Cold times arise

I. Ты чувствуешь, как возвращается звук ветра, что шепчет Тебе на ухо?

13 июля 1912 года 

окрестности Бирмингема

Стоял теплый летний день. Юноша лежал посреди вишневого сада. Спрятав голову в тени листвы и вытянув ноги, Джордж Роквелл дремал, краем уха улавливая, что в доме идут приготовления к сегодняшнему приему. Он слышал, как совсем тихо заходили в большую гостиную на первом этаже горничные с цветами в руках и ставили их в фарфоровые вазы, как в цоколе мадам Робинс командовала процессом приготовления ужина на семнадцать персон, как лакеи спешно метались из комнаты в комнату, перенося и расставляя посуду со столовыми приборами. И, наконец, он слышал, как графиня Лемингтон, его мать, давала указания дворецкому. Ее тихий, обволакивающий голос, казалось, сочился из всех распахнутых ставен Лемингтон-хаус и создавал на душе Джорджа атмосферу пьянящего спокойствия и безопасности. Роквелл-старший всегда восхищался своей женой. В голове графа не укладывалось: как такая хрупкая, нежная женщина может твердой рукой управлять большим имением? Однако, любой гость, случайно или намеренно прибывший в Лемингтон-хаус, не мог противостоять обаянию леди Соланж и ее семьи. Мадам Робинс однажды сказала малышу Джо, что «всякий, приехавший сюда однажды, будет возвращаться вновь и вновь». 

 Джордж давно ждал такого момента. Когда он будет беспечно лежать под кроной вишен, ветер будет проникать под рубашку и гладить лицо, а солнце, стремительно пробиваясь сквозь листья, мешать ему спать. Это действительно был чудный момент: он, как простой наблюдатель, был в самом центре событий и одновременно вдалеке от всего происходящего, он чувствовал неразрывную связь со своим домом, с графством, со старой доброй Англией. Он был готов принять прямое участие в судьбе всего вышеперечисленного, а чувство долга и сыновьей любви к святым для Джо вещам — семье и Родине — переполняли его в тот момент больше, чем когда-либо прежде. 

 С кухни слышались непередаваемые запахи запеченного свиного окорока, брусничного соуса, шафрана, яблочно-вишневого пирога (который сестра Джо почему-то называла «королевским»), фруктового желе и заварного крема. К огорчению самого юноши, других запахов он распознать не смог. Но они переплетались в такую невообразимую паутину, что, Джо был готов поспорить, свели с ума бы каждого человека в графстве. И даже причитания кухарки не портили общего впечатления. Какими бы сложными и натянутыми не были его отношения с мадам Робинс, Роквелл, при виде ее стряпни, забывал все их тряски.