Волчья невеста

Любава опустила голову, не желая видеть своих новых хозяев. Старая лошадь, ведомая хромым уродцем, ковыляла под юной княжной. Дорожная пыль забивала нос и глаза несчастного животного, оно храпело, чихало, но в ответ его лишь сильнее одергивали.

– А ну тихо! – гаркнул хромой. – Пока не спустил шкуру.

Разбойники, что везли девушку, громко галдели, хлебая мед из украденных бочонков.

Эти самые бочонки смастерил её брат, заполнил лучшим медом дядя, а вскрыть обещался отец на свадьбе.

Теперь голова отца болталась у луки седла – её везли как доказательство выполненного задания. Саму Любаву – как трофей.

– Это будет всем урок за восхваление Велеса, скотьего бога! – закричал один из разбойников. – Славься, Перун!

– Славься! – вторили ему остальные. Любава лишь скривилась и потянулась к спрятанному в рукаве амулету, оставшемуся от матери.

– Всезнающий, среди Яви и Нави, услышь меня,– зашептала Любава, когда разбойники затянули песню, восславлявшую Перуна. В их нескладном хоре утонул слабый шепот княжны. Только кривой уродец покосился на девушку и провел черным пальцем по шее. Любава отвела взгляд и продолжила молитву.

– Не за себя, за предков прошу поруганных, покарай разбойников за деяние злобные, за мысли черные.

Ночь наступила внезапно – вместе с северным ветром и тучами, закрывшими последние лучи солнца. Разбойники лишь пришпорили коней, ругаясь на погоду, а кривой приблизился к княжне и грубо окликнул её. Любава не повернула головы, но зашептала быстрее.

– Кару любую приму, судьбу любую, только отомстите за род наш. Велес могучий, не оставь детей своих...

Ветер налетел сильнее прежнего, кони тревожно захрапели, опуская головы. Кривой резко дернул к себе Любаву.

– Ты что это, ведьма, творишь! Именем Перуна...

Но он не успел закончить проклятья. Из мрака вылетел огромный волк. Клыки сверкнули сталью во тьме и сомкнулись на запястье. В мгновение ока, хромой исчез во тьме.

Лошади заржали, зафыркали, встали на дыбы. Разбойники не могли их успокоить ни криками, ни кнутом.

Ветер стал таким сильным, что девушка с трудом удерживалась в седле. Старая кляча попятилась, сходя с дороги. Стоило ей встать в траве, как вновь заблестела во тьме серебряная шкура.

Бледная, как полотно, Любава наблюдала, как один за другим убийцы её семьи исчезали во тьме. Лишь сдавленные крики, а затем испуганные кони кидались прочь. Уже без седоков.

Девушка зажмурилась, зажала уши и зашептала изо всех сил: лишь бы бестия пощадила.

Ветер стих. В воздухе повисла тишина. Княжна осталась одна посреди поляны. Тучи рассеялись: дорогу заливал свет полной луны, обнажая кровавую бойню.

Среди разорванных тел стоял юноша в меховом плаще. Его глаза сияли янтарным цветом, подобно луне над головой. С бледного подбородка все ещё стекала капля крови.

– Волколак... – прошептала Любава, завороженно смотря на оборотня. Услышав тончайший шепот, он ухмыльнулся и наигранно поклонился княжне:

– Выполнил я твоя желание. Прими и ты судьбу свою, как обещала, – голос звучал хрипло, как у человека, отвыкшего говорить.

Запахнув плащ, юноша кинулся на землю, принимая истинный облик хищника, размером с коня. В пасти виднелись острые, как бритва, зубы. Серебрилась жесткая шкура.

Дрожа, девушка спешилась и на свинцовых ногах двинулась к зверю. Заглянув в янтарные глаза, она ясно услышала знакомый хриплый голос:

– Садись, княжна.

Не в силах ослушаться, она взобралась на волчью спину и покрепче вцепилась в загривок. Одним прыжком волк исчез в тумане, откуда явился.