Неизвестно, сколько проспала Эпоха. Ей казалось, что прошла минута с того момента, как она опустила голову на хилую подушку и прикрыла глаза. Она видела во сне беспорядочные образы, никак не связанные между собой. Пыталась уловить суть и сюжет сна, но он ускальзывал, пропадал и убегал прочь, не давая возможности понять.
Эпоха открыла глаза, видя перед собой расплывчатого Голода. Он сидел над ней, волосы длиной до плеч свисали вниз, закрывая тенью его и без того обезображенное лицо. Она даже бы напугалась, если бы увидела это впервые. Но теперь лишь сонно закатила глаза и перевернулась на другой бок, совершенно игнорируя наставника.
— Просыпайся, — сказал он обычным тоном, не боясь спугнуть вновь настигающий женщину сон. — Ты достаточно поспала.
— Отвали, — фыркнула она, накрываясь одеялом. Из-под него выглянул лишь нос, а все остальное было надежно спрятано и от холода, и от взгляда Голода.
Мужчина схватился за край одеяла, стягивая его с Эпохи. Сон моментально отступил, и она резко ударила Голода по рукам. Больше белого шума и тупых людей ее раздражали те, кто не давал ей спать. И теперь Голод совершал огромную ошибку и подлость.
— Мне не давали спать, поливали водой, били током, вкалывали в меня наркотики, — прокричала она, выдергивая одеяло из больших ладоней мужчины. — Так что дай мне просто поспать. Я многого прошу? Это единственное, что ты можешь для меня сделать.
— Я многое для тебя делал, — спокойным тоном ответил Голод.
— Да что ты говоришь? — завелась Эпоха. — Пригрел меня, успокоил и воспользовался моей податливостью и нестабильностью? Или бросал меня каждый раз, как меня захватывали?
— Но ведь ты сбегала. Сбежала бы и сейчас.
— Тебя там не было, — фыркнула Эпоха. Она натянула на себя одеяло и демонстративно упала обратно на подушку, пытаясь сдержать в себе подступающую к горлу ярость. — Меня не допрашивали и не пытали так, как полиция. Полиции страшно пойти на такой шаг, а наемнику нет. У Безопасности кандалы каким-то образом сдерживали мои способности. Электричество, которое я могу подчинить, не отзывалось на мои просьбы.
Голод молчал.
Эпоха чувствовала его тяжелый взгляд на своей спине. Он буквально питался ее гневом, ее эмоциями, переливающими за край. Он пополнял свои жизненные силы, выкачивая ее из приближенных. И, чаще всего, из Эпохи. Она была податлива на эмоции, вспыльчива и не контролировала себя. Она неосознанно подпитывала его, отдавала ему свою энергию, силы, эмоции.
— Как вы спланировали твое освобождение? — спросил Голод.
Женщина повернулась. Он смотрел на нее поглощающими, глубокими темными глазами. После того, как Эпоха повысила голос, взгляд стал живее, выразительнее. Густые брови сведены, уголки губ опущены. Как же она ненавидела вот это его выражение лица.
Осуждение. Порицание. Разочарование.
— Так, как тебе никогда в голову не придет, — приподнялась Эпоха. Не прикрывая обнаженную грудь, позабыв об одеяле, она подалась вперед, приближаясь к мужчине. — В отличие от тебя, мы предусмотрели все, если одного из нас схватят. Ты видел обращение Грома? Он был как никогда собран, умен. Текст, который он говорил, он составил сам. И люди прислушались к нему. Они пошли за нами.
— Единицы.
— Это лишь начало, — покачала головой Эпоха. — Мы заявим о себе. И даже если придется умирать из-за этого раз за разом, если придется рисковать, если начнется бойня, то мы пойдем. Потому что у нас есть вера в наши идеалы. И мне кажется, что ты сам забыл о том, чему учил нас всех.
— Именно поэтому я не позволяю тебе быть лидером, — сказал Голод, поднимаясь с кровати. Он бросил на Эпоху многозначительный взгляд. — Ты вспыльчивая и инфантильная. Тебе легко разбрасываться людьми, будто они ничего не стоят. И даже при том, что они все равно выживут в другой Вселенной, для тебя здесь они останутся мертвы. И тебе плевать на это. Я берегу вас. Надеюсь, когда-то ты поймешь.
Голод вышел из комнаты и прикрыл дверь. Эпоха уже была готова швырнуть ему в след сгусток энергии, но удержала гнев в себе. Голое тело покрывалось мурашками. Спешно найдя первое, что попалось под руку, Эпоха оделась. Выходить к остальным не хотелось. Она знала, что Голод там. Видеть его лицо было просто невыносимо.
Заносчивый, самовлюбленный, трусливый болван. Эпоха не понимала, почему он медлит. Они давно могли сделать все, чтобы постепенно начинать склонять людей на их сторону. Нижний город знал Эпоху, даже любил. Люди не желали видеть то, как разваливаются остаточные ценности. Как мир делится на бедных и богатых, вместо стран, рас и народов. Им не нравилось то, что, не имея репутации и денег, человеку ниже среднего ни за что не подняться туда, где летают птицы.
Они были такими же загнанными, как Сопротивление. И людям, наделенным суперсилой, сверхлюдям, суждено было стать символом борьбы. Нужен был лишь лидер, за которым пойдут. Образ смелого и сильного человека, готового подняться на баррикаду, держа в руках флаг, и указательным пальцем направить людей биться.
И те, без сомнений, отдали бы свои жизни в этой Вселенной ради поистине Общего мира. Там, где не будет деления по количеству цифр на счету, наличию способностей. Там, где проклятые киборги не будут мнить из себя царей, кичась возможность обрести способности без помощи темной материи.
Эпоха мечтала стать таким лидером. Но ее подавляли, останавливали, называли вспыльчивой. Так и было, она всегда сначала делала, а потом думала. Но ведь такая решительность куда лучше пустого бездействия и надежды на то, что все само по себе образумится.
И все же урчание в животе было сильнее раздражения. Стоило Эпохе выйти, как мимо, чуть не снося ее, пронесся Север. Он остановился на секунду, махнул рукой, и побежал дальше. Эпоха лишь улавливала волнение воздуха, зная, что мимо пробежал мальчишка.
Старое заброшенное здание взорвавшейся фабрики стало местом укрытия Сопротивления. Мрачная атмосфера ничем не разбавлялась. Они жили, как крысы, вынужденные покинуть корабль. Спрятаться там, куда не ступит нога человека. Выживать там, где несколько лет назад погибли десятки рабочих. Они, несомненно, в другой реальности. Но именно в этой чувствовалось напряжение и будто бы присутствие страдающих голосов.
Все погибшие на фабрике страдали по тем, кто нашел здесь укрытие.
Эпоха нашла то, что было. Ей следовало выбраться в город, украсть в магазине нормальной еды и снабдить своих братьев и сестер по несчастью хотя бы минимальными запасами. И самой поесть. Но сейчас пришлось обойтись тем, что есть.
Она не желала оставаться на импровизированной кухне. И по пути обратно к себе, Эпоха заметила приоткрытую дверь в комнату Тропы. Девушка сидела под стеклянным куполом, приборы которого тихо гудели. В этом месте ее состояние было стабильно. Тропа сидела на полу, кидая небольшой мячик в пол. Тот, ударяясь, летел в стеклянную стену и возвращался обратно в руку девушки.
Эпоха села на пол и посмотрела на подругу. Ее лицо расслабленно, большие голубые глаза не отрывались от скачущего мячика. Прямые редкие волосы каштанового цвета небрежно заколоты на затылке, открывая порванное в нескольких местах ухо. Она повела четко очерченной бровью, замечая Эпоху. И, отвлекаясь, не сумела в нужный момент поймать мяч вновь.
— Как спалось? — спросила Тропа, поворачиваясь к подруге. — Ты проспала почти два дня.
— Вау, — на выдохе выдала Эпоха. — Могло быть и лучше, если бы Голод не пришел.
— Он сильно зол на то, что мы сделали? — виновато поджала розовые губы девушка.
Эпоха оперлась на руку, потрясла головой, поправляя волосы и улыбнулась.
— Не больше, чем обычно, — ответила она. — Мне кажется, он злится от того, что вы «недоумки, решившие, что вам море по колено» решили сделать то, на что у него не хватило смелости.
Тропа опустила глаза и улыбнулась. За все время, что они с Эпохой знакомы, девушка почти никогда не перечила Голоду, беспрекословно выполняла его поручения и слушалась, даже если это было глупо. Она считала, что обязана лидеру. Ведь он приютил ее и брата, помог обоим принять самих себя. Но последнее время Тропа больше прислушивалась к вспыльчивой Эпохе.
— А может, он прав? — нерешительно спросила девушка. — Неизвестно, чем обернется то, что мы тебя вытащили. Ты ведь убила стольких людей. После такого нельзя думать, что нам будут доверять.
Эпоха раздраженно поджала губы.
— Солдаты Безопасности не стоят ничего, — резко ответила она. — Люди знают, что они пытали меня. Если люди проникнутся к нам, то они закроют глаза на эти смерти. Если они осознают всю суть Квантового бессмертия, то будут знать, что они живы, но лишь в другой Вселенной.
— У них ведь есть семья и дети, возможно, — дернула плечами Тропа, поднимая мячик. — Даже если они живы в другой Вселенной, то в нашей по ним горюют их родители, жены и мужья, дети, братья и сестры.
— Уже поздно думать об этом, — бросила Эпоха. — Что сделано, то сделано. Я не такая нежная, как ты, чтобы просто вырубать людей. Я не понимаю, как я убиваю их. Лишь знаю, что либо я, либо они. У меня нет способности разлетаться по воздуху на атомы, чтобы увернуться от пули. И все, что я могу — убить их прежде, чем они отправят меня в другую Вселенную. Инстинкт самосохранения стоит выше всех убеждений о бессмертии.
— Ты вообще уверена в этой идеологии? — слова смело слетели с губ Тропы, но она в тот же момент подняла большие испуганные глаза, словно не должна была этого говорить. — То есть, я имею ввиду... мы ведь не знаем этого наверняка. Никто не может сказать, ну, то, что он правда умирал и перенесся.
— Я чувствую это, — заявила Эпоха, ударив себя в грудь. — Каждый раз. К примеру, там, в отделе Безопасности. Я почувствовала, как умерла.
— Может, это был страх? — спросила подруга. Ее глаза забегали. Она понимала, что говорит не то, что должна. Понимала, что страх испытывала сейчас она. И если бы не стеклянный купол над ней, то она бы почувствовала недобрую энергетику Эпохи.
— Не неси чуши! — прыснула женщина. — Я знаю, о чем говорю. Ты почувствуешь это, когда оно произойдет.
Эпоха относилась к вопросу смерти и перемещения довольно щепетильно. Это была одна из ее любимых частей всей жизни, самый волнительный момент. Но, сказав это, она поняла, что когда Тропа впервые столкнется со смертью, провожающей ее в другую Вселенную, то нынешняя Эпоха больше никогда не увидит Тропу живой. И даже смерть не гарантирует того, что в новой реальности Тропа будет жива.
Это было страшно.
Пусть и эгоистично, но отношение к смерти всегда такое. Оплакивая погибших, люди скорбят по тому, что их оставили. Мало кто думает о человеке, которому в этой Вселенной уже все равно. Все думают о себе, о своей боли. О том, что именно они никогда не увидят близкого. И обеспокоенность Тропы по смертям людей в здании отдела Безопасности была понятна.
— А ты сама говорила с Голодом? — спросила Эпоха, переводя тему. Она чувствовала неловкость. Но не свою.
— Нет, — качнула головой Тропа. — Он не приходил. Скорее всего, думает, что именно ты стоишь за всем этим. Поэтому на тебя и кинулся. Но, Эпоха, он старается для нас. Его агрессия не может быть... Он злится потому, что мы нарушаем правила, которые сохраняют наши жизни. Ты в особенности.
— Ты всегда такая смелая, когда сидишь в этой штуке? — сморщилась Эпоха. Она взглянула на еду, которая стояла около ног. Та уже остыла. Женщина подняла тарелку и осветила ту синим сиянием. Дешевое мясо зашкварчало.
— Правда, Эпоха, — внутренние уголки бровей Тропы приподнялись, — может, хватит этой самобытности? Голод делает все, чтобы спасти нас. Я уже потеряла одну семью, не хочу потерять другую.
— Я тоже потеряла семью, — в презрении верхняя губа дернулась, но Эпоха прикусила ее. Сложно было сравнивать смерть родителей и предательство собственной дочери, желая получить за ее голову денег, оправдываясь тем, что это для ее же блага.
Двенадцать лет назад. Сейн-Сити
Джозефина забежала в свою комнату запыхавшаяся, растерянная. Она проскочила мимо родителей, унеслась на второй этаж их квартиры, расположенной в самом центре верхнего города, на неизвестно каком этаже. Она уже забыла и номер квартиры, и этаж, машинально нажимая на кнопку в лифте.
Стянула с себя парик и швырнула его в сторону. Ноги гудели. Она прежде никогда не занималась спортом, чтобы бегать так быстро. А сегодня убегать пришлось, иначе бы дуло пистолета уперлось ей в лоб. И киборг вряд ли бы шелохнулся, пристреливая молодую девушку.
Инфантильная, глупая и взрывная — Джозефина никогда не понимала, почему ей нужно прятаться. Ей не нравилось это. Ведь она — дочь прокурора, одного из самых влиятельных людей города. Ее папочка мог позаботиться о ней, спасти от смерти или суда, оправдать. Придумать все, что угодно. Ведь ему как-то удавалось защищать перед всеми бывалых преступников и, конечно же, Лютера Блэкмана, которого пытались уличить в торговле наркотиками.
Информация подтвержденная, известная. Но одного слова прокурора Синеллы хватило, чтобы этот разбалованный хрен, который не соизволил показать своего лица даже в здании суда, прячась за голограммой, продолжал сидеть в своей башне и строить козни против народа, против власти.
И все равно ей приходилось бежать. Через базар, на ходу отмахиваясь сгустками энергии, при виде которых люди кричали, падали на землю, лишь бы не задело, расступались в разные стороны. Ведь их не пугал киборг, несущейся за несовершеннолетней девочкой. Он был для них защитником, спасающим их от опасного мутанта.
Она взглянула на себя в зеркало.
Опасный мутант. Хилая, с бледным лицом, покрытым румянцем погони. С растрепанными волосами до лопаток, вьющимися у кончиков. Опасный преступник, который может убить десятки людей, не моргнув глазом. Джозефина была безопасной девочкой. Острой на язык, горячей для эмоций. Но совершенно безобидной. Ее фокусы с энергией — лишь проба напугать того, кто перевидал за свою жизнь сотни таких, как она.
В дверь постучали.
— Да? — спросила она, прислушиваясь.
— Милая, — раздался голос отца, — выйди на секунду.
— Я переодеваюсь, — солгала Синелла, сидя на кровати. Ей не хотелось, чтобы отец видел ее взлохмаченные волосы и напуганные глаза. — Дай мне пару минут.
Отсидевшись, приведя сердцебиение в привычный ритм, она открыла дверь. Ухоженный полноватый мужчина стоял перед ней, скрестив руки на груди. Его взгляд не выражал ничего, кроме презрения. Ему не нравилось, когда Джозефина вела себя так, словно ее способности — нечто нормальное.
Родители и так делали для нее многое. Не избавились, не отдали властям, не убили сами. Ведь она знала о всех зверствах, когда родители убивали своих детей при первом замеченном отклонении. Собственноручно, если хватало бесчеловечности. Или косвенно, отдавая тех в лапы киборгов, которые избавлялись от нежелательной единицы системы где-то за углом, оставляя тело на растерзание обезумевшим каннибалам или животным.
Ее сознание, подверженное подростковому драматизму, преувеличивало. И все же суть оставалась одной: смерть.
— Сколько людей за сегодня увидели тебя? — спросил он прямо.
— Не знаю, парочка...
— Весь базар, — поправил он. — Твое лицо по всем новостям. «Дочь прокурора оказалась мутантом. Почему Хейм Синелла скрывал свою дочь и сможет ли это создать ему большие неприятности?» — драматично парадировал ведущих с телеканалом отец. — Ты — позор семьи, Джо.
— Откуда они узнали, что это я? — протараторила Джозефина. — На мне был парик и капюшон. На улице темно, на базаре слишком много людей. Ты можешь сделать все, чтобы отмыться. У тебя есть цифры и влияние. Думаешь, детки твоих друзей не обладают способностями? Их так же укрывают. Иначе я просто особенная, сваливавшаяся тебе на голову.
Отец вздохнул. Тяжело и протяжно. Синелла почувствовала, как от него пахнет алкоголем. Раз отец пьет, то это не к добру. Минимум — домашний арест, чтобы не высовывалась.
— Ты прекрасно понимаешь, что у нас сейчас сложное финансовое положение, — наконец, сказал мужчина. — Все деньги уходят на лечение твоей сестры. А ты доставляешь неудобство своими выходками. И лучше бы это было попадание за решетку за вождение в нетрезвом виде или порчу чужого имущества.
Он всегда пытался припомнить это. А нечего было оставлять ее одну в доме, наедине с бутылкой джина и ключами от флайкара.
— И что ты мне предлагаешь делать? — развела руками Джозефина. — Сдаться полиции?
— Да.
Она опешила. Этот вопрос был шуткой, иронией над положением. И получить на него серьезный ответ не входило в ее планы. Джозефина сжала кулаки, чувствуя, как через нее просачивается энергия. Лампочки замигали, внизу о неполадках сообщил РП.
Но Синелла нашла в себе силы успокоиться. Вместо того чтобы бросить неровный шар куда-то в стену, она толкнула отца плечом и ушла к лестнице. На первом этаже сидела мать, держа младшую дочь на руках. Они обе смотрели на Джозефину, но только во взгляде ребенка не было ни осуждения, ни страха. Полная рассеянность.
— Ты тоже его поддерживаешь? — истерично спросила Синелла у матери. Но женщина не ответила. Ее перебил сигнал о том, что к квартире подошли. На панели, где светилось лицо Р150П, возникло изображение трех киборгов, держащих наготове оружие. — Вы серьезно?
Она попятилась назад, бездумно отходя от картинки на панели. Ее не волновало то, что экран не причинит ей вреда. Но мир перед ее глазами сузился на этом изображении. РП спросил, открыть ли. И Джозефина выпалила отчаянное «нет».
— Как вы могли? — прокричала она, поворачиваясь на отца. — Вы меня отдаете им? Свою собственную дочь? — она кричала, а голос срывался на хрип.
— Милая, уйди вместе с малышкой, — спокойно произнес отец, кивая матери на другую комнату.
— С малышкой, значит, — нервно усмехнулась Джозефина. Из глаз потекли слезы предательства и потери. Лучше бы они умерли, чем она потеряли их так. — Ну и тряситесь над этой недоразвитой. Ведь лучше ребенок с ДЦП, чем с суперспособностями. Или наоборот, потому что за мою голову тебе на счет упадут цифры?
— Это для твоего же блага, — прошептал отец, жестом приказывая РП открыть двери.
Джозефина разочаровано покачала головой, не веря своим собственным органам зрения и слуха. Ей казалось, что ее обманывают. Не могло все быть так. Шестнадцать лет жить в любви, понимании, благодарить родителей за то, что они скрывают. А потом просто взять — и оказаться преданной ими.
Синеллу нельзя назвать благодарной дочерью. Но она не заслуживала такого.
Киборги ворвались в квартиру, наводя три зеленых точки на голову девушки. Все произошло быстро. Она даже не успела опомниться, как превратила лицо одного в кашеобразную массу. А затем, ведомая лишь страхом, бросилась в открытое окно.
Встречный воздух бил в лицо, заставляя щуриться. Но даже сквозь прикрытие глаза она видела, как неизменно приближается земля. Лететь было долго. Это не десять этажей, и даже не пятьдесят. Это башня, скрытая за облаками. И пусть квартира семьи Синелла была где-то в центре этой башни, расстояние до земли было невероятно большим.
Этого хватило, чтобы осознать, что потенциально сексуальное тело через минуту будет лежать бесформенным мешком на земле. Разум прояснился за доли секунды. Из руки вылетело лассо, стремительно овивающееся о выступающую балку. Плечо отдало сильной болью, словно руку заживо выдирали от сустава.
Это позволило сбавить скорость. Ее перекрутило, выбрасывая на мимо пролетающий флайкар. Не зная, как сгруппироваться, Джозефина ударилась всем телом о капот, соскользнула вниз и, пролетев еще немного, приземлилась на крыше следующего флайкара.
— Эй, — водитель выглянул из окна, сбавляя скорость. — Ты живая?
— Не знаю, — растерянно проговорила она.
— Полезай в салон, — махнул рукой мужчина. Крыша медленно отодвинулась, и девушка упала на мягкое сидение. При любом движении тело отзывалось тупой болью. — Из окна вывалилась?
— Да, — шепнула Джозефина. — Высадите меня в нижнем городе.
— Мне не по пути.
— Тогда где-нибудь, подальше от этого места, — наотмашь сказала она.
Водитель, пытаясь разговаривать, вел флайкар дальше. Синелла лежала на пассажирском сидении сзади, обнимая саму себя и захлебываясь в безмолвных слезах, переходящих в ярость. Она терла и без того красные глаза, будто пыталась стереть из воспоминаний лица родителей. Родителей, предавших ее. Продавших ее за вознаграждение и собственную репутацию.
Настоящее время
Пробираясь темными коридорами, доедая на ходу кусок мяса, Эпоха двигалась вперед. Она слышала смех из мастерской Граната и тихое потрескивание сварочного аппарата. Чем дальше шла Эпоха, тем теснее становился проход. Вдоль него по стенам тянулись пустые трубы, трубки, разорванные и свисающие, словно щупальца. Из некоторых до сих пор стекало масло, собираясь в лужицы на полу.
В просторном помещении, где углы были покрыты паутиной, освещенный лишь настольной лампой и светом из окна, едва пробивающейся через пыль на стекле, находились трое. Гром сидел на большом ящике, Север крутился возле чертежей, рассматривая зарисовки и непонятные ему расчеты.
Гранат, темнокожий парень, одетый в свою неизменную залатанную умелыми руками Тропы кожаную куртку. Его два синих синтетических глаза светились над очередным изобретением, которое он старательно спаивал.
Он разогнулся, хрустнул спиной и резко, ни с того, ни с сего начал зачитывать:
— Со мной вся моя команда, готовая нанести урон. Ты знаешь, мы не очередные, я не буду повторять это снова. Это мое время, лучше посмотри мне в глаза, — он размахивал руками, парадируя популярных исполнителей, которые крутились на экранах, сводя с ума глупеньких девочек.
Север смотрел на него с восторгом, покачивая головой даже без музыки.
— Эй-йо, Эпоха, — затряс Гранат рукой, — давай со мной.
Она отстранилась от стены, у которой устроилась чтобы понаблюдать за бесплатным представлением. Но зоркий глаз Граната и его способность ощущать присутствие людей даже сквозь стены сделали свое дело. Он поймал ее энергетику.
Кривляясь, Эпоха вышла к столу.
— Вращаю это золото на моем кольце, королевская кровь в моих венах, — пытаясь зачитать, проговорила она, — Я чокнутая, мне так холодно, я остаюсь крутой, и назад пути нет. [*True Damage — Giants]
Гром сдержанно улыбнулся, а Север весело загоготал. Видела бы его сестра: находящегося в компании киборгов, которых она не могла терпеть. И все же, несмотря на позицию Тропы, Север предпочитал проводить время с этими двумя.
— Ты реально выучила текст? — спросил Гром, протягивая кулак для приветствия.
Эпоха ударила по нему сверху, потом снизу, и закончила прямым соприкосновением.
— Только эти строчки. Мне кажется, они подходят мне идеально.
— Так я про тебя и писал их, — рассмеялся Гранат. — Какими судьбами, наркоманка?
— Пошел ты, — прищурилась она. — Решила зайти, прежде чем уйду к своему парню.
Гранат и Север переглянулись, протягивая «у-у-у». Эпоха подняла руки, довольно улыбаясь, словно говоря «да-да, я ужасно крутая, любите меня». И, легким толчком ноги, оказалась рядом с Громом, сидящим выше всех.
— И кто этот бедолага? — спросил светловолосый киборг.
— Помнишь, когда мы потащились в ловушку Безопасности, там был мужчина? Не этот сумасшедший Аттон, а второй, — Гром кивнул. — Вот он. Его зовут Ллойд.
Он на момент побледнел.
— Погоди-погоди, — замахал киборг руками. — Его фамилия, случайно, не Морган?
— Я не знаю, — безразлично пожала плечами Эпоха.
— А он вообще знает, что он твой парень? — хмыкнул Гранат, снова согнувшись перед столом. — А то ты его фамилию даже не спросила.
— Я думал, мне показалось, — вздохнул Гром. Он помрачнел и снял очки. Под ними были самые обыкновенные глаза. Только левый был полностью поражен осколочным ранением, затянувшись белой пленкой. — Какой тесный мир.
— Ты его знаешь? — став серьезнее, спросила Эпоха.
— Мы служили вместе, — проговорил он, подняв на нее взгляд. — Если он узнал меня, то теперь отдел Безопасности знает мое имя. Гранат?
Установив его личность, при должном оборудовании и знании серийных номеров его имплантатов, они могли отследить его. Разумеется, при первой возможности Гранат заменил все комплектующие товарища на запчасти собственного производства, собранные из тех, что они воровали со складов.
Но Эпоха не понимала, почему он беспокоится. Раз все имплантаты заменены, а старые уничтожены, то ничего ему не грозит. Или осталась одна?..
— У нас нет глаз, — развел руками Гранат. — Придется красть. Желательно, несколько разных, чтобы пересобрать их так, что никто не сможет отследить.
— Достанем, — уверенно сказала Эпоха. — Нужно написать список всего, что нужно. И пойти, например, завтра. Я могу взять с собой Севера. Мы быстро справимся. Да, мой хороший?
Север активно закивал.
— Во-первых, тебя Голод никуда не отпустит. Если ты сейчас улизнешь к своему «парню», — быстро заговорил Гранат, — то Голод тебя завтра просто на месте порвет. Во-вторых, он не позволит брать с собой Севера.
Эпоха раздраженно вздохнула, закидывая ногу на ногу. Она уперла локоть в колено, положив на кулак подбородок. Эта поза всегда придавала ей сил думать. Но сейчас мысли не шли. Все было как-то слишком дерьмово.
— Но вы ведь как-то без спросу проделали миссию по моему освобождению, — взмахнула руками она. — И Голод даже не узнал. Ну, сначала.
— Я думал, что он высосет из меня все силы прямо при входе, — покачал головой Гром. — Он перестал даже думать о том, как нам доставать запчасти и еду. Если запретить нам выходить отсюда и воровать, то что нам делать? Сидеть и ждать гуманитарной помощи.
— Идея, — щелкнула пальцами Эпоха. А потом сама поняла, как глупо это звучит. — Ладно, дерьмо-идея.
Не сладкая ситуация. И нужно было что-то предпринимать, пока Безопасность не додумалась отследить Грома по его глазу. Если они решат прибегнуть к такому способу, то им потребуется время, чтобы перебрать все имплантаты. К тому же, все договора и номера хранятся непосредственно у Блэкмана. Получить на них запрос тоже займет время.
У Сопротивления была фора что-то придумать.
— Я займусь этим, — твердо сказала Эпоха. — Если Голод не хочет, то я буду.
— Не пытайся строить из себя лидера, — фыркнул Гранат. — Я — второй лидер, но Голод не слушает даже меня.
Эпоха разозлилась.
— Да пошел он! — выпалила она, спрыгивая с ящика. — Ты — второй лидер, его правая рука. Для чего? Для того чтобы ты просто сочинял свои песни и собирал непонятные штуки в своей этой каморке? — она развела руками, показывая пространство, которое никак нельзя было назвать подобранным ею словом. — Когда лидер становится недееспособным, его заменяют. И если ты, Гранат, это не сделаешь. То сделаю я.
— Убьешь его? — спросил Север.
— Не лезь, — шикнула Эпоха. — Ты умный мальчик, поэтому найди себе умное занятие. Например, помолчи, пока взрослые говорят.
Север насупился и замолчал.
— Заткнитесь оба, — напряженно произнес Гром. — Займемся всеми вопросами потом. Сейчас, Гранат, давай просто избавимся от глаза.
— Ты же будешь слепым, — похлопала ресницами Эпоха.
— Да плевать, — махнул рукой киборг и спрыгнул на пол. — Лучше слепым, чем мертвым.
Гром был единственным, кто не разделял идеологии квантового бессмертия. Он считал это глупостью, но не ввязывался в споры по поводу этого. Сопротивление приютило его не за то, что он верит в бессмертие. А за то, что он нуждался в помощи, будучи военным дезертиром. Голод счел его нужным и слишком напуганным, чтобы оставлять одного на улицах.
Не желая видеть извлечения глаза, пусть и синтетического, Эпоха спешно покинула помещение. Последнее, что она слышала, прежде чем завернуть за угол: крик, переходящий в смех. Вероятно, решили напугать Севера. Или даже уходящую Эпоху.
***
Синее свечение, образовавшееся на кончике пальца, позволило аккуратно распилить окно и попасть внутрь квартиры. Она мягко приземлилась на пол, не нарушив тишины. Стекло разбилось где-то под окнами, отзываясь лаем дворовых собак. Ллойд лежал на кровати, закрыв глаза и раскидав руки в стороны. Такой беззащитный, так и хочется придушить его подушкой.
Синяки и ожоги на руках до сих пор напоминали о пытках и времени, проведенном наедине с Ллойдом в маленькой комнатке. Хотелось приковать его точно так же, ввести наркотик в кровь и заставить слушать белый шум. Чтобы он почувствовал себя на ее месте. Но это было слишком скучно, неинтересно.
Гораздо веселее было проникнуть к нему в квартиру.
Эпоха надеялась на то, что он не будет спать. Потому что будить такую булочку было неохотно. Так и хотелось лечь рядом, прижаться к его груди и сладко уснуть. Но и это было слишком скучно, слишком романтично. Не под стать Эпохе.
Стоило ей сделать шаг, как РП включил свет и забил тревогу. Ллойд подскочил, хватаясь за пистолет, лежащий под подушкой. Он не был заряжен, выстрела не последовало. Наемник не понимал, что происходит.
— Привет, сладкий, — довольно улыбнулась Эпоха, подходя к нему ближе.
— Выключи сигнализацию, Кью, — бросил Ллойд и убрал пистолет. — Что ты тут делаешь? Пришла осуществлять свой план мести?
Эпоха обижено цокнула.
— По-твоему, я такая примитивная? — спросила она. — Я хуже, чем ты думал.
— Я заметил это, — ответил он, садясь на кровати.
Ее взгляд скользнул по его телу. При движении дельтовидные мышцы плеч напряглись. Увидеть его без одежды была одной из фантазий Эпохи после того, как они впервые встретились. И она не разочаровалась, увидев его грудь, покрытую небольшим количеством коротких волос. Опустилась ниже, облизнула губы, рассматривая рельефный пресс с несколькими яркими шрамами.
Еще ниже пробраться взглядом не удалось. Мешало одеяло.
Он опустил ноги с противоположного края кровати, поворачиваясь к Эпохе спиной. И его лопатки, усыпанные мелкими рубцами, нервно дернулись. Она задержала дыхание, не спуская с него глаз. Ждала, когда он встанет, чтобы оценить самое главное.
Ллойд поднялся на ноги, и Эпоха разочаровано вздохнула, увидев на нем плавки. И все равно, когда наемник отошел чуть дальше, не удержалась, чтобы не пойти за ним и не шлепнуть по заднице.
Он резко развернулся, схватил ее за шею и вжал в стену. Эпоха возбужденно вздохнула. Ей нравилось то, как он был готов «размазать ее» по стене. И все же, лишь бросив острый взгляд, Ллойд отошел к столу и налил себе стакан воды.
— Так зачем ты пришла? — спросил он, освежив горло прохладной жидкостью.
— Принесла тебе подарок.
— Какой? Мешочек проблем?
Эпоха усмехнулась.
— Себя, глупый. Но! — она положила ладонь ему на грудь, надавила ногтями на кожу. — Мы договорились разделять работу и личную жизнь. Насколько я знаю, в рабочее время не спят. Поэтому...
Ллойд улыбнулся, беря ее за запястье. Грубо, без ласки. Он хотел сбросить руку женщины, но помедлил. У него сейчас было не рабочее время. Он скучал по ней. Его влекла ее грубость, граничащая с пошлостью. Внутри что-то треснуло.
Наступая, он вжал ее в стену.
— Кью, отключись, — проговорил Ллойд, не отрывая взгляда от Синеллы.
РП беспрекословно выполнил приказ, переходя в режим обычного управления. Свет во всей квартире погас, оставляя их наедине, освещенными лишь светом из окна и парой подсвечивающихся кнопок.
Не дожидаясь наступления, Эпоха скинула с себя верхнюю одежду, под которой не было ничего, кроме бюстгальтера. Не будет же она просто так, без минимальных препятствий отдавать себя. Прижимаясь к Ллойду, Синелла провела рукой по его щеке, ощущая ровные скулы и ощутимую щетину.
Полусогнутые пальцы коснулись поднятой груди, спустились вниз, задевая застежку, расположенную на бюстгальтере спереди. Две чашечки отсоединились, но сумрак не позволял рассмотреть то, что они скрывали. Провел жесткими подушечками по животу, опуская руку за пояс штанов.
— Серьезно? — прошептал он, невольно улыбаясь.
— Я возбуждена, — с характерным вздохом ответила Эпоха, опуская его руку ниже. — Я же говорила тебе, как меня заводит один твой вид.
Ллойд видел, как темные глаза, обрамленные ресницами, следят за ним. Видел ее загадочную улыбку. Эпоха настойчиво, с вызовом, провела ладонью по его груди, сжала плечо и медленно перешла к спине, чувствуя каждый рубец, на который натыкалась.
Обтягивающие брюки неохотно сползли по бедрам. Слишком медленно, ожидание злило. Перехватив инициативу, сбрасывая безвольно повисший на плечах бюстгальтер на пол на кухне, Эпоха с силой толкнула Ллойда в комнату.
По пути обувь со стуком полетела на пол.
Обнимая за шею, впиваясь в покусанные, обветренные губы, прижимаясь кожей к коже. Отошла на шаг, осмотрела его в тусклом свете города. Слишком красив, слишком желанен. Еще один удар в грудь — Ллойд упал на кровать. Его взгляд — прикованный, сосредоточенный, точно он следил за ее действиями, подозревая обманного маневра.
Но нет, Эпоха не была такой непредсказуемой. Она пришла за тем, зачем пришла. Без трюков, фокусов и обманных ходов. Пробираться через весь город к его дому ради того, чтобы посоревноваться в силе и выносливости? Если так, то только в постели.
Женщина подмяла его под себя, восседая сверху. Ее ноги широко раздвинуты, его сильные руки на ее бедрах. Она провела ладонями по груди, царапая. Наклонилась, поцеловала. Губы, щеку, шею, острые ключицы. Кусая до боли, оставляя кровоподтеки.
И снова губы. Пальцы в волосах. Она потянула их, пока не услышала шипение. Поцелуи до боли. Границ нет, голова отключилась. Настырно, с жадностью, выгибаясь, Синелла терлась о бугор в плавках.
Избавиться. Избавиться.
Рывок, и она оказалась под Ллойдом. Он быстро избавил себя и ее от одежды, бросая ее без разбора в сторону. Утром будут думать, где искать. Теперь он вел. Целуя, касаясь языком, пальцами — уверенно и быстро поднимался вверх. Потянул за соски, заставляя со стоном откидывать голову.
— Ллойд?
— Да? — ответа не последовало.
Толчок. Резкий. Жесткий.
Волосы разметались по подушке. Ногти впились в кожу на плечах, заставляя обращать боль в напор. Сдавленный рык, на который Эпоха отреагировала тихим смешком. Не дав Ллойду смутиться, начать думать о причине ее смеха, женщина укусила его за губу. Без нежности, не щадя его, чувствуя привкус железа.
Эпоха была бы не Эпоха, если бы просто легла под ним. Просто бы подавалась бедрами навстречу его толчкам, отзываясь громкими стонами. Это не про нее. Резко, непредсказуемо, не размыкаясь, она вскарабкалась на него сверху.
Повелительно положила его ладони на свою грудь. Он сел, прижимая ее бедра к себе. Укусы, поцелуи. Хаотичная последовательность. Боль, сменяемая нежностью. Невозможно предугадать, остается лишь отдаваться ощущению.
Она откинула голову, поддаваясь скопившейся внизу живота потребности. Изгибаясь, то наклоняясь к горячей коже, то отталкиваясь от нее, быстро, настойчиво, властно опускаясь и поднимаясь, Эпоха вела так, как ей хотелось.
Комната, с дырой в шумоизолированном окне, наполнилась хриплыми стонами и неровным дыханием, срывающимся при каждом неожиданном моменте. Превращая все это в борьбу, состязаясь друг с другом, впечатляя, раскрывая, обдуваемые сквозным ночным воздухом, они замечали лишь искусанные, припухшие губы друг друга. Единственный ориентир в этом настигнувшем их хаосе, безумии.
Они забыли, что являлись врагами.
Это просто условности мира. Правила, которые соблазн так и тянет нарушить.