, отозвавшись на шум, вышел и Гром. Его лицо тут же поменялось с заинтересованного и обеспокоенного на напуганное — стоило ему увидеть Эпоху.
Она радостно помахала ему, а потом вновь серьезно посмотрела на Голода.
— Давай, лидер, — махнула она руками, — говори, что же нам делать, когда придут киборги? Разбежимся по углам и будем надеяться на то, что пронесет? Как и всегда?
— Я разочарован тем, что вижу тебя здесь снова, — проговорил он, глубоко вдохнув.
Топаз почувствовал, как его ноги подкашиваются. Заметил тонкие, едва заметные невооруженному глазу, белые ниточки, тянущиеся из каждого в этом помещении. Прямо к Голоду.
— Только посмей, сукин ты сын! — рявкнула Эпоха, кидая в него сгусток энергии. Тот пролетел мимо, как предупредительный. Но Голод лишь безмятежно наклонил голову, чтобы не задело.
— Готовьтесь к бою, — сказал он. — Отвлеките их, задержите. Гром, вспомни все, что знаешь о захвате. Проинструктируй остальных. Доверьтесь мне.
И он ушел.
Эпоха швырнула еще один залп в стену рядом с собой и, схватившись за волосы, поглядела на всех безумным взглядом. Тропа, стоявшая все это время на месте, в мгновение растворилась в воздухе и собралась воедино рядом с женщиной, обнимая ее за шею.
— Я скучала, — шепнула она.
— Я тоже, — с улыбкой отозвалась Эпоха. — Эй, Север, ты как? Этот мерзавец точно ничего с тобой не делал?
— Нет, — помотал головой парнишка.
— Хорошо, — кивнула она. — Если бы он наврал мне, то я бы ему яйца открутила. Не то, чтобы он никогда не врал мне, но если дело касается тебя, малыш...
— Так, народ, — хлопнул в ладоши Гранат, привлекая к себе внимание, — нам нужно придумать план действий. Каждый должен знать, что делать. Нельзя допускать паники. У нас с Громом есть соображения на такой случай.
— У меня есть идея лучше, — заговорщически объявила Эпоха, по-хитрому улыбаясь.
***
Среди киборгов и немногих людей были и полностью автономные роботы, наделенные оружием. Еще не анонсированные, не проверенные, но допущенные к бою, как крайняя мера. Зная, что лидер Сопротивления способен высасывать жизни из людей, Безопасность решила, что бездушные машины будут уместны при штурме фабрики.
Десятки больших бронированных бусов мчали по городу, заставляя пропускать себя на дорогах, заставляя расступаться пешеходов. Люди с интересом смотрели за темными, массивными ревущими монстрами, несущихся на красный свет.
Ллойд привычными движениями пальцев перебирал по своему автомату. Давно ему не приходилось держать такое оружие в руках. В роли наемника он чаще использовал простой пистолет, реже —- винтовку.
Вспоминая годы службы, Морган даже поймал себя на мысли, что соскучился по жизни штурмового солдата. И, рассекая и без того шумные улицы, понимал, что сейчас ему придется встретиться со своим прошлым снова.
Убивать, будучи наемным убийцей, немного иначе, как будучи солдатом. Наемник не подчиняется приказам, чаще всего встречается лицом к лицу с «заказом». Редко когда ему приходилось иметь дело с толпой. А тут еще и мета-людей: разгневанных, непредсказуемых, опасных.
В точности, как на фронте.
Рядом сидел Аттон. Его взгляд был суровым, но ухмылка на лице — легкой и даже задорной. Как же забавно было знать, что он стал таковым из-за желания примкнуть к тем самым повстанцам. Ллойд понимал, что сейчас ему необходимо будет подчиняться киборгу. И надеялся на то, что Эпоха успела предупредить своих. Надеялся, что они уйдут прежде, чем нагрянет Сопротивление. И в то же время надеялся, что в этот вечер все закончится.
— Командир, — обратился один из солдат к Аттону. — Пропала связь с башней.
Ллойд незаметно усмехнулся. Хорошо сработано, Лив.
— Нам сейчас не до этого, — бросил киборг. — Действуем по плану, связь с башней нам не нужна. Наверняка обычный перебой.
Бус резко тряхнуло и он остановился.
— Вперед! — крикнул Аттон, опуская стекло шлема. — Бегом! Бегом!
При полной экипировке, с оружием впереди себя, они двинулись вперед. Здание, стоявшее впереди, казалось полностью заброшенным. Но там горел свет. И самая главная дверь была выбита, словно приглашая войти внутрь.
Массивные флайкары с воздуха, граундбусы с земли — все оцепили здание, полностью его окружив. Киборги спускались с воздуха, заходя с крыши. Наземные — бросились ко всем дверям, минируя их, подрывая и, если то позволял проем, проникая внутрь здания «крючком».
Группа Ллойда, во главе с Аттоном, не стала исключением. Они, пригнувшись, держа оружие крепко и уверенно перед собой, стоя спиной к стене, начали движение. Послышались первые выстрелы, крики.
Началась полная суматоха.
Мета-люди бросились в атаку, погибая под градом пуль. Киборги, которым не повезло встретиться с сильными и не растерянными противниками, валились на пол, мешая движению. В приглушенном свете помещения было видно, как выстрелы освещали все вокруг. Как фонарики, прикрепленные к стволам оружия Безопасности, ловили врасплох убегающих мета-людей.
Топаз несся со всех ног обратно в свою комнату. Не знал, где ему еще искать Юность. Надеялся на то, что она все еще там. Не смог бы себе простить потерять ее сейчас. К счастью, она оставалась в комнате. Ее взгляд был непонятным: казалось бы, и напуганным, но с другой стороны — вновь заинтересованным в происходящем.
Она, присев на корточки, наблюдала за тем, как в небе висят зловещие флайкары.
— Идем! — крикнул Топаз, хватая ее за руку. — Нужно уходить.
Впервые он видел всех борцов Сопротивления вне их комнат. Со многими он был даже не знаком. И ему казалось, что Сопротивления всего пара дюжин человек. Но их было больше. Разного возраста, пола, цвета кожи. Все, как один, бежали прочь. Таков был приказ.
Но, если им следовало прикрыть кого-то, если они сталкивались лицом к лицу с врагом, в х глазах не было страха. Они сражались. И вскоре, спокойная и укромная фабрика была забрызгана кровью, где-то разрастался огонь, где-то, наоборот, все было покрыто льдом, в котором со растерянным выражением лица был похоронен кто-то из киборгов Безопасности.
Топаз, крепко держа Юность за руку, вел ее вперед по коридору. Старался бежать как можно быстрее, унося ноги отсюда. Им нужно было лишь добраться до секретного выхода, ведущего под землю. Оттуда — по самодельным тоннелям до городской канализации. Затем — по ней до старой, выжатой до предела шахты.
Ступая быстро и без разбора, Топаз упустил момент, когда под ними провалился пол. Хватая Юность в полете, он сгруппировался, чтобы падать было менее больно. И, когда его тело столкнулось с полом, тут же отпустил девушку, откатываясь от нее.
— Притворись мертвой, — шепнул он, слыша, как в их сторону быстрым шагом направлялась пара тяжелых ног.
Юность замерла, даже не закрыв глаза. Топаз прикрыл свои, затаив дыхание. Сердце стучало где-то в ушах, заставляя нервничать и судорожно держаться от попытки вздохнуть в самый неподходящий момент.
Фонарики быстро осветили их и так же быстро переключились на другой объект. Тот, что был вперед. В тот, в который открыли огонь.
Топаз сжался от жалобного крика где-то далеко, но быстро взял себя в руки. Аккуратно огляделся, чтобы никого не было вокруг и поднялся на ноги. Помог встать Юности и снова последовал вперед. Уже чуть медленнее, аккуратнее, чтобы не наткнуться на Безопасность и вновь не свалиться еще на этаж ниже.
Необходимо было спрятаться, пальба была где-то близко. Топаз толкнул Юность в одну из комнат, но не успел закрыть дверь прежде, чем туда не забежал один из киборгов. Он выстрелил, намереваясь выстрелить в девушку. Но Топаз, мгновенно нарастив «щит» на руке, прикрыл ее. И попытался выбить оружие из его рук.
Тот, потеряв автомат, принялся бить руками, покрытыми шипованными перчатками. Юность вжалась в стену, не зная, что делать, не зная, как помочь. Топаз пытался отбиться быстро, но не успевал за скоростью атак киборга. Не успевал даже нарастить из темной массы оружие, как получал то в живот, то в лицо.
Чувствовал вкус крови, но продолжал биться, стараясь отойти в сторону, применить силу и не дать противнику поднять оружие. И все же последний удар свалил Топаза на пол. Он потащил за собой и киборга, продолжая бороться с ним на полу. Смог лишь сбить с того шлем, но не более.
И когда руки киборга сомкнулись на его шее, уверенно перекрывая воздух, раздался выстрел. На секунду Топаз почувствовал, будто жизнь покинула его. Но, когда ровь брызнула ему на лицо, и он тут же отбросил тело противника в сторону.
Перепугано уставился на Юность, которая держала в руках автомат. Ее глаза округлились, и она тут же бросила оружие на пол.
— Ты в порядке? — спросила она, присаживаясь рядом с ним. Коснулась лица, пачкая собственные ладошки в крови, неизвестно кому принадлежавшей: Топазу или киборгу.
— Д-да, — кивнул он. — Уходим. Скорее.
Они миновали коридор за коридором, прячась за углами, пропуская киборгов вперед и следовали за ними попятам, стараясь не попадаться на глаза. Топаз чувствовал себя помятым, но продолжал идти вперед. Ему такое было не впервой. И даже несмотря на боль внутри груди, природу которой он определял как давление Голода и призыв всех сопротивленцев забывать о страхе, не мог позволить себе не довести Юность до безопасного места.
На перекрестке двух коридоров он столкнулся с Эпохой и Громом. Следом за ними подоспел Гранат. Он отстреливался на ходу оружием, внедренным под его кожу. Все взволнованные, запыхавшиеся. Они остановились, оглядывая друг друга.
— Все живы? — спросил Гранат.
— В этой Вселенной точно, — ответил Гром. — Где Тропа и Север?
— Уже на месте, — ответил Гранат, и лицо Грома сделалось спокойнее. — Их все равно много. Многие наши заперты наверху, их окружили. Им не уйти.
— Нужно взорвать фабрику! — заявила Эпоха.
— Я сказал, нет, — отрезал Гранат. — Это слишком безрассудно.
— Безопасность подожмет хвосты и убежит, наши — спасутся, — толкнула его в грудь Эпоха. — Не будь, как Голод, который сам уже, наверняка, смысла, оставив нас всех здесь умирать. Ему-то что терять? В мире много дурачков, которые согласятся продлевать его бессмертие в видимой Вселенной и дальше. А нам что делать? Я нутром чувствую, что умерла за сегодня несколько раз. Я устала, кусок ты дерьма!
— Ладно, — сдался Гранат. — Гром, уводи всех, кого сможешь, отсюда. Вы тоже убирайтесь.
— А ты?..
— Я займусь взрывчаткой, — уверенно сказал Гранат, делая шаг в сторону коридора. — Увидимся на другой стороне. Или в другой Вселенной.
Он улыбнулся, последний раз свернув им синим светом глаз, и убежал прочь.
Однако, когда остальные захотели продолжить движение, Эпоха резко остановилась и подняла руки вверх. Позади них группа из нескольких солдат Безопасности попадала на пол. Но женщина не торопилась уходить. Она повернулась на того единственного, кого оставила в живых.
На нем не было шлема. Со лба текла струйка крови, а взгляд был полностью потухшим от всего происходящего. Он бросил оружие в сторону, подняв руки.
— Знакомьтесь, это мой парень, — промурлыкала Эпоха. — Ллойд Морган.
— Ты, — шепнул Топаз, делая шаг вперед.
Узнал его. Того, чье лицо стерлось из памяти. Того, кто заставил его видеть последние секунды жизни друзей каждый раз, как закрывались глаза, будто это отпечаталось на веках. Он шагнул вперед, сжав руку в кулак. Там, падая на пол, образовалось толстое щупальце, бурлящее от ненависти.
Ллойд поднял руки вверх.
— Я не желаю тебе зла, — сказал он. — Никому из вас.
— Ты убил моих друзей, сукин сын, — рявкнул Топаз, продолжая надвигаться на него.
Все давление Голода испарилось под сильным ударом ненависти и ярости, закипевшей внутри груди. Топаз вспомнил Бэми, Хэма, Дерека и Нила, которые умерли либо от руки Ллойда, либо по его приказу.
Но он не сделал еще один шаг, как рука Эпохи откинула его в сторону.
— Это мое, — сказала она, глядя на Ллойда и играя бровями. — Уходите.
Топаз стоял на месте, не в состоянии бросить мысль о мести. Ему хотелось раздробить голову наемника о стену, задушить его голыми руками, превратить его лицо в инородную массу, по которой никто не сможет его опознать.
Глухой звук разлетелся в стороны, выбивая стекла и ломая стены. Когда фабрика начала разваливаться на части, выжившие сопротивленцы уже со всех ног бежали прорытыми под землей ходами. Выход вниз, куда им велено было спускаться, завалило.
Топаз, понимая, что сейчас все здание может обрушиться им на голову, схватил Юность за талию и высочил в узкую дыру в стене. Он понесся неизвестно куда, чуть ли не навстречу открытому огню. Разогнавшись достаточно быстро, Топаз ототкнулся от земли и взлетел. Ухватился за дно флайкара Безопасности и, крепко держась одной рукой за выступ, а другой — держа на себе Юность, вздохнул.
— Куда теперь? — шепнула она ему на ухо, прижимаясь щекой к щеке.
— Заляжем на дно, — ответил он. — На время. Потом снова найдем Сопротивление. Нам больше ничего не остается.
Удаляясь от фабрики, они слышали, как та разваливалась. За первым взрывом следовали и другие, как по цепной реакции. Топаз краем глаза заметил, как некогда неприметное место полыхало и трещало по швам, превращаясь в груду мусора посреди пустыря.
Заброшенная фабрика превратилась в то, чем ей и суждено было стать после аварии. Неизвестным способом отслужив больше срока, здание ушло на заслуженный отдых. Однако, не только фабрика пала в эту ночь.
Пало и Сопротивление.